20. Исторические данные о культуре Восточной Азии
| «В том, что Китай прежде, подобно большинству европейских народов, не исключая даже греков, стоял лишь на известной ступени образованности, не может быть сомнения, но нельзя видеть с такой же ясностью, чтобы он шёл дальше в своём усовершенствовании». |
| Барроу |
Южная и восточная Азия были обитаемы прежде, чем жители их достигли исторической высшей культурной ступени. Орудия и оружие из камней были находимы во многих местах. Каменные орудия, между прочим, круглые, просверленные в середине для надевания на палку (см. рис. т. I, стр. 87) или для прикрепления к сетям, вообще посредственной работы, грубые гончарные изделия, разбитые кости и кучи раковин встречаются поблизости большого озера в Камбодже. В числе подобных предметов из Камбоджи в Тулузском музее можно видеть и обработанные раковины. О том, что доставлено Индией в этом отношении, мы уже говорили в другом месте (ср. стр. 618). Япония богата остатками каменного века. Айны употребляют каменные наконечники стрел, и таким наконечникам даже в настоящее время воздаётся поклонение в японских храмах, что представляет не остаток обычаев айнов, а уважение к находкам древнего времени. В тех же храмах и теперь ещё самый чистый огонь для жертв, для охраны от злых духов, добывается трением дерева Retinospora obtusa. Морз открыл в 1879 г. близ Омори раковинные кучи, подобные нашим кьёккенмёддингам или кухонным остаткам. В них находились орудия из камня, глины, оленьего рога и кости, отчасти весьма древнего, грубого характера. Следам людоедства, найденным Морзом, мы не придаём большого значения, так как заблуждение здесь слишком очевидно. Дольмены из совершенно неотёсанных камней найдены были на Киу-Сиу и на Южном Йессо[1], где они, по-видимому, были надгробными памятниками. Одно- и двухкамерные дольмены с каменными ходами и выложенным камнем полом встречаются около искусственных пещер в скалах и заключают в себе урны, сделанные с помощью гончарного колеса, каменные наконечники стрел и обсидиановые осколки; остатки железных мечей, вероятно, попали туда позднее. Дольмены были открыты и в Корее. Каменные вещи в Японии часто попадаются вместе с предметами более позднего времени, когда уже употреблялось железо; доисторические глиняные изделия отличаются от нынешних более простого типа только отсутствием глазури. В то же время в пещерах находимы были в отдельности оружие и орудия из камня. Более новыми считают «мага-тамы» (цилиндрические бусы из сердолика и незамкнутые золотые кольца (см. рис., стр. 688), которые самими японцами считаются весьма древними. Из китайских летописей можно вывести заключение, что ещё за три тысячи лет до Р. Х. была в употреблении только бронза, и железо было введено лишь через несколько столетий позднее. Однако достоверность этих летописей нельзя ставить слишком высоко. Обращаясь к самим предметам, имеющим близкое отношение к человеку, а следовательно, переселяющимся вместе с ним, мы получаем впечатление, что Китай первоначально имел много общего с другими азиатскими культурными областями и что его [688] культурная сокровищница обогащалась, главным образом, из Южной Азии. Мы видим Китай самой ранней писанной истории в северной и северо-западной части последующей великой империи. Оттуда он медленно подвигался вперёд. Основатели Китая жили на возвышенностях, откуда спустились в низины и затем «плуг пошёл своим спокойным ходом». Появление мифических культурных героев, которые осушают болота, проводят каналы и распространяют земледелие, олицетворяет трудность культивирования доисторического Китая и радость вследствие удавшейся законченной работы. В низких наносных областях Хоанг-Хо и Янгтсе-Кианга[2], где каналы образуют целые сети, люди выкопали рисовые поля, похожие на котловины, насыпали выкопанную землю отчасти в виде плотин и валов, а отчасти в виде основания, на котором стоят теперь жилые дома, и создали таким образом удобную для обработки и обитания, то есть совершенно новую страну.
Руководящим началом китайской истории служит медленное, опирающееся на массовое давление и культурное превосходство победоносное распространение народа, его нравов и учреждений по всем направлениям. Ни одно из других азиатских царств не распространяло в такой степени, как Китай, свою власть, а там, куда она не достигала, свою культуру и язык. Если мы припомним положение Японии и Кореи, которых можно назвать производными китайской культуры по отношению к Китаю, то наименование Китая «Римом Крайнего Востока» окажется совершенно справедливым. Развитие его легко проследить к северо-западу, югу и западу: мы видим, как народы истребляются или перемещаются массами на север, но по большей части влиянием уже высоко развившейся и упорядоченной культуры, постепенно окитаиваются. За исключением Юннана, Южной Маньчжурии, пограничной полосы в Монголии и западной половины Сечуана, Китай уже 2000 лет тому назад занимал ту же область, какая и теперь ещё понимается под именем «собственно Китая». Тибетские, бирманские и сиамские народы, которые во всех этих странах (ср. выше, стр. 604 и 680) удержались до настоящего времени, никогда не могли воспрепятствовать росту и окончательному преобладанию китайского элемента, который в происходившей борьбе всегда выступал как настоящий культурный элемент. Оружием его были дороги, мосты, школы, торговля и колонизация. Он избегал, насколько возможно, кровавой борьбы, побеждая терпением и хитростью.
