2. Пастушеские народы Восточной Африки
«Подвижное начало Старого Света, приверженный к стадам и к войне, патриархально дисциплинируемый кочевой быт, применённый к негрскому элементу». |
* * * |
Если задачею описательного народоведения является возможность, путём разделения на расы и группы, обозреть бесчисленное множество народов, то в Африке труднее, чем где бы то ни было, достигнуть этой цели. Если внимание будет обращено преимущественно на языки, то в середине материка возможно установить большую, — к сожалению, слишком большую — группу языков Банту, и разделение по [96] физическим особенностям, по крайней мере, до известной степени может быть приведено в соответствие с этой группировкой, но вместе с тем неудержимо напрашивается и другое деление, вытекающее из образа
жизни и в своей основе опирающееся на свойства почвы и климата. Гораздо резче, чем границы между сливающимися диалектами африканцев или сливающимися признаками анатомического строения, выступает различие между оседлыми и земледельцами на западе и внутри материка и подвижными скотоводами на юге и на востоке. Пастушеские народы этого материка, в сущности, однородны: их жизнь, деятельность, мир их мыслей и мечтаний развиваются на однородной основе; их общее культурное достояние, как предметов, так и идей, выказывает общие черты. Это родство пастушеских народов выходит далеко за пределы Африки. У арийцев древнего времени процветание их стад также составляло средоточие их интересов, как у зулусов нашего времени, и хорошо знакомые нам рассказы Библии выступают на том же фоне пастушеской жизни, как и сказания кочевого племени галласов. Связь этих пастушеских народов в нечто единое является чисто внешнею, но кто может сказать, сколько расовых признаков, которые мы считаем теперь вполне установленными, обязаны своим происхождением местным условиям — климату, образу жизни и порождаемому тем и другим миру идей?
С 6° южной широты к югу до юго-восточной оконечности Африки народы, принадлежащие к семье Банту, являются представителями резко [97] выработанного сочетания пастушеского и военного быта; оттуда до 5° северной широты живут три различные народные группы рядом друг с другом в относительно узких областях, и все три представляют ту же культурную форму. Это — хамиты-галласы и сомалии на востоке, принадлежащие к группе масаи-шули (масаи, см. рис., стр. 96), вакуафии, турканы, суки, ланги, шулии (см. рис., стр. 98), барии, динки (на западе) и банту (ваньямвезии, ваганды, ваньоры (см. рис. ниже) на юго-западе. Нигде более глубокое
этнографическое сходство не встречается в соединении с такими большими расовыми и лингвистическими различиями. Медленно от Индийского океана переходит оно через арабские оттенки в бурый и тёмно-бурый цвета, из кавказского в негроидный тип; языки далеко расходятся между собою, и тем не менее все эти народы — пастухи одного и того же типа, и все одинаково — представители сходных военных организаций. Сумма совпадений между этими народами и неграми так велика, что там, где те и другие сидят рядом, различие часто обозначается только цветом и языком. Прежде оно шло глубже. Известные, по-видимому, незначительные внешние отличия являются признаками более глубокого сходства. От нубийцев до самых южных кафров мы видим отсутствие лука и стрел рядом с обладанием кожаным щитом и колющим или метательным копьём. Это может служить выражением военной организации, выказывающей от самых северных галласов до самых южных кафров поразительные совпадения, в особенности в выделении военной касты холостых мужчин, которые всевозможными преимуществами вознаграждают тяжесть военной службы, в способе боя и в боевых украшениях. Развитие военной аристократии из сильного, грубого народа сделалось для всей Восточной Африки важнейшим политическим и культурным событием. Оно не ограничилось тем народом, у которого получило своё начало, а привлекло к завоеванию и грабежу многих народов от Рыбной реки до Голубого Нила. С существенно сходными признаками мы встречаем его во всей области. Часть мужчин известного народа выделяется наподобие касты, отказывается вступать в брак, живёт только мясом, кровью и молоком и не носит никакой или почти никакой одежды, отказываясь от всякой другой покрышки, кроме вырезанной из кожи рогатого скота, пёстро раскрашенного овального щита и головного убора из перьев или кусков шкуры леопарда. Лука у них не существует. Длинное копьё, дополняемое иногда пучком метательных копий, соответствует тактике смелого натиска сомкнутыми массами, что свойственно воинам всех этих народов.
