11. Фулахи (фульбе), или феллаты[1], и тёмные народы Западного Судана
| «Фулы — племя загадочного происхождения, которое в своем чистом, первичном типе далеко отстоит от негра». |
| Г. Барт. |
| «Население стран Гауссы слагается из самых различных племен. По большей части, отдельные народности настолько слились между собого, что представляется невозможным выделить нити запутанного клубка». |
| Штаудингер. |
Место элемента населения, отличающегося в физическом и умственном отношении как от негров, так и от арабов, которое в Среднем и Восточном Судане принадлежит кануриям и нубийцам, в Западном Судане занято в настоящее время народом, распространённым между Сенегалом и Бенуэ и между Атлантическим океаном и местностями, прилегающими к Нилу, в области, значительно превышающей половину поверхности Европы. Этот народ не заполняет сам ни одной части этой области, но господствует над многими и во многих местах выделяется чисто кавказскими расовыми признаками. В Сенегамбии и в странах к югу от него, которые подходят к Атлантическому океану, фулахи всего далее подвинулись к западу; здесь лежат также страны их наиболее плотного распространения. В стране Фута-Джалоне они образуют главную составную часть населения. Далее к востоку, на обоих берегах верхнего Нигера, к юго-западу от Тимбукту, они владеют царством Массина и около двух десятилетий тому назад завладели баманским царством Сегу. Области между Массиной и средним течением Нигера также заключают в себе фулахское население. Фулахи в отдельности доходят до Туата, и фулахские девушки продаются в Марокко в гаремы. К востоку и западу от Нигера находятся царства Гандо и Сокото, подчинённые фулахам. Фулахи живут и в Борну, Багирми, Вадаи и Дарфуре, но в этих странах им не удалось ещё приобрести преобладающего политического и религиозного влияния. В Адамауе (Фумбине), напротив, по обеим сторонам Бенуэ они всего далее проникли к югу и распространяют из года в год своё царство, полузависимое от Сокото, путём беспощадных и непрерывных войн с языческими и негрскими народами этой полосы. Если бы им не мешала европейская [546] колонизация, они в несколько десятилетий могли бы достичь с одной стороны среднего течения Конго, а с другой — Гвинейского залива. В этой обширной зоне распространения фулахи живут всего плотнее на севере и западе и всего реже на востоке и юге: здесь они являются мирными пастухами своих стад, а там — властителями племён, покорённых их оружием, причём в их области лежат страны с преобладанием густого населения и весьма многолюдные города.
По своему физическому характеру, фулахи не представляют единства. Как завоевательное племя, распространившееся по обширной
полосе, они принимали в себя совершенно различные этнические элементы. В виде поразительного примера Барт приводит отдел племени вакоров, которые, сделавшись оседлыми в Гауссе, сменили свой первоначальный язык языком фулахов. В настоящее время в Сенегамбии джолофом называют чёрного, а фулахом (пулло) красного человека. Но ещё в те времена, когда Ахмет-Баба писал свою историю Судана, джолофы считались частью великого народа фулахов. От смешения этого элемента с настоящей фулахской кровью произошла важная составная часть населения — торобы (торобе, единств. тороде), которые в суданских царствах, основанных фулахами, занимают место высшего сословия, но отличаются тяжёлым, крупным строением и совершенно тёмным цветом кожи. Другие народности, поглощённые фулахами, исчезли среди своих покорителей. В настоящее время в фулахских провинциях Гауссе и Себби можно найти цех маклеров, называемых джанамбами (джанамбе). В XVI в. они составляли особое племя на [547] юго-восточной стороне верхней Джолибы. Это племя, находящееся теперь в упадке, всего более содействовало ниспровержению могущественного царства сонрхаев. Поэтому, если фулахи в областях, где лучше сохранился их первоначальный тип, далеко стоят от негров, то в своём необычайном распространении, которое можно проследить с XV в. от Сенегала к востоку, восприятием чуждых элементов, в особенности в восточных областях, они выработали негроподобный тип. Поэтому противополагают светлых и тёмных или красных и чёрных фулахов, причём первые совпадают с западной, а последние — с восточной и южной областями их мест обитания, но не везде так бывает. И в Фута-Джалоне светлое меньшинство господствует над тёмной массой, а между тем те и другие — фулахи. Тёмные представляют признаки смешанной расы, трудно поддающейся определению, а светлые — расу, которая легко может быть описана. Красные или бурые фулахи — те худощавые, светлые люди, которых Рольфс называет самыми красивыми из всех среднеафриканцев, а другие сравнивают их с берберами и абиссинцами. Они славятся живостью понимания и серьёзностью характера. Чёрные фулахи — мясистые люди, которых Рольфс, когда он встретил их, перейдя через границу Борну, едва мог отличить от негров. Другие различают три вида изменения: коренных обитателей, фулахов и смешанный тип, как мы видим это даже в Фута-Торо, предполагаемой первичной родине фулахов. И так как смешение с тёмными соседями происходит быстро, то тёмные фулахи не только уже теперь образуют большинство в этих областях Западной Африки, но им преимущественно перед другими принадлежит будущее.
Настоящие фулахи и умственными свойствами отличаются от негров. Всем европейцам всего более бросаются в глаза их живость и остроумие. Ни один народ Африки не сравнится с фулахами по преданности своей вере и даровитости. Они доставляют «праведников» до самого Дарфура. Замечательно, что фулахи выставляют себя перед неграми в виде белых и даже считают себя выше белых. «В физическом развитии джолофы во всяком случае стоят выше их, но именно их высшее умственное развитие даёт более выражения чертам фулаха и не позволяет им принимать ту однообразную правильность, какую мы видим у других племён» (Барт).