Этот метод тесно связан с характером восточных азиатов (и Япония медленно разрасталась от Киу-Сиу до Йессо[3]) и с естественными условиями их существования. Положение Китая, в силу вещей, вело к образованию колоний, захватывающих всё большее и большее пространство. [689] Охранительное пограничное ограждение, плодородие почвы и благоприятные условия сообщения содействовали росту населения, масса которого, несмотря на многие случаи убыли, рано дала Китаю возможность направиться к необузданным кочевым народам на их родину, приучать их к культуре и разумно сдерживать их. Все сильные и проницательные правительства ставили себе задачей распространение своей власти над номадами, жившими по ту сторону границ, посредством военных экспедиций и непрерывного основания колоний. При этом они, как и каждый народ, вынужденный защищать культурную границу от диких народов, должны были предпринимать всё более и более отдалённые движения, которые рассудительный китаец вскоре обратил в систему военных и гражданских колоний. Сами монголы, когда они достигли господства, в качестве основателей колоний не уступали прежним императорам и перемещали тысячи семейств из одной провинции в другую. Даже ввиду экспедиции в Японию Кублай-хан продовольствовал свои войска посредством ряда колоний, которые он основал в Корее из корейских семейств. Эта внутренняя колонизация, продолжавшаяся при династии Минг, существенно содействовала сглаживанию внутренних различий китайского народа. Заслуженным основателям колоний ставились памятники. Процесс происходил медленно, но верно. В лучше наделённом юго-западе только восточная половина, принадлежащая к самым плодородным странам Азии, составляет настоящий Сечуан (страну четырёх рек) и была покорена уже в 316 г. по Р. X., между тем как западная гористая половина была присоединена лишь постепенно, начиная от времён Канги. Китайское народное предание рассказывает об одном императоре, который захотел покорить Сечуан, когда эта страна находилась ещё под властью правителя из племени Мантсе. Он распустил слух, что у него есть две коровы, которые всё, что они съедают, превращают в золото. Он велел сказать князю мантсов, что он хочет ему подарить этих коров, но они слишком нежны, чтобы идти по непроторённым дорогам. Князь провёл тогда превосходные и трудные дороги, существующие и до настоящего времени, но китайский император вторгся в его страну и покорил её: такова история китайского завоевания пограничных стран посредством торговли, постройки дорог и хитрости.
История Китая имеет резко выраженный характер внутренней страны. Он выражен ещё сильнее только у монголов и тибетцев, которые даже на собственных реках пользуются услугами китайских перевозчиков. Китай стремился всегда более в Азию, чем на море и к дальним берегам. По-видимому, он всегда придерживался изречения Ши-Кинга: «Когда король мудр и любит добродетель, все чужеземцы придут и покорятся ему». Возможно, что в китайском народном море, которое становилось всё более и более однообразным, исчезли следы мореходных народов, индийского или малайского происхождения, которых мы встречаем в Японии и Индокитае. Несомненно, что береговые народы Южного Китая, которые в настоящее время почти одни поддерживают выселения китайцев, направленные к морю, и суда которых Марко Поло особенно отмечает под именем судов манги (мантсе?) наряду с судами из Цайтуна, были вынуждены к своей замкнутости Северным Китаем. Замкнутость по отношению к чужеземным народам есть основное начало, которое проявлялось во все времена и проложило себе путь через всю Азию, приобретая, таким образом, всемирно историческое значение, так как оно заставило Азию закрыть глаза на Тихий океан и перенесло в политику буддийское погружение в самого себя. Но китайцы были предшественниками европейцев в торговых сношениях с Юго-Восточной Азией. Магеллан нашёл китайские товары на [690] Филиппинах. И на Марианах были следы прежних сношений с Китаем. Суньига склонен известные части населения Мариан, так же как и игорротов Люсона, сводить к смешению с китайцами или японцами, вероятно, терпевшими здесь кораблекрушения. И на Зондских островах европейцы нашли китайцев: следы их проникают даже до берега Северной Австралии. Макризи знал о китайских судах уже в 1429 году в Адене и Джидде, а Ибн-Батута видел китайские суда перед Калькутой. С другой стороны, по-видимому, арабы и персы в VIII столетии имели поселения в Кантоне. Когда португальцы явились перед Малаккой, они нашли в китайцах друзей и помощников, так
же, как Оливер фан Ноорт девяноста годами позднее на берегу Борнео. Ещё в 1712 г. китайцы скупили у голландцев в самом Бандьермассинге весь урожай перца.
