17. Иранцы и родственные им народности
| Постоянное прохождение атмосферных элементов, продуктов, товаров, военных экспедиций и орд народов запечатлело страну и народ своеобразным характером. |
| Карл Риттер. |
Не без основания греки видели в Восточном Иране большое среднеазиатское царство. В Бактрии выступил Зороастр, отсюда распространилось огнепоклонничество на запад и на юг, здесь протекали источники поэм Фирдуси и после завоевания арабов здесь можно было найти более чистые зендские формы, чем в персидском языке. Персы [645] нынешней Центральной Азии получили больше, чем персидские персы, остатков древнего персидского языка, не испорченного семито-туранским влиянием. Ни один из знатоков нынешнего Ирана не ищет иранских черт в населении Персии; Ханыков видит в таджиках, Раулинсон в вакханцах, Вамбери в тех и других, а также в гальчах, джемшидах и персеванах, более следов этих черт, чем даже на рельефах Сассанидов. В самой Центральной Азии гальчи считаются древнейшими из иранцев. На сколько оседлая культура выступает за Аму-Дарью навстречу китайцам, там можно искать иранских элементов — до Турфана и Хотена. На север они доходили через Ходжент до Джаджа и Бинакета (Пенакета). Лишь потому, что по ту сторону Аму-Дарьи рядом с ними жили номады, которые не всегда были туранцами, названная река может служить границею между Ираном и Тураном.
В большом поясе степей, идущем от северо-западного берега Африки до северо-восточного края Азии, от Атлантического до Тихого океана, живут многочисленные оседлые народы, занимающиеся земледелием, промыслами и торговлей. Этнографически и исторически они отделяются от номадов, которые властвовали над ними в политическом отношении или оказывали глубокое влияние на их политическую историю. Властители, проникшие сюда в качестве завоевателей, — по преимуществу номады тюркского племени, а покорённые земледельцы, торговцы и ремесленники — также по преимуществу потомки древних персов и мидян. Обыкновенно полагают, что всё персидское население в древние времена занималось земледелием и что только туранские вторжения внесли кочевничество в эту страну. Такому предположению противоречит природа страны, которая на обширных пространствах всегда властно требовала кочевого скотоводства. Обезлесение и беспечное отношение к земле могли уменьшить плодородие страны, но они не могли вывести Персию из пояса сухого климата, к которому она принадлежит в силу законов, не изменяющихся в одно или два тысячелетия. Исторические свидетельства указывают для древних мидян место среди туранских кочевых племён; иранские номады скрывались под собирательным именем скифов и сидели некогда от Чёрного моря на восток до Сыр-Дарьи, от соколотов до массагетов. Иранские племена задолго до начала нашего летосчисления жили в Туркестане, где в то время земледелие было немыслимо без кочевого скотоводства. Кудатку-Билик, древнейший местный источник тюркской истории, говорит уже о таджиках и сартах, как о самостоятельных нациях. Вамбери полагает, что уже тогда язык таджиков носил глубокие следы тюркского языка, и сарты на среднем течении Сыр-Дарьи говорили уже, быть может, наречием, испытавшим тюркское влияние.
В каком виде мы можем представить себе физические признаки арийско-иранского коренного племени Передней Азии? Мы знаем одну большую ветвь его — индийскую. С нею вполне сходна ветвь иранцев, какую можно найти теперь среди парсов Индии, гебров Йезда и Кирмана, среди обитателей Ширваза и затем среди луров и легов. Различие от более светлых армян и евреев ясно выражается и в цвете тела. Примесь белокурых и каштановых светлоглазых индивидуумов у таджиков Туркестана, а также у узбеков Ферганы, значительнее, чем у иранских племён Памира. В Керийских горах живут белокурые и голубоглазые мачины, происшедшие, вероятно, от смешения арийцев и монголов. Многие белуджи и целые общины в Северо-Западной Персии столь же темны, как и обитатели Южной Индии. Цвет кожи со своим незначительным румянцем напоминает жидкий молочный кофе; обильные волосы и густая борода имеют тёмно-каштановый цвет. Чистые иранские персы [646] должны, однако, встречаться ещё реже, чем чистые арийские индусы. Всё в их жизни и положении благоприятствует смешению. У них господствует экзогамия и полигамия, и элементы смешения их исходят от племён киргизов и узбеков, с которыми они находятся в сношениях, во многих случаях благоприятствующих смешению ради политических и социальных причин. Там, где они живут в более