Около XIII и XIV вв. фулахи выступают в виде пастушеского народа, который, вследствие этого, должен был обитать в стране, непригодной для земледелия, в областях степей или пустынь. Подобно тому, [548] как родину кануриев мы ищем в Тибести, родину фулахов мы должны искать в больших горных оазисах страны туарегов. Их язык в своих первых зачатках сходен с хамито-семитическими языками. В Мелле они приняли магометанскую веру; властители Сонрхая сдерживали их силой, пока обладали ею. Из их первых (для нас) мест обитания на нижнем Сенегале они уже в XVI в. переселились к востоку, на обширном расстоянии, в довольно большом числе, и выступили как народ с историческим значением к востоку от Нигера; уже в начале XVII в. фулахские племена встречаются в Багирми. Любопытно видеть, как вначале этот народ старался найти себе место между подчинёнными, а не между господствующими. Но, вероятно, во многих местах обширной области, в которой он жил в раздробленном виде, он незаметно разрастался; его первое более могущественное выступление в начале нашего века поддерживалось уже победоносной силой. Прежде всего в продолжительное время, когда фулахи ещё не имели истории, ислам должен был пустить среди них глубокие корни; мы видим, что религиозный фанатизм при первом появлении их был мощным двигателем завоевания и покорения. Когда в 1802 г. фулахи своим восстанием против правителя Гобера подали сигнал к большим движениям, потрясавшим Западный Судан ещё целые десятилетия, они поднялись вследствие оскорбления их имама, шейха Отмана, который первый был их удачным вождём и действовал главным образом под влиянием религиозной ревности. Духовными песнями он возбуждал энергию своих приверженцев после каждого из поражений, которых им приходилось много терпеть. Отман вышел из борьбы с язычниками основателем большого царства и окончил жизнь в религиозном безумии. Слепое почитание, каким он пользовался, доставлялось ему не достоинствами героя или правителя, а его религиозным воодушевлением. Один из его преемников, воинственный Магомет Белло ещё более расширил границы царства, а брат его Атика сумел по крайней мере удержать царство на высоте, на какую поднял его основатель. Но уже при Алине, сыне Белло, оно начало падать вследствие ослабления связи между отдельными провинциями, между тем как одновременно с тем уменьшались государственные доходы и военная сила. Тем не менее это царство держится ещё до настоящего времени в виде союзного государства больших и малых княжеств.
Историческое положение фулахов основывается на завоевании и основании государств. Их воинственный характер не позволяет сомневаться, как это показали их правители, что они умеют властвовать. Фулахи появились на исторической сцене не как готовый культурный народ, а как простые пастухи, с подъёмом и распространением которых шёл одновременно процесс физического регресса вследствие смешения с коренными, тёмными народами: в настоящее время нельзя найти уже ни одного чистого фулаха. При первом появлении они были номады, без взаимной связи, с полуварварскими нравами, наверху [549] своего могущества они были меньшинством среди покорённых племён, вступавших с ними в самые тесные сношения, и в упадке были почти поглощены этим большинством. Поэтому фулахов нельзя судить по образцу римлян, которые среди равных поднялись до господства над равными, а скорее их можно сравнить с испанцами Южной и Средней Америки, которые сперва покорили индейцев и подняли их до известной культурной высоты, а затем медленно поглощались и отчасти принижались ими. Не основание государств составляет их конечную цель, а слияние с покорёнными народами, среди которых они являются бродилом, обуславливающим высшее умственное и физическое развитие. Недаром Барт называет фулахов самым интеллигентным из всех племён Африки.
Как некогда предки фулахов, так кочуют в настоящее время арабские пастушеские племена в Западной Сахаре, но туареги вдвигаются, как стена, между ними и страною Нигер-Бенуэ. Они никогда не представляли там политической силы, между тем как туарегам недостаёт теперь только численности, чтобы сделаться единственным опасным врагом фулахов. В Кано арабов больше, чем в каком-либо другом городе Западного Судана, и к ним надо причислить ещё мавров из прибрежных городов Северной Африки. Этот город как средоточие арабского элемента на западе Судана можно сравнить со столицею Вадаи на востоке. Этническим признаком Западного Судана служит слабое представительство арабского элемента, что создаёт иные условия для деятельности фулахов. Влияние кочующих арабских племён на центральные заключает в себе одно из главных отличий от Западного Судана.
Тот, кто в Западной Африке направляется внутрь страны, не сразу наталкивается на этих светлых людей, составляющих меньшинство, а на негрские народы с великим прошлым. Гауссы, мандинги и джолофы являются здесь представителями значительных, хотя и быстро исчезнувших, форм исторического развития. Здесь нам вспоминаются страны вагумов в области истоков Нила. Эти негрообразные народы, при их культурном преобладающем положении, своими языческими обычаями и верованиями вдвойне резко отличаются от своих властителей и от магометанских царств Судана по ту сторону границ. Там, где эти негры были всего беспощаднее оттеснены и покорены, как, например, в Фута-Джалоне, возникали самые прочные государства, оказывавшие наибольшее сопротивление европейцам. Нам приходится признать здесь множество внутренних различий, но было бы напрасным трудом доискиваться общей причины, по которой в течение столетий одна народная волна с большею силою катилась за другой. Здесь лишь оправдывается заключение — чем пестрее этнографическая картина, тем моложе история этих движений; чем цельнее характер населения, тем дольше его элементы были предоставлены взаимному влиянию. Общепризнанным фактом является наиболее пёстрое и быстрое смешение в городах. Сария, бывшая во времена Клаппертона молодым фулахским городом, произвела на Штаудингера впечатление чистого гаусского города. Мы видим здесь перед собою негров, но таких, которые, отчасти преобладанием у них благородных черт, отчасти своей исторической культурной деятельностью, выказывают действия чуждых влияний. Эти влияния мы не можем представить себе без физического смешения. Высокодаровитые мандинги принадлежат к самым некрасивым неграм. Как показывает полоса отсталых негров на морском берегу, здесь происходило медленное расовое разложение и развитие изнутри страны, поэтому народы пустыни, так же как и в Центральном Судане, вероятно, оказывали на них [550] стимулирующее действие. В особенности экономические дарования и формы развития тёмных народов этой области надо поставить высоко над светлыми народами, вторгавшимися туда, как арабами, так и фулахами. Мандинги и родственные им народы — карфагеняне, а фулахи — римляне Западного Судана (Дёльтер). Несомненно, что некоторые из них стоят на низшей ступени и что уровень культуры вообще понижается к западу. Существенное преимущество фулахов и арабов перед исторически выработанными и высоко стоящими в экономическом отношении гауссами и мандингами состоит только в способности образования и поддержании государств, которая быстро ослабевает в хаосе негрской раздробленности и боязливости. И гауссы, и мандинги считаются теперь трусливыми людьми, и, хотя провинции царства фулахов часто должны были склоняться перед восстаниями слабых народцев, разрывавших даже связь между главными городами Сокото, Ганду, Сария и др., это сводится к неспособности тёмной массы к самозащите. «Гауссы», которых применяют в европейских колониях Западной Африки в качестве полицейских и вербуют по преимуществу в Лагосе, по большей части — не настоящие гауссы, а лишь говорящие по-гаусски горные негры и т. п.; внутренние гауссы — племя не воинственное.