Китайцы ходят на плохих судах вдоль индокитайских берегов в Зондское море к островам, богатым пряностями и золотом. При помощи муссона они и теперь ещё совершают годовые рейсы между Индокитаем и Китаем. Они учредили сильные колонии в Индокитае и на индийских островах и вместе с европейцами и арабами имеют преобладающее значение в торговле этих стран. Кроме того, с 20-х годов нашего столетия началось их переселение в Америку, и позднее, со времени открытия золотых россыпей и процветания торговли кули — в Австралию. Численность китайцев за пределами их отечества можно принять в 3—4 миллиона, и она увеличивается повсюду, за исключением Австралии и Сев. Америки, где она ограничена законом. Сингапур и Бангкок — полукитайские города, Манила с каждым годом окитаивается всё более и более, и странствующие китайцы в виде [691] ремесленников и разносчиков встречаются во всех углах архипелага. Так как причины, способствовавшие усилению китайцев, а вместе с тем и облегчению сношений, будут всё увеличиваться и спрос на китайских рабочих, известных умеренностью своих требований относительно заработной платы, пищи и помещения, будет всё более и более возрастать, то в будущем число китайских эмигрантов будет всё повышаться. Риттер высказал мнение, что китайцы не создают колоний, так как закон не позволяет выселяющимся из страны брать с собою жён и детей. Но не говоря уже о том, что у детей китайцев от малайских, монгольских и маньчжурских женщин физические и умственные признаки отца преобладают обыкновенно над признаками матери, — и выселение китайских женщин также фактически возрастает. Переселения целых семейств в Монголию и Маньчжурию сделались довольно часты.
До начала нашего летосчисления известны были только два более значительных торговых пути из Китая на Запад — южный через Тибет в Индию и другой через Куку-Нор и Кашгар в Памир и Бактрию. Со времени расцвета внутреннеазиатских колоний Китая третий путь, более военный, чем торговый, проходит через Хами и Небесные горы и к северу оттуда — через Кульджу к Или. Из Индии и Бактрии шёлк распространился на Запад. Мы находим его в Вавилоне (Исаия, по-видимому, упоминает, о китайцах, производивших шёлк) и даже в Иерусалиме. Индия, правда, также производит шёлк, но уже в Магабгарате говорится о чужеземном шёлке.
Непосредственные сношения Китая с Западом никогда нельзя было сравнить со сношениями его с Югом и Востоком; в этом заключается всемирно-исторический факт культурного развития двух самых обширных областей. Риттера много раз занимала мысль, насколько ход культурной истории был бы иным, если бы китайская и римская империи могли теснее соприкасаться между собою. Быть может, тогда магнитная игла, бумага, печатание с досок и порох (не говоря уже о фарфоре и прочем) раньше достигли бы Запада. Китай в прежние времена мог доставлять гораздо более, чем вначале своей замкнутости в XVI столетии. Христианство в несторианской форме, ислам, иудейская вера (через Персию) и вся сумма результатов культурного развития Запада проникали в Китай с западной стороны. Китай мог предложить взамен чай, шёлк, некоторые произведения [692] промышленности и оригинальные художественные предметы, которые действовали на художественные воззрения Запада менее, чем японские. Сношениям более тесным только теперь прокладывается путь. Мы уже чувствуем, что никакое соприкосновение двух больших культурных областей не оказывалось столь действительным, как соприкосновение Запада с крайним Востоком, с Восточной Азией, «с этим мощным очагом деятельности, неисчерпаемым потоком трудолюбивых людей, этим большим, бережливым, трезвым, терпеливым, неутомимым народом» (Мишель Шевалье). И мы прибавим: с культурой, которая из всех азиатских форм её стоит всего ближе к нашей.
Китай нуждался в обновлении, так как в настоящее время он находится в периоде упадка. Каждый шаг в этой стране доставляет случай сравнить нынешнюю бедность и леность народа с его прежним лучшим положением. Прошли те времена, как — не более ста лет тому назад — Стаунтон величие и долговечность китайского
царства считал самым возвышенным предметом для человеческого размышления. Остатки общественных пышных построек в городах и деревнях свидетельствуют о более счастливых временах. В конце 60-х годов от непосредственного действия опустошительных междоусобных войн великолепный Нанкин почти обезлюдел. Пекин даже и в настоящее время является сценой продолжающегося упадка. Внутренними причинами его могут считаться неподвижные формы правления и религии, но нельзя оставить без внимания и истощение почвы, ухудшение климата (дожди становятся более сильными и менее частыми), обезлесение, плохие пути сообщения и перенаселение, в особенности некоторых северных провинций. В некоторых местностях до 90% взрослого населения предаются курению опиума. Всему этому Китай может противопоставить только массу своего населения, количество которого, заключающееся в пределах одного государства и проникнутое одной и той же культурой, является беспримерным в истории. На нём прежде всего основываются надежды жизнеспособного Китая.