защищённом положении — в Бадахшане, в гористой верхней Кундузской области на северном склоне Гиндукуша — вследствие близости Памирских гор, нападения тюркских орд были столь часты, что большинство населения, равного приблизительно 100 000—150 000 душ, говорящее по-персидски, долгое время находилось под господством узбеков и смешалось с туркменской кровью. Даже в Сеистане преобладают «скифские физиономии» (Раулинсон). В нынешней Персии рядом с этим, что называется потомством мидян и персов, и рядом с тюрками (см. рис., стр. 652) можно найти курдов, арабов, армян, кавказцев, халдеев (несториан), евреев, цыган, афганцев, белуджей и индусов; в качестве военнопленных к [647] ним присоединялись монголы, в виде рабов абиссинцы и негры, и дезертиров — русские и поляки. Но можно указать особенно частые смешения с тюркской и затем кавказской и армянской кровью. Древнейший слой персидского населения в Афганистане составляют таджики, полмиллиона трудолюбивых земледельцев, ремесленников и торговцев, принадлежащие к тем рассеявшимся иранцам, каких можно найти от Инда до Сыр-Дарьи. От афганцев их отделяет язык, а не суннитское вероисповедание. Выше их стоят в три или четыре раза превосходящие их численностью афганцы, которые говорят на языке пушту и своим наружным видом напоминают о сильной примеси тюркской крови. В туранском слое прежде всего имеют значение кизилбаши, вероятно, потомки оставленных Надир-шахом военных поселенцев смешанного персидского и тюркского происхождения, обладающих мужеством, благосостоянием и предприимчивостью. Они говорят на персидском диалекте более позднего происхождения, чем таджики. Но в качестве шиитов они отделены от них глубокой пропастью. И на английской военной службе в Индии, в кавалерии и в разведочных отрядах, можно найти много кизилбашей. С ними сходны узбеки в афганском Туркестане, тюркские властители таджиков, сдерживаемые, однако, отрядами афганских войск. Наконец, можно назвать принадлежащих также к тюркскому племени газаров (газара), чисто пастушеский, бедный, дурно вооружённый народ. Они, вероятно, пришли в эту страну вместе с Чингисханом. По отношению к господствующим племенам, они удержали за собою полунезависимое положение, но первые презрительно относятся к ним.
Свои задатки и свою естественную обстановку более мелкие группы горных народов сохранением первоначальных признаков поддержали в более чистом и неиспорченном виде. Гальчи сильнее, мужественнее, честнее таджиков. Первые — скотоводы, последние — земледельцы, ремесленники и торговцы; первые малочисленны, последние исчисляются миллионами. Кафирам, или сиапошам, и дардам воздаётся хвала в том отношении, что на Востоке мало таких народов, как они, — без лести и страха, с одной, и без нахального самомнения, с другой стороны. Шоу присоединяет к дардам в лингвистическом отношении народцев Читраля, Кунара, а, быть может, и сиапошей. Более отдалённое сходство соединяет с ними обитателей Солимановых гор. Остатки более древнего распространения за Памир к востоку, где иранские следы заходят за Хотен, представляют гальчи Когистана, Дарваса, Рошана, Вакхана, Бадахшана и Шигнана: это — светлокожие народы с обилием волос на голове и на бороде. Чёрный цвет волос переходит местами в каштановый и красный; здесь встречаются карие, серые и голубые глаза. Прямо поставленные глаза, изогнутый узкий нос, узкие губы, мелкие зубы, овальное лицо, хотя и с выдающимися скулами, небольшие плотно прилегающие уши, сильные конечности и высокий рост легко позволяют отличить более чистые племена этих народов от их монголоидных соседей. Исключение представляют только верхние горные долины области Аму-Дарьи, где встречается множество кретинов. Более мелкие группы гальчей напоминают европейских горцев. Их отдаляет от окружающих азиатов и свободный, благородный характер. Таковы же бедные горцы, живущие у подножия Зерафшанского глетчера, без всякого следа земледелия, в домах с каменными стенами без извести, с единственным домашним животным ишаком, полуручным ослом. Гостеприимство, патриархальная семейная и общественная жизнь и моногамические браки напоминают ведийских предков индусов.
