10. Судан и суданские народы
| Народные движения Центральной Африки имеют свою историю, и только тогда, когда они войдут в общую картину истории человечества, эта последняя будет близка к своему завершению. |
| Барт. |
Лишь отдалённый отклик волнующих мир событий, неустанной работы и чудесных результатов её проникает во внутренний Судан. Но этот новый мир надвигается уже сюда от Нигера и Конго. До настоящего времени, даже после пребывания целого ряда отважных и образованных европейцев в Борну, Багирми и Вадаи, от Лиона до Нахтигаля, сообщивших много поучительного, суданцы из всех держав средиземноморско-атлантического исторического круга имели понятие только о Турции, так как эта последняя, в Мурзуке и Куфре, находится на пути между Суданом и североафриканским берегом. Но и при этой связи Центральный Судан остаётся обособленным в политическом и культурном отношении физической пустыней на севере и политическом на юге от остальной Африки, от западных и восточных держав — страхом и подозрительностью. Несмотря на все случайно и насильственно возникавшие сношения, Борну, Багирми и Вадаи составляют своеобразный, небольшой африканско-магометанский мир, отдельные области которого выказывают известную сумму черт сходства или подобия на основах одинакового развития.
На южном крае великой пустыни тянется ряд возвышенных и низменных областей, от Атлантического берега, между экватором и 20° с. ш., до Красного моря. Наименование Судан[1] охватывает всё разнообразие среднеафриканских областей в указанном поясе. Границу его с Сахарой можно установить только с климатической и растительно-географической точки зрения. Время дождей здесь также суживается более продолжительными и более резко выраженными периодами засух. Хотя внезапно выпадающие дожди в стране Нигера и в области Чада [522] наполняют многие высохшие речные ложа огромными количествами воды, и озёрные и болотные низины быстро покрываются водою, угрожающею жизни людей, но многие озёра скоро опять высыхают, как только с сухого северо-востока доносятся ясный воздух и засуха.
Эта обширная область заключает только три большие и постоянно текущие реки, определяющие характер целых областей, — Нигер, Бенуэ и Шари. Между тем как Нигер своей обращённой к северу дугою орошает южный край пустыни, Бенуэ идёт с богатого дождями юга. Первый своим длинным течением при малом количестве притоков заслужил название «великой реки» — Джолибы (у мандингов) и Гоубби (у гауссов). Среди притоков озера Чад многоводен только текущий с юга Шари, а все более мелкие притоки этого озера в сухое время превращаются в лужи. Точно так же поверхность озера Чад — далеко не открытая водная поверхность; около одной трети её занято архипелагом островов, и на западе тянутся болотистые берега, поросшие тростником, далеко внутрь озера, напоминающего собою неглубоко затопленную местность с постоянным содержанием воды лишь в среднем пространстве. Тот, кто захотел бы получить сведения о каком-либо из островов, услышит не об их положении на озере, а о множестве водяных рукавов, которые надо проехать, чтобы достичь до них. Уровень воды необычайно изменчив, и озеро, принимая само изменчивую форму, принуждает окрестных жителей вести образ жизни амфибий: сегодня они выселяются, так как озеро отняло у них почву из-под ног, а завтра останавливаются на дышащей лихорадками новой земле, которую озеро, отступая, покрыло плодородным илом.
В бесчисленных впадинах этих стран собирающаяся в них и испаряющаяся вода образовала залежи соли. Это богатство солью составляет один из источников благосостояния стран Судана. Знаменитая прибыльность разведения фиников зависит от него, и роскошные луга, которые оно превращает в любимые места сборищ богатых стадами номадов, развиваются благодаря ему. О богатом человеке в Судане говорят: он может досыта наесться солью. Значительные скопления населения, большие пути сообщения зависят только от соли; она придаёт известным народам значение, на какое они при других условиях не могли бы иметь притязания.
Плотная трава покрывает страну, начиная от скудных пучков травы сахарской переходной области до высоких трав Сенегамбии или Сеннаара, из необозримых полян которых даже жирафы могут выставить лишь часть своей шеи. В Кордофане более мелкие травы растут так плотно, что можно подумать, будто видишь перед собою «необозримое, густо засеянное хлебное поле». Баобаб, акация и другие деревья с [523] зонтикообразной вершиной, по мере движения к югу, попадаются всё чаще и чаще. Для прибывающего из пустыни кажется что-то поражающее в изобилии, примыкающем так тесно к полной скудости; в стремлении детей пустыни в Судан заключается такая же притягательная сила богатства природы, как и в стремлении варваров в прекрасную Италию. К таким контрастам даже и сын степей не остаётся равнодушен, что объясняется, быть может, осязательным богатством этого заманчивого зеленого царства.
На востоке лежит более широкий переходный пояс между пустыней и богато орошаемой дождями земледельческой страной. Судан со своими пастухами и стадами не так внезапно выступает здесь, как на западе и в средней части, где негр-земледелец переходит даже за южную границу Судана, но сами негры переняли здесь пастушескую жизнь и развили тип баггаров, то есть пастухов рогатого скота, поэтому суданские условия мы находим до экватора и далее (ср. выше, гл. 2, 8 и 9). Тем резче выделяется граница между пастухами верблюдов и рогатого скота, с одной стороны, арабами, а с другой — нубийцами и неграми; её можно провести приблизительно до 13° с. ш. Слоны до сих пор ещё не сделались необычными составными частями суданского ландшафта. На озере Чад и в прилегающих к нему водах кишат стаями бегемоты и ещё более крокодилы. Большие хищные животные попадаются всего чаще в малонаселённых пограничных областях, между пустыней и Суданом.
Население Судана может быть разделено, вне всякого сомнения, на туземцев и переселенцев. Мы знаем историю стран Судана лучше, чем других частей Африки, и даже то время, когда он получил влиятельную арабскую часть своего населения, а также хронологию передвижения господствующих в Западном Судане фулахов к югу и востоку. Но это разделение мы не должны представлять себе вполне простым. Переселения, о которых мы случайно узнали, не были единственными. В общем введении (т. I, стр. 27, а также стр. 703), мы пытались показать, каким образом природа в странствованиях народов Африки предназначила Судану важную роль как пограничной полосе между самыми обширными убежищами кочевых и оседлых племён. В Судане лежит широкий пояс соприкосновения двух наибольших африканских этнических групп — хамито-семитической и негроидной, и большие, ясно выступающие здесь процессы смешения служат для объяснения подобных же, лишь менее отчётливых процессов в остальной Африке. Поэтому [524] и здесь мы не представляем себе прежде всего мандингов, первичный народ мандаров, гауссов, форов, нубов и пр. с прочной оседлостью, противоположно фулахам и арабам, а наряду с несомненными пришельцами признаём только сомнительно оседлых, но не коренных жителей. Судан был издавна одной из самых открытых стран земли, и поэтому мы должны ожидать, что здесь осаживались многие народы. Сказания в Западном Судане приписывают крупным народам восточное происхождение, тогда как в среднем они чаще указывают на север. История значительного народа, каковы йорубы, подтверждает происхождение или, по крайней мере, стимулы с востока. Фактически все сношения между восточными негрскими областями и Египтом уже с XI в. по Р. X. происходили через Ауджилу. Как глубоко, ещё задолго до арабского вторжения, могли действовать на народности Судана влияния севера и востока! Даже и в настоящее время культура господствующей расы является высшей далеко не во всём Судане: её во многом превосходят остатки туземной культуры там, где они могли сохраниться самостоятельно. Уже область Борну, заключающая более дюжины языков, производит впечатление смешения или развалин народов. В такой небольшой стране, как Логон, обилие языков заходит так далеко, что, хотя народный язык логонцев близко родствен мусгу, Денгем так часто слышал язык багримма, что он счёл его языком обитателей Логона. Г. Барт объяснялся с правителем страны на языке канури. Наконец, оседлые арабы также вносят свой язык в обращение и в народную речь.