Гауссы, бывшие некогда господствующим народом и теперь ещё влиятельные в экономическом и культурном отношении, принимают к себе примыкающих к ним извне фулахов, как в прежнее время их предки, стоявшие ещё ближе к неграм, воспринимали народные волны с севера и с востока. Отношения к туарегам составляют старый, твёрдо обоснованный факт, и уже Барт указывал родство с берберами благородных фамилий в Гобирри, родине гауссов. Насколько распространился ислам, распространяется и здесь новейшая примесь более светлых элементов. Языческие народы, по большей части вытесненные в горы или к западу, сохранились в более грубом и более чистом виде, но мы знаем их слишком мало. Несомненно, что их всех никак нельзя назвать очень тёмными и негрообразными; акполы по цвету кожи даже подходят близко к фулахам. К ним примыкают на западе в большинстве также языческие народы, близкородственные им, — йорубы (йоруба) и нупеи (нупе), которые в пространственном отношении представляют переход к береговым племенам, самым негрообразным [551] из всех; быть может, они немного темнее и при этом искуснее и деятельнее гауссов. Ни Кано, ни Сария не доставляют таких тонких тканей, как йорубский город Илорин. На берегу, то есть на окраине, вместе со старинным язычеством удержалось многое старинное в обычаях и даже в расе, более, чем внутри Западного Судана.
Мандинги (мандинго) — самый распространённый и наиболее развитой в культурном отношении из народов Западного Судана. Их негрообразная внешность при высоком росте не должна вводить нас в заблуждение относительно их даровитости; более всякого другого народа этой области, они примкнули к европейцам и поселились в европейских колониях. Они занимают область между Сенегалом, Нигером, Сьерра-Леоне и Гамбией и достигают во внутренней части Золотого берега до берегового склона Мандингской плоской возвышенности. От их ядра, от страны Мандинг, на водоразделе между Нигером и Сенегалом, ранее завоевательных движений фулахов здесь распространялось обширное царство, доходившее на востоке до Нигера. Оно было раздроблено ещё прежде, чем фулахи вошли, как клинья, в его свободные промежутки, и процесс распадения и новообразования был здесь такой же, как и у гауссов.
Этнографическая картина нигде не представляет таких резких контрастов, как в Западном и Среднем Судане. Рядом с почти обнажёнными биссагосами и флупами, мы видим художественных мандингов и властных фулахов рядом с низко стоящими по своей лени папелями — деятельных гауссов. В Восточном Судане выравнивание пошло гораздо дальше; этнографическая картина там производит впечатление чего-то более давнего. По ту сторону Сьерра-Леоне выступают народы внутренней части страны, которые также стремятся массами к берегу: здесь Судан доходит до моря. При этом соединяются северные и восточные влияния. Арабизированные берберские племена, тцарцы и их родственники, подступающие с севера к нижнему Сенегалу и переходящие за него, на 19/20 обратились в негров, но они гордятся своим северным происхождением, считают себя подданными мароканского султана и принадлежат к фанатическим последователям ислама. Джолофы, относящиеся к самым тёмным неграм (см. рис., стр. 546), но в то же время заключающие в себе много сильных, хорошо сложённых людей с [552] интеллигентными лицами (большинство принадлежащих к ним лаптотов, вероятно, испорченное matelot, считаются превосходными солдатами и такими же ревностными мусульманами), некогда выступали за Сенегал, но были оттеснены маврами. В их обширной области, между Сенегалом, Фалемэ и Гамбией, джолофы — почти без исключения мусульмане. Христианство имело немного успеха между ними. Их смешение с маврами и на левом берегу Сенегала послужило поводом к образованию небольших смешанных народцев; в их язык перешли арабские слова, так же как мандингские и фулахские. Их южные соседи, рослые сереры, барбасины португальцев, являются их ближайшими родственниками по языку, но они в большей мере подверглись влиянию мандингов и фулахов, которые в XV в., вероятно, вытеснили их сюда из области верхней Казаманки. Они и в настоящее время управляются фулахским духовным лицом; тем не менее в массе сохранилось язычество под покровом ислама. Обрезание было у них, по-видимому, старинным обычаем. Более светлокожие сараколеты (сараколехи), или сонинки, принадлежат к мандингскому семейству; главное местопребывание их находится на среднем Сенегале, но они рассеяны по всей Сенегамбии. К ним ближе всего стоят касонки (касонке), обладающие сомнительным преимуществом доставлять «гриотов» (см. ниже, стр. 555) для целой страны. И в Сенегамбии низшие племена оттеснены к морскому берегу, к которому медленно подвигаются изнутри племена более развитые. Папели и флупы — почти обнажённые, отчасти живущие весьма скудно племена, из которых первые более занимаются торговлей, а последние земледелием и скотоводством. К флупам примыкают баланты (баланта). Флупы живут к югу от реки Казаманки до реки Доминго, папели — далее к югу, а к востоку от них баланты. Они принадлежат к тем настоящим неграм, которых обыкновенно противопоставляют мандингам, гауссам и джолофам как коренных жителей, каковы биафады на Рио-Глеба, налусы на Рио-Нуньес и биссагосы на островах того же имени и противолежащем материке, наконец, малочисленные манджаги на островах Болама и Галинья и при истоке Рио-Гранде, которые, более тесно примыкая к европейцам, поднялись на высшую ступень в сравнении с другими и сделались до известной степени полезными.
