В. Азиатские культурные народы
12. Общие сведения о монголах, тибетцах и тюркских народах
| «Турок и узбеков можно с полным правом назвать гранью многих наций, недрами храбрых героев, родословным деревом великих монархов». |
| Энгельберт Кемпфер. |
Монгольская раса, признаки которой мы видели уже у полинезийцев, малайцев, мадагассов, американцев и гиперборейцев, господствует в большей части внутренней Азии. Эти признаки являются лишь более чистыми на востоке и на севере, чем на юге и на юго-западе: наиболее монгольскими можно назвать монголов и в меньшей степени тюркских народов и тибетцев. Вообще и в Центральной Азии номады сохранились в более чистом виде, чем невероятно перемешанные жители городов. Настоящих монголов уже со времён Блуменбаха считали истинными типами монголоидной расы. Средний рост мужчин от 1,635 м, светлый, кожаный цвет кожи, который на непокрытых частях может переходить в тёмный красновато-бурый, тёмно-карие глаза, грубые, прямые, чёрные, как смоль, волосы, с почти круглым поперечным разрезом (белокурые волосы замечались у бурят и ещё чаще у мещеряков Оренбургской и Уфимской губ., а волосы калмыцких детей часто оказывались каштановыми), незначительная волосистость остального тела, в особенности лица, короткие и часто кривые ноги, большая и в двух третьих всех случаев короткая голова, широкое лицо, с плоско-выступающими вперёд скулами, широким и приплюснутым носом, мало округлённым лбом, разрезанной наискось узкой глазной щелью, выдающейся нижней челюстью и крепкими зубами — таковы признаки, понудившие Блуменбаха признать именно монголов типом его жёлтой расы (см. рис., стр. 563 и 567). Своей физической силой, мало уступающей силе европейцев, малой чувствительностью к климатическим влияниям и физическим страданиям и остротою чувств эта раса принадлежит к числу наиболее энергичных. Движение на открытом воздухе и простое укрепляющее питание молоком или кумысом придают этим странствующим пастухам широкую грудь и развитые мышцы. Более значительные уклонения мы находим прежде всего на юге. Тибетцев и настоящих монголов трудно разграничить друг от друга в географическом смысле лишь в Северном Тибете. Тибетцы, кочующие к югу от цепи Тайлы, считаются более «настоящими», чем северные, стоящие ближе к тангутам: у них более слабое строение и более тёмный цвет кожи. Нос у них часто прямой и тонкий, и скулы меньше выступают [563] вперёд. Глаза у них большие и чёрные. Тангуты Северного Тибета более похожи на монголов: лицо у них угловатое и некрасивое; длинные, прямые, чёрные, содержимые в беспорядке волосы висят у них до плеч; скудная борода пробивается на губах и щеках, и цвет кожи — тёмный, грязно-бурый. Физиономия далдов несколько приближается к китайской. И в описаниях гималайских народов мы находим повсюду некрасивую угловатость лица и часто также тёмное окрашивание, — короче сказать, смягчённые монгольские черты; ладаки и балты, считающиеся чистыми монголами, хотя во многих отношениях и могут быть сравниваемы с кашмирцами, но не в отношении красоты: «Насколько обычна красота женщин в Кашмире, настолько же редка она в Балти»
(Винь.) Граница между индусообразными и монгольскими обитателями предполагается на линии, отделяющей Кулу от Лагуля и Спити: с одной стороны, мы видим сходство с индусами, а с другой — монгольский тип. Жёлтый военный народ гурки славятся мощным ростом и известной массивностью и грубостью в образовании и выражении головы. Сходные, вероятно, с тибетцами лимбы Южного Непала и Сиккима отличаются более тёмной окраской от своих соседей ближайшей равнины. О родственных им лепчах известно, напротив, что они малорослы, сильны, жилисты и лишены «отталкивающих форм» тибетцев. Не только в лингвистическом, но и в расовом отношении с тибетцами родственны жители возвышенных местностей в Сиккиме, Непале и Бутане, затем живущие относительно высоко, в долинах до 3000 м высоты, горцы Лоба-Дафлы, которые находятся уже к востоку от большой религиозной и культурной границы 92° в. д. от Гринвича. В балтах заключаются, по-видимому, многочисленные арийские составные части. Колонии тибетцев обитают в настоящем Кашмире, и следы доарийского населения, родственного тибетцам, можно проследить до предгорий Западных Гималаев, даже до лесистых гор юго-западного края Бенгалии. Под выражением «тибетская раса» подразумевается только ветвь «великой [564] монгольской расы». Их физиономии, напоминающие цыган, казались Пржевальскому смесью монгольских и индийских черт. И когда мы читаем о кара-тангутах северо-западного оазиса Гуидуи, что они отличаются от тибетцев более широким лицом, отстающими ушами и косо поставленными глазами, то можно допустить с полной определённостью, что на юге Тибета выступают более индийские, а на севере более монгольские черты. Некоторые физические особенности сводятся к внешним условиям. Обитатели переполненных по отношению к средствам существования областей Ладак и Балтистан, представляют малорослую расу, и именно балты описываются, как с особенно слабым сложением. Если на высоте 4300 м, где лежат самые возвышенные деревни Ладака, скудость природы препятствует сильному развитию, то уже начиная с 3000 м вниз, здоровью вредят лихорадочные испарения. Даже в Сиккиме какое бы то ни было человеческое жилище устраняется из оснований долин Гималаев вследствие миазмов. Немногие хижины лежат по большей части, начиная с высоты 2200 м. Здесь можно ехать неделю, не встречая ни одного человеческого существа. Лишь на высотах горных гребней, откуда открываются обширные виды, поместились буддийские монастыри, из зал которых можно наслаждаться прекрасными видами на снеговые цепи.