Уже Клапрот и Риттер предполагали, что общее население Восточного Туркестана, доходящее ныне почти до миллиона, некогда было [648] арийского племени. Раскопки могил в Черчене и других оазисах позволяют видеть, что здесь некогда обитал народ богатый золотом, который клал золотые пластинки на глаза мертвецов. Уже в давнее время страна эта была наводнена монголами; вскоре после того китайцы начали основывать здесь колонии, привели с собою дунган, между тем как из Западного Туркестана сюда переселялись кокандцы или анджаны. Индусы, кашмирцы и бадахшанцы также примешивались к городскому населению. Нередко разражались войны, уничтожавшие население целых групп оазисов. Затем добровольная или вынужденная колонизация вносила новые элементы, от смешения которых произошли отатарившиеся арийцы. Якуб-бек переместил последний остаток «запамирских арийцев», племя в 1000—1500 индивидуумов, и посадил на их место китайцев. Якуб-бек был сам кокандец и заполнял все важные посты своими соотечественниками, которые по языку и нравам едва ли казались туземцам Ярканда и Кашгара чужестранцами. В более отдалённых степных областях, как, например, на Лоб-Норе, господствует скорее тюркско-монгольское смешение. Не следует забывать и арабов, и афганцев. В само́й стране различают в настоящее время два главных племени — мачинов, занимавших, по-видимому, первоначально большую часть страны, а теперь живущих преимущественно на юго-востоке к югу от линии Черчен-Хотан, и ардбюлей на севере, обитающих главным образом к северу от линии Аксу-Кашгар. Пржевальский отмечает в ардбюлях семитические, а в мачинах — монгольские черты. Китайский элемент, естественно, выступает всего сильнее в городах, где китайские чиновники, купцы и солдаты существовали всегда, а в последние годы приобретали всё больше и больше значения.
Персиянин (см. рис., стр. 646 и 652) обладает тонкостью представителя старой культуры, остроумием, поэтичностью и изяществом, но также и хитростью в обращении, позволяющей отличить его от многих. Ему свойственны художественный вкус в одежде, даже в обуви, и в то же время почти женская кокетливость и вообще выхоленная наружность преимущественно перед другими единоверцами. Украшая своё тело, он также охотно украшает свою речь образами и остротами. Характер, который он сам называет «фузуль» — утончённый, пронырливый, корыстолюбивый, принижающийся перед высшими, повелительный перед низшими, с поверхностным образованием, часто встречается в Персии, в особенности в Испагани. Персияне пользуются славой превосходных дипломатов, комиссионеров и маклеров. Парсы даже в Индии из всех рас стоят всего ближе к англичанам, и одни занимают положение, недоступное для прочих туземцев. Часто цитируемый стих Сади говорит: «Ложь для доброй цели лучше истины, возбуждающей вражду». Персияне заслуживают похвалы своим искусством сдерживать выражения своей страсти, своим смирением в несчастье, своим врождённым nil admirari[1], своей умеренностью в еде и питье, своей склонностью угощать других, своей неспособностью отказать просителю в обещании исполнить его желание. В Центральной Азии существует поговорка: «Глаза его открыты, как у бухарского менялы». С большей похвалой отзываются о вежливости персиян, хотя и в ней много лжи; по правилам её, гостю следует предлагать всё, что ему нравится, даже самое крупное и дорогое. Вежливость свойственна и белуджам, которые даже в низших сословиях приветствуют друг друга целованием рук и продолжительными взаимными расспросами о здоровье. Низшие перед высшими делают движение рукою от колена до лодыжки. Честолюбие в Персии необычайно распространено: мирза, «знающий писание», ставится перед именем, если к нему не прибавляется хан или бек. Благочестивые люди украшают себя именем меккского пилигримма, хаджи, или, по имени других мест богомолья, кербелай, мешеди и т. п. [649]
Благодаря их географическому положению персиянам выпала видная роль в распространении ислама, которому пришлось проникнуть между Восточным Римом и Ираном. Иран пал всего раньше и доставил фанатикам Аравии богатую культуру и большие средства для дальнейшей пропаганды. Мекка давно уже была знакома персидским торговцам, и персияне служили в армии, с которой Магомет одержал победу. Персидское влияние и в другие страны переступает за границы Ирана. Персидский язык — официальный в Кашмире и Джему; индостани Пенджаба пользуется персидскими письменами, заключает примесь многочисленных персидских слов и служит в торговых сношениях от Афганистана до Восточного Туркестана и на западном берегу Индии. Будучи оттеснены другими нациями, персияне и теперь ещё играют роль на рынках внутренней и Южной России.