В политическом отношении признаком негрских народов этой области служат раздробленность и слабость, между тем как более светлые народы, сплачиваясь между собою, завоёвывают их и господствуют над ними; даже их отбросы стараются создать из легко подчиняющихся чёрных материал для своих честолюбивых планов. Первая цель маврского или фулахского предпринимателя заключается в приобретении для услуг ему самому и людям одной партии с ним известного количества рабов из покорённого народа. Это служило началом больших государств, но и больших пустынь. Байоль проехал между Корехом и Бафулабехом пустыню в 85 км шириною. Уже 200 лет, как в фулахских странах господствует военное положение. Сложилась поговорка, что в Западном Судане каждый отдельный переселяющийся фулах является зародышем будущего господства над его тёмными соседями. Вначале скромный, даже презираемый, он поднимает голову, как скоро чувствует за собой поддержку нескольких соплеменников, и увеличение числа их на каждом месте так же прочно, как и их взаимная связь. Только небольшие части населения, удаляющиеся в неприступные естественные крепости, остаются свободными от распадения; крепкое политическое расчленение небольших негрских государств запада можно заметить только в виде остатков. Правление джолофов, во главе которого в Кайоре стоит дамель, а в Уало — брак, вообще довольно слабо. Власть находится в руках начальников, которые управляют несколькими, а [553] иногда и одной деревней, и «король» проявляет свою верховную власть только в исключительных случаях.
При вторжении фулахов здесь развились отношения, трудно понятные европейцу, — крепостничество, близко подходящее к рабству. Крепостные живут в особых деревнях, обрабатывают, наряду с полем своего господина, своё собственное, могут свободно вступать в брак, но привязаны к месту. Эта система вместе с настоящим рабством встречается в Фута-Джалоне. Прежде, чем здесь проявились смешения и заимствования языка, этому misera plebs предоставлялись вполне не только земледелие, но и ремёсла, и торговля. Выдающееся положение, как нигде в других негрских странах, занимают в экономическом и политическом отношении города в фулахских странах, центры власти, во главе которых стоят принцы правящей фамилии или избранные горожане знатного положения, и из которых медленно распространяется политическое и экономическое влияние на окружающие области.
Этот ход развития выказывает вполне ясно небольшое царство Баучи, главный город которого Гаро-н-Баучи известен более под арабским именем Якобы. Якоба происходил от княжеской семьи в горах Йоли, которая владела там небольшим негрским царством, рано прибыл в Сокото и был обращён в ислам. Так как в Сокото он представил доказательства большого рвения к исламу, султан отдал ему в ленное владение область к югу от Кано до Бенуэ, где вновь основанная столица, свободная от таможенных пошлин, быстро сделалась любимым рынком гадамесцев. Якоба подчинил себе мелкие окрестные владения и заключил даже с языческими фулахами и другими неверными договоры, в которых за их подчинение он обеспечивал им неприкосновенность от рабства. «Таким образом, здесь внутри Африки мы находим пример формального Habeas Corpus Act» (Г. Рольфс). Если вся эта история развития выказывает государствообразовательную силу туземцев, то вдвойне интересно видеть, как туземный элемент быстро отступил на второй план и допустил свободное образование из Якобы фулахского государства, которое наряду с Адамауей, Зегзегом и пр. заняло место в числе государств, платящих дань Сокото. Противоположение между красными властителями и чёрными подданными было неизбежно, как и повсюду в фулахских царствах. Если династия была местною, то своим подчинением власти Сокото, своими связями с фулахами, способом правления, заимствованным от фулахов, она вполне могла бы считаться фулахским правительством. Вообще, едва только Якоба установилась, фулахи стали наводнять новое царство и получать при поддержке Сокото лучшие места, между тем как в то же время стоявшие выше в экономическом отношении гауссы стали доставлять господство своему языку даже при дворе Якобы.
До настоящего времени фулахи — властители Западного Судана, и связь между этими государствами, которая будто бы перестала существовать, до сих пор ещё вызывает удивление европейцев. Руководящее и господствующее государство Сокото по величине и силе уступает Адамауе, Зегзегу и Якобе, и в Сокото фулахи так же находятся в меньшинстве, как и в названных царствах, за единственным исключением Адамауи. С внешней стороны двигательным элементом в истории фулахов является ислам, которому они преданы фанатически, который они освободили от идолопоклоннических примесей гауссов и который они ещё в наше время путём кровавых походов распространили и в языческих странах. Вследствие этого Магомет-эль-Тунизи мог объяснить себе весь подъём фулахов в нашем столетии как дело религиозной реформы, и Рольфс, Флегель и Штаудингер видели конечную связь этих государств в религиозной сплочённости. [554] Несомненно также, что в относительно чистых фулахских странах, каковы Фута-Джалон и Фута-Торо, господствует теократическое правление. При всей воинственности и всей жестокости способа ведения войны, с самого начала в этих основаниях государств чувствовалось убеждение. При религиозных наклонностях фулахов, преходящая сила меча не была единственной государствообразовательной силой. Фулахские государства, подобно другим, среди спокойствия мира утрачивали воинственный дух и тем не менее держались крепко. В этих странах, впрочем, надо считаться и с экономическим развитием. Рабочие люди Кано или Бидды умеют лучше, чем среднеафриканские народы, ценить счастье мира. Вообще фулахов нельзя назвать воинственными в смысле зулусов или вагандов. На это указывают уже первичная простота и скудость их вооружения: лук и стрелы составляют у них до сих пор единственное, но превосходно употребляемое оружие. Основатели государств, естественно, почувствовали вскоре потребность в более крепкой, вооружённой силе, и поэтому в Сокото, так же как в Борну, мы находим отряды панцирных всадников, вооружённых мечом, копьём и щитом и составляющих главное войско. Короткий, кинжалообразный меч западных африканцев, и помимо рядов войска, выступает там в разнообразных ярко разукрашенных формах. К худшему для себя, свободные люди держатся далеко от военной службы, между тем как постоянные войска, панцирные всадники и стрелки из лука, не исключая и вождей, состоят из рабов. Это, правда, смягчает их участь, но ведение войны бывает недостаточно энергичным. В военное время может быть призван к оружию каждый, способный носить его.