Япония по своей культуре — настоящая колония Китая, но при этом она держалась всегда так самостоятельно в политическом и экономическом отношении, что китайцы, при всём коренном родстве с японцами, никогда не достигали в островном царстве последних ни политического, ни торгового преобладания. Вследствие этого Япония представляет картину двойственного отношения: будучи замкнутой от чужеземцев, она является впечатлительнее и восприимчивее какого бы то ни было другого [693] монгольского племени. Уже природа помогла Японии осуществить идеал государства всех восточных азиатов — островную замкнутость и спокойное развитие. Самые ранние влияния Китая на Японию лежат в том же мраке, как и вся древнейшая японская история. Япония в III в. по Р. X. отправила послов в Корею, чтобы найти там учёных людей, и эти послы привезли с собою Онина или Вонина, мудрого человека из китайского императорского рода, который обучил японцев письменности и культуре своей страны., Признательные японцы воздавали впоследствии Вонину божественное почитание. Такое внезапно действующее китайское влияние, без сомнения, имеет мифический характер. Если Япония была баснословный Фузан, то он в Китае был уже давно известен. И культурное состояние японцев вообще, даже прежде, чем они попали в китайскую школу, вовсе не было столь низким, как указывается их мифической историографией. В культурном достоянии Японии мы находим многое, что не могло исходить из Китая. Можно даже поставить вопрос — повсеместно ли китайское влияние означало собой прогресс? Так, по-видимому, в Корее и Японии китайской письменности предшествовала более древняя, подобная нынешнему буквенному письму корейцев. Японцы называют её «божественными знаками». В предании уже в самом начале является узловое письмо. Буддизм был, вероятно, введён в 543 г. по Р. X.; учение Конфуция, по-видимому, раньше появилось в Японии. Толкователей Конфуция можно было найти в числе придворных чинов при дворе шогуна. Японский язык содержит и китайские слова, но их не более, чем арабских слов, распространившихся благодаря Корану. Бо́льшая часть культурных китайских влияний, согласно преданию, проникла в Японию через Корею. Учреждение внутреннего управления, которое выказывает китайские следы даже в названиях различных чиновников, так же как медицинские понятия и врачебные средства и большая часть технических знаний, вероятно, заимствованы из Китая. С течением времени постепенно выросла замкнутость после долгой и плодовитой связи. С тех пор, как великий шогун Тайкосама в 1592 г. вёл бесплодную войну с Кореей и Китаем, оба восточноазиатских культурных государства не приходили уже в фактические столкновения между собою, но всё более и более обособлялись. Пути их скрещивались, однако, во многих пунктах от Сахалина до Формозы, пока ощущение избытка сил в Японии, возродившейся под влиянием североамериканцев и европейцев, не привело к недавнему столкновению, столь внезапно обнаружившему дряхлость Китая.
Япония выказывала некогда иную энергию, чем в века своей замкнутости; по-видимому, в прежнее время она обнаруживала более оживлённое стремление в чужие страны, чем Китай. Японцы вели торговлю [694] с Китаем, Кохинхиной, Явой и Камбоджей. Они появились ещё в конце XVI в. на Филиппинских островах, и голландцы нашли японское поселение в Кешо (Аннам). Японцы, по-видимому, в XVII в. сражались в сиамских войсках. Когда под властью монголов и династии Минг Китай запретил своим подданным дальние морские поездки с торговыми целями, японцы занимались контрабандой и грабежом, далеко поднимаясь по судоходным рекам, и составляли язву страны, подобно норманнам в начале средних веков в Германии. Трудно сказать — зависело ли от этого обстоятельства или от стремления к политической замкнутости запрещение строить другие суда, кроме судов для береговой торговли,
которое в XVII в. прекратило дальние экспедиции и даже повело к утрате островов Лиукиу и переходу Формозы в руки китайцев. Японцы указывали на сношения с Америкой, так как их суда относило нередко к берегам Северо-Западной Америки. О возможности и вероятности таких сношений см. т. I, стр. 152 и 162.
Основной чертой внешней истории Китая до войны 1894 г. была тесная связь с Кореей. История Японии в более древние времена не ограничивается вообще островами, а захватывает и некоторые части Кореи. Корея всегда находилась в тесных, хотя и не всегда мирных отношениях с Японией. Вновь, как восемьсот лет тому назад, на корейской земле была основана значительная торговая колония, на этот раз наделённая европейскими культурными средствами, вследствие чего Япония явилась представительницей усовершенствований Запада. Политическим отношениям более тесного свойства не могло быть места при своеобразном отношении Кореи к Китаю; Корея после безуспешной войны [695] Тайкосамы (1592 г.) наделяла Японию только доказательствами дружбы, получая взамен подобные же дары. Давление Китая на маленькое полуостровное государство было более энергичным. Корея уже два тысячелетия подчинена Китаю и платит ему дань, но во всём остальном пользуется самостоятельностью. В последние годы китайцы вспомнили о своей старинной формальной связи с Кореей и заняли посредствующее положение между Кореей и европейскими державами, на первое время с успехом. Некогда между обеими областями находилась нейтральная пограничная полоса в 7—12 немецких миль шириною. У входа в Китай, где запрещено было селиться под страхом смерти, находилась застава Каолимён, маленький сторожевой домик, с проездом для одной китайской повозки. Сообщения разрешались здесь только в третьем, пятом и девятом месяце (апреле, июне и октябре). Голод 1897 года заставил множество бедных китайцев выселиться из Печили и Шанси в Маньчжурию и содействовал заселению этой пограничной полосы.