Одежда у горных племён — шерстяная и тёмного цвета. Сиапоши носят это имя вследствие тёмного цвета своего платья. Коричневые шерстяные кафтаны и шаровары, высокие войлочные чулки с тяжёлыми кожаными подошвами и хлопчатобумажный тюрбан белого или синего цвета составляют одежду как мужчин, так и женщин. Женщины носят длинные косы. Украшения редки, и всё, кроме тюрбана, составляет произведение домашней промышленности. В костюме нынешних персиян многое напоминает первоначальные черты горной одежды. Персиянин держит голову в тепле с помощью высокой меховой шапки, предоставляя в то же время действию холода грудь и ступни ног. Меховая шапка, не вытеснившая до сих пор тюрбан только у курдов, афганцев и белуджей, считается каджарским, следовательно, тюркским наследием, но предкам иранцев, жившим в пастушеском состоянии на прохладных возвышенностях, она могла быть свойственна исстари. Всего проще в настоящее время одежда белуджей, состоящая из куска ткани вокруг бёдер, травяных сандалий и шапочки, вследствие чего обилие оружия — щит, меч, ружьё, нож, сумка для пуль и пр. — способствует прикрытию тела. Но при полном снаряжении одежду белуджей составляют крепкие хлопчатобумажные шаровары, которые ниже колена плотно прилегают к телу и украшены красивой красной вышивкой; сверху надевается длинная хлопчатобумажная рубашка, также вышитая, и, кроме того, большой тюрбан и толстая шерстяная накидка вроде пледа. Костюм персиянина составляют доходящая до средины живота, застегивающаяся сбоку рубашка, вамс, по большей части из бумажной ткани (богатые люди носят их по две), широкие шаровары и кафтан из шёлковой или бумажной материи, облегающий бёдра. В холодную погоду надевается сверху короткий плащ, часто широко отороченный мехом, а при выезде в гости — длинная одежда, доходящая до пяток, совершенно скрывающая руки. На ноги надеваются короткие, доходящие только до лодыжек носки и широкие разрезные туфли или башмаки. Персиянин любит говорить об одежде и жертвует на неё большие суммы.
Жилища в горах состоят из булыжника и глины, а в местах ещё более высоких часто из одного дерева, — в Гиндукуше из белого тополя. Более значительные поселения окружаются башнями и стенами. Входя в дом в высоких горах Вакхана, прежде всего приходится вступать в хлев для лошадей и коров и через длинный узкий ход проникать в жилую комнату — маленькую и грязную. В середине её стоит глиняная печь, из которой дым выходит в отверстие вверху. Куполообразная крыша поддерживается деревянными подпорками, которые стоят кругом около очага. Со всех сторон открываются небольшие помещения для членов семьи. Хароты, пастухи Солимановых гор, питающиеся от своих коз, а зимою — семенами сосны, живут почти всегда в [650] шатрах. Хижины освещаются лучиной. В Персии строятся по большей части из высушенных на воздухе кирпичей, которые быстро разрушаются, если их выделывают из земли или уличной грязи, как часто бывает. Там пользуются и кирпичами старинных построек, например, в Тегеране кирпичами из Рая. Так как там строятся часто и никто не продолжает постройку, начатую другими, то эти постройки непрочны. Дома, дворцы и целые деревни покидаются из каприза, ради дурных предзнаменований, вследствие случаев смерти. Устройство жилых помещений в лучших домах следует общему восточному обычаю (сравн. выше, стр. 454 и 631). Украшение жилых помещений коврами не употреблялось первоначально у персов, а представляет подражание Европе или, быть может, явилось под влиянием чайных домов Центральной Азии. Издревле употребительным было только прикрытие стен храмов и надмогильных зданий. Отдельные жилья в виде дворов встречаются не только в горах: их можно найти и в оазисе Черчен.
Господство номадов запечатлело свои следы даже в крестьянской жизни Персии. Крестьяне часто оставляют свои деревни и со своим убогим имуществом переселяются на новую землю, собственник которой, чаще тюркского, чем персидского происхождения, обещает брать с них меньше повинностей. Одна из самых обычных жалоб персидского землевладельца заключается в том, что сосед настраивает против него его деревню.
