3. Бушмены.[1]
| «Бушмен — несчастное дитя минуты». |
| Г. Фритч. |
Некогда бушмены делили с готтентотами юго-запад Африки и выдвигались оттуда к востоку и северу. Распространение их ещё до прибытия европейцев, соответственно их образу жизни, было столь же рассеянным, как и расселение их родичей в Центральной Африке. Европейцы, которые встретили их на мысе Доброй Надежды (мулатообразный цвет кожи, безобразные лица, худощавость и подвижность были описаны ещё Георгом Шпильбергом, который в 1601 исследовал Столовую бухту и дал ей это название), ещё больше содействовали их рассеянию. Вытесненные в горы и пустыни они вели в сравнении с готтентотами бедственное существование. Лишь в немногих странах они скученнее и многочисленнее, в особенности в стране бушменов ближе к Оранжевой реке. В начале этого столетия они жили ещё непосредственно к северу от Нижнего Боккефельда, но во времена Лихтенштейна уже тревожили Роггефельд. Их нельзя было понудить к оседлому поселению, отчасти по их собственной неохоте, отчасти по сопротивлению буров; бушмены живут вместе с фингусами и готтентотами лишь у подножия Сторбмерга[2]. В местообитаниях намаков по обеим сторонам Ауба они избегают подчинения лишь благодаря рассеянию и блужданию по самым пустынным местностям. Далее они обитают в более обильной краевой полосе Калагари, внутреннюю часть которой занимают рассеянные бакалагарии и другие бечуаны. Здесь они образуют самые крупные племена с достаточно упорядоченным управлением. У овамбов (до Кунене) положение их колеблется между подчинением и свободой; они живут независимо к западу и северо-западу от озера Нгами, где племя Маденассана между Шошонгом и Замбези обозначается как особенно крепкое и темнокожее. В подчинённом состоянии они были найдены Андерсоном, шведским охотником, у байеев и бечуанов на пять дней пути к северу от озера, а Ливингстоном ещё восточнее. Это раздвигает их границы и расширяет распространение жёлтых народов Южной Африки вообще до 17° сев. ш., то есть до той страны, в которой Дампир указывает «готтентотов Мономотапы», которые также были бушмены. Землемер Андерсон переносит самые северные деревни бушменов к [721] 15° южн. ш., на Верхнюю Кубанго и называет бушменов семейств Мазарва, Казака и Кайкайбрио единственными постоянными обитателями страны между Кубанго, Чуби и землями Овамбо и Дамара. На востоке, по словам Меренского, немногочисленные бушмены живут на плоских возвышенностях, из которых вытекают Вааль и Слоновая река, а Вангеман слышал ещё в 1867 году, что они обложили данью стада Лонгалибалеле, начиная от Драконовых гор. Отдельные развалины бушменских кралей встречаются и на холмах в Оранжевой республике. Поэтому они на восток простираются не далее 25° южн. ш. Но лет сто тому назад Шпарман находил их у Воскресной реки и в области истоков Большой Рыбной реки, но в таком редком расселении, что там по целым дням
нельзя было увидать ни одного краля. Самые южные рисунки их на скалах, несомненно, принадлежащие им, но не очень давние, встречаются в горах Энгоро в Дамараланде, где в настоящее время ни вблизи, ни вдали нельзя найти ни одного бушмена. Красным железняком они по преимуществу изображают охотничьи сцены и с такой верностью природе, что сразу можно узнать каждый вид животного. При рассеянной и зависимой жизни нередко могли происходить смешения. Оставив в стороне намаков-бушменов западной части Южной Африки, выродившихся смешанных потомков готтентотов, горных дамаров, гереросов и даже белых, настоящие бушмены там, где они не вымирают, подвергаются поглощению соседями. Уже половину их можно считать смешанными. Согласно сообщению д-ра Шинца, из 5000 бушменов Калагари не смешанными можно назвать только 3000—3500.