Итак, мы находим здесь представителей кавказского и негроидного физического типа на одной и той же почве. В языческих племенах Дарфура, Багирми и Гауссы перед нами выступают представители негроидного типа (см. рис., стр. 523 и выше), а в лучших экземплярах «красных» фулахов и арабов — кавказского. Однако, те и другие малочисленны в сравнении с тою мулатообразною, смешанною народною массою с преобладанием негроподобного типа, какая лежит между ними. Типом этого смешения мы вполне можем признать преобладающее население Борну (которое Рольфс всего лучше характеризует словами: «Физическое строение их занимает приблизительно середину между полными пластическими формами негров Гауссы и жилистой худощавостью тиббусов». Уж это население не называется настоящими неграми. Барт, в свою очередь, отличает от борнуанцев с широкими безобразными лицами живущее севернее население Канема как разновидность более приятных, правильных, стройных форм. Но всем им одинаково [525] свойственны курчавые волосы, тёмная кожа и мясистые носы с широким отверстием. Когда Ричардсон в Синдере нашёл более привлекательные физиономии, более светлый цвет кожи, он думал о берберской примеси. Сознательно или бессознательно все, не исключая и Нахтигаля, видят в смешении объяснение этого сочетания противоречивых элементов. Шаг от арабских мулатов к неграм на юге Багирми вовсе не так велик, так же как не замечается какой-либо непреодолимой пропасти между ленивыми и боязливыми борнуанцами и несчастными жертвами их работорговли. Рольфс нашёл жителей Багирми ещё темнее по цвету, чем рассеянных негров племени Боло в царстве Баучи. Языческие племена, доставляющие бо́льшую часть рабов для Багирми, цельнее чем эти помеси. Сравнение между ними и их врагами часто оказывалось в их пользу. Недостаток дружного сопротивления против общего врага, преследованиям которого они подвергались в течение столетий, — чисто негрский и заключается в политических учреждениях всех негрских стран. Потерпевший там должен сам заботиться о восстановлении своего права. Когда необходима клятва, она даётся над листьями акации (Acacia albida) и считается столь же священной, как магометанская клятва на Коране.
Татуировка употребительна не у всех этих племён. Надрезы то идут по три от виска длиною от 5 см к щеке, то окружают короткими рубцами с маленькими промежутками всю нижнюю часть лба от одного виска до другого, то один широкий рубец проходит от границы волос до корня носа посредине лба, или тот же рубец, как у форов, перерезает щеки. Габерии и сонрхаи удаляют по одному резцу сверху и снизу, а сары — по два. Просверливание губ здесь не встречается. Украшения носят в крыльях носа, но не в носовой перегородке. Насколько настоящий негрский элемент нередко ясно выступает в магометанских государствах, может показать рассказ Барта о том, как на реке Логоне к нему подошёл старик и строго приказал тотчас же удалиться. «Это несколько удивило меня, но мой спутник сообщил мне, что передо мной «Маралега», царь вод, которому принадлежит неограниченная власть над всей рекой». Подобное этому могло произойти именно в Уганде или на Замбези, так как негры признают там повсюду речных или морских царей. Ислам покрыл только некоторым лоском негрский народный дух суданцев, но главные черты прежней веры в фетишей ещё не исчезли. И борнуанцы помнят, что они прежде [526] почитали лесного и водяного беса. Рольфс говорит, что боги у них не имеют собственных имён: Ре́манде, слово, которым они обозначают Аллаха, значит у них только господин, в гражданском смысле. Религиозные праздники магометан они связали с событиями природы, важными для всех негров, каковы полнолуние, наступление времени дождей и пр. Арабских молитв они не понимают. Форы, которым трудно связать своего негрского бога Молу с Аллахом новой веры, смешивают последнего с меккским шерифом.
История Борну, до некоторой степени известная нам, ясно указывает происхождение господствующего государствообразовательного народа с севера, связь его с племенами пустыни. К какому племени принадлежали основатели царской власти в Канеме, откуда впоследствии произошло Борну? Мы имеем указание Льва Африканского, согласно которому цари Борну происходят от ливийского племени Бардоа. Это замечание получает ближайшее разъяснение от целого ряда дальнейших более древних известий. В хронике, которой пользовался Барт, находится указание, что до короля Сельмы, царствовавшего в 581 г. Геджры, все короли, подобно арабам, имели красный цвет кожи, а Сельма был первым чёрным королём. Ибн Батута сообщает, что эти короли прикрывали лицо платком и что никогда нельзя было видеть их рта, в чём мы видим известный обычай тиббусов. Образ правления и обычай — в имени придавать большее значение племени матери — напоминают берберов. Но язык ещё неопровержимее свидетельствует о племенной связи основателей государств на северном и западном берегу озера Чад с племенами пустыни к северу оттуда.
Настоящее содержание истории Борну состоит в следующем: прежде всего не совсем тёмное происхождение из южных областей Сахары, Бердоа, Борку и других мест обитания тиббусов и оседлость в Канеме. Выступающий при этом сын гимиаритского царя может быть воспоминанием об участии какой-либо отделившейся группы арабов в основании Канемского царства. Первое распространение новой власти на оазисы тиббусов показывает достаточно ясно, что связь между переселенцами и их прежним местом обитания тогда ещё продолжала существовать. Затем благодаря толчку, данному исламом в начале XII в., следует широкое распространение власти Борну над Феццаном и тесное соприкосновение с Египтом и Триполи. Мы отметим здесь только нашествие фулахов в начале столетия и избавление от них благодаря арабскому факиру Магомету эль Амин эль Канеми, основателю ныне царствующей династии. Типичные черты этой истории повторяются и в других странах с тою разницей, что вместо тиббусов выступает какой-либо иной политический фермент. Сила арабского элемента, по-видимому, возрастает к востоку: она значительна в Вадаи и всего значительнее в Дарфуре. История Дарфура есть история влияния арабов на форов. Важнейшие составные части населения Дарфура — тюнджуры и зогавы. Тюнджуры, по их словам, происходят от древнеарабского племени бени-хилал; зогавы — кочевой народ, близко родственный обитателям Эннеди. Всего ближе к арабскому элементу чувствуют себя джеллабы, происходящие из самых различных частей Нильской области, от Верхнего Египта до Сеннаара, которые первоначально прибывали в эту страну в качестве странствующих торговцев и в отдельных местах селились в большом числе. Из всех чужеземцев их ненавидят всего долее; имя их считается бранным словом.