Доказательством того, что предки его были культурным народом, у перса всего больше служит постоянство, с каким он держался возделывания почвы, этой основы всякой культуры, среди бурь и опустошений. Турецкая поговорка: «Где есть земля и вода, там есть и перс», — обрисовывает его любовь к земле. Персия богата пригодной для обработки почвой, но в большинстве земледельческих областей страны она нуждается в искусственном орошении. Все реки распределяются на бесконечное множество каналов. Там, куда достигает вода, мы видим жизнь; там, где её уже нет — пустыню. Даже солончаковая почва при постоянном орошении превращается в превосходную полевую землю. Редкое население, вместе с равнодушием правительства ко всякому улучшению участи и труда земледельца, является причиной недостаточного культурного развития страны. Новейших способов сообщения там не знают: они невозможны вследствие угнетённости крестьян и тяжести правительственных податей. Отыскивать источники, копать колодцы, устраивать водопроводы, всё это составляет труд особых ремесленников, муканни; он хорошо оплачивается, так как опасность быть засыпанным в глубинах, доходящих до 60 метров, довольно велика. На почётный пост надсмотрщика за водою (мираб, по-турецки субаши) всегда много охотников. Подземных водопроводов там довольно много; прежде они выкладывались камнем, и некоторые из них имеют несколько миль в длину. Там переделывались целые речные системы: в Курдистане один из верхних истоков Евфрата был отведён в верхний исток Тигра. Количество воды исчисляют по силе, с какой она ворочает жернов, и говорят: источник в два или три жернова и т. п. Некогда старинные правовые определения относительно пользования проведённой водой считались почти священными; в настоящее время случается, что с помощью насилия отнимают воду у целой деревни. Могущественные города после разрушения их каналов нуждаются теперь в воде. Испагань была обязана процветанием окружающей её местности водяным сооружениям на Зайенде. С упадком города разрушились и оросительные приспособления. Система плотин для задержания снеговой воды, вызывавшая плодородие в окрестностях Персеполиса, пришла в разрушение, и страна поражена пустынностью и засухой. Весьма [651] несовершенный плуг без колеса легко заменяется мотыгой, так как он может только царапать землю. Странное противоречие представляет отсутствие удобрения в большей части Персии, тогда как существуют старинные рецепты для искусственного приготовления его из отбросов всякого рода в Испагани и др. местах, где существуют высокие башни для накопления голубиного помёта. Там молотят орудием вроде саней, с полозьями, обитыми железом, прежде усаживавшимися камнями. Главный хлеб там пшеница; рис составляет основу питания зажиточных людей, просо и чечевица — бедных, а ячмень служит кормом для лошадей. Рядом с возделыванием хлеба, там всего более распространена культура виноградной лозы и дынь. Горное хозяйство более высоких частей гор примыкает в более низких и тёплых местностях к полеводству террасами, которое в Кафиристане возвышается до разведения шелковичных деревьев и шелководства. В Вакхане можно найти на высоте 2700 метров дыни и абрикосы. Главными питательными растениями на возвышенностях являются повсюду ячмень, горох и бобы. Торговля древесным углём прокармливает некоторые группы афридиев и момандов в Солимановых горах. Несомненно, в прежнее время обилие лесов было значительнее, чем теперь, а вместе с тем — и обилие воды.
Овца — почти единственное убойное животное персиян наряду с курами; одинаково с ними, является необходимым как вьючное животное двугорбый или бактрийский верблюд. Персы уже в древности славились как коневоды: меч и конь являлись атрибутами свободного человека, но арабская и туркменская породы лошадей считаются теперь выше персидской. Богатство Бадахшана составляют выносливые невзрачные лошади и овцы. И о жителях Астора можно сказать, что они все наездники. В Вакхане главное богатство представляют также лошади, а за ними коровы и овцы. Ширварии Солимановых гор относятся к буйволам с известного рода почитанием. Наибольшим богатством буйволами отличается жаркий и нездоровый Мазандеран. Рогатый скот вообще плохо развивается на коротком жёстком солоноватом корме, который один может быть предоставлен ему в большей части Персии.
Главной пищей скромного в своих потребностях перса является чилав, варёный рис, с небольшим количеством жира; за ним следует жирный, пудингообразный рисовый пилав. Знаменитый афганский пилав состоит из ягнёнка, зажаренного с кожей и покрытого целой горой риса. Густой рисовый суп с прибавлением овощей или плодов (аш) представляет третье национальное блюдо. Ячменный хлеб есть символ непритязательной жизни дервиша. Из грубой муки приготовляется перебродившее или неперебродившее тесто, и хлеб печётся в виде лепёшек на горячей сковороде или налепляется на горячий глиняный цилиндр.