В наружном виде бушмена всего более бросается в глаза его малый рост. Г. Фритч нашёл средний рост шести взрослых мужчин [722] равным 144,4 см. Прежние, менее верные измерения, дали ещё более мелкие результаты. Напротив, Шинц в Калагари определил рост самого мелкого бушмена в 1,49, а самого крупного в 1,67. Разницы роста мужчин и женщин почти не замечается: Фритч в виде средней из измерений пяти бушменов вывел 144,8 см. Сюда надо прибавить ещё стройное строение при худощавости, даже сухости членов. Даже у детей не замечается полноты детских форм. Содержание подкожного жира у обоих полов крайне незначительно; кожа своей сухостью отчасти походит на дублёный сафьян и на животе и сочленениях образует крупные складки. Характерное кожное испарение настоящих негров у бушменов не встречается. Основной тон их окраски — красноватый, приближающийся к медно-красному. Слабая волосистость соответствует незначительной толщине кожи. Отдельные волосы круто закручены и легко образуют, так же как у готтентотов, свалявшиеся узелки, похожие на перечные зёрна (см. табл. «Бушмены Капской колонии»). Волосы в старости седеют,
но лысины встречаются редко. На теле не замечается даже тонкого пушка; места, обыкновенно покрытые волосами, обнаруживают редкую, слабую волосатость; на лице чаще обозначены только усы. Отвислый живот свойствен лишь молодым индивидуумам. Повсюду угловатые, западающие очертания, обуславливаемые худобой, составляют резкий контраст с этим отвислым вздутием, вследствие которого нижняя крестцовая область некрасиво втягивается. Поэтому большая подвижность поясничных позвонков вызывает способность свёртываться на возможно тесном пространстве. На худощавых членах мускульные тяжи часто выступают под вялой кожей, как на мумиях. Кисти рук и ступни относительно ещё меньше, чем у готтентотов. У женщин жир на ягодицах не развивается до такой степени, как у готтентотов. Зато всем им свойственно образование, называемое «готтентотским передником».
Лицо с широким лбом, незначительным выступанием скуловых дуг и боковым расширением нижних челюстей походит на четырёхугольник. Глаза поставлены горизонтально, а иногда и несколько косо. Взгляд их робкий и дикий. Нос вдавлен у корня и кончик его вздут. Рот широк, губы умеренно выворочены, вся челюстная часть выдвинута вперёд и подбородок закруглён, вследствие чего нижняя часть лица выступает часто, как у животного. Бушменский череп, подобно
[723] готтентотскому, длинный и низкий. Замечательно небольшое различие между тазом мужчины и женщины; сжатым строением отличаются и все части скелета. Быть может, в нежном строении костей заключается причина, почему бушмены так часто поражаются солнечным ударом; они весьма подвержены и малярии. Физическую энергию можно найти скорее в выносливости, чем в моментальном проявлении силы. При их лёгком и жилистом строении они превосходные ходоки и скороходы. Некоторые виды дичи они с успехом догоняют пешком. Острота чувств есть следствие упражнения: в способности зрения и выслеживания они не имеют соперников. У них также развита способность выносить голод и жажду и быстро оправляться; без этого такая «случайная» жизнь, как у бушменов, была бы немыслима.
Довольно трудно определить умственные и душевные задатки такого дикого народа. Умственные способности почти вполне посвящены поддержанию жизни и пользованию ею. Поэтому мы должны судить о даровитости этих людей главным образом по той ловкости, какую они проявляют в занятиях, необходимых для жизни, то есть по преимуществу на охоте. Кроме того, у них можно отметить некоторые неразвитые мысли о сверхъестественных предметах и некоторые смутные и спутанные предания. Этим исчерпываются все выражения их духовной жизни. Из такого скудного инвентаря мыслей нельзя заключать, однако, об умственной скудости и животности. Во всяком случае, образ жизни должен служить смягчающим обстоятельством в суждении о душевной жизни. Ещё в большей степени это можно сказать о характере. Трудно сказать, что́ является здесь прирождённым и что оказывается результатом внешних «смягчающих» обстоятельств. Бушмен — несчастное дитя минуты, как выражается о нём Г. Фритч. Легкомыслие его готтентотских соплеменников у самого бушмена доходит до пагубной беспечности: всё дело для него решается минутным расположением. Этим объясняются все противоречия и пороки, приписываемые этому ненавистному южному африканцу цветными и белыми соседями.
Понятие охотничий народ охватывает всё содержание жизни бушмена во всех возрастах и положениях. Бушмены — самые односторонние и в то же время самые искусные охотники. В зависимости от дичи охотник меняет своё местопребывание. Он может жить лишь маленькими группами, так как большие сборища только пугают дичь. Подобная жизнь действует неблагоприятно на увеличение численности населения: беременные женщины и маленькие дети должны подвергаться всем невзгодам жизни мужчин, будучи почти совершенно лишены необходимого покоя и ухода. Такие условия содействуют развитию индивидуума, а не общества. Способности отдельного лица там значительнее, но так [724] называемые социальные инстинкты весьма скудны. Острота чувств, физическая выносливость, дикое самосознание, упрямая, безумная смелость, доходящая до презрения к жизни, вместе с лукавством и знанием природы — таковы характерные черты этого настоящего охотничьего народа.