Все суданские государства арабизированы. Это проявляется с внешней стороны в арабском придворном и государственном языке, а с внутренней — в общем распространении и поднимающемся до фанатизма почитании ислама. Во всех этих странах язычник считается [527] врагом. Арабский элемент не исчез в кровавой работе распространения своей веры и влияния, благодаря которому многие из его племён оказывались на краю гибели. Он обновился, размножился и проникал всё далее и далее.
Арабы Канема, принадлежащие к племени аулад солиман, которое ещё в 30-х годах кочевало между Сиртом и оазисами Феццана, затем господствовало над Феццаном, покорило Борку и, наконец, осело на северном берегу Чада, — самые позднейшие, внушительные и значительные представители этих движений. Когда они покорили Феццан, они едва могли насчитать в своей среде тысячу всадников, и с половиною их, преследуемые и побиваемые турками, они вступили в Канем. На пространстве, площадь которого приблизительно равняется Германии, между озером Чад и Тибести, между дорогами в Борну и Вадаи, они отвоевали себе места обитания и на пространстве ещё большем грабили собственников всякого рода. Через короткое время здесь произошёл известный процесс, в силу которого народы этой области оказались беднее, в особенности количеством необходимых верблюдов, а пришельцы — в той же мере богаче их. В немногие годы, как рассказывают, они похитили до 50 тыс. верблюдов. От почти полного уничтожения туарегами их спас союз с Борну, который хотел ими воспользоваться как пограничной стражей от Вадаи. Они ещё раз испытали поражение, когда выступили союзниками одного претендента на вадайский престол, но Нахтигаль видел, что их так же боятся и ненавидят, как прежде, что они так же грабят и опустошают обширные области и что даже в самом Борну они внушают страх. Их главной квартирой была богатая водой и кормом Бир-эль-Барга в северо-восточном Канеме. С того времени Вадаи с помощью аулад-солиманов покорил Канем, и миссионеры сенусиев вполне ввели арабов в круг правоверных.
Способ, каким эти завоеватели подвигаются вперёд в негрских странах, вполне объясняет смешение, быстро совершающееся вместе с завоеванием, а иногда даже предшествующее ему (ср. ниже, стр. 530). Охота за рабами и торговля ими представляют прочные учреждения этих стран. Когда Офервег в воодушевлённой речи убеждал шейха Борну уничтожить работорговлю, последний хладнокровно ответил ему, что он не может получить огнестрельного оружия иначе, как в обмен на рабов, и поэтому такая торговля необходима. Лишь после того, как какой-либо негрский округ станет безлюдным вследствие охоты за рабами, является настоящее покорение, медленное политическое и этническое переваривание. Относительно области Булы на Бенуэ, которая в настоящее время находится в более поздней стадии, Флегель говорит: «В булах и бассамах я вижу последние свободные остатки народностей, которым до нашествия фулахов принадлежали все плодородные местности по берегам Бенуэ. Их некогда обширная область перешла во владение фулахов, и они сами ограничиваются этой болотистой низменностью; правда, они ещё свободны, сильны и, благодаря своей значительной численности и единению в ненависти против общего врага, способны защищаться от него, но, как дичь на облаве, окружены отовсюду нападающими на них». На востоке и западе между теми и другими лежит нечто вроде нейтральной страны, а также, вероятно, и на юге, в сторону Кончи. Эта страна, вполне невозделанная и необитаемая, представляет поразительный контраст с их страною и с областями фулахов, и они не смеют выйти за пределы её. Народ завоевателей, как полип, протягивает во все стороны многочисленные щупальца между ошеломлёнными туземцами, отсутствие единения у которых открывает множество мест, куда может проникнуть враг. Так фулахи медленно вливаются в страны Бенуэ и постепенно захватывают их. [528] Поэтому новейшие наблюдатели справедливо избегают указания определённых границ. Существует много рассеянных фулахских местностей, в которых определённое место считается средоточием и даже центром власти. Так, Мури — передовое и главное местечко многочисленных фулахских поселений, рассеянных на среднем Бенуэ, и таково же положение Йолы в области Адамауи. Настоящих царств с прочными границами между собою и независимыми племенами там ещё до сих пор не существует. Даже эти главные местечки далеко ещё не могут быть названы прочными. Здесь всегда приходится повторять глубоко основательное предостережение, каким Барт начинает рассмотрение «нации Гауссы»: «Если я могу позволить себе выражение «нация» для невыработанных народных отношений, каковы отношения внутренней Африки...» То же отношение господствует далее на востоке, с тою разницею, что здесь
выступает более сильная власть, действующая с большею сосредоточенностью. Послушаем, какую картину положения небольшого народа мусгусов среди этих суданских народных волн набрасывает Барт: «На севере малоэнергичные, но страшные своей многочисленной конницей и преимуществами пороха и свинца канурии, на западе и юго-западе — беспокойные, беспрерывно подвигающиеся вперёд фулахи, на северо-востоке — родственные, но враждебные, вследствие различия религии, логонцы, на востоке — дикие багриммы, преследующие их в фанатизме мнимого ислама и ради алчности в добывании рабов; ежегодно на них нападают со всех сторон и похищают сотни, даже тысячи их соотечественников, наиболее способных к размножению, — при этом для такого несчастного племени в будущем не предстоит ничего, кроме уничтожения».
Вытекающий отсюда как необходимость смешанный характер суданского населения отражается не менее того в замечательном перемещении их культурных состояний. Припомним только совпадающие отчасти с исламом и язычеством различия одежды и жилищ. Повсюду, куда проникла культура, одеждою суданского населения является арабско-маврская, с немногими изменениями. Основу её составляют складчатые широкие шаровары, на которые иногда идёт до 20 метров бумажной материи в 0,5 метра шириною, и просторное тобе. Пышность, роскошь [529] обнаруживаются не в большем разнообразии надеваемых одежд, а в малоостроумном обычае — надевать на себя несколько тобе, одно на другое, пока обременительность и некрасивость этой сложной одежды не положит этому предел. В основе своей тобе — не что иное как широкая рубашка с особенно широкими рукавами, сшитая обыкновенно из узких, не шире ладони, полос бумажной ткани, дальше которой не идёт ткацкое искусство Судана. Вышивка грудного кармана и ворота служит украшением этого платья, простого по цвету, белого или индиго-синего, светло-голубого и тёмно-синего. Украшения бывают обыкновенно белого цвета. В Западном Судане, где красильное искусство стоит выше, чем в Борну, замечается большое разнообразие цветов. Наиболее ценимые тобе привозятся из Нупе и Кано, каково, например, тобе, составляющее одежду знатных лиц, изображённое на рисунке, стр. 516, а также сильно пропитанные индиго тёмно-синие, разглаженные между валами, твёрдые и блестящие тобе короробжи. Цены между бумажными и шёлковыми тобе колеблются от 2,5 до 50 талеров Марии Терезии. Особенным богатством работы и украшений отличаются небольшие вышитые шёлком рубашки богатых женщин. Но элементами женской одежды всех сословий являются шаль, обёрнутая вокруг бедер, и накидка, прикрывающая верхнюю часть тела. Для обеих применяется блестящая, крепко прокатанная материя тобе короробжи; женские рубашки делаются также из голубой материи. Для обуви (см. рис., стр. 520 и 528) служат у богатых башмаки мавританского образца из красной или жёлтой козлиной кожи, которые ещё украшаются шёлковыми вышивками. Бедные ходят босиком или носят простые сандалии из буйволовой кожи; серебряные кольца для рук и лодыжек, ожерелья из настоящего и фальшивого жемчуга, янтаря и агата, серебряные кольца с вделанными в них жемчужинами или благородными кораллами в одном из крыльев носа, составляют самые обычные предметы украшения. Мужчины ходят обыкновенно с непокрытой головой; только у канембов есть тюрбанообразное головное прикрытие. Природа негров позволяет им подвергать безнаказанно гладко выбритый череп в течение нескольких часов действию солнечных лучей. Женщины кануриев носят волосы, располагая их различным образом в виде небольших, прилегающих друг к другу растрёпанных на концах косичек, причём лоб и виски высоко выбриваются. Такова же причёска и женщин канембов. У жён состоятельных людей украшение волос завершается серебряной пластинкой в виде полумесяца.