Из ледяной воды, с прибавлением фруктовых варений и эссенций, приготовляются разнообразные шербеты. Известно, что персидские цари в древности заставляли привозить себе для питья воду из некоторых рек, в особенности из Заба. Происхождение правящего класса в Персии от номадов объясняет их пристрастие к сыворотке и кислому молоку. О роли вина в жизни персиян мы знаем из Гафиза. Пиршество с музыкой, танцовщицами и игрою в кости продолжается до бесчувственного опьянения. Потреблению табака, по преимуществу в кальяне (наргиле), предаются там в размерах беспримерных даже на Востоке. В Восточном Туркестане встречается потребление банга или чера (экстракт конопли, смешанной с табаком для курения или с сахарным печеньем для еды) с потреблением опиума, который изготовляется и в Персии. Наслаждению тем и другим посвящено слишком большое число жалких трущоб. До подножия Памира доходит с востока обычай потребления чая, между тем как по эту сторону преобладает кофе. [652]
О персидской промышленности, находящейся в тесном сродстве с индийской или арабской, так же как и о торговле, мы говорили выше (стр. 620 и 633). То обстоятельство, что она со времён Шардена и Кемпфера пошла назад, имеет те же причины, как и в Индии. Отчасти это зависит от местных перемен: с разрушением каждого города исчезал известный промысел. Средоточием хлопчатобумажной промышленности были некоторые окрестности Шираза, шерстяных шалей — в Кирмане и Мешеде, ковров — в округе Ферагана, войлоков — в Йезде, сукна из верблюжьего волоса — в Испагани, шёлковых материй в Кашане, Йезде, Тавризе, Испагани и Мешеде, кожаных изделий в Гамадане, медной посуды в Зендшане, стальных клинков в Мешеде и Ширазе. Каменщики, которые все работы сопровождают пением, всегда родом из Кашана. Фарфора выделывается мало, и китайский фарфор привозится в большом количестве. Выделка стекла установилась там лишь около 250 лет тому назад. Много ковров и войлоков изготовляют номады. Ручные ткацкие станки прежде можно было найти в каждом доме, и прядение веретеном составляет домашнюю работу женщин. Ещё в настоящее время домашняя промышленность создает почти всё необходимое для одежды и домашнего быта.
Хотя Персия богата медной и железной рудой, но в неё много ввозится металлов. Хорасан доставляет небольшую часть значительного количества меди, потребной для Персии. В Бадахшане добывают серебро, бирюзу в знаменитых копях долины верхней Кокчи и некоторое количество железа. Добывание золота в Восточном Туркестане существует уже давно, как показывают богатые находки его в могилах, (ср. стр. 648) [653]
Купечество пользуется почетом. Персидский купец, даже богатый, отличается вообще умеренностью и простотой; он всегда верно держит слово. Бережливость его поражает тюркских соседей: когда богатеет сарт, он строит дом, а киргиз в таком случае покупает себе жену. Персидских купцов можно встретить от Китая до Египта, от Нижнего Новгорода до Коломбо; наряду с ними действуют на том же поприще многочисленные индусы. Тавриз служит здесь средоточием тюркской и европейской, а Мешед — афганской и туркестанской торговли. Незначительную морскую торговлю производят арабские барки и европейские пароходы.
Политическое господство в последние столетия доставалось в Персии то персидским, то тюркским фамилиям. В настоящее время царствует в Тегеране тюркский каджар. Почти каждая перемена правителя потрясает страну; эти политические колебания часто бывают продолжительными и опасными. Царственная семья Афганистана происходит от персидского начальника Надира, но давно уже находится в свойстве с бухарскими эмирами. В Персии только густонаселённый, богатый городами, проникнутый в значительной степени туркменским элементом север прочно находится в руках шаха. В Афганистане также даже сильные правители лишь на время соединяли многочисленные племена. Иран, подобно Индии, составлял цель многих вторжений и переселений, и большие разделения племён, являвшиеся результатом этих потоков, происходили в особенности в Афганистане благодаря возможности распределения по горам и долинам. Топографические основы резко выраженных скалистых гребней, образующих превосходные линии защиты и заключающих обширные, удобные для обработки, но доступные для неё лишь с помощью естественных водяных потоков (танги) пространства, содействуют распределению народа на провинциальные массы, элементы которых извлекаются из двух или из трёх соседних племён, сосредоточивающихся главным образом в естественных укреплениях соседних гор. Так составились логарии, обитатели долины Логара, из гильзаев и таджиков; первые говорят на языке пушту, а последние по-персидски. Точно также в долине Лугмана живут под общим именем лугманов гильзаи, таджики и индусы; их соединяет общее занятие — земледелие и племенная борьба, хотя воины гильзаев также низко ценят таджиков, как эти последние — презренных газаров. Это провинциальное слияние народов составляет и силу, и слабость афганского государства. На политические отношения отдельных народов бросает любопытный свет их положение в исторически известных горных проходах. Афридии на юго-восточной границе Афганистана с незапамятных времён присвоили себе власть над Хайберским