Бушмена облагораживает только то, что, впрочем, свойственно и животному, — любовь к свободе. В этом отношении он стоит выше всех африканцев. Противоположно готтентоту, бушмен никогда не склонялся под иго рабства. В плену его не покидает дикое стремление к свободе настоящего сына природы. Поэтому из дикой ненависти исходит его разрушительная борьба против всего, что со стороны белых и чёрных противодействует этому стремлению, в особенности по отношению к стадам, стесняющим область его охоты. Интересы готтентотов и белых именно в Капской колонии так тесно связаны с их стадами, что нарушение их делает похитителя скота общим врагом. Но в особенности его лишает всяких прав и ставит за пределы человечества бесполезная жестокость, с какою он совершает свои разбойничьи нападения. Бушмен — анархист среди южных африканцев. Однако, там, где он вступал в прочные служебные отношения с белыми, он всегда пользовался доверием. Бушмен, несомненно, имеет более жесткую душу, чем готтентот или негр, как будто в неё отчасти перешла сухость его тела. О его жестокости и мужестве рассказываются удивительные истории. Г. Фритч довольно часто слыхал от сведущих людей, что они с дюжиной дисциплинированных бушменов не побоятся ста кафров. Страх перед бушменами содействовал даже обезлесению Южной Африки, так как колонисты, чтобы отнять у врагов возможность подкрадываться, уничтожали всю лесную поросль поблизости своих жилищ.
Богатый источник проникновения в сущность дикого человека, открывающийся при переходе его в более цивилизованные условия, для бушмена оказывается весьма скудным: редко случается, чтобы он перешёл в [725] «приручённое» состояние и ещё реже, чтобы он остался в нём. Тем менее можем мы пройти молчанием нарисованный рукою кафра оригинальный очерк бушмена, с которым нас познакомил миссионер Кэллавей: «Абатоа гораздо меньше остальных людей: они прячутся в траве и спят в муравьиных кучах; они выходят в туман; они живут в высоких скалах; у них нет никаких прочных местообитаний; родина их там, где они убивают дичь; они совершенно съедают её и отправляются дальше. Таков их образ жизни. Их очень боятся, но не по причине их роста или наружного вида. Они исчезают в траве. Охотник неожиданно узнаёт о близости абатоа, когда его уже пронизала стрела, но того, кто пустил стрелу, он не видит. Абатоа подобны мухам, которые неизвестно откуда прилетают». Это вполне кафрское, но наглядное описание.
Ни в одной области история миссионерства в Южной Африке, столь богатая превратностями, не может указать столь значительного неуспеха, как в бушменских миссиях. Поселянин Флорус Фингер предположил в бушменах на реке Цак стремление к религиозному руководству и был один из первых, который добросовестным договором пытался положить конец бесконечным спорам. Но миссионерская станция могла собирать бушменов только обильными подарками табака; жизнь первого миссионера, немца Кихерера, находилась в постоянной опасности. Миссия в 1806 году должна была закрыться. То же было и с миссиями, основанными в Тоорнберге (в настоящее время Коленберг) и в Гефзибе. Процветание миссии на Каледонской реке началось только тогда, когда она сделалась миссией для бечуанов (Ветулия).
Бушмен недостаточно одет в виду суровости климата. У диких народов одежда зависит прежде всего не от него, а от степени культуры. Для бушмена часто бывает достаточно треугольного куска шкуры, который протягивается между ногами и прикрепляется к пояснице шнурком. В соседстве с готтентотами в особенности женщины заимствуют их лучше прикрывающий плащ, а в Западной Калахари, вблизи европейских торговцев, можно встретить бушменов в панталонах и куртках. Многие из них днём носят на плечах каросс, сшитый из шкур, а ночью покрываются им. Недостаточность одежды часто заменяется корой из грязи на всех частях тела. Толстый слой золы и жира покрывает, точно коркой, лицо и худощавые члены. Причиною этого является у затронутых «готтентотскою культурою» бушменов вымазывание тела любимой мазью буху при свойственной им неопрятности. Бушмен легко располагается на ночь в горячей золе или в песке, или же в муравьиной куче. Передник у женщины больше, чем у мужчины, и обшит кожаной бахромой. Каросс превращается у неё в плащ, который служит защитою для грудных детей. Мужчины носят иногда сандалии из кожи или лыка. [726] украшения их скудны и малоценны. Несколько медных или железных колец, цепь тёмных бус, несколько нанизанных вроде бус деревянных палочек и кусочки железа или меди служат для украшения шеи или волос. Более естественными украшениями являются охотничьи трофеи — перья или заячьи хвосты в волосах, зубы, когти, рога и раковины на шее и на руках. В коротких козьих рогах или в изящных щитах наземных черепах, на пояснице и на шее, они носят табак, мази и таинственные амулеты. Приделанный к палке хвост шакала исполняет обязанности веера и носового платка.