Мы проходим мимо многих сходств или совпадений, которые будут видны из отдельных описаний, и в заключение напомним только о сходствах в погребальных обычаях. У всех африканских [98] пастухов погребение происходит в крале. Спутник Спика Бомбей узнал в обычае вагумов — погребать сохраняемую в течение жизни пуповину
женщины вне, а пуповину мужчины внутри хижины — обычай своего племени вайяо на Ровуме. [99]

Скотоводство негров достигает высшего развития на востоке материка, где живут исключительно пастушеские племена, от среднего Нила, около 12° с. ш., до южной оконечности Африки. Главным предметом его является рогатый скот. За ним идут все домашние животные — козы, свиньи, овцы, собаки и немногочисленные куры. В этом общем обзоре мы не касаемся племён, у которых малоразвитое скотоводство соединяется с преобладающим земледелием, и имеем в виду только тех, которые живут почти одним скотоводством. Эти пастушеские племена, которые в Судане занимают поперёк всю Африку и на восточном плоскогорье простираются от динков, на верхнем Ниле, до кафров, на нижней оконечности Африки, почти без перерывов, к которым, кроме того, следует причислить гереросов на западе и в некотором смысле даже готтентотов, представляют одно из важнейших явлений народной жизни Африки. Некоторые из них презирают всякое земледелие, но даже и у тех, которые, наряду со скотоводством, занимаются земледелием, последнее имеет лишь значение тягостной необходимости: стада составляют у них средоточие и центр тяжести всей физической и духовной жизни. У исключительных скотоводов скот составляет 99% всех разговоров. Так, Бютнер говорит о гереросах: «Между тем как они не нашли необходимым установить в своём языке особые слова для обозначения цвета голубого неба и зелёной травы, каждая масть их любимых коров, овец и коз может быть определена ими самым точным образом». Обилие обозначений мастей рогатого скота у динков было отмечено и Швейнфуртом. Когда пропадёт штука скота, ищущий её пастух всем встречным так описывает её масть, походку, величину и форму рогов, что каждый, знающий дело, отличит её из тысячи. Когда они веселятся и принаряжаются для танцев, то, и танцуя, подражают движениям коров. Практикующееся в огромных размерах воровство скота заставляет их тщательно оберегать право собственности, поэтому каждое стадо носит в виде выжженных или вырезанных на ушах знаков метку владельца. О динках, крупных скотоводах на верхнем Ниле, рассказывают, что их любовь к скоту часто превосходит привязанность к семье. Вследствие этого во время охоты за невольниками баггарам и подобным им достаточно было отогнать скот, так как они знали, что собственники последуют [100] за ним. И в войнах кафров и бечуанов с англичанами и бурами угон скота играл большую роль как самое сильное средство подчинения. В связи с этим пастушеские народы неохотно колют своих животных, чтобы не уменьшать стада. Эта воздержанность удивительна для таких крайних любителей мяса и жира. Даже пастух, который служит за жалованье у чуждого ему европейца, никогда без особого приказания не убьёт лучших животных для стола своего господина: он всегда будет дожидаться того, что они падут или будут близки к смерти.

Поэтому в стадах всегда можно видеть престарелых животных, которые, вследствие отсутствия зубов, в сухое время погибают самым жалким образом. Уступка животного из стада без принуждения совершенно выходит из круга понимания чёрного скотовода. Когда басуты в 30-х и 40-х годах впервые нанялись в Капланде в качестве рабочих и привели оттуда с собою скот, полученный ими в виде вознаграждения за работу, эта добровольная уступка скота его собственниками, по словам Казалиса, показалась начальнику басутов столь невероятною, что он заподозрил возвратившихся соплеменников в воровстве и даже боялся, что им устроили какую-нибудь западню. Эту собственность, доставшуюся им вразрез с его понятиями, он не мог считать приобретённою вполне законным путём. Впрочем, быть может, в основе этого опасения лежало предположение, что влияние начальника как главного собственника всех стад могло быть поколеблено этим [101] приобретением, совершившимся независимо от него. Фактически возрастающая частная собственность оказала у басутов именно такого рода действие. Обладание начальника стадами составляет главнейший источник силы и влияния, увеличение которого составляет предмет постоянной заботы, даже, в крайнем случае, с помощью грабежа. Швейнфурт думает, что почти религиозную любовь динков к своим стадам напоминает поклонение рогатому скоту у тодов, но динки, когда их угощали другие, ели без всякого стеснения быков, которых боязливо щадили в своих стадах. Таким образом, мы видим у них только почитание их собственности.