Ульеобразные хижины в Дарфуре всего далее проникают на север, но в общем здесь преобладает постройка из глины и камня. Постройки возводятся не выше того, насколько это возможно без остова. В расположении городов Судана и их постройке, при всей широте распространения, заключается больше африканского, чем арабско-маврского. Здесь так мало монументального, что, приближаясь по торной дороге с севера, мы видели вершины деревьев, возвещающих о роще с тенистыми деревьями, и под ними тянутся глиняные дома Куки, башен или дворцов которой совершенно не видно. Серые глиняные стены обоих недавно разрушенных махдистами городов Куки, королевского и общего для всех, между которыми проходит широкое, по большей части пустое пространство, едва можно отличить от земли; Нахтигаль называет впечатление, которое издали производит Кука, мёртвым и однообразным [530] выше всякого описания. Абеше, столица Вадаи, насчитывающая 10—15 тысяч жителей, расположенная в широкой долине, на отлогой возвышенности, кажется привлекательнее на взгляд, но внутреннее расположение её крайне беспорядочно. В этих городах нет настоящей сети улиц: тропинки, кривые и угловатые, идут между хижинами, и самое большее, если извилистая улица приводит к дому короля, перед которым она расширяется в открытую площадь.
Арабское влияние, ощущающееся в значительной степени в одежде и во всех важнейших видах промышленности, служащих ей, оставило, быть может, наименее глубокие следы в земледелии, которое, в сущности, осталось негрским. Хотя хлопок, индиго и другие хозяйственные растения носят арабское название, но это не говорит непосредственно об их арабском происхождении: это последнее скорее можно
предположить в своеобразном распространении возделывания риса, оказывающемся в западном и отсутствующем в Среднем Судане. Высоко развитое земледелие под государство- и обществообразовательным влиянием ислама, несмотря на смешение населения с кочевыми элементами, сделалось основою вообще высоко стоящей экономической жизни в богато одарённых природою средних и западных частях Судана. Более плотное и оживлённое население, более крупные города и лучшая обработка придают Судану к западу от озера Чад ясно выраженный культурный характер. Нахтигаль отмечает контраст, какой и в этом отношении представляет Борну с большинством тропических областей, прелести природы которых не вызывают у нас чувства родины: «Привлекательная страна, обитаемая добродушным народом, в которой и в природе, и в человеческой деятельности господствует разнообразие и полнота жизни». Одинаково с прежними путешественниками, он выделяет среднюю часть страны с его плотным населением как привилегированный уголок земли, где путешественник получает выгодное понятие о трудолюбии и ловкости скромного борнуанца и о богатых ресурсах его страны. «Куда бы ни вела его дорога от столицы — к западу или к северу, повсюду на своём пути он встречает купцов и торговцев; вблизи деревень пасущиеся стада или полевые работы привлекают его внимание, а в местечках он убеждается, как шаг за шагом распространяется и [531] становится всё более и более прибыльной разумная домашняя промышленность». При этом земледелие, скотоводство и торговля одинаково распространены, и в питании уравновешиваются наиболее обычные дурра и молоко. Если отдельные элементы населения посвящают себя более тому или другому занятию, смотря по национальной склонности или местным условиям, то всё-таки разделение труда, свойственное высшей цивилизации, ещё недалеко подвинулось, и преобладающая часть населения выказывает одинаковую ловкость во всех полевых работах. Здесь чувствуется влияние сверху, стремящееся усилить нравственные основы работы и процветания. Беспорядочная жизнь была запрещена неграм, пока Борну было упорядоченным государством, и неумеренность влекла за собою наказание. Этот процесс достигает высшей точки между Нигером и Чадом, где царство Сокото (ср. стр. 553) представляет картину большого экономического расцвета.
Ислам принёс в эти страны более, чем только новую веру. Быть может, представители его оказались важнее его самого, и пригодность человеческого материала Судана для удачного смешения явилась ещё более богатою последствиями. Во всяком случае, материальная культура, какая была принесена им, имела большое влияние. Но, как показывает история отдельных суданских стран, важнее всего были политические новообразования, размеры и прочность которых столь значительно превосходили внутреннеафриканский масштаб.
Канурии, господствующая и преобладающая часть народа Борну настоящего времени, не представляет ясного этнографического понятия[2]. Это — сборное имя для групп, из которых предстоит ещё образоваться нации. По Нахтигалю, действительно существует «смешанный народ Канури, но не первичное племя этого имени. Цельная нация Канури могла или может постепенно выработаться только основательным слиянием, общей историей и тесной политической связью». В кануриях мы видим потомков обитателей Канема, которые в XIII и XIV в. проникли в Борну в качестве завоевателей. К ним принадлежит прежде всего светлокожее племя магоми, поселения которого рассеяны в небольших округах или отдельных местностях по всей стране. Это племя приписывает себе благородное происхождение: из его среды выходили прежде короли Борну. С этими завоевателями пришли тиббусы различных ветвей, которые не причисляются к кануриям только потому, что живут в более крупных сообществах и, подобно многим своим соплеменникам, занимаются разведением верблюдов, лошадей и рогатого скота. Более слились с кануриями туры (тура), племя тедов, первоначальной родиной которых был Ту или Тибести. Вместе с первыми переселенцами они, вероятно, пришли в страну в большом числе. Отдельные части их в небольших количествах распределены по всему Борну. О своём происхождении они не сохранили ясного воспоминания и разделяют общность языка и образа жизни с остальными составными частями кануриев. Однако и до настоящего времени происхождение их характеризуется тем, что они всегда поддерживали связь с дирками в Каваре, племенем, живущим в области тедов. Томагеры (томагера) были первоначально тедами. Общины их встречаются преимущественно на периферии царства. И настоящие племена канембов (канемба) перешли во множестве в смешанный народ кануриев; бо́льшая часть их осталась в Канеме рассеянной.