В новейшее время неполитические влияния Китая, по-видимому, не проникали более глубоко. Тем не менее, в корейском населении нередко можно встретить знакомство с китайским языком и почти повсюду с китайскими письменными знаками. Первое обучение корейской молодёжи происходит по китайской «Книге тысячи букв». Корея, подобно Китаю и Японии, по преимуществу возделывает рис, но, вследствие гористой поверхности, не может быть названа вполне плодородной страной. Корея вывозит в Китай кожи, шкуры, жинзенг, шёлк диких червей, шёлковые ткани, бумагу, металлы и получает главным образом произведения китайской промышленности и китайского земледелия. Корея выказывает свою умственную зависимость от Китая тем, что ежегодно торжественно получает календарь из Пекина. Когда французы производили разведки в Ханьянге, они нашли на острове Кангхао, наряду со множеством оружия, библиотеку китайских произведений и карту Китая. В Корее учение Конфуция глубоко укоренилось, между тем как учение Будды свободнее развилось в Японии.
Корея, подобно Японии, расцвела в виде культурной колонии Китая, но хотя и находилась ближе к великому континентальному государству, и в политическом, и в этнографическом отношении оказалась далеко позади его. Корея после своих войн с Китаем и Японией, подобно этой последней, настолько замкнулась от внешних влияний, что, когда сношения с Японией опять возобновились, во всей Корее можно было найти только жалкие лодки, вроде лодок айнов (ср. рис., стр. 691 и 692). Заграждение от чужеземцев здесь проводилось последовательнее, чем в Японии. Поэтому Корея из всех варварских стран считалась самой благопристойной и добродетельной. Японский посол Кайдцу [696] рассказывает, что по всей стране расставлены камни, на которых высечено приказание не входить в споры с чужеземцами. «Если и внуки будут следовать ему, то Корея всегда будет принадлежать корейскому народу». Интерес, какой представляют для нас Корея и корейцы, основывается главным образом на том, что лишь с помощью такой окаменелой замкнутости в Корее сохранился древний Китай, каким он был до маньчжурского владычества. Всё китайское в корейцах сближает их с устарелыми южными китайцами.
На севере восточноазиатской культурной области сохранились остатки двух народов, которые принимали то или иное участие в созидании наций и царств Китая и Японии. Их далеко отодвинутые и суженные местообитания лежат в Амурской области и на островах, расположенных перед нею. Когда русские в 1650 г. пришли на Амур, они нашли лесистую пустыню, в которой бродили тунгусские охотники. Канги первый основал поселение из маньчжурских и китайских солдат на устье Зеи. Русские тем временем принялись за энергичную колонизацию, которая, казалось, быстро вытеснила около 20 тыс. тунгусов. Но климат и почвенные условия оказались менее благоприятными для их предприимчивости, чем можно было думать. Вследствие этого областью этой до сих пор в сущности владеют охотничьи народы. Цивилизованную ветвь их составляют нынешние властители Китая — маньчжуры, жившие первоначально на Сунгари и её притоках. На крайнем северо-востоке страны живут гиляки (см. рис. т. I, стр. 677) в дельте Амура и на пограничных берегах Охотского моря. Им, по-видимому, принадлежала и северная половина Сахалина. Айны владели южной половиной этого полуострова и в то же время юго-восточной частью Амурской области, Йессо и Курильскими островами. Многочисленные доисторические следы на нижнем Амуре и на Сахалине, орудия из обыкновенного камня и из кремня, сходные по форме с европейскими, показывают, что население этой области некогда находилось в других культурных условиях, чем во время встречи их с европейцами, когда Китай и Япония, очевидно, уже успели оказать на них своё влияние. Кремень, вероятно, доставлялся извне; орудия из обсидиана служат свидетельствами отношений к обитателям Камчатки и Курильских островов. Здесь также находят множество черепков простых глиняных сосудов, остатки человеческих жилищ, круглых подземелий, похожих на жилища камчадалов, а около них кости медведей, собак и других животных, какие встречаются в настоящее время вблизи хижин айнов.