Фулахские правительства во многих отношениях отличаются от правительств других магометан в Судане, причём ясно выступают различия их основ. Положение правителя свободнее, ответственнее и поэтому влиятельнее. У фулахов предоставляется даже самым низшим обращаться к султану (Гаусса-Серики) со своими делами. По новейшим свидетельствам, правитель Сокото до сих пор имеет вид простого человека, управляющего своим имением. В противоположении с этой простотой отношений является придворная пышность с местами и титулами, доходящая в Якобе или Адамауе до таких же больших размеров, как и в церемониальном Борну. На первом месте стоит наследник престола, и за ним «галадима», который бывает при всех этих дворах; обыкновенно ему предоставляют сношения с подчинёнными султанами. Третье место занимает казначей. За ним идут главнокомандующий войска, тайный советник султана, управитель дворца и глава гаремных евнухов. К ним относится ещё малам, прочитывающий и пишущий письма, и судья. При дворе Якобы Рольфс отводит четвёртое место заведующему цехом кузнецов. Это выдающееся положение основывается на общественной системе фулахов, которая признаёт также заведующих рынками, портными, мясниками и т. д. Особым положением пользуются главные представители известных национальных групп отдалённых провинций. Так, при дворе Якобы находится сановник, именуемый «сенноа», который поставлен над всеми нефулахами и к которому должны обращаться со своими делами все последующие переселенцы. Евнухов реже можно найти при здешних дворах, чем в восточных странах Судана.
Остальное управление страны состоит, в сущности, в собирании дани и в судоговорении, причём верхними инстанциями являются главный судья и король. В этих предметах выказывается различие между иерархическим порядком свободных фулахских государств, с их ступенями деревенского старшины, имама и правителя (который в то же время марабут), и чистым деспотизмом основанного на [555] завоевании государства, как Сокото. Здесь, впрочем, употребительна и покупка мест, что естественно ведёт к возможной эксплуатации народа его наместниками. Дань, платимая Якобой Сокото, состоит в ежегодной отправке рабов, сурьмы, соли и раковин. Кроме того, верховный властитель налагает иногда произвольные поборы довольно странного характера. Если он кому-нибудь должен или хочет кому-либо сделать подарок, то он посылает к своим данникам требование внести эту сумму. К государственным доходам принадлежат также и пограничные пошлины, которые взимаются натурой или раковинами. Главные предметы ввоза составляют скот и соль: на самом деле западные фулахи в своей новой южной родине запустили скотоводство, и соль, добываемая из коры дерева руно, далеко уступает соли пустыни и Северного Борну.
Общество у всех этих народов делится на князей, начальников, обыкновенных людей и рабов. Большую роль играют рабы короля, занимающие места солдат и чиновников и заявляющие притязание на высшие места в государстве. Если рабство имеет здесь мягкий характер, то тем более жестокий имеют охота за рабами и торговля ими. Здесь, как в Борну или Багирми, предпринимаются большие походы с целью похищения рабов. Впрочем, на севере для этого уже мало простора, и многие языческие народы оставляются в покое в силу договоров, но из Нупе, Баучи, Мури и в особенности Адамауи ловля людей производится в большом размере. Положение женщин и здесь, в особенности благодаря их оживлённой деятельности, не вполне приниженное. Нравственность у светлых фулахов выше, чем у их тёмных подданных, но магометанские джолофы, мандинги и герры не всегда стоят в этом отношении выше язычников. Следы материнского права особенно заметны в порядке наследования правящих домов.
Ислам разрастается по направлению от севера к югу. Впрочем, настоящими магометанами можно назвать только жителей городов и переселяющихся с севера фулахов и мандингов. Среди них достаточно распространено и знакомство с арабским языком. Негры, в особенности гауссы, более равнодушны к вере, чем их светлокожие властители. А. Раффенель делит народы в Сенегамбии на а) религиозных: мавры, фулахи из Фута, Бонду и Фута-Джалона, серраколеты; б) равнодушных: мандинги из Бамбука, Воолли и Тенды, фулахи из Кассона; в) не религиозных: бамбарры и некоторые племена мандингов к востоку от Фалемэ. Рольфс в стране между Бенуэ и Нигером считает магометанами треть населения; мандинги все исповедуют магометанскую веру только в царстве Малинке, по ту сторону водораздела Нигера и Гамбии. Прежде всего ислам является двигателем и средством для вторжений и войн с язычниками: обращение означает покорение. И для покорённых он вскоре представляется средством приобретения власти. Наиболее аскетические и нетерпимые негры всегда бывают самыми властолюбивыми. Несомненно, впрочем, что ислам поднимает нравственный уровень: на этом народном поле он уничтожил много сорных трав. Это в особенности можно сказать об искоренении часто столь бессмысленной веры в фетишей с её человеческими жертвами и другими неистовствами. Характерно, что почитатель фетиша на Золотом берегу Сенегамбии превратился в гриота, то есть шута, площадного певца, фокусника и лекаря-шарлатана. Без сомнения, вследствие этого влияние благочестивых мусульман тем более поднимается. Поэтому нелегко в нравах и обычаях этих народов выделить магометанский элемент, насколько он отразился в сказаниях и поговорках, и гораздо легче, напротив, отметить негрские черты: к последним принадлежат жертвоприношения рогатого скота на могиле джолофов, разрешение, какое у этого народа [556] даётся каждому высказывать перед трупом всякую правду об умершем, и их сохраняющаяся до сих пор, несмотря на приниженное положение гриотов, глубоко коренящаяся вера в колдовство. Ислам изменяет жизнь негров с внешней стороны, как, например, в одежде. У негров Сенегамбии мы находим самую отвратительную грязь, так как они нагружают себя тяжёлыми кафтанами и нередко носят на себе всё своё имущество. Политическое влияние мусульманского духовенства особенно велико при дворах, где они необходимы как толкователи Корана и знатоки священного писания. В школах, куда дети бегают со своими деревянными досками, эти духовные лица развивают полезную, хотя и ограниченную, деятельность. Странствующие марабуты разносят энергичную пропаганду в глубину языческих стран. Это легко удаётся им, потому что они почти всегда под предлогом торговли являются представителями материального прогресса.