Физический характер тюркских народов нельзя вполне объяснить ей, не представляя изменения прежнего более чистого типа, путём примеси. Но этот чистый тип принадлежал, очевидно, монгольской расе в тесном смысле, между тем как примеси почти везде сводятся к западноазиатским и часто европейским влияниям. Финские примеси, нередко встречающиеся у западно-сибирских татар, башкир и других народов азиатского северо-запада, отчасти остаются в круге монгольских расовых признаков, то есть [565] действуют не слишком изменяющим образом. Даже в стране Аксу и Кучи, где Потанину казалось, что он нашёл самый чистый тюркский тип, «более чистый, чем в Кашгаре и Ярканде», нельзя и думать о таких резко выраженных признаках, как у монголов. Киргизы, которые, по крайней мере, по отношению к прочности обитания в известной области и к образу жизни представляют самых стойких и давних тюрков, описываются наделёнными небольшим ростом, с приземистым, ширококостным телосложением, большой широкой головой, маленькими глазами, низким лбом, плоским носом и скудной растительностью на лице. Подобно тому и южноалтайцы — «среднего роста, худощавы, с плоским лицом, небольшим лбом, выступающими скулами, чёрными и прямыми волосами и бровями, глубокими глазами, значительным промежутком между ними и скудной бородой». Большие группы тюркских народов, начиная от кайсаков к западу и северу, далеко отошли от этого монгольского типа. В урало-алтайской группе тюркский тип, без сомнения, всего ближе к монгольскому, а финский всего дальше от него, но направление, в котором тюркские народы отдаляются от монгольского типа, характеризуется, в сущности, более высоким ростом, более длинным лицом («лошадиные лица» китайских летописцев относятся сюда), более сильной бородатостью, менее приплюснутым носом, менее широким ртом и менее толстыми губами. Так возникает тип узбеков с овальным лицом, длинными глазами, толстым носом, круглым подбородком и светлым цветом кожи. Западные тюрки, крымские и бакинские татары вообще не выказывают монголоидных признаков. Они говорят тюркскими наречиями, но по расе скорее арийцы. Османлисы (см. рис., стр. 564) — смешанный народ в полнейшем смысле этого слова. Когда Вамбери считает туркмен, которые по крайней мере уже несколько столетий занимаются похищением людей из Персии, за самых чистых представителей тюркского племени, то это относится более к нравам, чем к крови. Между каракиргизами одна треть отличается сильным развитием бороды, у татар Европейской России часто встречаются каштановые волосы, а серые и карие глаза настолько преобладают, что из тридцати касимовских татар ни у одного нельзя было найти чёрных глаз. Цвет кожи тюрков, правда, может переходить в тёмный, бронзовый оттенок, но зато и белые лица тюркских женщин вошли в поговорку. В тех случаях, когда глаза не имеют безусловно косого положения, зрачки кажутся больше, цвет глаз переходит в более мягкий карий, почти отсутствующие брови становятся густыми, борода — более пышною, и крепкие белые зубы менее косыми. Так возникает красивый тюркский тип Чёрного моря, Малой Азии и Персии и даже среди томских татар. Это — тот тюркский тип, который произвёл на Гейфельдера впечатление «храброго еврея». У более смахивающей на монголов, значительно смешанной башкирской разновидности поражает сходство с шеклерами Седмиградии. Женская половина идёт по этому пути не так быстро. Их лицо даже после долгого смешения всё ещё испорчено выступанием скул, а их фигура — некрасивой, коренастой малорослостью. Для них самих, впрочем, это не представляет никакой беды, так как повсюду, где тюркские народы живут по соседству с монголами, они выказывают замечательное пристрастие к первичному типу, предпочитая вступать в брак с монголками.