Маньчжуры нынешней Маньчжурии, распространявшиеся в прежнее время до Жёлтого моря, выступают в китайских летописях в виде подвижных народов, которые, научившись приёмам и средствам кочевой жизни у монголов, часто входили в смешения с ними, и отрасли их достигали до бассейна Амура. Но монголами они всё-таки не сделались. Прогресс и успех китайской колонизации в Маньчжурии скорее надо приписать тому обстоятельству, что маньчжуры, при всей своей грубости, просты и добродушны. Их способность выучиваться и приспособляться сравнивали с той же способностью японцев. Народ иучи, правители которых воздвигли своё царство на развалинах хитанского царства, по-видимому, выказывал уступчивость по отношению к китайской культуре. Когда вместе с маньчжурским покорением Китая наступил настоящий обмен народов, народы, широко распространившие свою власть, так быстро погрузились в тьму охотничьей и рыболовной жизни, не знающей истории, что не известна даже связь позднейших маньчжуров с распавшимся народом иучи. Мы видим, что ещё раньше китайские элементы перешли в население по ту сторону Лиаохо: этим путём можно объяснить быстрый ход окитаивания. Уже в X веке, когда в Южной Маньчжурии [697] возникло хитанское царство, которое впоследствии охватило большую часть Китая (Катай), многочисленные китайцы, по большей части военнопленные, перемещены были в качестве колонистов в Маньчжурию.
Когда тунгусско-монгольские завоевательные орды в виде маньчжуров в 1644 году утвердились в Китае, тотчас же открылся двойной поток переселения — маньчжуров в Китай и китайцев в Маньчжурию. Действие его заключалось в том, что маньчжуры как отдельный народ быстро пошли к своему уничтожению, а Маньчжурия, напротив, заселилась 10-41 миллионами китайцев. Страна, в южной половине своей равная по плодородию Северному Китаю, утратила большую часть своего населения, потянувшегося к
солнцу новой династии В Китае. Правительство поддерживало колонизацию только большими колониями преступников. И в настоящее время ещё можно различить потомков жителей Юннана, которые после прекращения восстания были сосланы сюда и получили землю отчасти с обязательством содержать лошадей на почтовых станциях для императорских курьеров. Маньчжуры вытеснялись всё далее и далее на север, насколько они не смешивались с колонистами, для которых с 1887 г. страна была уже открыта. Ещё тридцать лет тому назад в области Мукден чисто маньчжурские поселения стали редкими. Китайцы сумели занять самое влиятельное положение. Только аристократия пользовалась выгодами землевладения и имела участие в управлении настолько, что распространение не обложенных пошлиной маньчжурских земель вызвало неудовольствие китайцев. Но эти аристократы выучились по-китайски и посылают своих детей в китайские школы, основанные переселенцами и достаточно снабжённые учителями. Маньчжуры не заботятся ни о чём подобном. Для всех маньчжурских [698] городов на севере Мукдена характерно, что настоящий город есть скорее укрепление, обитаемое только солдатами и чиновниками, тогда как предместья состоят из деревянных хижин. Деревни здесь в среднем меньше, чем в Китае.
На свободе от уз патриархальных правительств по обеим сторонам в русско-китайской пограничной зоне образовались совершенно особые отношения народов, которые в восточноазиатском видоизменении напоминают независимость и отсутствие законов дальнего запада Северной Америки. В новейшее время из рабочих золотых приисков, не повинующихся никаким законам, и других отверженцев образовался даже целый разбойничий народец — хунхузы, превосходно вооружённые,
находящиеся в тайных сношениях с оседлыми китайцами (манзами) между тем как эти последние служат укрывателями, шпионами, поставщиками провизии и скупщиками. Русские до сих пор не могли ещё искоренить этого зла, так как не имеют возможности с одинаковой энергией преследовать его по ту сторону границы, где оно всегда находит потайные уголки и новые силы. Они поставили только препятствия переселению китайцев в Восточную Сибирь, которое принимало угрожающие размеры.
Границы китайского распространения к северу лежат у моря и на краю пустынь, покрытых первобытным лесом, идущих в Амурской области от нижнего Уссури и Сунгари. Если они когда-либо проникали в эти мрачные страны, то не ради заманчивой охоты за пушным зверем, которую русские производили во всей Северной Азии, но ради такого жалкого занятия, как выкапывание кореньев. Если они селились у моря, то их удерживало там собирание голотурий и водорослей. При этом, пока они владели Амуром, они никогда не простирали своих рук до Сахалина. Остров, лежащий непосредственно перед устьем этой реки, как принадлежащий к ней, давно должен бы был казаться китайцам желательным и необходимым для её защиты, если бы их колониальная политика была настолько же энергичной и [699] дальновидной, насколько она была разумной и упорной. Правда, они пытались подчинить своей власти сахалинских айнов, но у них не было ни одного постоянного поселения на этом острове. Японцы, напротив, как настоящие властители айнов, давно уже имели прочные поселения в южной части Сахалина.