В отдельных местах мы находим большую простоту одежды и образа жизни. Весьма распространено доходящее до колен тобе (гаусская «рига»; см. рис., стр. 516), которое распространено и во внутреннем Судане, и при этом белые шаровары, но в непосредственной близости к Баучи выступает опять то же прикрытие спереди древесными листьями, как в Уэлле. Туземцев на верхнем Бенуэ, в стране дженов и дультов, находящихся до сих пор под управлением фулахского губернатора в Мури, Флегель описывает как почти первобытных дикарей. Они носят вокруг бёдер кусок шкуры или ткани, вооружены копьём и ножом в виде кинжала в ножнах, который они прикрепляют кожаным ремнём к нижней части руки и, кроме того, двух- или трёхконечными бичами из кожи айю (манати), с рукояткой, обтянутой крокодиловой кожей. Женщины и дети часто ходят совершенно обнажёнными. Они носят на поясе или на верхней части руки плетенье из соломы, шириною в палец, жёлтого и красного цвета. Из других предметов украшения можно отметить головные шпильки и браслеты из железа или слоновой кости, кожаные шнурки с когтями пантеры, небольшие рога антилопы в виде амулетов, маленькие кошельки с мускусом, кожаные сумочки с изречениями Корана, которые они носят на шее вместе с волшебными рогами. Но эта скудость уже не так велика в оазисах, лежащих в областях с развитыми путями сообщения. Произведения промышленности Кано распространяются до самого морского берега. Чем более развита торговля, тем более является бумажных тканей и тем обильнее одежда. При тяжёлой работе она во всяком случае снимается или заворачивается, так что остаётся только треугольное прикрытие спереди. Эта одежда распространилась уже далеко на юг. Даже послов правителя Бассамы на Бенуэ Флегель описывает, как имеющих наполовину мусульманский вид. Его внимание обратил на себя короткий, закруглённый внизу меч, украшенный кожей или кисточками, который носят на кожаном поясе при бедре (см. рис., стр. 458). Железные щипчики в кожаном футляре, называемые «чадде» (для извлечения игл колючих растений), составляют необходимую принадлежность костюма. Материи для одежды по преимуществу не белёные, синие или светлоголубые с клетками, почти всегда туземные произведения, и гауссы, отказываясь от пёстрых ситцев европейского производства, свидетельствуют этим о своём хорошем вкусе. В качестве прикрытия головы широко распространён тюрбан из белой кисеи, несколько полос которой во время путешествий, в подражание туарегам, набрасываются на лицо. На севере, в особенности в стране Кано, а также и в Нупе, носят чёрные и жёлтые соломенные шляпы оригинальной вздутой формы. [557]
Рабы с короткими шерстистыми волосами стригут или бреют их на всевозможные лады; фулахи с кудрявыми волосами часто выбривают, по арабскому обычаю, всю голову и оставляют только «прядь пророка». Северные фулахи любят заплетать волосы в многочисленные мелкие косички, к которым привешивают раковины или металлические пластинки. Кроме того, у них встречаются следы подпиливания зубов, которое они, быть может, заимствовали у мандингов. Некоторые языческие племена носят костяные пластинки или бусы в верхней и нижней губе. Татуировка рубцами на висках замечается у самых различных племён. Стеклянные бусы невысоко ценятся, но искусственные янтарные бусы — в моде у северных фулахов. Ножные и ручные кольца из меди и бронзы, вроде запястий, напоминающих доисторические формы Европы, особенно любят мандинги.
Жилища кочующих фулахов, а отчасти мандингов и бамбарров, носят на себе печать кочевого образа жизни; напротив, лучшие негрские деревни представляют отрадную картину удобной и даже в известной степени промышленной жизни. Более обширные хижины и стены в области завоевания мандингов допускаются только для знатных лиц; все остальные живут в открытых деревнях. Употребительная форма и глиняных, и тростниковых хижин в гаусских странах бывает круглая, с конической крышей; тростниковые хижины тщательно сплетены и прочнее глиняных; вход достаточен, чтобы в него можно было войти наклонившись. В область нижнего Нигера проникают с юга прямоугольные постройки. Большая тщательность применяется к устройству плотного и гладкого пола. В гаусских странах строительные мастера могут строить дворцы и мечети, вместе с башнями, из камня, но большие постройки, которые фулахи воздвигли, находясь на вершине своего могущества, в Сарии и в других местах, теперь находятся в развалинах. Скучивание людей в больших городах есть один из выдающихся признаков гаусских и фулахских стран. Города, как Кано и, [558] в меньшем виде, Конг или Салага, производят такое впечатление, как будто они созданы торговлей: все узкие извилистые улицы сходятся на базарной площади. Они составляют известную часть деятельности и стремлений господствующих народов, от которых побуждение к постройке городов глубоко распространяется в негрские области. В северной части Западной Африки городская жизнь без всякого стимула со стороны европейцев дошла до значительного процветания силою маврского влияния через посредство мандингов и гауссов. Эти скопления одноэтажных построек в просторных стенах составляют одну из достопримечательностей Африки: в бесконечном распространении тянутся красные и серые глиняные стены дворов и домов, увенчанных острыми соломенными крышами. Мощные сикоморы, прерываемые грациозными финиковыми пальмами, доставляют тень бесчисленным общественным площадям и обширным дворам. Речка протекает через город, широкие улицы содержатся опрятно, весь город обнесён массивной глиняной стеной, через которую проходят с помощью одиннадцати ворот. В таком виде ф. Путткамер описывает Бидду, город с 50 000 жителей в стране Нупе.