Всего далее от монголов стоят узбеки, воспринявшие иранские образовательные элементы и иранскую кровь, вследствие чего они сильно напоминают таджиков. Каракалпак высок ростом, бородат, с открытым взглядом: без сомнения, всё это — последствия более благоприятных условий жизни и смешения. Среди йомудов и текке-туркмен можно видеть вполне европейские лица, в особенности ближе к [566] югу, к границе Ирана. К переселившимся на Тарим с Лоб-Нора постоянно присоединяются беглые, а также изгнанники из Восточного Туркестана. Отсюда произошли нынешние таримцы, отличающиеся крайним разнообразием своих физиономий. Среди них можно найти типы киргиз, сартов, даже тангутов; между прочим показывается иногда вполне европейское лицо и изредка монгольское. Пржевальский приписывал блондинов, которых он находил здесь, пребыванию русских староверов. Уклоняющимися формами являются племена и народцы однообразных и бедных областей. Каракурчинцы Лоб-Нора и Тарима отличающиеся средним или малым ростом, слабым сложением, впалой грудью, небольшой головой, выдающимися скулами и острым подбородком, скудной бородой, вывороченными губами, блестяще-белыми зубами и тёмным, болезненным цветом кожи, представляют выродившееся, вымирающее племя.
Истинный характер внутреннеазиатских пастушеских народов заключает в себе тяжеловесную болтливость, откровенность, грубое добродушие, гордость и в то же время леность вместе с лёгкой возбудимостью и склонностью к мстительности. Уже в физиономии их замечается достаточная доля искренности в связи с привлекательной наивностью. Только частые сношения с китайцами, с одной, и индусами и персами, с другой стороны, развили в них лукавство, лживость и суетность. Там, где земледелие заместило кочевничество, прилежание и опрятность возросли, но честности стало меньше. Мужество имеет здесь скорее характер вспыхивающего стремления к борьбе, чем хладнокровной смелости. Религиозный фанатизм первоначально не был значителен. Гостеприимство, составляющее священный долг у неиспорченных киргизов, оказывается повсюду. Спокойный, сдержанный способ общения в Туркестане резко отличается от шумного способа арийских соседей, беседы которых восточному человеку всегда напоминают ссору. Даже и русские в общем оказали скорее неблагоприятное влияние на характер киргизов, которые в Оренбургской области превосходят своих учителей умственной возбуждённостью и трудолюбием. Настоящие монголы казались всем более симпатичными и простыми, чем китайцы. Под русской и китайской властью они свой воинственный, грубый, хищнический характер утратили в большей мере, чем тюрки, которые в большей части своей области не имели таких сильных соседей. Восстания не монголов, а дунган и пантаев в последнее время всего серьёзнее угрожали древнему царству.
Характер тибетцев не может представлять единства. Нам припоминается классическое описание Нахтигаля голодных хищников гор Тибести (ср. выше, стр. 513), когда Пржевальский изображает тангут, как людей мрачного и ворчливого характера, трусливых, но в то же время страшных для всех соседей, никогда не смеющихся и не улыбающихся и дети которых никогда не играют и не резвятся. «В них нет ни следа совести; они — самые бесстыдные лгуны и обманщики». Он верил монголам, которые уверяли его, что во всём Тибете люди не лучше их: «Их души черны, как сажа». Мы можем не придавать слишком большого значения суждению путешественника, который ознакомился лишь с частью страны, а также и словам монголов, живущих под постоянным страхом тангутов, и должны припомнить слова аббата Дегодена, который говорит о тибетцах в Татсианлу на западной китайской границе: «Не только своим внушительным видом, но и серьёзным спокойствием, поддержанием образцового порядка в хаосе крикливого и шумливого китайского городского населения, они делали этот контраст чрезвычайно резким. Эти крепкие, мускулистые фигуры с потемневшими от непогоды, изборождёнными, худощавыми, серьёзными лицами были люди, которых китайцы называли «дикарями»! С иной стороны также являются нам оседлые племена на юге и юго-западе.