Овцу можно назвать убойным животным, хотя и её также по возможности щадят. При жертвоприношениях обыкновенно убивается овца. По узлам и же́лезам сети внутренностей убитого барана знахарь овагереросов делает предсказания так же, как римские гадатели. Жирная овца сжигается как всесожжение, когда во время засухи желают дождя; чёрный дым, поднимающийся к небу, должен образовать облака, которые разрешатся дождём. Напротив, в большие праздники и при торжествах по случаю обрезания и погребения убивается рогатый скот.
Третий элемент негрских стад, козы, которые, так же как у нас, находятся в некотором пренебрежении, по-видимому, представляет нечто, появившееся позднее. Они необыкновенно быстро распространились только в северо-экваториальных областях, где от внутренней страны Камеруна до области верхнего Конго они составляют важнейшее домашнее животное. Поразительно, однако, что козы вовсе не употребляются для религиозных церемоний. Свинья из европейских поселений глубоко проникла в различные стороны внутрь материка: Кэмерон [102] видел к западу от Ниангве, в стране Кифума, свинью, привязанною почти у каждой хижины. На востоке эти животные вытесняются исламом.

Ни один из языков банту не обладает, по-видимому, собственным обозначением лошади. Этот факт имеет величайшее историческое значение, и часто совершенно справедливо ставился вопрос, каким образом могло случиться, что это домашнее животное, лелеемое уже в течение тысячелетий в Западной Азии, не было ввезено из Аравии путём торговли на восточный берег Африки и не проникло оттуда вглубь материка? Во многих странах южной Африки формы поверхности и почва весьма благоприятны для разведения лошадей. Здесь, так же как в Северной и Южной Америке, весь образ жизни и способ передвижения туземцев благодаря этому мог бы испытать коренные изменения. Можно даже считать вероятным, что их способность сопротивления вторжению белых этим была бы усилена так же, как в североамериканских степях и южноамериканских пампасах. Заключается ли причина этого обстоятельства в мухе цеце или в гриппообразных болезнях, но в южноафриканских областях погибает часто до 70% всех лошадей. Как бы то ни было, ни одно негрское племя не превратилось в наездников. Хамитические конные народы (галласы) с севера только недавно переступили за экватор. Негры не сделались хорошими наездниками даже и там, куда к ним в прежние времена арабы доставляли лошадей, и где они заводили коневодство, как, например, в Среднем Судане или на берегу Суагели. Многие племена употребляют для верховой езды быков, но другие племена, в высшей мере занимающиеся скотоводством, как, например, гереросы и динки, не пользуются быками для этой цели. Напротив, быки служат повсюду в качестве вьючных животных. Осёл прижился только в области арабской и абиссинской культуры. Ни язык, ни предания негров не дают решительного ответа на вопрос о приручении африканского слона.
Собака распространена по всей Африке, как и по всему свету. Она везде сопутствует человеку, в домашней жизни и на охоте, но даже [103] у настоящих пастушеских племён она не участвует в присмотре за стадами и служит только к тому, чтобы не допускать до них хищных животных. Собаки негров, бродящие в большом числе в каждой деревне, принадлежат к породе, трудно поддающейся определению. По большей части они некрасивы, лохматы и тощи. Между собаками известных народов существуют небольшие различия, не являясь, однако, расовыми признаками. Так как негр никогда не даёт своим собакам достаточно корма, то эти друзья дома в высшей степени склонны к воровству и рядом со многими дурными свойствами имеют лишь одно крайне полезное, а именно, они исполнены злейшей вражды к гиенам. Некоторые негрские племена, в особенности внутри материка, разводят собак для еды, как это делают малайцы и полинезийцы. Манданды, которые, по указанию Эрскайна, также едят собак, выставляют как причину этого, что зулусы хотят иметь не собак, а коз, и что первые, когда держали коз вместо собак, должны были уступить их своим притеснителям. Эти племена едят и крыс, которые там водятся в большом количестве; там употребляются в пищу и другие мелкие млекопитающие, а также пресмыкающиеся и насекомые.