Самым внушительным оружием является прямой меч, длиною в 60—100 см, суживающийся к закруглённому острию. Илоринский меч короче, так же как и меч келовиев. Гауссы вовсе не знают кинжала. Языческие племена носят нож, в просверленную овальную рукоятку которого вкладываются пальцы. Короткое метательное копьё встречается редко, а пика длиною от 2,5 до 3 метров с простым клинком — напротив, часто; наконечники копий, украшенные зазубринами, широко распространены у языческих народов Судана. Боевая секира считается фулахским оружием. Метательное железное оружие, по-видимому, проникло в Адамаую из Багирми. Фулахские пастухи, земледельцы, мелкие путешественники и языческие племена пользуются до сих пор как главным оружием луком и стрелами; у последних стрелы нередко бывают отравлены. Формы лука ясно выказывают влияние арабского двухколенчатого лука, как в наружном виде, так и в прикреплении тетивы (см. рис., т. I, стр. 710); луки высотою более 2 метров употребляются стрелками королевских телохранителей. Копья и мечи выказывают, наоборот, сходство с оружием туарегов. Келовии пускают свои железные копья в продажу. Ружья с морского берега и с Нигера быстро проникают внутрь страны. По-видимому, они особенно распространены у обитателей Нупе. Щиты из кожи рогатого скота, плетёные щиты и тяжеловесные ватные доспехи для человека и лошади служат и здесь предохранительным вооружением.
Мавританский стиль господствует безусловно, и сходства с мавританскими изделиями замечаются и в глиняной посуде, и в кожаных, медных и железных товарах. Мы находим чёрные тяжёлые кружки с ручками для молитвенных омовений, пёструю посуду с блестящей глазурью, к которой, вероятно, прибавляется слюда, дублёную и окрашенную кожу с украшениями, посредством выдавливания, вышивания и срезывания окрашенной верхней стороны (см. фиг. 9, табл. «Оружие и утварь Северной Африки»). Кано снабжает половину Сахары и Судана сандалиями (см. рис., стр. 520 и 528). Собственная техническая умелость негров, стоящих далеко от этих влияний, выдается в особенности в резьбе по дереву у нупеев и йорубов, тогда как гауссы мало искусны в ней. Даже в кожаных работах (см. рис., стр. 519) пулей производят больше, чем гауссы. У афов и бассов в области нижнего Нигера Рольфс находил самые красивые циновки и посуду для еды и питья. Кружки для воды, горшки для кушанья, циновки и прочая утварь фулахов выказывают искусство и цветовое чувство своих мастеров. Рольфс видел в южном Борну [559] циновки высотою в человеческий рост, изящного плетения, с красками, подобранными с большим вкусом, которые оплачивались 4—5 тыс. раковин или талером Марии Терезии. Там, где фулахи вышли из бедности и грубости кочевников, их успехи под влиянием гауссов, мандингов и пр. обнаруживают, по крайней мере, их способность к восприимчивости. Часть заслуги прогресса Западного Судана именно в экономическом отношении с гауссов и мандингов во всяком случае должна быть перенесена на фулахов. Преимущественно под их покровительством процветает промышленная жизнь, которую в таком развитии нигде нельзя найти во всей остальной внутренней Африке. Грубые бумажные ткани стран Фута имеют широкую известность. Красильни фулахов в Кано славятся по всей Центральной Африке. В фулахских руках находятся и дубильни Катсены. Кузнецы Фута-Джалона выделывают превосходные изделия, даже ружейные замки. В Борну фулахи принадлежат к лучшим ткачам, красильщикам и дубильщикам. Рольфс на пути из Борну не нашёл, правда, в первой фулахской деревне гостеприимства кануриев, но тем приятнее подействовал на него дух торговли, благодаря которому приносились товары всякого рода и со всех концов, чтобы предложить их чужеземцам по дешёвым ценам. Загадочное положение известных ремесленных каст свидетельствует о значении, какое народ придаёт работе. Работники по дереву, ткачи, башмачники, портные, певцы у некоторых из северных фулахов оказываются строго разделёнными на кастообразные союзы. Между ними подвергаются презрению лабы или лаобы, говорящие все по-фулахски и занимающиеся работами по дереву; на них лежит проклятие братской измены и они бродят по стране, наподобие цыган. Кузнецы высоко почитаются у фулахов. Железо и золото добываются в самой стране; медь, так же как и олово и изделия из бронзы, привозится, по-видимому, извне. Сурьма употребляется для подкрашивания глаз (см. рис., стр. 525). Железная промышленность сонников стоит выше негрского уровня, и мы не находим её в таком виде ни у мандингов, ни у гауссов, ни даже у северных фулахов: она пользуется плавильными печами в 3 метра высоты, которые приводятся в действие одновременно известным числом кузнецов, и различными клещами, подпилками и даже ножницами для резания листового железа, не напоминающими европейских образцов.
Земледелие не достигает такого высокого уровня. Плуг не переходит за Агадес (см. «Культурную карту Африки»); гауссы тщательно размельчают земляные глыбы на полях и сгребают их в борозды такими же мотыгами и лопатами, какие мы находим в остальной Африке. Приспособления для искусственного орошения встречаются редко; почва доставляет всегда лишь небольшую часть того, что она может дать. Там распространено возделывание маиса, а на севере — также риса и земляного ореха, важного предмета вывоза северных фулахских стран, где мужчины больше занимаются земледелием, чем на юге.