По Ратцелю
По Ратцелю
[567]
Ладаки считаются мирными, упорно трудящимися людьми, у которых убийства, грабёж и насилие почти неизвестны; балты известны также своей весёлостью и добродушием.
У кочевников внутренней Азии нет исторического труда, который заходил бы далее трёх веков, и сведения их уже вскоре после того, как они сложатся, начинают делаться недостоверными. Ни у одного тюркского племени нет предания, которое можно было бы проследить далее немногих столетий. Их выдающийся историк — монгол Сананг Сечен из племени Чингисхана, живший в XVII веке, заставляет своего предка Чингисхана обратиться в феникса, а короля тангутов — в льва. Абель-Ремюза держится того мнения об этом историке, что он собирал легенды и генеалогии и взгляды его, вследствие индийского влияния, стали
ещё более неясными и неопределёнными. Монголы, впрочем, не ранее как через двадцать лет после смерти Чингисхана, то есть в 1247 г. заимствовали письменность из уйгурского языка. В Тибете они появились, вероятно, в начале VII-го столетия по Р. X., по-видимому, одновременно с буддизмом. Мы видим отсюда, насколько юно происхождение тибетской культуры, которую историки-философы, склонные к фантазиям, считали современною построению Вавилонской башни. Но вместе с письменностью у монголов вовсе не развилось более серьёзного взгляда на историографию. С тех пор только считалось необходимым приписывать каждому ряду правителей индийское или тибетское происхождение. Поэтому их исторические сочинения представляют скорее сборники буддийских легенд, чем перечисление исторических фактов. То же можно сказать и о тюркских народах с тою разницею, что притязания буддизма перешли у них к исламу.
Ввиду таких неверных источников посмотрим лучше на нынешние условия распространения монголов. Кроме многочисленных случаев слияния обеих больших групп, причины которого отчасти легко распознать в политической истории последних столетий, можно установить следующие основные черты распространения (см. «Этнографическую карту Азии» выше). Северная граница монголов и тюрков в Центральной Азии [568] проходит приблизительно близ 55° с. ш.; большинство их заключается в степном поясе между 35° и 50°. На юге тибетцы наполняют остальное плоскогорье внутренней Азии до Гималаев. На западе границею служат Каспийское море и река Урал, на восток — пограничные горы Китая и интересная геологическая грань между земледелием и скотоводством в Гоби. Представителями тюрков в Таль-Норе (в трёх—четырёх днях пути к западу от Кобдо) являются кизейцы, киргизское племя, которое переселилось лет восемнадцать тому назад на восточный склон Алтая и распространилось в долине Кобдо и его на восток притоков. На южном склоне Алтая пасут свои стада алтайские калмыки, называемые «двоеданцами», потому что они платят дань одновременно России и Китаю. На северном склоне Алтая мы опять видим тюркские народы, представляющие здесь один из их своих самых северных форпостов, выдвинутый к Чулыму. Они говорят на тюркском языке с примесью финского: очевидно, они — татары, сильно смешанные с финскими и самоедскими элементами; в настоящее время они постепенно подпадают русскому влиянию. Является сомнительным — принадлежат ли алтайские телеуты или командинцы, живущие на Бии, к финскому или к тюркскому племени. Они занимаются земледелием и смешиваются с русскими. Интересный пункт соприкосновения представляют Памиры — «крыша мира», великий водораздел западной части внутренней Азии. У северного подножия его живёт настоящий фермент народов в лице каракиргизского племени кипчаков, которое славится необычайной храбростью во всей Средней Азии. Оно поселилось в Коканде, но и после своего прикрепления не утратило воинственных наклонностей и принимало самое живейшее участие во всех новейших переворотах в Средней Азии. В углу между Персией, ханствами и Каспийским морем, в самой бедной по природе стране внутренней Азии, туркмены ведут весьма подвижную жизнь. Большая часть их поселилась на персидской почве, но оставшиеся независимыми находятся в постоянных столкновениях со своими пограничными соседями. Текинцы поселились в Ахале в начале прошлого века и оттуда производили набеги на Северную Персию. Часть их вследствие недостатка места передвинулась на Герируд и оттуда тревожила Хорасан, была оттеснена и вернулась в Ахал, где слишком малое пространство вынудило её вновь переселиться в Саракс. Отсюда они делали набеги на Хиву, Бухару, Мерв и Хорасан, пока Россия не наложила на них узду, которую им нелегко будет сбросить с себя.