Более необходимую принадлежность бушмена, чем одежда и украшения, составляет оружие. Оно даёт ему возможность существовать и является в то же время самым замечательным произведением его технического уменья. Бушмен умеет пользоваться луком и стрелами с большим искусством. Лук имеет обыкновенно до 5 футов длины, то есть выше самого стрелка, и состоит из круто согнутого, мало или вовсе не выглаженного куска твёрдого дерева (по Шинцу, из Grevia) и тетивы, скрученной из сухожилий, толщиною в соломину. Стержень стрелы, по большей части камышовый, толщиною в палец, обмотан нитками, чтобы он не расщеплялся, и снабжён на нижнем конце вырезкой для
накладывания на тетиву. На верхнем конце на него насажена в виде острия кость, преимущественно голени антилопы или крепкой ноги страуса, или к этому концу приделан маленький треугольный кусочек железа и связан с ним промежуточной частью в виде трубки. Стрелы бывают и просто из заострённого тростника для охоты на мелких животных. Зарубка промежуточной части заставляет стержень обламываться, как только стрела вопьётся, или к насадке наконечника стрелы приделывается маленькая отравленная пластинка в виде зазубрины, легко остающаяся в ране. Передний конец всегда тяжёлый; его отдельные части связаны сухожилиями; прямое перо в полом заднем конце способствует верности полёта. Длина стрелы колеблется между 2 и 3 футами. Расстояние, на которое попадает стрела бушмена, часто преувеличивалось. С точностью он попадает не более как на 20 шагов, что достаточно для такого охотника с его тонким слухом и уменьем бесшумно подкрадываться. Колчан делается из коры Aloe perfoliata или из древесной коры, снабжается дном и крышкою из кожи, или даже весь обтягивается кожей; он заключает около 30 стрел и, кроме того, кусочек дерева с размочаленным концом для впитывания яда, деревяшку для добывания огня и часто также камень для оттачивания стрел. Во время военного похода стрелы, совершенно готовые для выстрела, прикрепляются на лбу в виде лучей. Рядом с этим оружием употребляются в качестве метательного и ударного оружия палицы «кирри», дубинки длиною до полуметра, с утолщением, похожим на кулак, обыкновенно из твёрдой жирафовой акации. Ассагаи и ножи попадают к ним из других мест и встречаются редко. Только к северу от Нгами, как рассказывают, живёт племя бушменов, вооружённое копьями. Дальнейшее снаряжение бушменов составляет несшитый поперечный мешок из шкуры антилопы, сеть из волокон мимозы, в которой носят запас воды, заключающейся в скорлупе страусового яйца, заткнутой травою, или в мехе, и палка, снабжённая [727] просверлённым камнем для выкапывания кореньев и скрывающихся в земле животных, или для устройства западней в виде ям (см. рис., стр. 87).
Бушмен отыскивает себе жилища в расщелинах скал, в пещерах (см. рис., стр. 106), в защищённых местах под нависшими камнями или ложится в сухие борозды, или в покинутую нору муравьеда. Можно уже считать прогрессом, когда он пригибает к земле ветви кустарников и с помощью других ветвей и мха сплетает их в виде заслона от ветра, под которым устраивает себе ложе из сухих листьев и мха. До постройки хижин он доходит лишь в самых редких случаях; там, где он, вследствие прибыльности охоты, остаётся продолжительное время на открытом месте, он ограничивается лишь тем удобством, что прикрывает жерди ветвями, хворостом и шкурами. Женщины, впрочем, дошли до искусства плетения грубых циновок. Но образ жизни бушмена не допускает прочности даже и таких жилищ. Напротив, в скалистых местностях республик буров он строит на горах круговые стены из набросанных камней, в которых укрывается, окружив их кольцами западней. Барроу описывает даже краль из 25 бедных, но не лишённых известной тщательности в постройке травяных хижин.
О домашней утвари не может быть и речи: бушмен не нуждается в том, чего он не может унести с собой. Даже домашние животные, если ему удаётся похитить их целым стадом, кажутся ему бременем, от которого он старается отделаться как можно скорее. Охотничьих собак можно найти у него только случайно; по Барроу, это — порода небольших овчарок с острыми мордами. Гончарное искусство здесь почти отсутствует, быть может, потому, что страусовые яйца представляют удобную посуду: в них воду можно переносить и зарывать в песок для охлаждения. Для еды бушмену ничего не нужно, кроме огня, который он добывает трением кусков твёрдого и мягкого дерева. Куски мяса обыкновенно бросаются в огонь только на короткое время. Внутренности из дичи часто извлекаются не вполне. Совершенно сырыми бушмен употребляет в пищу только насекомых и яйца белых муравьев. Когда у него нет дичи, ему служат пищею: ящерицы, змеи, даже такие, о которых говорят, что он заимствует у них яд для отравы стрел, лягушки, черви, гусеницы и личинки; всё это он поедает с удовольствием. Мёд составляет его любимое лакомство; ульи, открытые им, бушмен считает собственностью своей семьи или орды. И при полном засыхании наружного растительного покрова он распознаёт луковицы и коренья по остаткам травы или по глухому звуку почвы от удара кирри. Точно также, несмотря на их горький вкус, он ест дикие арбузы, сок которых часто служит единственным средством для утоления жажды. Подобно готтентоту, бушмен — страстный курильщик.