Поле служит потребности, стада — роскоши. Тот, у кого вовсе нет скота, — пролетарий, если даже у него много зернового хлеба и проса: лишь с помощью скота он может покупать вещи, выходящие за пределы крайней необходимости. Только тот, у кого много скота, может себе купить жену и по мере своих доходов приносить должные жертвы, лечить свои болезни и подготовлять себе достойное погребение. Отсюда исходит важная политическая роль скотоводства и воздаваемое ему уважение. Король зулусов, вагумов и пр. заведует национальным богатством стад и, подобно своим начальникам, считает охранение рогатого скота благородным занятием. Одним из важнейших дел его является — принимать каждое утро доклад о состоянии его стад и оказавшихся среди них болезнях и смертных случаях. При этом не бывают забыты ни цвет, ни форма рогов и пр. Затем он осматривает стадо и выбирает из него пищу на этот день (от 6 до 10 штук). Из этих стад берётся продовольствие для войска и материал для его щитов. Целью почти всех хищнических и военных экспедиций зулусов бывает прежде всего захват рогатого скота. Красивые животные составляют самые желательные и почётные знаки победы армии, возвращающейся домой. В крале для скота мы видим только мужчину. Он доит коров, пасёт и поит рогатый скот, а также овец и коз, весьма охотно исполняя эту работу. Он знает каждое животное своего стада и называет его по имени.
Часто владелец стада не ограничивается любовным созерцанием всех особенностей своих животных; подобно тому, как он стремится выставить в настоящем свете собственное тело посредством украшений и различных грубых уродований, так же искусственно он украшает и свои стада. По-видимому, все кафрские племена имеют пристрастие к таким праздным забавам. Ливингстон рассказывает о макололах: «Они употребляют много времени на то, чтобы украшать и убирать свой скот. У некоторых животных волосы спалены полосами раскалённым железом, и это придаёт им вид зебры; у других головы обвешаны кусками кожи в несколько дюймов длины. Или им выскабливают рога с одной стороны, чтобы выгибать их по произволу. Чем причудливее изгиб рогов у коровы или быка, тем выше ценится животное, тем более считается оно украшением стада. Однако пристрастие этого племени к своему скоту не ограничивается подобными прихотливыми целями: оно старается по мере возможности, по крайней мере, там, где находится в соприкосновении с европейцами, улучшать достоинство скота». [104]
Скотоводство есть также основа жизни и питания всех бечуанских племён, но в различной мере: живущие поблизости гор на востоке, в хорошо орошённых долинах, пользуются случаем для обширного развития земледелия, а оттеснённые к границе пустыни Калахари не могут уже держать стад рогатого скота, предоставляют заботу о своих немногочисленных стадах коз и овец своим жёнам и с тем большею страстью отдаются охоте. Но всё-таки, хотя бы очень незначительное, стадо остаётся основою их жизни и главным средством их пропитания. Стада племён, живущих в лучших местностях, часто достигают громадных цифр. Так, например, число голов скота басутов до их последней войны с англичанами считали в 200 тысяч. У южных бечуанов есть большерогая порода средних размеров, а в области Замбези встречается ещё более мелкая, называемая батокским скотом: она была отбита у племени батока. Описаниями этой любопытной породы мы обязаны Ливингстону и Чапмену. По их указаниям, батокский скот — не выше годовалого телёнка, очень молочен, доставляет превосходное мясо и очень смирён и послушен. Но ни одно из южноафриканских пастушеских племён не основало в такой мере всего своего существования на обладании стадами, как гереросы в Западной Африке, страна которых всего менее противится возделыванию культурных растений. Их скот, так называемый дамарский скот, описывается как близкородственный бечуанскому, но слабее и худощавее последнего, с маленькими и очень твёрдыми копытами и висящим почти до земли кистеобразным пучком волос на конце хвоста, что до известной степени считается украшением. Дамарский скот ценится в особенности как верховой. Гереросы ставят своих быков тем выше, чем у тех