Таковы точки пересечения народных потоков, в которых возникают водовороты и волнения, сближающие самые противоположные элементы. Аббат Дегоден в своём доме в местности около Атенце часто слышал одновременно шесть наречий, представители которых живут все недалеко от берегов Лантсанг-Кианга, — китайцы, тибетцы, лаосы, моссы, лиссы, минкии; к ним присоединяются ещё беглецы из Юннана, нередко происходящие из Бхамо и Киангтунга. К северу оттуда монголы, проникшие в древнюю страну тангутов (см, рис., стр. 570), прежних обладателей отчасти уничтожили, отчасти рассеяли. Без того значения, какое придаёт тангутскому языку в глазах внутренних азиатов начертание основных буддийских сочинений его звуками, об этих некогда могучих северных тибетцах не было бы ничего слышно. Вместе с дунганами они образуют дрожжи в смеси народов. Дунганы некогда были сильны и энергичны, часто поднимались против китайцев и вынудили их под конец к отступлению из страны Или. Сами они были, однако, побеждены Якуб-Беком, правителем Кашгара, вследствие чего уменьшились в численности и были вновь покорены китайцами. Кроме них, в полосе оазисов живут ещё монголы и тибетцы в довольно большом числе, отчасти насильственно поселённые здесь китайскими императорами ради охранения границ (к ним принадлежат и далды); [569] далее к Куку-Нору опять встречаются тангуты. От IV до X века потоки тюркских кочевых народов постоянно изливались из Алтая, пока не дошли до сердца Европы и не оставили как результат завоевательных походов Чингисхана и Тимура военных поселений вдоль линии своего движения, а впоследствии ещё более распространились и утвердились там. Замещение греко-варварского населения Малой Азии турками, турецкие примеси в Сирии и Мессопотамии, вытеснение большой части населения арийского Ирана представляют некоторые из великих последствий этого движения.
Среди народов, подвинувшихся к европейской границе и далее неё, живут башкиры, милях в трёх к югу от Верхнеуральска. Они уже в 925 г. отмечены в описании Ибн-Фослана живущими в степи к востоку от Волги. Отатарившееся племя, обращённое в ислам, сперва находившееся под покровительством России, потом возмутившееся против неё, далее вошедшее в состав русской армии под именем башкирского казачьего войска, принадлежащее теперь к русскому крестьянству и насчитывающее около 755 000 душ, уже целое тысячелетие крепко держится на той же почве на восточном склоне и в долинах Южного Урала, и лишь в настоящее время вступает в переходное состояние от кочевничества к оседлости и находится в процессе слияния с русской нацией. Мещеряки, число которых доходит до 137 000, делятся на русскую и татарскую части, смотря по тому, смешивались ли они с теми или с другими, и сами себя называют башкирами, так как они заимствовали у них язык, религию и нравы. Ногайцы, выдвинувшиеся ещё далее башкиров в виде клина на северный берег Чёрного моря, не так скоро пришли в спокойное состояние, и ещё менее — подвинувшиеся далее в Европу и давно уже оседлые османы. Ещё в последние десятилетия ногайцы, которые в Крымскую войну относились слишком дружелюбно к войскам союзников, покинули Крым и переселились в Добруджу; черкесы двинулись в Болгарию, болгарские и румелийские турки и теперь ещё переселяются в Малую Азию, а болгары заняли место ногайцев в Крыму.
Если мы посмотрим на монголов (см. рис., стр. 563 и 567), на восточное родственное племя, то нам покажется, что и они не всегда жили в своём настоящем месте обитания. Имя их появляется только в XIII в. Утверждение, будто предками их были известные уже раньше, живущие на Байкале биды, может считаться лишь предположительным. В китайских хрониках выступают народы с красными волосами, зелёными глазами и белыми лицами: одни считают их тюрками, а другие — индо-германцами. Нельзя, по крайней мере, сомневаться в том, что племя этого народа первоначально жило на верхнем Енисее и на Байкале, что другое племя, гиунгну, осело в Ордосе и что торговля китайцев направлялась в страны к западу от пустыни, где её часто тревожили, пока не образовалась цепь военных колоний до Памира, поворотного пункта древней китайской западной торговли. Тюркское племя Шато в эпоху династии Танг охраняло границу на севере Шенси и Шанси. После раздробления царства тангутов оно в IX в. проникло в Тибет к югу на неизвестное нам расстояние.