Другие элементы кануриев произошли от смешения завоевателей с [532] туземцами, причём часто, по-видимому, преобладающим было влияние последних. Таковы нгомы (нгома), кавы (кава) и нгазиры. Тиббусское происхождение одного из элементов этого смешения указывается их именем и традицией: кава — тиббусское название.
Канурии живут спорадически до Нигера и Бенуе. Буррибурри в Якобе вся заселена кануриями, которые сохранили там свой родной язык. Некоторые более крупные группы, живущие замкнуто, могли удержать известные особенности. Но хотя канурии не могут иметь притязания на национальное единство, им всем свойственно большее или меньшее смешение с туземцами. Следует отметить, однако, что не все [533] завоеватели превращались в кануриев; арабы, которые пришли вместе с ними, нигде не представляют такого слияния с ними, чтоб их можно было причислить к ним. Правда, в Борну они менее многочисленны, чем в Вадаи или Дарфуре, но, как достаточно показывает обозрение истории Борну, составляют весьма важный элемент населения. По-видимому, они происходят по большей части из Восточного Судана. Давно оседлые вассилии резко отличаются от шоев (шоа), появляющихся от времени до времени в качестве купцов или воинов. Для многих можно доказать ещё связь с племенами Восточного Судана. Вообще, жаркий сырой климат Борну менее благоприятен для них, чем более сухой Восточного Судана; помеси их развиваются лучше, но и те встречаются в
поразительно малом числе. Здесь возникло, таким образом, новое поколение, которое в отдельных чертах напоминает свои первоначальные составные части, но в общем мало походит на них, хотя и не приобрело ещё цельного характера. В физическом отношении это превращение не было выгодным, так как кануриев в среднем приходится назвать некрасивым народом. В особенности женщины много утратили благородства фигуры и привлекательных черт чистых тиббусов и канембов. Результат смешения весьма напоминает туарегов, живущих в соседстве с гауссами.
Там, где первоначальные обитатели своей численностью или храбростью могли оказать стойкое сопротивление пришельцам, они, несмотря на поселения кануриев, рассеянные между ними, имели возможность сохранить цельность наружных черт, языка и нравов. Они и теперь ещё в различных частях царства, и в особенности в периферических местностях юга и запада, составляют плотное население, которое, правда, не отвергает власти короля Борну, но в действительности мало подчинено ему. Макарии, или котоки (котоко), на южном берегу озера Чад, как говорят, переселились со среднего Шари, отчасти вытеснив, [534] отчасти поглотив живший здесь прежде народ Со. По-видимому, есть некоторое основание предполагать, что манги (манга) на северо-западе страны переселились из Канема. Буддумы (буддума) озёрных островов, почти независимый народец, только внешним образом обращённый в ислам, по рассказам, всего более сходен с макариями. В новейшее время сугурты (сугуртии), одно из многочисленных подразделений канембов, переселились из своих коренных мест обитания в области озёрного прибрежья Борну, вытесненные нападениями туарегов и преобладанием арабов. Этническая группа керибинов (керибина), представляющая, согласно преданию, остаток народа Со, «коренных жителей», занимает своеобразное положение, так как почти исключительно живёт охотой, что в Борну не пользуется особым уважением, поэтому они вынуждены жить по большей части в рассеянном виде, бродя с места на место. Одно из их подразделений говорит на логоннском языке. Более сильный отпечаток негрского характера, — по-видимому, единственное свойство, общее этим племенам, обитавшим раньше других в этой стране. Нахтигаль описывает фигуры макариев как неуклюжие, склонные к ожирению; по его указанию, цвет кожи их тёмный, черты лица неправильные, и они малоподвижны в умственной и физической деятельности. С ними сходны манги и мусгусы, единственные обитатели Борну, пользующиеся луками отчасти африканской, отчасти азиатской формы.
Багирмы образуют три четверти населения своего государства, остальная часть которого состоит из арабов, фулахов, борнуанцев, куков и булалов. И в них мы видим политическую смешанную расу. Название багирмов впервые появилось тогда, когда произошло образование одноимённого государства. Без сомнения, под этим именем никогда не подразумевались арабы и фулахи, хотя они и составляли существенные части государства. Именем багирмов, бармов называлось только оседлое население. Вместе с распространением ислама увеличивалось различие с языческими, хотя и родственными, соседями, которые не просто сливались с победителями, а продавались ими. Однако, смешение крови, вследствие большого числа ввозимых ежегодно с юга женщин и девушек, идёт непрерывным ходом. Багирми в продаже рабов на север играл некогда первую роль и даже пользовался известностью поставкою евнухов для гаремов. Другими словами, из всех суданских государств Багирми всего более подвергается влияниям с юга, всего более проникнут негрским элементом и, вследствие этого, представляет ясно выраженный переход от суданских государств к внутренней Африке.
С антропологической точки зрения багирмы отличаются от многих из своих соседей прекрасным ростом и привлекательными чертами лица. Барт женщин этого народа ставит выше всех женщин Судана. «Правда, — говорит он, — фулахи, или феллаты, превосходят их стройностью и более светлым цветом кожи, но они, в свою очередь, превосходят последних высоким ростом и симметричными конечностями изящного строения; блеск и чернота их глаз славятся во всём Судане». Долгая привычка к воинственной, разбойничьей жизни отвлекла багирмов от мирных занятий. Из своих хищнических экспедиций они вынесли власть, богатство и почёт, которых их страна при своём благоприятном положении не могла бы им дать на почве мирного труда. Но их хорошие задатки не были вполне уничтожены. Хотя ткацкое и красильное искусства и производство кожаных изделий в Багирми находится главным образом в руках переселившихся туда кануриев и макариев, но тем не менее в Куке рабы, происходящие из Масеньи, ценятся преимущественно как ткачи. Король Али из Вадаи после счастливо окончившегося похода переселил несколько тысяч жителей [535] Багирми в свою страну с ясно намеченной целью — содействовать развитию среди своих подданных земледелия, ремёсел и строительного искусства. Этим доказывается, что багирмы в указанных отношениях пользовались хорошей славой и стояли выше своих восточных соседей.
Кроме арабов, из чуждых элементов здесь многочисленны и широко распространены канурии. Им свойственны усиленное стремление к передвижению и дух предприимчивости. Фулахи (фульбе), в качестве пастухов рогатого скота и кочевников, много раз проникали в юго-восточные языческие страны, но и внутри страны находятся более мелкие группы, часто находящиеся под властью религиозных вождей, «так как это замечательное племя, кроме скотоводства, занимается главным образом религиозными изучениями». Булалы (булала), тесно связанные с прежней историей Багирми, будучи наследственными врагами её, редко показываются в стране; места обитания их лежат между областью Фитри и озером Чад.