Первые европейцы нашли японские товары у айнов на Йессо, Сахалине и Курильских островах. Японские произведения в конце прошлого века через Йессо доходили до Петербурга. Мы знаем из японских источников, что Курильские острова, из которых в 1875 г. только пять были обитаемы (и на Сахалине было не более 2000 айнов), прежде обменивали с Японией бобровые и лисьи шкуры, ремни из тюленьей кожи, перья для стрел и т. п. на мануфактурные товары, шёлковые ткани, фарфоровую и железную посуду. Йессо, настоящая страна айнов, по климатическим условиям также непригодна для густого населения. Число айнов исчислялось там Крейтнером в 1881 г. в 27 тысяч, а общее население островов в 1891 г. — равнялось 294 тысячам. Айны, которые в 70-х годах в Саппоро ещё соприкасались с берегом, окружены теперь цепью японских поселений. История, поэзия, живопись и скульптура, даже роман в Японии вполне ясно говорят о населении, предшествовавшем нынешнему. Сильное, мускулистое, волосатое тело айна, его длинная чёрная борода, его не расчёсанные волосы и грубые нравы представляют любимый предмет изображений художников. В воображении японцев он служит представителем прежнего более грубого состояния человечества[4]. Сознание, что они совершенно иные люди, заставляет смотреть на этих предков с известным шутливым юмором, которому не чуждо чувство собственного превосходства. Распространение их в Северной Японии, куда они уже в историческое время (от II до XI в. по Р. X.) были вытеснены, указывает, что некогда они жили далее к югу. Даже озов в Киусиу относят к айнам. Остатки каменного века во всяком случае не представили до сих пор ничего характерного для айнов: они одинаково могли бы быть полинезийскими, как это было высказано и в самой Японии.
Без сомнения, айны в физическом отношении отличаются от японцев, но и между собою, по-видимому, не представляют полного единства. Один из их типов — малорослый и в сущности монголоидный; другой — более высокого роста, до 1,72 м, приближается к кавказским расовым признакам. Л. фон Шренк и другие видят в этом различии смешение монголов с длинноголовыми «палеазиатами». Цвет тела их такой же, как у светлых японцев. Среди них можно встретить настоящие монгольские физиономии наряду с чисто кавказскими. Сильная волосатость, о которой столько было говорено, вовсе не служит общим расовым признаком. Она сильнее, чем у европейцев, следовательно, гораздо сильнее, чем у японцев, и именно поэтому значительно преувеличивалась последними. Шпанберг называет айнов «сплошь волосатыми» и говорит об их «волосатой коже», которою они будто бы отличаются от жителей Курильских островов и Сахалина. Сходство с айнами, кроме Курильских островов и Сахалина, можно проследить на нижнем Амуре и на южной оконечности Камчатки. В лингвистическом отношении айны всего теснее связаны с гольдами и гиляками на нижнем Амуре, мотивы орнаментов которых, [700] родственные с древнеяпонскими, ясно напоминают айносские. Выдающиеся черты характера айнов составляют добродушие и честность. Им недостаёт трудолюбия, но никак не умственной даровитости. Они чрезвычайно неопрятны.
Татуировка распространена среди всех женщин айнов. У многих портит лицо поперечная полоса над переносицей, соединяющая брови. Кисти рук и руки татуируются всегда, причём ежегодно известная часть их, что у девушек продолжается до замужества. Орудиями татуировки служат японские бритвы. Мужчины с наступлением возмужалости бреют переднюю часть головы; оба пола носят длинные пряди на ушах. Японский обычай выбривать брови и чернить зубы неизвестен у айнов. Женщины носят головные повязки, мужчины в торжественных случаях — своеобразные короны из древесной коры с привешенными к ним резными медвежьими, совиными и др. головами, медвежьими когтями и т. п. Большие серебряные или оловянные серьги, серебряные шейные привески (см. рис., стр. 688) и часто также запаянные на руке медные обручи составляют украшение женщин. Платье, в тёплое время года состоит из ткани, вытканной ими самими из луба илима, зимою — из шкур: длинный кафтан, под ним куртка, узкие шаровары и башмаки из шкуры или из кожи лосося. Мужчины опоясываются, выходя из дому, ремнём из шкур, из-за которого торчит постоянно нож в виде кинжала с деревянной рукояткой и в деревянных ножнах. Между тем как в хижинах дети ходят совершенно нагими, взрослые чрезвычайно опасаются, чтобы небо не увидало их в таком виде. Праздничные одежды, в особенности у мужчин, украшены оригинальными узорными вышивками, в исполнении которых женщины выказывают умение и вкус. К праздничному наряду мужчин принадлежит обшитый фигурами из голубой бумажной ткани с красными и белыми нитками длинный передник, прикреплённый на поясе. Жених дарит невесте нарядное платье и большие серебряные серьги. Изношенные японские одежды распродаются в Йессо.
Айны стреляют отравленными стрелами из небольших узловатых луков из тисового дерева, причём они употребляют другой способ натяжения луков, чем японцы, и вооружают ими свои западни, похожие на самострелы. Яд заимствовался из корней японского аконита и, по-видимому, умерщвлял раненого медведя минут в десять; японское правительство запрещает теперь применение его. Наконечники стрел делаются обыкновенно из бамбука, но выковываются также из медных головок японских табачных трубок. Колчаны бывают деревянные, обтянутые корою и походят на пеналы (см. рис., стр. 698); мечи, [701] чаще из дерева, чем из железа, по-видимому, были принесены к айнам из Японии.