Монголы живут в настоящее время вообще к востоку от тюркских народов в трёх больших группах — монголов, или восточных монголов, бурят Забайкальской области и в южной части Иркутской губернии калмыков, или западных монголов. Подгруппы калмыков представляют волжские монголы или калмыки в тесном смысле, джунгары в Восточном Туркестане и Кульдже, наконец, цайдамские и алашанские монголы. Более крупными, самостоятельными и несмешанными группами восточных монголов являются северные монголы или халхи, распространяющиеся от Алтая до Амура и к югу оттуда до Скумида в пустыне Гоби и [570] затем жувущие на южном крае Гоби монголы-цахары, в южной области которых находится уже довольно плотное земледельческое китайское население. По ту сторону цахаров живут ойроты, от восточного склона Сумахадских гор; они сохранили монгольский характер в наибольшей чистоте, тогда как тсуниты, обитающие близ Кукухото, живут уже в одних деревнях с китайцами. Граница китайской культуры медленно подвигается
вперёд, никогда не отступая, и в настоящее время во многих местах уже достигает пределов, какие ставят ей почва и климат. Рихтгофен, впервые исследовавший эти части Монголии в геологическом отношении в конце 60-х годов, обратил внимание на то, как граница китайской культуры повсюду совпадает с водоразделом и с границей геологических формаций. Повсюду, где начинается гнейс, ручьи текут к рекам Китая; напротив, воды плоскогорья собираются во впадинах вулканического покрова в неглубоких и солёных озёрах или болотах, не имеющих стока; они образуют почву, настолько же благоприятную для произрастания травы, насколько она неблагоприятна для земледелия, вследствие чего она, естественно, оказывается страной монголов, так же как первая — страной китайцев. Эта культурная граница лежит далеко по ту сторону Великой Стены, которая 2 тысячи лет тому назад представляла этническую границу; это прославленное архитектурное сооружение, таким образом, стало практически бесполезным и потеряло всякое значение. Многие миллионы китайцев живут уже перед воротами стены. Китайская политика нашла с тех пор другие средства сделать безвредными монголов, некогда самых страшных врагов Китая (см. ниже, стр. 597). Ещё далее монголы отодвинулись от запада: после смерти [571] Чингисхана они распространились почти до европейского Средиземного моря, а в настоящее время за пределами Монголии можно найти только калмыков и небольшое племя в Гурских горах (к югу от Герата). Редкие монгольские названия к западу от Аму-Дарьи указывают на непродолжительное пребывание их в Западной Азии.
Тибетские народы живут на границе с индусами и тюркскими народами. Подвинувшиеся всего далее на запад балты населяют южные боковые долины Инда, нижнюю долину Суру, главную долину Инда до самого устья Суру и выше Картакшо до Тулу, а на севере нижние долины Шайока и Шигара до высоты 1800 м. Они живут среди арийских дардов вместе с ладаками на Инде от Санджака до Мароля. Спити считается областью чистого тибетского населения. К югу оттуда Лаголь, напротив, заключает народ, который признаётся индийско-тибетским смешением, канет, встречающимися в рассеянном виде и в Киштваре. В Рупчу живут чампы (чампа), также тибетцы. Многочисленные колонии этих народов далеко выступают за пределы первоначальных областей и, хотя вначале между старооседлыми и вновь переселившимися соблюдается строгое разделение, как, например, между балтами и дардами в Бонду, Драсе и др. местах, но под конец возникают смешанные расы, происхождение которых легче объясняется условиями более индуизированной области предгорий Гималая и Кашмира. Так как западные Гималаи плотнее населены, чем восточные, то переселенцы здесь легче превращаются в оседлых. Далее к востоку, среди новой и новейшей тибетской иммиграции, в пустынных центральных областях Бутана, Сиккима и Непала, живёт скотоводством и скудным заработком носильщиков продукт более древнего тибетского переселения в виде лепчей (лепча) и лимбов (лимбу), мало смешанных с индусами; в различных долинах они говорят на весьма различных диалектах, которые по большей части исходят от тибетского корня. Всё, что сообщается о тибетских остатках в горных народах, так называемом первичном населении Индии, — не что иное, как гипотеза. Но родичей тибетцев можно указать ещё за восточными Гималаями (ср. стр. 598). Смешению народов соответствует и разнообразие языков. В Лаголе существует рядом не менее четырёх различных языков — тибетский, бунанг (полутибетский с собственной грамматикой), манхат (смесь тибетского, индустанского и местного наречия) и, наконец, синане, в котором попадаются тибетские, манхатские, синайские и даже некоторые индустанские и персидские слова. В Спити говорят только по-тибетски, в Ладаке и Тсанскхаре — по-ладакски, в Балти — по-балтски, по-арийски в Асторе (близ Гильгита) и некоторых частях Балти (язык дарди), в Падаре и Киштваре (наречие пагари) и в Кашмире (наречие кашмири и чибали). Тибетский язык происходит из индийского источника. Арабский язык употребителен до самого Кашмира.