При этой беспримерной неприхотливости, он, однако, много знает и может сделать. Он мог бы жить гораздо удобнее, если бы заботливее применял своё знание природы, дары которой он испробовал, не исключая и наиболее отвратительных. Без сомнения, ему пришлось бы тогда отчасти отказаться от своей распущенности, в которой, очевидно, заключается нить, связывающая его с жизнью, колеблющейся между нуждой и удовольствием. Он представляет собою оригинальное сочетание различных родов искусства и уменья. В нём мало силы и внушительности, за исключением внезапных вспышек отчаянной смелости; он обладает находчивостью, хитростью, искусством притворяться и подражать, то есть свойствами слабых индивидуумов. Впрочем, при массовом взгляде на него нельзя отрицать, что природа едва ли наделила скуднее какой-либо другой народ земли и поставила его в менее благоприятные условия для бесконечной борьбы за существование. [728]
[729] Вследствие этого вдвойне интересно изучение средств и путей, которыми он пользовался, чтобы помогать себе в своей величайшей скудости.
Яд бушменских стрел умерщвляет даже крупных животных в несколько часов. Приготовление его держится втайне, но большинство авторов сходится в том, что главною составною частью его является змеиный яд; он смешивается с соком молочайных (главным, образом, Euphorbia candelabrum, которым горные дамары отравляют водопои диких животных) и более клейким веществом луковицы ядовитого амариллиса (Haemanthus toxicarius). По словам Шинца,
бушмены Западной Калахари пользуются также соком куколки, которую они выкапывают из земли. Они сами боятся этих ядов и носят отравленные наконечники стрел, обмотав сухожилиями животных, в колчане. Но по исследованиям наших токсикологов действие их ядов менее продолжительно, чем ядов среднеафриканцев.
Они умеют так искусно ставить западни и силки, что, вероятно, захватывают в них больше быстроногих страусов, чем белые с лучшими ружьями и на самых быстрых лошадях.
Их дар подражания, способность передавать своим гибким языком звуки птиц и более резкие звуки четвероногих, помогает им при заманивании дичи. На охоте за страусами они кладут себе на
плечи подушку в виде седла, утыканную страусовыми перьями с прикреплённой к ней головой и шеей страуса, и вымазывают себе ноги белой краской, чтобы как можно более походить на эту птицу. Держа в левой руке лук и стрелы, они приближаются к стае против ветра, с такими натуральными движениями, что даже на расстоянии двести шагов нельзя открыть обмана. Они подражают и движениям людей и животных, но уже более с целью увеселения. В этом же направлении нельзя не признать за ними способности рисовать каким-либо остриём и красками фигуры людей и животных; немногие остатки их рисунков, сохранившиеся в прежних жилищах на защищённых стенах пещер, дают более выгодные понятия об их художественном умении, чем бесчисленные рисунки индейцев, нацарапанные на скалах (ср. рис., стр. 728). Эти изображения частью намалёваны четырьмя красками, белой, чёрной, жёлтой и красной (охрой), на скалах, частью нацарапаны в мягком [730] песчанике, и частью вырезаны в твёрдом камне. Кроме человеческих фигур, они точно воспроизводят многих характерных животных — страуса, антилопу, кваггу, павиана, а также и рогатый скот. Лошади, попадающиеся на этих рисунках бушменов, показывают, какое глубокое впечатление произвело здесь животное, ввезённое европейцами.
Бушмен по музыкальным склонностям и способностям близко подходит к готтентоту. Везде, где он может добыть старую скрипку от европейца, или устроить себе из тыквы подобие скрипки с двумя струнами, он извлекает из этого инструмента довольно приятные звуки и превосходно разыгрывает на нём мелодии, которые слыхал в миссии или на танцевальных собраниях. Голос его отличается металлическим звуком. К скрипке из тыквы нужно прибавить ещё гору (см. рис., стр. 729) и барабан, сосуд, обтянутый кожей и содержащий некоторое количество воды. Эта музыка предназначается в жизни бушменов для сопровождения танцев. Движения голоса самым тесным образом сплетаются с движениями тела. Танец бушменов может превращаться из медленного и методического в самый необузданный, соединённый с судорогами (см. рядом рис. надеваемых при этом ножных трещеток).