больше рога. Они любят запрягать животных одной масти и, подобно намакам, предпочитают бурых, так как светлый цвет считается признаком слабости. Коровы дают мало молока, — по свидетельству Бэнса, нужно двенадцать дамарских коров, чтобы получить столько молока, сколько даёт одна европейская корова. На взаимные отношения в среде народа стада оказывают настоящее принудительное влияние: тот, у кого нет скота, не имеет никакого значения. Чувства и глаза этих людей уже с самой ранней юности приучаются к формам и мастям животных. Самые маленькие дети забывают свои игры и вступают в спор за достоинство того или другого быка. Главное удовольствие детей заключается в воспроизведении из глины коров и быков, и они доводят эти работы до большого совершенства. Неудивительно поэтому, что вся сила их воображения с ранней юности направляется на эти предметы их поклонения и что уход за стадами считается занятием, на которое самые почтенные люди смотрят с уважением. Сыновья самых могущественных начальников должны некоторое время своей жизни провести в качестве простых пастухов. Сами начальники возвращаются от времени до времени к занятиям своей молодости. Это бывает в особенности тогда, когда приходится удаляться на отдалённые пастбища. Часто бывает, что уважаемый начальник в течение недель берёт на себя присмотр за своими стадами, довольствуясь самой простой пищей и ещё более скромным жилищем. Но отсюда и происходят их удивительные познания в этом деле. Как и жизнь их вообще, так и их знания достигают в этом отношении высшей ступени. Так как скот не имеет особых знаков, и на нём не делается никаких письменных отметок, то владелец всегда должен твёрдо помнить, где находится его скот. Он всегда должен быть в движении, чтобы поверять места остановки скота, и, вследствие постоянного упражнения, его память в распознавании скота доходит до невероятного.
Приращение стада есть ось, на которой движется вся жизнь герероса; [105] без этого жизнь его не имела бы содержания. Когда мы видим, как подобная собственность отдельного человека растёт всё больше и больше, то перед нами развёртывается одна из самых замечательных картин социальной жизни, во многих отношениях удовлетворительное разрешение задачи распределения собственности. Подрастающего ребёнка мать скоро научает выпросить у отца или у опекуна козу, а других животных — у дядей и тёток; таким образом, дети не только живут на счёт общего домашнего достояния, но и приобретают свой собственный скот, на молоко которого никто не имеет права, кроме них. Когда стада вечером возвращаются с пастбища домой, нужно видеть, как отовсюду дети бегут им навстречу, завладевают своими козами и высасывают их молоко. Козлята этих коз также принадлежат ребёнку, и, так как их не колют, то вместе с ростом ребёнка растёт и его имущество. Мальчикам и девочкам от времени до времени дарят нетелей, и, таким образом, у них постепенно собирается маленькое стадо. При постоянных передвижениях, у каждого сколько-нибудь зажиточного мужчины, хотя бы родство с ним было очень отдалённое, всегда что-нибудь выпрашивается. Чем старше и солиднее становится человек, тем раньше получает он в подарок или во временное пользование пастбище для скота. Охраняющий этот скот естественно пользуется молоком вверенных ему животных, хотя новотельных коров и коз он всегда должен доставлять хозяину по его требованию. Чем собственник богаче, тем лучше у него устроен присмотр за скотом. Бывают, впрочем, и такие случаи, когда путём наследства оказывается возможность ещё более увеличить блеск своего дома. Если сын уже вырос и сам сделался зажиточным собственником, то он наследует и всю семью своего отца. Тогда одним разом он становится в ряды знатных лиц. Так как имущество в виде стад имеет склонность накопляться всё более и более, то оно в той же мере подчиняется коммунистическому закону, в силу которого самый богатый всего менее может считаться обеспеченным. Наследники и слуги полагают себя вправе заявлять претензии на имущество, и от них приходится откупаться мелкими отступными платежами и этим путём поддерживать их верность отцу большой семьи.