Сказание о происхождении тюрков приписывает Ною восемь сыновей, к которым принадлежали родоначальники турок, китайцев, русских и хазар под именем Турк, Чин, Рус и Хазар. Из четырёх сыновей Турка первый, Тютек произвёл близнецов Татара и Могула; от них произошли татары и монголы. К удивлению, обе группы не отделены одна от другой генеалогически, а остаются в пёстром смешении. Эти указания сводятся, впрочем, к политическим и социальным отношениям, в которых тюрки и монголы находились во времена потомков Чингисхана, когда эти предания были закреплены письменно. Монголы оторвали от первых две больших орды, которые остались и впоследствии под их властью. Но природа областей обитания и различие исторических влияний всегда разъединяли большие массы народов Средней Азии даже среди самого тесного политического союза. И это разделение остаётся в силе до [572] нашего времени: тюрки подпали русскому, а монголы — китайскому владычеству. Ещё прежде того последние были обращены в буддизм, а первые — в ислам, и поэтому религиозная граница по большей части совпадает с этнографической (см. «Культурную карту Азии»). В этой пограничной области произошла решительная битва за господство буддизма или ислама в Азии при Янгигиссаре. Кроме того, монголы с самого начала тесно связали свою судьбу с судьбой Тибета; там, даже в виде предположения, можно провести этнографическую границу только с большим трудом с тех пор, как она отступила от Холангшана (к западу от Нингии), до которого простиралась власть тангутов во времена их процветания в VIII и IX вв. Сказание о происхождении тибетцев вовсе не знает тюрков. Вначале человек с тремя сыновьями без отдыха бродил по плоскогорью. Страна эта была тогда не пустынна, не бедна и не холодна. Деревья производили великолепные плоды, рис рос сам по себе и чайное растение разрасталось на тех полях, которые впоследствии Будда обратил в каменистые пространства. Тогда умер отец. Каждый сын хотел взять труп, чтобы похоронить его по-своему. Отсюда произошло первое несогласие между ними. Старший получил голову, отправился на восток и сделался родоначальником потерпевших поражение китайцев. Второй сын удовольствовался конечностями умершего, покинул свою родину и поселился там, где громадные пустыни представляют достаточно простора для движения его потомкам, монголам. Младший сын получил грудь и желудок; от него происходит тибетский народ, отличающийся в обычных сношениях добродушием, откровенностью и сердечностью, а в бою стойкостью и храбростью.
Пользуясь методом, который доставил ценные результаты для арийских народов, Вамбер и пытается извлечь из тюркских языков указания их прежнего культурного состояния. Если тюркское слово, означающее зиму, происходит от метели, если, холод и ветер произошли от одного и того же корня и первоначально существовали слова для обозначения лыж и лося, то первоначальную родину тюрков мы не может отодвигать к югу. Вамбери ищет её в соседстве области истоков Ангары и Енисея, Иртыша и Оби. Море и течение в тюркских языках не существует. Главной пищей тогда было мясо и главным хлебом — просо; рис и сорго обозначаются заимствованными словами. Вероятно, обработка металлов не была знакома древним тюркам; быть может, они получили о ней сведения от финно-угрских алтайцев, к которым сводятся так называемые чудские рудники (ср. стр. 573 и т. I, стр. 678), название свинца и бронзы заимствовано у монголов.