Мы немногое знаем о семейной жизни бушменов (см. табл. «Семья бушменов» ниже). Поэтому мы тем более должны остерегаться ставить её слишком низко. Бушмен, достигший возмужалости, старается приобрести себе жену не столько покупкой, сколько подарками, которые достаются её родным. Принятие их есть знак согласия. Угощение и подарки родных и друзей жениха скрепляют союз. Преимущественно сила и ловкость решают вопрос — может ли быть у бушмена одна жена или несколько. По крайней мере, в племени каев юноша, по-видимому, должен доказать своё искусство в стрельбе или ловкость на охоте прежде, чем быть допущенным к сватовству. Браки не могут заключаться между такими близкими родственниками, как родители и дети, братья и сёстры. О способе наследования мы ничего не знаем. Видимое желание избегать встречи с тестем и тёщей, свойственное кафрам, находим мы и у бушменов. Внимательные наблюдатели считают нравы бушменов не столь распущенными, какими изображали их Лихтенштейн и др., которые, по-видимому, видели перед собою группы, впавшие в полную деморализацию. Впрочем, за нарушение супружеской верности, по-видимому, не налагается тяжёлого взыскания.
Соответственно такому образу жизни народа, положение женщины является у него весьма низким. Во время переходов они несут не только детей, но и большую часть запасов; на местах остановок они должны заботиться об огне, о пище, о воде, достать которую бывает иногда очень трудно, об утвари, одним словом, обо всём, что не имеет непосредственной связи с охотой. В случае недостатка пищи, они первые подвергаются лишениям. Слабая, старая или больная женщина часто прямо оставляется без всякой помощи. Около неё ставят чашку с водой, несколько кореньев и кусок мяса; дикие звери вскоре кладут конец её жизненной драме. Среди бушменов можно видеть
[731] случай трогательного великодушия, но отсутствие чувства гораздо обычнее у них. В обращении матери с детьми всегда проглядывает нечто животное. Ребёнка долго кормят грудью, но уже в первые дни ему дают разжёванные коренья, мясо и другие твёрдые вещества. Он рано научается и жевать табак. Не зная ни чистоты, ни присмотра, ни ухода, он растёт с непокрытой головой, часто совершенно обнажённый во всякую погоду. Мальчика отец посвящает с ранних лет в тайны стрельбы, выслеживания дичи и отыскивания мёда. Впрочем, мы видим у них один предмет, производящий впечатление дорогой и изящной вещи: это — зонтик из страусовых перьев, который нежные матери плетут для своих детей.
Об общественных и политических отношениях бушменов можно сказать лишь немного, так как они опустились на ступень самого грубого индивидуализма. Внешним знаком принадлежности к племени иногда служат только имя и диалект. Отдельные семьи составляют деревни и самого выдающегося из своей среды назначают «каптейном». Но отсюда не возникло более прочных и крупных организаций. Кроме того, и их быстро уменьшавшаяся численность не давала возможности образованию более крупных сообществ. Во времена Шпармана существовали ещё группы бушменов числом до ста семейств.
Мы не должны ожидать от бушменов ясных и последовательных идей о высших существах и о продолжении существования души после смерти. У них есть религиозные представления, но нет религии. Через все поколения до нынешнего у них тянется нить преданий, связывающая следы религиозных идей. Эти следы так многочисленны, что отношение названных идей к прочему культурному достоянию можно назвать благоприятным. Но идеи эти сами по себе скорее отличаются выработанностью, чем богатством. Все бушмены без исключения носят амулеты, которые должны отгонять злых духов и приносить счастье в их предприятиях. Такое-то племя не ест козьего мяса, хотя в его охотничьем районе козы — самое обыкновенное домашнее животное; другое почитает антилопу, третье — гусеницу «нго». Деревяшками, изображёнными на рис. сбоку, они пытаются заворожить своё охотничье счастье. Нечто, напоминающее жертву, мы видим в отрезании суставов пальцев, к чему прибегают и в целях лечения, и для выражения печали, и в виде искупительной жертвы. Редко можно встретить бушмена, на левой руке которого пальцы имели бы все суставы. Следы веры в продолжение жизни после смерти прежде всего усматриваются в памятниках по выдающимся усопшим. На могилы начальников бросают камни, пока их помнят; в этих могильных холмах позднейшие поколения видят местонахождения злых духов, которые свёртывают им шеи, если они, со своей стороны, не бросят камня. Но вера в существование души выражается у бушменов ещё убедительнее способом погребения. Вся семья оставляет место, где кто-нибудь умер, после того как его хижина превратится в кучу камней. Голова мертвеца обмазывается мазью, затем его обкуривают и кладут в [732] могилу в вытянутом положении. Ни в обращении головы трупа к какой-либо стране света, ни в способе складывания рук и ног не соблюдается, по-видимому, никакого правила. Только Кэмпбелу говорил один старый бушмен, что солнце восходит позднее, если хоронить мёртвых не с обращённым к нему лицом. Над трупом насыпаются камни в виде кровли, чтобы воспрепятствовать осыпанию земли, и над ними накладываются другие в продольном направлении. Вместе с трупом бушмены кладут иногда предметы, весьма ценные по их понятиям: так Г. Фритч при Колесберге нашёл оловянное блюдо, кубок и ножницы для стрижки овец, положенные на груди умершего. Дикие бушмены кладут с покойником его оружие.