Всё наследственное право овагереросов находится в тесной связи со скотоводством. Когда кто-либо умирает и оставляет несовершеннолетних наследников, оставшиеся после него (жена и дети) в сущности ничего не наследуют, а имущество вместе с семьёй (в римском смысле), достаётся ближайшему сильному человеку. Только мужчина может держать и увеличивать стада. Скот умершего становится его скотом, и, что самое важное, слуги умершего становятся его слугами, но и жёны умершего становятся его жёнами, и дети этого последнего становятся его детьми. И, по-видимому, впоследствии не делается никакого различия между его родными и приёмными детьми. Едва ли и в языке имеются слова для обозначения приёмного отца, приёмной матери и приёмных детей. Хотя в обширном смысле существуют [106] слова для обозначения дяди и тётки, племянника и племянницы, но эти слова употребляются по преимуществу, когда говорят о более старых и разумных людях. Дети и при жизни родителей называют братьев и сестёр отца и матери отцами и матерями. Точно также дети братьев и сестёр всегда не иначе говорят друг о друге, как о родных братьях и сёстрах (см. выше, стр. 24).
Это сглаживающее, выравнивающее влияние стад рогатого скота и коз идёт ещё далее, и его нельзя назвать неблагоприятным. Так как растущее стадо не может постоянно оставаться в одном месте, то
является уравнивание различий в собственности и состоянии вследствие необходимых изменений в положении скота. Каждый более богатый собственник вынужден иметь, наряду с собственными хлевами (онганда), ещё отдельные дворы для скота (озохамбо), за которыми присматривают младшие братья или другие близкие родственники, а за недостатком их, испытанные старые слуги. Кроме того, гереросы вообще разделяют свой скот на возможно маленькие партии, для того чтобы повальная болезнь или внезапный хищнический набег злых соседей не лишил их разом всего имущества. Они отдают несколько штук знакомым и родственникам для присмотра, и каждый берёт, отчасти в виде залога, отчасти за взаимную услугу, от друзей и знакомых столько, сколько может взять. Поэтому на каждом таком дворе можно найти скот многих владельцев. Однако, скот каждого отдельного владельца метится в редких случаях. Вообще каждый собственник знает свой скот, так сказать, лично — по форме рогов, масти и бесконечному числу других мелких примет. Так как при этом каждый до известной [107] степени имеет в руках скот всех других в виде залога, то мир или, по крайней мере, внешнее согласие среди всех гереросов более обеспечено, чем это можно было бы предположить, зная анархический строй этих народов.
Нельзя не признать также, что блуждание и рассеяние вместе со стадами, непостоянство мест обитания действует на всю жизнь раздробляющим образом, выравнивает общество в нежелательном смысле и вовсе не благоприятствует спокойному развитию зачатков культуры. Именно, стада питают беспрерывные войны, составляя главную добычу их. Стада вредят оздоровляющему земледелию, где оно только что началось, почти в такой же мере, как и тучи саранчи. Но прежде всего они придают всей жизни слишком узкую основу.
Таких же односторонних, можно сказать, страстных скотоводов, как южные кафры, гереросы, галласы, масаи, вагумы и др., находим мы в стране Нила в лице динков ибариев. Только они почти совсем уходят в скотоводство: мужчины ни одному другому занятию не посвящают столько заботы и труда. Обычаи их, связанные со скотоводством, сходны с обычаями южноафриканских племён. Мужчины занимаются дойкой и пасут попеременно стада деревни. Телята помещаются вместе с семьёй в её жилище. На пастбище, на котором коровы ходят с колоколами грубой работы, скот выгоняется только тогда, когда с травы роса уже исчезла, так как она считается вредной. Коровы и здесь убиваются только в торжественных случаях (у мадиев — при начале жатвы). Путешественники описывают необычайное изобилие стад в странах верхнего Нила, там, где река протекает в травянистой Суданской области. У мадиев, которых никак нельзя назвать чистыми скотоводами, среднее количество скота на каждого владельца равняется 30—40 головам, даже у бедных бывает 3—4 штуки. Во времена Швейнфурта в береговых областях на несколько дней пути выше Хартума, «насколько мог окинуть глаз, рогатый скот был рассеян по обоим берегам». На многочисленных водопоях стада в 1000—3000 голов представляли великолепное зрелище.