Коренное племя тюркских народов в первый раз, когда мы видим его, оказывается между финско-угрскими племенами на севере и персидским влиянием на юге, но далее на север, чем позднейшее время. Имя киргизов выступает перед нами в более, чем тысячелетних китайских известиях из угла Южной Сибири на Енисее, откуда они в XVII в. переселились на Иссык-Куль и Балкаш. Вследствие слияния с бурятами, кайсаками и остатками других племён, а также силою собственного роста, они сделались трёхмиллионным народом, покрывающим степи от памирской до сибирской границы и от Урала до границы Монголии. Возможно, что сношения, происходившие в первом тысячелетии из Перми вверх по Иртышу и лежавшими за ним степями (рядом с торговым путём через Каспийские ворота народов и через Страну Двух Рек идёт другой над средним Уралом по Пермскому проходу и по ту сторону изгибается над Алтаем к югу), принесли с собой угрские культурные элементы, между тем как иранские влияния выразились даже в названиях бога, святых, духа, волшебства и пр. Позднейшие воздействия тюркских народов на персов выказываются в словах их языка, относящихся к [573] скотоводству, войне и верховой езде. Те и другие отношения сводятся не к одним лишь соприкосновениям персов и турок после времён Магомета. Иранские следы встречаются в языке раньше отделившихся мадьяров, так же как и отдельные тюркские слова в древнеиранском языке. Турки явились перед византийцами в том виде, в каком мы знаем теперь киргизов или туркмен — воинственного народа кочевников и наездников, разделённого на роды и племена, закалённого и простого. Если мы прибавим к этому свидетельства из современной нам жизни и исторической деятельности тюркских народов, то увидим вполне кочевой народ, огромное большинство которого с незапамятных времён бродило со своими стадами лошадей, овец и верблюдов по низинам Западной Азии, покрытым травою и тростником, от Алтая до Волги, питаясь только молоком, мясом и жиром и одеваясь лишь в кожи животных. Увлекаемый своей охотой к переселениям, главным образом к югу, этот беспокойный народ, сталкиваясь постоянно с оседлыми иранцами, пытался неоднократно прорвать пояс степей. Мы вправе поставить вопрос — не эта ли западная ветвь урало-алтайского племени впервые оказала могущественное действие на передвижение народов до глубин Европы? В том же виде мы представляем себе монголов на северо-востоке той же полосы: связанные сперва более тесно с тюркскими народами, проникая вместе с ними из упомянутых выше или из лежащих к северу и далее к востоку мест обитания, отделившись от них после долгого общения, и они передвинулись к югу.
Два факта содействуют характеристике народов, некогда живших здесь: способ погребения и металлические изделия так называемых чудских могил. Уже Паллас заметил сходство каменных гробниц на Енисее с языческими погребениями Германии. Это — дольмены и каменные круги, а на Иртыше только кучи камней. Там находили в большом количестве предметы из меди — наконечники стрел, кинжалы, секиры, ножи и домашнюю утварь, а также железные наконечники копий, золотые украшения, в особенности на Иртыше, и всё это в громадных массах. И на Енисее встречаются оружие и утварь из меди, весьма сходные с иртышскими. Но им вообще свойствен более художественный характер. Впрочем, главный корень этой промышленности лежит более к западу: «чудские» рудники неизвестных народов внутри и вблизи Алтайских гор. Они указывают на первобытное, но распространённое и оживлённое горное дело. Золото и медь чудских могил на Иртыше здесь могло быть добываемо всего легче. Железо было неизвестно. Их клинообразные мотыги состояли из меди, а рудокопные молоты — из длинных, круглых, очень твёрдых камней с желобком, в котором кожаный ремень прикреплял камень к деревянной рукоятке. Найден был скелет рудокопа и рядом с ним кожаный мешок с золотосодержащей охрой. В рыхлой горной породе в шахте углублялись на пять и на шесть лахтеров.
В курганах Юго-Западной Сибири не находят погребения в каменных могилах: труп прикрыт только грубо или вовсе необделанными берёзовыми стволами по бокам и сверху. Скелеты обращены головою к востоку. С ними всегда клали в гроб части жертвенной овцы, со взрослыми — кусок хвоста, а с детьми — лопатку; они лежали у головы, на груди, с правой или с левой стороны трупа. Случайно находимые оружия и украшения довольно скудны; оружие сделано из кости или железа, а предметы украшения — из кости, полированного кварца, цветного стекла или меди. Остатки глиняных сосудов попадаются редко; однажды был найден горшок из берёзового дерева. Встречаются и остатки тканей. Вещи сделаны из расплавленной меди; бронзы нет нигде. Холмы имеют круглую форму, поперечник от 6 до 10 метров и обыкновенно лишь от 0,5 до 1 метров высоты и насыпаны из одной земли. Над некоторыми из них возвышаются каменные фигуры (бабы), одежда которых, по-видимому, монгольская. Уже Паллас проследил распространение каменных изображений монгольского типа, с горшочком в обеих руках перед животом, от Днепра и Донца до Кубани и Терека; они редки в Поволжье, становятся чаще на Иртыше и многочисленны на Енисее. Близ Змеиногорска найден был восьмиугольный курган с трупом лошади, рядом с прямоугольным, заключавшим труп человека; оба эти кургана были окружены каменными кругами.