Хижины айнов (см. рис., стр. 697) обыкновенно ставятся на коротких сваях. Они просторнее и удобнее, чем многие хижины японских крестьян. Остов невысоких стен снаружи и изнутри одевается ситником, так же как высокая крутая крыша. У стен находятся на возвышении места для спанья, покрытые шкурами; в средине, в четырёхугольном углублении, — очаг; в хижине имеются маленькие окна и дверь, которая выводит наружу через тёмные, крытые сени. Лампа из раковины, с хлопчатобумажной светильней, напоминает эскимосскую лампу. Огонь высекается теперь с помощью камня и стального огнива; трут заменяется гнилым деревом. Вблизи жилой хижины находится кладовая, встречающаяся в той же форме на островах Бонин и Лиукиу. Орудия и сосуды представляют по большей части грубые подражания японским образцам. На самом большом из Курильских островов, Эторофу[5], можно найти наиболее искусную резную работу. Гончарное искусство, обработка и ковка металлов неизвестны айнам. Вся их потребность в металлах покрывается ввозом из Японии. Лодки айнов (см. рис., стр. 691 и 692) состоят из выдолбленных древесных стволов, по бокам которых насажены доски. Якорь их — деревянный крюк, нагруженный камнями (см. рис., стр. 695). Для рыбной ловли служат удочки, сети и гарпуны с отравленными медными наконечниками. Все названия сетей из липового мочала и орудия для их изготовления заимствованы из Японии. Рыбная ловля особенно прибыльна в реках, в которых лососи составляют почти неисчерпаемый источник пищи; у морских берегов обилие рыбы так велико, что во время её лова происходит настоящее переселение народов с главного острова Японии на Йессо, чтобы в несколько недель приобрести выгодный заработок от ловли и заготовки рыбы и варки рыбьего жира. Наряду с Йессо, Сахалин и Курильские острова особенно выгодны для Японии как рыболовные места. Охота для северных и горных айнов служит источником пропитания. Крейтнер называет ⅘ поверхности острова лесистыми и исчисляет количество ежегодно убиваемых медведей в 50 тысяч (!). На охоте помогает единственное домашнее животное — большая жёлтая косматая собака. Собаки островных айнов, величину которых прославляют японцы, должны быть в близком родстве с теми, которые возят сани айнов на нижнем Амуре. Они применяются на охоте и рыбной ловле на плотах.
Земледелие ещё возможно на Йессо, но, за исключением обширных равнин Сатсупоро, возделываемые пространства земли можно найти только на морском берегу. Густые, первобытные леса с частым подлеском и перепутанными ползучими растениями с трудом поддаются расчистке. Там возделываются просо и табак, а также бобы, огурцы, тыква и репа. Земледельческие орудия весьма просты: деревянный плуг, похожий на заступ, едва ли даже заслуживает этого имени. Просо в питании айнов играет приблизительно ту же роль, какую рис у японцев; кроме того, айны потребляют мясо и рыбу в бо́льших количествах, чем японцы. Съедобная водоросль, вероятно, морская трава, считается у них одним из лакомств; наряду с нею могут быть названы грибы. Свою дань Японии они прежде уплачивали шкурами и рыбой. Там охотно едят также жирную глину, приправляя её луковицей дикой лилии.
Женщина пользуется у айнов бо́льшим уважением, чем у японцев и китайцев. Ни один мужчина не может жениться раньше 21 года и должен получить разрешение начальника. Полигамия, по-видимому, встречается только у начальников. Наследником бывает тот из сыновей, кого изберёт отец. Гостеприимство и вежливость украшают и облегчают жизнь, высшим выражением которой бывают [702] частые угощения рисовой водкой жителей своей деревни. О настоящем государственном строе, по-видимому, здесь не могло быть и речи, пока население не превратилось в вассалов Японии. Знаков владения айнов, напоминающих письмена, мы дали образцы в т. I, стр. 36 (фиг. 2, а не 1, как там ошибочно отмечено).
Примечания
- ↑ Йессо — устаревшее название второго по величине острова Японии Хоккайдо. — Примечание редактора enlitera.ru
- ↑ Современные названия — Хуанхэ и Янцзы — крупнейшие реки Китая. — Примечание редактора enlitera.ru
- ↑ Современные названия — Кюсю и Хоккайдо — соответственно третий и второй по величине острова Японского архипелага. — Примечание редактора enlitera.ru
- ↑ Название айно, по объяснению Пфицмайера, означает людей, вооружённых луками, а по толкованию Сатова есть испорченное слово, происходящее от собаки (inu) и выражающее презрение. В прежнее время японцы называли их эбизу, эмишу (варвары) или просто йесо.
- ↑ Современное название — Итуруп. — Примечание редактора enlitera.ru