Мифические представления являются различными обломками. В Северо-Западной Калахари верят в большую змею с огненно-красным гребнем и шейными лопастями, блестящей пёстрой кожей и глухим звуком голоса, похожим на гоготание, обманывающим людей. Крокодиловая
русалка готтентотов в земле гереросов, по-видимому, превратилась в водяное божество. Неизвестные орудия европейцев считаются жилищем духов; вообще белому человеку приписывается множество волшебных средств. Профессиональные колдуны кафров не попадали к бушменам, которые сами достаточно наделены воображением и не менее их знакомы с окружающей природой. Едва ли у какого-либо другого народа Африки можно найти более богатое собрание животных мифов. Самую выдающуюся фигуру в рассказах бушменов Капской земли представляет саранча. Самец и самка саранчи наделяются различными именами. От них произошёл дикобраз, который не решается жить со своим отцом, «всепожирающим», из страха быть съеденным им. От него и от квамманы происходит умный ихневмон, который помогает своему деду саранче и открывает его злодеяния, играя вследствие этого видную роль. Когда морские кошки дурно обошлись с саранчой, она разорвала пузырь антилопы и этим вызвала темноту, но когда стало слишком темно, она бросила свой башмак в небо с приказанием, чтобы он превратился в луну. Так как на башмаке осталась пыль земли бушменов, то месяц красен, и он холоден, потому что башмак был просто из кожи. Мифическая героиня борется с существом, у которого глаза находятся в ногах, или с кошкой, поющей, сидя на рыси, утверждавшей, будто кошка не может бегать так же скоро, как она. Тогда её обжигает мать собаки-гиены, которую она [733] хотела изжарить, но у неё опять отрастают крылья, когда она погружается в воду; затем она борется с клещами, которые скрываются в руне её овец. Интересно похищение каменного козла, который служит саранче вместо игрушки, слонихой, оставляющей вместо него своего детеныша; последний выдаёт себя своими нечленораздельными ответами на вопросы саранчи и умерщвляется ею. Затем её преследует слониха, проглотившая козла, и саранча находит убежище в её желудке; под конец она проходит через него и благополучно достигает своего дома.
Блеек не сомневается в том, что бушмены развились до почитания небесных светил. Тщательные наблюдения открывают у них не только сказки и мифы, но и знакомство со звёздами и с их названиями. Солнце жило в виде человека на земле и испускало свет из подмышечной впадины, который, впрочем, освещал лишь небольшое пространство вокруг хижины. Поэтому первые бушмены послали несколько детей, чтобы бросить солнце на небо. Там, где месяц выступает самостоятельно, он — мужчина, от которого разгневанное солнце отрезает своими острыми лучами кусок за куском, пока он не начинает просить, чтобы оно оставило что-нибудь его детям; оставшаяся часть начинает расти, пока не наступит полнолуние. Месяц был создан саранчой. С ним приводится в связь и происхождение смерти. Дети бушменов, когда месяц идёт на увеличение, обращаются к нему с бранными словами, хотя родители и запрещают им это; месяц с досадой двигается по небу и темнеет, пока «сердце его опять не смягчится».