Скотоводство является делом бродячих пастушеских племён, чему благоприятствует ещё значительный на севере степной характер страны. Будучи страстными наездниками, северные фулахи в особенности занимаются разведением небольших, коренастых, но выносливых лошадей. Наряду с ними, там разводятся крупные, так называемые военные лошади. Гаусские правители дают аудиенции в конюшне, которая вообще часто сливается с жильём. «Ньям-ньямы» встречаются и в области Бенуэ, и Бари видел, что дурная слава их достигла даже аирских туарегов. На Бенуэ Роберт Флегель видел губов гор Мури, имевших славу людоедов. Но вместе с тем он нашёл здесь плотность населения, указывавшую на высшую культуру, чем та, какая могла исходить от их покорителей-фулахов. При первом появлении [560] и при условиях, благоприятствующих сохранению старых обычаев, мы всегда находим фулахов в виде пастухов, предоставляющих все ремёсла рабам и подчинённым и предпочтительно предающихся военному ремеслу. На верхнем Нигере, на Гамбии, в Адамауе и Дарфуре они по преимуществу занимаются скотоводством. В Борну, Багирми и Дарфуре они делят пастбища с арабами. Поэтому мы должны представлять себе всех фулахов первоначально кочевым пастушеским народом, вроде вагумов и галласов, которые, быть может, научились земледелию только в своих нынешних местах обитания. В этом отношении, так же как и других работах, они нередко превосходили своих учителей, и даже возделывают пшеницу. Рядом с этим они и в своей южной области отчасти занимаются разведением рогатого скота; в Адамауе скот носит фулахские имена. Они приготовляют хорошее коровье масло, но не дошли ещё до приготовления сыра. Там, где они остались чистыми номадами, они живут в круглых хижинах из хвороста; в других местах они перешли к более прочным постройкам негров (см. рис. стр. 529), и хижины их, так же как у гауссов, состоят из глиняных стен с ульеобразной кровлей.
Большое распространение раковинной денежной системы, которая в Среднем Судане только теперь вытесняет менее практичные полосы бумажной ткани, показывает, что здесь, на западе, мы находимся в стране оживлённой торговли и усиленной жизни. Деньги, в особенности раковины, распространены повсюду, и здесь понимают их ценность; здесь можно не только выменивать, но и покупать. Припомним характерное восклицание Массари: «В какой стране мира можно найти на больших дорогах за несколько раковин всё, что нужно, чтобы быть сытым!» Счётчик каури, достопримечательность торговых мест Западного Судана, сосчитывает 250—300 тыс. этих мелких разменных монет в один день. Раковины укладываются в мешки по 50 тыс., и этими мешками расплачиваются в оптовой торговле. Но незначительное количество этих денег создаёт постоянное затруднение в торговых делах; тем более и высшие сферы, например, в Кано сам король, строго наблюдают за тем, чтобы торговля велась на чистые деньги. Поэтому, рядом с ними, более крупными платежными средствами являются рабы и слоновая кость.
Вывоз окрашенных и простых хлопчатобумажных товаров из Кано в Тимбукту Барт оценивал в 850 мил. каури (по ценам, существующим в Кано). Так как хлопок и индиго добываются в самой стране, то всё население принимает участие в их прибылях. Кожаные изделия, в особенности сандалии, приготовляются арабскими башмачниками в Кано и вывозятся даже в Северную Африку; глиняные сосуды мавританского образца и дублёные кожи вывозятся в большом количестве до Триполи. Столь важные предметы торговли, как рабы, слоновая кость и орехи гуру, оживляют рынки в фулахских странах. Натр и соль ввозятся из Борну через Кано. Торговцы рабами, слоновой костью и орехами кола бывают крупными капиталистами и предпринимают экспедиции, продолжающиеся по несколько лет. Меньшим почётом пользуются «патаки», мелкие торговые посредники. Европейцам особенно бросается в глаза то, что самые цветущие промыслы производятся не в огромных фабриках, как в Европе, но каждая семья вносит в них свой вклад, не жертвуя своей частной жизнью.
Каким образом случилось, что именно Кано приобрёл такой значительный подъём в промышленности и торговле? Кано нельзя назвать старым и время его экономического процветания лежит недалеко позади. Между тем как царство Сонрхаи предшествовало даже царству [561] Катсена, его жители должны были удовлетворять свои потребности с помощью Кано, который занял место Катсены лишь известное число десятилетий тому назад. Во времена Льва Африканского обитатели Кано и Катсены были полунагими варварами, а рынок Гаро или Гого был полон золотом и торговым оживлением; в настоящее время Кано — огромный город, полный жизни и промышленности, снабжающий большую часть Африки мануфактурными изделиями. Такое же отношение, как Кано к Катсене, занимает город Бидда (ср. стр. 558), лежащий далее к западу, вблизи Нигера, к нигерскому городу Раббе. Тот и другой находятся в стране Нупе (Нифе). Когда работорговля процветала ещё на гвинейском берегу, Рабба был главным торговым местом, но когда Рольфс посетил его в 1867 г., некогда прекрасно возделанная окрестность этого города была уже пустынной. Напротив, с Кано соперничала тогда Бидда, главный город Нупе. «Население в Бидде ещё искуснее и трудолюбивее, чем в Кано. Из хлопка там ткут замечательно красивые ткани около 5 см ширины или совершенно белые, или с голубыми и белыми полосами или клетками, или же с красными шёлковыми промежутками между голубыми и белыми бумажными полосами. Из многих, сшитых друг с другом полос изготовляются тобе с подходящими к ним шароварами, которые распространяются отсюда до далёкого Абушера. Искусство в выделке меди здесь весьма развито. В городе существует много рынков» (Массари). Возрастающее соперничество между местной и европейской торговлей представляет большой интерес; в прежнее время эта последняя на главном рынке Кано не могла продавать даже европейских товаров так дёшево, как продавали мавры, привозившие их с северного берега и через пустыню. Преимущество этой африканской промышленности заключается в дешевизне жизни и невысоком уровне потребностей, но также и в прочности её продуктов.
Примечания
- ↑ Фульбе, или фулахи (единств. дулло, пёль), есть имя, каким называют этот народ мандинги; гауссы называют их фе́ллани, канурии — фелла́та, арабы — фулланы, народы Бенуэ — фульды. Эти названия имеют, по-видимому, значение «белых» (абате), как их называют в Коророфе, для обозначения их более светлого цвета кожи от цвета негров. Тёмных, смешанных фулахов французы называют тукулёрами, светлых португальцы называют фута-фулами.