и Кухатским проходами. Тот, кто противился уплате поборов, подвергался нападению, разграблению и даже умерщвлению. Этот дикий народ, не знающий законов и никогда не признававший зависимости от Афганистана, даже властителями Индии считался охранителем и стражем этого важнейшего из проходов Инда и получал субсидию от англичан. Но слишком далеко заходящие стремления восьми племён, распадающихся, в свою очередь, на роды («хель»), не допускают дальнейшего существования такого положения вещей. Одно племя ведёт борьбу с другим; каждая семья имеет к кому-либо кровную вражду, и разбойничья жизнь укоренилась во многих семьях. С ними сходны по воинственному духу живущие несколько севернее, также независимые моманды: на западе соседи их, ширварии, тяготеют к Афганистану; далее к югу идут также независимые оракзаи, затем мирные бангаши, повинующиеся англичанам. Англичанам покорны и живущие к востоку от афридиев хатаки и халилы. Байаурии в долине верхнего Кунара, обитатели небольшой независимой страны, необходимы в качестве [654] торговцев и носильщиков при сообщении через Каликский проход, так же как живущие далее к западу повандии необходимы для афганско-бухарской торговли. Если местопребывания этих племён вообще могут быть прочно установлены, то нельзя того же сказать об их границах. В особенности их пастбища во многих случаях перекрещиваются между собою, тем более, когда некоторые племена, как, например, ака-хелы спускаются зимою в более тёплые долины.
Патриархальное управление гальчей и сиапошей, у которых имеются только деревенские старшины, превращается в деспотизм там, где, как в Читрале, возможны некоторые приближения к восточной монархии, или где, как в Бадахшане, господствуют тюрки. Правители этих мелких государств долгое время возбуждали страх в своих подданных и соседях охотою за рабами. Ещё в недавнее время число рабов, отправляемых ежегодно из Читраля в Бадахшан, определялось в пятьсот: едва ли можно было найти одну семью, из которой хотя один член не был похищен. Вообще и демократические сиапоши, и чилазии, одно из племён дардов, — беспощадные охотники за рабами. Несмотря на высокие проходы Гиндукуша, Читраль находится в торговых сношениях с Бадахшаном, что происходило нередко и в силу политической зависимости.
Прибавим в заключение несколько слов о народах на иранско-индийской границе, которые в лингвистическом отношении отчасти родственны индусам, а в географическом и этнографическом — иранским горным племенам. Более южные горные племена, которые уже давно соединились в большое государственное целое, живут не богаче своих североиранских соплеменников, хотя вторжения в страну Инда и могли им доставлять богатую добычу. Несшитая одежда из шкур, грубые мужские сандалии из буйволовой кожи, мешкообразная шерстяная одежда женщин, низкий дом из булыжника, тремя сторонами врезывающийся в гору, в котором только прислонённая к нему вместо двери деревянная доска в Солимановых горах соперничает с простотою жителей Гиндукуша. Белый тюрбан распространён по всей горной области. Стена с башенками, окружающая деревню, указывает на непрерывную племенную вражду. Кроме овец, составляющих основу домашних животных, здесь разводятся буйволы и верблюды. Большие стада верблюдов можно найти у племён, живущих в наиболее торных проходах, как, например, у хайберских афридиев. Большинство вакханцев кочует на возвышенностях, над которыми расположено их поселение Сархад на высоте 3350 метров. Киргизы распространяли прежде сюда свои переходы с целью пастьбы скота, но с тех пор, как вакханцы вместе с алайскими киргизами, шигнами и кунджутами стали относиться к ним враждебно, остаются по ту сторону гор. Многие места в долинах служат только для зимнего обитания; лето влечёт местных жителей и их стада на возвышенности. Язык сходен здесь с дардским и содержит в себе много архаических форм. Местечко Килапанджа, где живёт правитель Вакхана, самое значительное из постоянно обитаемых поселений страны, своею населённостью в 150 душ даёт мерило для условий жизни в этой стране. При столь малом постоянном населении вопрос о расе не может быть разрешён. Троттер говорит одновременно об еврейских физиономиях и о греческих носах. В углу между Индией и Афганистаном на южном склоне Гиндукуша живут кафиры, или сиапоши[2], среднего роста, хорошо [655] сложённые люди светлого цвета кожи с каштановыми волосами и карими глазами, которые не могут быть сравниваемы ни с афганцами, ни с кашмирцами. Они говорят на новоиндусском языке и, будучи вытеснены, вероятно, проникавшими к югу и к востоку мусульманскими народами, оказались только в VIII или IX веке в своём нынешнем местообитании, в котором до сих пор сохраняют свою независимость. Самый храбрый, зажиточный и гостеприимный выбирается у них вождём. Охота за рабами, война и кровавая месть преимущественно наполняют жизнь этих людей. Жердь с неуклюжей человеческой фигурой посредством воткнутых в неё кольев означает число убитых. Одежда, состоящая из козьих шкур, шерстяных шаровар и чулок с пришитыми кожаными подошвами, соответствует суровому горному климату. Нас не может не удивлять указание Потагоса, будто они едят, не сидя на корточках, а на стульях за столом.