Наряду с хозяйственными, политическими и, если можно так сказать, психическими мотивами высокого положения, занимаемого скотоводством, чисто физический мотив пользования молоком образует крепкую связь между жизнью пастуха и его стадом. Молоко есть основа питания всех негрских народов, занимающихся скотоводством в более крупном масштабе, и многие из них, как, например, масаи, кроме молока, жира и мяса, не признают никакой другой, например, растительной пищи. Молоко едят почти исключительно в скисшем виде; только дети сосут молоко прямо из вымени коз или коров. Молочные сосуды никогда не моют, вследствие чего на дереве их вскоре образуется кора, и пресное молоко, вливаемое в эти старые вёдра, в тепле скисает весьма быстро. Молоко никогда не должно быть в соприкосновении с металлом, так как от этого могут произойти вредные последствия для коров. Овагереросы часто отказываются молоко, купленное в поле, вливать в жестяные сосуды европейцев из опасения, что их коровы могут потерять молоко. Через некоторое время молоко взбалтывается в калебассе (см. рис., стр. 105) или в кожаном мехе. Так как и эта калебасса редко или никогда не вычищается и в ней всегда бывает остаток старого молока, когда вливают новое, то это последнее скоро киснет. Тем не менее его болтают в калебассе до тех пор, пока казеин и сыворотка опять соединятся между собою. Это взбалтывание составляет обыкновенно занятие женщин. Затем молоко едят из деревянных вёдер большими деревянными ложками, которые часто можно видеть в наших музеях, с их оригинальными украшениями в виде фигур животных (см. рис., стр. [108] 73, 100, 102 и 106). У скотоводов, занимающихся вместе с тем и земледелием, как бечуаны, молоко смешивают обыкновенно с просяной кашей. При взбалтывании калебассы естественно образуется и масло. По большей части его не вынимают оттуда, а при постоянном добавлении свежего молока и дальнейшем взбалтывании оставляют до тех пор, пока сосуд достаточно наполнится им и не может уже много вмещать молока. Тогда калебасса выставляется на солнце, и растопленное масло выливается для дальнейшего сбережения в особые сосуды, рога и мешки (см. рис., стр. 99), предназначенные для сохранения жира. Это масло, впрочем, не идёт в пищу, а употребляется только для смазывания тела. Сыр изготовляется лишь арабами, берберами и абиссинцами; лучшие скотоводы Восточной и Западной Африки — феллахи, галласы, динки, бечуаны, овагереросы и др. — незнакомы с его приготовлением.
Доение коров считается весьма важным делом и у большинства негрских народов дозволяется только мужчинам (см. стр. 103). Так как коровы, целый день остающиеся на свободе, довольно дики, то это действительно нелёгкое дело. Им связывают задние ноги ремнём, и доильщик садится на корточки под коровой, держа молочное ведро между коленями. Но корова не даёт доить себя, если не видит поблизости своего телёнка, поэтому его выпускают из телячьего двора и позволяют ему высосать несколько глотков из полного вымени, затем его отгоняют в сторону, и доильщик доит, отстраняя телёнка, если думает, что это не может быть вредно для него: скорее люди должны терпеть недостаток в молоке, чем телята. Для некоторых коров, которые, по мнению овагереросов, имеют способность удерживать в себе молоко по желанию, так что доильщик ничего не может выдавить из полного вымени, применяют различные церемонии, отчасти для того, чтобы склонить корову добровольно отдать своё молоко, отчасти для того, чтобы не позволить телёнку пользоваться исключительно всем молоком.
Наряду с молоком кровь рогатого скота служит пищею для пастухов. При господствующем недостатке соли она может играть и роль приправы. По мнению некоторых, она оказывает несколько опьяняющее действие и обладает большой питательной силой. Её выпускают из одной из больших наружных шейных жил, которая сперва крепко перетягивается ремнём. У вакамбов употребляется маленькая стрела, остриё которой закруглено, как у столового ножа, чтобы она не проникала слишком глубоко, и плотно обмотано нитками. Её спускают в жилу с помощью маленького лука. Кровь пьют в чистом виде или смешанною со свежим молоком.
Бычков и барашков легчат в раннем возрасте и на племя пускаются только лучшие экземпляры рогатого скота и овец. Для убоя и разнимания туши пользуются наконечниками копий.