Население Вадаи состоит, по-видимому, из трёх главных элементов, которые ещё легко распознать, — коренных оседлых негрских народов, переселившихся арабов и фулахов. К ним присоединяется не поддающаяся определению часть тиббусов. И нынешнее ядро населения, в средине которого лежит главный город, мабы (маба), восприняло свои составные части из всех поименованных народов. Эта группа, заключающая «самых честных, трезвых, простых и храбрых, но в то же время самых своеобычных и упрямых из всех обитателей Вадаи» (Нахтигаль), состоит по преимуществу из людей бронзового цвета, среди которых, однако, пользуются большим уважением более светлые оттенки как признаки благородного происхождения. Но среди них или в ближайшем соседстве живут более тёмные люди, отличающиеся от них и по нравам, и по языку. Смешение здесь должно быть весьма пёстрым, так как по политическим причинам слишком самостоятельные племена рассеивались по всей стране. Сходство политического положения ставит это племя на одну линию с фулахами, кануриями и арабами; вследствие этого физические признаки и свойства характера господствующего народа менее негрообразны, чем народа, живущего на стороне более светлых племён [536] Северного Судана. Очевидно, мы находим здесь один из государствообразовательных элементов суданских стран, который, переселившись с севера, образовал особый этнический слой над тёмными туземцами, но позднее смешался с ними и воспринял в себя части пришедших впоследствии более светлых народов, каковы фулахи и арабы.
В истории Вадаи государствообразовательным элементом выступает сперва языческий народ тюнджуры из Донголы. Господство его Абд-эль-Керим свергнул с помощью фулахов в Восточном Багирми; эта борьба была в то же время пропагандой ислама. «Принятие ислама имело затем определяющее значение для дальнейшей группировки. То племя, которое с самого начала высказалось за Абд-эль-Керима, ислам и новый порядок вещей, сделалось настоящими вадавиями, хозяевами земли, а те племена, которые были подчинены силой власти новой религии, до настоящего времени не считаются равноправными с ними. Наконец, все те, которые лишь в новейшее время выступили из мрака язычества, до сих пор считаются более рабами, чем свободными» (Нахтигаль). Едва ли можно определить с большей ясностью государство- и народообразовательную власть идеи. Ветвь столь же значительной в историческом отношении этнической группы зогавов занимается кузнечным ремеслом и, вследствие этого, пользуется общим презрением. Известные группы крепостных короля, благодаря общности мест обитания и занятия, сделались почти особыми племенами, как это произошло с королевскими пчеловодами и пастухами рогатого скота и верблюдов. Все эти племена занимают более или менее подчинённое положение, и властители их исходят из определённых групп мабов, из «королевских племён», женщины которых одни могут давать королю потомство, имеющее право вступления на престол. Провинции царства Вадаи управляются наместниками, принадлежащими к тем же королевским племенам. Наряду с ними наибольшим могуществом обладают арабы, имеющие собственное управление и судопроизводство. Посольства короля Вадаи, приходившие в Дарфур и Таму, насчитывали из пяти лиц двух арабских шейхов. [537]
Язык и нравы арабов в Вадаи распространены, быть может, более, чем где-либо в Судане; тем не менее вадавии не строго придерживаются мусульманских обычаев. Женщины не закрывают лица при виде приближающегося мужчины, но всегда становятся на колени в присутствии свободных людей и ползают перед ними на четвереньках. Мужчины настолько же мужественны, насколько склонны к насилию. Они одеваются в белую арабскую рубашку и в широкие шаровары, стригут себе волосы и делают себе татуировку в виде вертикальных надрезов в области затылка. Женщины оборачиваются в большие куски ткани, волочащиеся по земле; они отпускают волосы до естественной длины или удлиняют их чёрной овечью шерстью, а также заплетают их в маленькие косички. Их обезображивает большой кусок коралла, вставленный в правое носовое крыло; на шее и на бёдрах они носят украшения из стеклянных бус. Оружием большинству населения служат пики, метательное копьё, нож и большой кинжал, к которым у богатых людей присоединяется ещё ружьё или револьвер и меч; здесь также употребляются ватные одеяла для прикрытия коня и всадника. Вадаи считается гораздо воинственнее Борну.
У вадавиев торговля не получила ещё такого развития, как у борнуанцев или фулахов, и промышленная деятельность их также ещё незначительна. Поэтому, кроме столицы, у них нет больших городов. Вадаи населён реже всех других суданских царств, и для развития его пришлось переселить насильственно в его пределы пограничные народы Дарфура, Тамы и Багирми. Вследствие миссионерской деятельности строго магометанского ордена сенуссиев, который с некоторого времени приобрёл большую власть над Куфрой в Вадаи, религиозный фанатизм поддерживается здесь более, чем где-либо в Судане. Результатом этого является не только устранение европейского влияния, но и сопротивление распространению махдизма, а раньше — египетского владычества. [538]
Население Дарфура, которое в 1880 г. перед восстанием исчислялось в 1,5 миллиона, распадается на две половины, различающиеся между собою и в этнографическом отношении и по месту обитания. Средоточие одной из них — гористая, населённая гуще всех других округов Дарфура часть страны, вместе с влажным югом; другая группа обитает в степных областях. Первые — оседлое, земледельческое, негрское население форов, а последние — переселившиеся арабы, пастушеская, неусидчивая часть населения, вытеснившая и подавившая первых и вместе с тем признающая за собою выдающееся положение вследствие чистоты своего происхождения.
Форы не только благочестивы и даже фанатичны, но и обучают своих детей чтению, а часто и письму, с помощью факиров, живущих во множестве в их деревнях. Форы весьма искусны в ремёслах, благодаря этому чужеземные товары привозятся только для султана и знатных лиц. Кроме бумажных тканей, отчасти изготовляемых на месте, народ носит немного привозных материй; даже ножи, топоры, копья и всевозможные металлические украшения и стеклянные товары (по Мэсону) выделываются в самой стране, не говоря уже о гончарных изделиях, без помощи гончарного круга, и превосходных плетёных и кожаных работах. В возделывании пшеницы и риса и во многих нравах и обычаях форов заметны восточные и северные влияния. Прежде большие караваны отправлялись из Египта в Дарфур, и тогда эта страна была богаче меновыми произведениями, в особенности слоновой костью и рабами. Это значит, что из Дарфура ежегодно караваны в 10 тыс. лиц, то есть целые отряды, выступали в Дар-Фертит на охоту за людьми. Когда Массари и Маттеуччи 15 лет тому назад прибыли в Дарфур, там можно было купить красивого мальчика за 40—50 франков. Прибыль от охоты за рабами на юге составляла законную статью в бюджете прихода Дарфура, наряду с пошлинами и повинностями. Работорговля подавляла все прочие отрасли промышленности. И во времена Фелькина большая часть населения Дарфура продолжала заниматься изготовлением всего нужного для невольничьих караванов, доставлением им пищи и воды.