Из всех степных обитателей внутренней Азии ниже всех стоят, быть может, обитатели Тарима и Лоб-Нора. Те и другие говорят на иранском наречии близком к хотанскому. Если на Тариме преобладают арийские, а на Лоб-Норе монгольские черты, то это неудивительно при их пёстром смешении. Тем не менее, у них одинаково заметно вырождение, выражающееся в их наружности, благодаря болотистым окрестностям, сквозным камышовым хижинам и дурному питанию. Пржевальский рассказывает, что, когда приходится спускаться по узкому, извилистому, окружённому высоким тростником Тариму, можно видеть на берегу три или четыре челнока и позади них небольшое местечко, где теснятся друг к другу несколько квадратных хижин из камыша. Это — деревня. Когда жители её видят незнакомого человека, они прячутся и никогда не скажут правды, говоря с ним через камышовые стены своих хижин. Поднимаясь по этой стране, повсюду виднеются болота, тростник и ничего более: нигде ни одного сухого места. Непосредственно у самых жилищ охотятся за дикими утками и гусями, и в одной из этих деревень, почти между хижинами, рылась в болоте старая дикая свинья. Тростник, рассыпанный по земле, служит скудным прикрытием болотистой почвы. Даже в половине марта можно найти под этим прикрытием зимний лёд. Тростниковые стены и крыша не защищают от солнца, пыли и жалящих мух, не говоря уже о непогоде. При 20° холода такое жилище немногим лучше стоянки под открытым небом. Посреди хижины тлеет тростник в небольшом углублении, служащем очагом. Весною едят молодые побеги, а осенью собирают метёлки тростника, чтобы делать из них постели; некоторые вываривают из этих метёлок летом тёмную густую массу сладковатого вкуса. Пища людей состоит главным образом из рыбы, которую ловят в искусственных омутах. Весною ловят и уток в верёвочные силки. Вместо хлеба там едят поджаренную муку.
Одежда из ткани кендыра — волокон растущего во множестве болотного ласточника (Asklepiadeae), состоит у каракурчинов из куртки с рукавами и шаровар; зимою к ней прибавляется овчинная, а летом войлочная шапка. В виде обуви они носят зимою башмаки из недублёных шкур. Для холодного времени они кладут летний балахон на подкладку из утиных шкурок, которые сохраняют с помощью соли. Утиный пух и перья вместе с тростниковыми метёлками служат для постели. Эти бедные люди живут уже в железном веке, но их чарчалыкские топоры всё-таки близки к топорам каменного века, так как на клинках нет отверстий для рукоятки: одно из рёбер их загнуто вбок и таким способом прикрепляется к рукоятке. Две лодки и несколько небольших сетей перед домом, внутри дома чугунное блюдо, [656] топор, две деревянные чашки, деревянное блюдо, ковш и ведро из тогрукового дерева, нож и бритва, принадлежащие домохозяину, несколько швейных иголок, ткацкий станок и веретено, составляющие собственность хозяйки, — вот и всё их имущество.
Примечания
- ↑ Nil admirari — (лат.) «ничему не быть удивлённым», — латинская фраза, которую можно перевести на русский язык выражением «ничему не удивляйся», «пусть ничто вас не удивит».
- ↑ Кафиристаном называется эта область магометанскими соседями, так как жители её не принадлежат ни к одному из вероисповеданий, господствующих в окружающих местностях. Сиапоши отличаются тёмной одеждой.