Из всех звёзд бушмены всего лучше знают Канопус; у них есть пять различных названий для него. Звёздные группы также называются образными именами, хотя и не ради их формы. Так пояс Ориона они называют тремя самками черепахи, висящими на палке, Кастора и Полукса — самкой антилопы, Проциона — самцом антилопы, α, β и γ Южного Креста — львицами, другие звёзды того же созвездия — львами, Магелланово Облако — каменным козлом, Ахернар — камнем звёздной палки для выкапывания корней. У них есть названия и для планет, и с ними связаны различные мифы. Девушка прежде жившего здесь народа пожелала произвести свет, чтобы люди находили дорогу домой, поэтому она бросила на небо раскалённую золу, которая превратилась в звёзды. От одного взгляда львы Южного Креста сделались звёздами. Были две четы птиц, и в числе их голубой журавль, оба самца которых были изжарены львами. Самка Ки отказалась от предложенного ей мяса её мужа, но самка голубого журавля взяла его и, в свою очередь, была съедена. Ки отправилась вместе со своим детёнышем к вороне, жившей в терновнике, и была поднята ею наверх с помощью верёвки из козьей шкуры. Ворона развела огонь и раскалила камни. Лев Гу, преследовавший Ки, пришёл и хотел, чтобы его также подняли; Ки по совету вороны спустила ему верёвку из мышиных кишок; она оборвалась, и лев упал в огонь. Другой лев Тане-та-гу пришёл туда, привлечённый запахом мяса, между тем как птицы уже [734] улетели, и взял кусок мяса из бедра своего товарища, который неожиданно проснулся и пожелал съесть кусок своего мяса. Они съели его вместе. Затем они тщетно охотились, пока не нашли самца черепахи; Гу проглотил его, не поделившись со своим товарищем. Когда он пришёл к воде, черепаха закричала, чтобы вода эта высохла; когда приближалась дичь, черепаха советовала ей бежать, а когда приходили люди, она просила их бросать в льва горящими головёшками. Так обоим львам не досталось ничего. Даже старая, хромая женщина, жившая с молодым зайцем, спаслась от них. Лишь после того, как Гу умер с голода, другой лев опять достал себе пищу. У планеты Юпитер, называемого «сердцем сумерек», есть дочь — одна из звёзд, восходящая незадолго перед ним. Он называет её «моё сердце», проглатывает её и опять выплёвывает. Затем она становится «сердцем сумерек» и выплёвывает «дитя сердца сумерек», которое следует за ними обоими. Она была рысью и потом жила в образе красивой женщины, за которой младшая сестра носила палку для выкапывания кореньев. Муж скрыл её ребёнка под сухими листьями съедобного корня в надежде, что она найдёт его. Раньше приходили другие животные, из которых каждое выдавало себя за мать ребёнка, — но ребёнок смеялся над всеми, и под конец признал только свою мать. Среди осмеянных находились шакал и гиена, которые, с помощью волшебного бушменского рису, превратили рысь в львицу, после чего гиена заняла её место; однако, она была открыта ребёнком «сердца сумерек», который ранил её копьём и, когда она убегала, обжёг ей ногу; от этого она прихрамывает на ходу. Околдованную мать её младшие сёстры выманили из камышей, а братья поймали её; они сняли с неё львиную кожу, и она опять сделалась женщиной. Но так как она была околдована бушменским рисом, то уж не могла его есть, поэтому она вновь превратилась в плотоядную рысь.
К этим рассказам примешиваются длинные монологи и диалоги гиен, львов и шакалов и многие мелкие басни. Так, между прочим, рассказывается, что шакал, собака-гиена и др. некогда были людьми, что отпадающие страусовые перья превращаются в страусов-самцов, что месяц и страусы-самцы опять оживают и т. д. Поразительно часто выступает какой-то «прежний народ», предшествовавший бушменам. Мужчины от взгляда девушек превращаются в деревья, девушки в лягушек, кароссы в каменных козлов и т. д. В этих рассказах рассеяны также многочисленные краткие стихотворения, молитвы к солнцу, луне, звёздам и т. д. Взятые из жизни или, по крайней мере, вероятные рассказы о животных занимают довольно видное место среди этих сказок, и бушмены черпают из них значительную часть своих бесконечных бесед. И здесь фантазия иногда проявляется с большой силой. Лев играет первые роли, а гиена и шакал — вторые.
Драматическая живость усиливается тем, что животные говорят на отличительном для каждого языке, причём рассказчик старается придать своему рту соответствующую характерную форму. При этом появляется более щёлкающих звуков, чем обыкновенно, и Блеек считает вероятным, что этим указывается, будто в прежнее время в языке бушменов существовало более пяти щёлкающих звуков.
Примечания
- ↑ Название «бушмен», которое англичане и французы пишут также Bosjesman, Boschiman и пр., дано этому народу колонистами. Оно не требует никакого объяснения, но, быть может, не лишним будет указать, что оно служит общим наименованием и для некоторых негрских племён западного берега, не имеющих ничего общего с бушменами. Сами они называют себя Сан (множественное число от «Саб») и Сагуа. Смысл этого названия не вполне ясен. Ближайшее толкование его означает парии, отверженные, основанием чего служат факты их жизни; по другому объяснению, это значит слуги, подчинённые. Вальман, бывший инспектор Рейнской миссии, производит слово «Саб» от корня sa, покоиться, отдыхать, и объясняет его: «Первоначально оседлые». Такие производные названия встречаются в старинных актах Капской земли. В официальном отчёте 1685 года говорится, например, что капитан Клаас, готтентотский начальник, находится в войне с «сонками, обыкновенно называемыми бушменами». Кафры называют бушменов, там, где они соприкасаются с ними, именем батоа, которое, по всей вероятности, — не что иное как батуа, общее обозначение для всех посторонних родовой общине. К этому же слову сводится и обозначение словом батва народов пигмеев внутренней Африки.
- ↑ Стормберга? — Примечание редактора enlitera.ru