Как ни мало, по указанию Фелькина, форы смешивались с арабами, но они представляют поразительные уклонения от южных негров, то есть приближения к арабским и нубийским соседям. Они не производят никаких уродований своего тела, не выбивают себе зубов, не татуируются, живут по большей части в конусоообразных хижинах из глины, хотя у них иногда встречаются и ульеобразные из травы, удобряют поля, пекут хлеб в виде лепёшек, держат лошадей и верблюдов, наружно придерживаются ислама, духовные лица которого играют у них роль настоящих негрских знахарей, и под лоском которого продолжает существовать старая африканская вера в бога Молу, производящего бурю своим дуновением. Согласно воспоминаниям старой веры, у них бывает большое празднество с бубнами, национальное празднество весны и нового года. При этом в память умершего властителя избивается бесчисленное множество рогатого скота; король ищет всегда животное белой или соловой масти и кожей его обтягивает новый бубен. Посредством распахивания и посева здесь олицетворяется и значение земледелия. [539]
Над форами гор Марры господствовало прежде арабское племя тюнджуров. Хотя эти тюнджуры, наряду с форами, держали в своём подчинении и арабов, но происхождение и ислам постепенно пришли у них в забвение. Старинные законы страны значительно уклоняются от основных положений Корана. Лишь в XVII в. было положено начало восстановлению ислама, и в то же время в видах распространения цивилизации введено в страну большое число чужеземцев. Все фулахи, борнуанцы и багирмы, живущие в Дарфуре, ведут своё происхождение от этого времени. Последний самостоятельный правитель Дарфура пал осенью 1874 г. в битве с Зибером-пашой к югу от Тендельти, и Дарфур сделался частью египетского Судана. В конце 1883 г. он подпал власти махди, но, по-видимому, приобретает теперь обособленное положение.
Ту же участь почти одновременно испытало маленькое государство Тама, яблоко раздора между Дарфуром и Вадаи, которое уцелело, замкнувшись в своих горах, но, уступая притягательному действию более сильной власти, под конец более сблизилось с Вадаи. Грубая рубашка арабов служит одеждою мужчин; одежду женщин составляют два куска голубой бумажной ткани, из которых один опоясывает бёдра, а другой покрывает плечи. Оружием служат пика и дротик, а в оружейной комнате короля можно найти несколько двуствольных ружей в плохом состоянии, револьвер, заряжающийся с дула и несколько железных лат. Пища, так же как и в Дарфуре, состоит из крутой каши, которая редко готовится на бульоне из сушёного мяса и чаще приправляется сухими травами, истолчёнными и сваренными, а при недостатке соли — щелочной водой. Маленькие белые венецианские бусы, которые продаются нанизанными, служат монетами, и ту же роль исполняют европейские бумажные ткани.
Царство Борну представляет лучший пример своеобразных политических форм, которые развили эти государства, сходные между собою и в этом отношении, и по происхождению. Настоящее правление царства Борну есть продукт разложения старого аристократического порядка, введённого с помощью ислама и рабства основателями государств, пришедшими с севера. Ежедневно собирающийся около правителя совет (нокена) сохраняет формы того времени, когда властители терпели при себе в качестве законных советников представителей выдающихся племён или семейств в том виде, в каком этот обычай принесли с собой обитатели пустыни, но сущность его уже исчезла. Свободные люди не утратили сознания своего свободного происхождения в сношениях с рабами шейха, но правители питают к рабам более доверия, чем к собственным родственникам и свободным единоплеменникам, и рассчитывают на преданность первых. Не только придворные должности, но и защита страны исстари по преимуществу вверялась рабам. Правитель на своих братьев, а также на честолюбивых и энергичных сыновей смотрит подозрительно: между тем как важнейшие придворные должности находятся в руках рабов, посты вдали от правительственной резиденции поручаются принцам. Доходы должностей и провинций служат для уплаты жалованья. Лишь «неофициально» отдельные члены знаменитых семейств, потомки заслуженных военных или государственных людей, пользуются некоторым значением, так как там не решаются игнорировать известные традиционные величины. Совет короля состоит из членов его семьи и из советников, военачальников рабского происхождения (двое из них канурии, трое — канембы и тиббусы и пятеро — арабы).
Самым важным чиновником старого царства Борну был высший военачальник (кайгамма), который всегда происходил от рабов. [540] Так как воинственные стремления, естественно, всегда направлялись на юг, к языческим странам, то главная деятельность его и область управления заключалась в южных пограничных округах — от царства Сокото до Логона. В настоящее время даже титул кайгаммы почти
забыт, и сановник, всего более соответствующий ему «кашелла билал», управляет округами на востоке и на юго-востоке страны. За этим главным сановником следовал иерима, свободнорождённый сын принцессы и глава магомиев, заключающих в себе царские роды. Иериме был подчинён весь северо-запад царства, и он в особенности должен был наблюдать за юго-восточными туарегами. В настоящее время носитель этого титула сделался одним из самых незначительных чиновников. Третьим в старинной борнуанской иерархии считался наследник престола, сын или брат короля. Некоторые пограничные области и до сих пор ещё находятся под надзором наследника престола. Раб, которому доверена охрана личной безопасности правителя, носит титул джермы, и в то же время на нём лежит надзор за придворной конюшней. Своебразное положение занимает галадима, которого мы встречаем, впрочем, и в других странах Западного Судана (см. ниже, стр. 554). Он более вассал, чем чиновник, и хотя должен от времени до времени проводить несколько месяцев при дворе, но совершенно независимо управляет округами на западе настоящего Борну. Должность дигмы, раба, бывшего некогда простым тайным писцом правителя, а также посредником в сношениях его с чужеземцами, прежде была самой влиятельной государственной должностью, так как занимавший её управлял большими округами, с которых сам взимал [541] доходы. К рабам перешли многие важные должности пограничных провинций северо-запада — знаменоносца и королевского посла; к рабам принадлежат и влиятельные чиновники, которые должны наблюдать над королевскими запасами хлеба, дерева, угля, масла, мёда и других
жизненных припасов. Ещё большим уважением, чем многие из них, пользовались евнухи как смотрители гарема и дворца; они вполне сохранили блеск своего прежнего положения. К их влиянию часто присоединяется влияние женщин, довольно значительное в магометанских негрских царствах. Обыкновенно наибольшая власть принадлежит магире, матери короля, хотя она в Борну никогда не играла такой выдающейся [542] роли, как в Багирми, Вадаи и Дарфуре. Более от личности, чем от положения, зависит значение гумзо, главной жены правителя; некоторые принцессы приобретают влияние своими любовными похождениями, которым они предаются с откровенностью, мало соответствующей придворному этикету.
Из этого иерархического порядка мы видим, что военная сила в Борну, как и во всех завоевательных государствах Судана, некогда
занимала в стране первое место, но стала слабее, когда государство пришло в спокойное состояние и правители стали менее энергичными. Впрочем, Борну и теперь ещё как великая держава Судана отчасти опирается на войско, к которому в военное время примыкают притоки из других племён страны. Представителями армии являются кашеллавы (единств. кашелла), военачальники, из которых самые значительные охраняют границы, а некоторые из них имеют голос в совете. Кроме того, почти в каждой части страны есть свои [543] кашеллавы, которым подчинены отряды постоянного войска из панцирных или обыкновенных всадников, вооружённых пиками, и небольшое число конницы или пехоты, вооружённой ружьями, а также незначительное число воинов, поставленное над язычниками, вооружёнными луками и копьями. Сюда же относятся конные телохранители (см. рис. стр. 509) и небольшой пехотный отряд, окружающий шейха. В общем, постоянное войско Борну должно быть равно приблизительно 3 тыс. человек. Из них шейх заботится только о телохранителях, тогда как другие войска набираются военачальниками; старинная слава и прежние сношения обеспечивают значительный прилив их. Г. Барт описывает прохождение армии в области Володже по просеке, на которой возвышались пальмы дум: «Тяжёлая кавалерия в её толстых ватных кафтанах или панцирных рубашках и кольчугах, в шлемах, сверкающих на солнце, почти изнемогающая под собственной тяжестью; легко одетые шоа на тощих, но закалённых лошадях, вооружённые лишь несколькими дротиками; высокомерные, самодовольные придворные рабы в своих шёлковых тобе; полуобнажённые копейщики канембы со щитом и копьём, в полуразорванном переднике и берберском головном уборе, вдали вереница верблюдов и вьючных быков — всё, исполненное мужества и стремящееся в юго-восточные области, в ожидании богатой добычи».
Но этим ещё не исчерпывается вся сила Борну. Каждый принц, чиновник и придворный держит, чтобы поднять своё значение в глазах правителя и народа, полки и отряды, которые находятся в распоряжении властителя. Среди этого войска особенно выделяется тяжёлая кавалерия в своих длинных кафтанах на толстой вате (см. стр. 582), сверх которых надето несколько тобе (см. рис., стр. 516) различного цвета и со всевозможными украшениями, в шлемах из лёгкого металла, разукрашенных развевающимися перьями, на боевых конях, одетых в «либбеди» — толстые одеяла из разноцветной полосатой ткани. Голова лошади покрыта спереди металлической пластинкой. При Рольфсе (1866 г.) начали в Куке отливать небольшие орудия.
Этой военной силы достаточно было бы для поддержания порядка в стране и для охранения границ, если бы военный дух не находился в упадке. Искание наслаждений и изнеженность охватывали его в нашем столетии всё более и более, и молодое царство Вадаи сделалось опасным соперником Борну, между тем как полупокорённые, платящие дань языческие племена западной границы всё более и более уклонялись от дани или, как вассальный правитель Синдера в северо-западной части царства, пытались образовать независимые области. Пророчества о близком падении столь мало воинственной династии султана Омара в царстве Борну, быть может, уже исполнились в настоящее время. Борну был защищён своим положением от распространения махдийского движения к западу и в последние годы вступил в более тесные сношения с турками. Но с тех пор, как Вадаи победил Багирми, Борну как политическая сила стал ниже его, ослабел от внутренних разногласий и с каждым днем всё более и более теряет в экономическом отношении вследствие отклонения западно- и внутреннесуданской торговли к Нигеру и Бенуэ. В новейшее время Борну, как слышно, был покорён и опустошён Рабахом, предводителем шаек, вышедших из Дарфура.
В хозяйственном отношении главным признаком этих стран является переход от степей Восточного Судана и их кочевой жизни к земледелию, в Западном Судане выступающему, вследствие лучшего орошения, всё более и более на первый план, от низшей и более раздробленной к высшей и более интенсивной деятельности в [544] промышленности и торговле, от незначительных к развитым сношениям, от редкого к плотному населению. Несмотря на первичную лесную растительность на берегах озера и в глубоких долинах, Борну, в сущности, степная страна. Впадина в 270 метров вместе с большим озером есть наполовину покрытое водою пространство. В центре и на юге страны болота не позволяют разводить по желанию ни садовых плодов, ни земляных орехов, ни хлопка; на севере летние дожди лишь мимоходом придают серой, однообразной картине прозрачных рощ, акаций и зарослей пальмы дум весеннюю прелесть. Здесь попадаются богатые оксидом натрия места; здесь развивается ещё финиковая пальма. Вместе с ними рыхлый песок почвы возвещает приближение пустыни. Пальма дум образует целые леса на западе царства. Только в «коренной стране» Борну степной характер становится существенно богаче. Здесь проходит северная граница пальмы делеб, и на западе царства внушительно выступает баобаб. На юге замечается в отдельности масличная пальма, и появляются сказочно обильное хлопчатобумажное дерево (Eriodendron) и дынное дерево. Природа Судана достигает здесь своего высшего развития. Земледелие, которое не везде пользуется плугом и бороной, и даже мотыгой, обращает своё внимание прежде всего на возделывание хлебных растений — духна, сорго и маиса. Хлопок (калькуттон) и индиго (алин или нила), которые уже своими названиями показывают, что они были ввезены арабами, два вида земляных орехов, кунжут, бобы и дыни — важнейшие из прочих культурных растений. Редко отдаётся преимущество возделыванию пшеницы и ячменя, так как необходимое для них искусственное орошение требует много работы. Молотьба производится с помощью рогатого скота или руками. Обработка поля является одновременно работой мужчины и женщины, но на женщине лежит ещё много тяжёлых работ, которые после времени жатвы исполняются дома, — приготовление масла из кунжута и земляных орехов, обработка ядер плода геджлиджа и плодов пальмы курно и дум, очистка и прядение хлопка, выделка плетёных изделий (водонепроницаемых блюд и корзин), затем дойка, молотьба, варка пищи и сбивание коровьего масла. Мужчины, напротив, исправляют полевые орудия и другую утварь, делают сосуды из дерева и глины, ткут, шьют, заготовляют древесный уголь и соль. При таком множестве работы (только кузнечное дело предоставлено и здесь особым ремесленникам), даже менее зажиточным требуется помощь нескольких рабов и рабынь. Как только поле и луг достаточно просохнут после периода дождей, начинается время поездок, когда крупные и мелкие торговцы ездят в стране по всем направлениям, привозят местные продукты на рынки Куки и других более значительных мест, и в то же время, благодаря им, прокладывают себе путь в страну произведения промышленности, в том числе и европейской.
Торговля Центрального Судана ещё немного лет тому назад сосредотачивалась в Куке. То обстоятельство, что рынок в Куке мог соперничать с более промышленным и трудолюбивым Кано, между тем как Борну стоит вообще в хозяйственном отношении гораздо ниже стран Западного Судана, имело свою причину в превосходном положении этой столицы на конечном пункте караванной дороги, ведущей из Триполи через Мурзук и Бильму, которая до того времени, как открылось сообщение с Суданом из Гвинейского залива, была одной из самых оживлённых в Африке, а также в большой свободе торговли. «Ни одно ремесло не подлежит подати; все товары ввозятся беспошлинно. Даже большие караваны из Судана, из Триполи и прочих берберских государств должны уплачивать вместо пошлин лишь небольшую сумму привратнику города... Даже подарки султану и его [545] чиновникам выходят здесь из употребления». Рольфс, из отчёта которого мы заимствуем эти данные, принимал у себя в Куке купцов из Триполи, Мурзука, Массара, Мекки и Кано и описывает обилие чужеземных, между прочим и европейских товаров, на рынке Куки.
Примечания
- ↑ Слово Судан производится от арабского assud, чёрный, и относится к тёмному цвету обитателей. В настоящее время арабы к югу от Сахары обыкновенно применяют его лишь к странам Нигера, за исключением Тимбукту, между тем как в Египте даже Нубия входит в понятие Судана («Египетский Судан»).
- ↑ Некоторые объясняют слово Канури из арабского нур — свет, как «распространитель света», то есть ислама; другие понятнее истолковывают его, как «обитатели Канема».