II. Древнеамериканские культурные народы
31. Общие понятия о происхождении и развитии древнеамериканской культуры
| «Самая последняя и самая трудная часть света — Америка». |
| Гердер. |
Древняя культура Америки исчезла, не оставив нам во множестве надписей возможности понимания её духа, который породил мир, столь чуждый нам с первого взгляда. Печальная судьба, поколебавшая и низвергнувшая древнеамериканскую культуру при первом соприкосновении её с европейской, заставляет относиться как нельзя более критически ко всем касающимся её источникам из эпохи великих открытий. Собственные письменные произведения народов Америки почти [625] мертвы для нас, и едва ли можно ожидать, чтобы успех в чтении их бросил яркий свет на их происхождение и историю. Даже если бы не произошло печального разрушения многих из этих произведений завоевателями и миссионерами и уничтожения некогда столь распространённых коллекций изображений исторического содержания, было бы все-таки трудно получить ясное понятие о древнеамериканской культуре. Этими фактами не следует пользоваться для повышения её уровня, как это и теперь ещё происходит, в особенности в Мексике. Сообщения конкистадоров оставляют многое для предположения, и ещё более сообщения рано обращённых в христианство индейцев. Даже и в официальных сведениях попадаются совершенно неверные данные. Ни один из хроникёров завоевания не взглянул с критической точки зрения на страны и народы Америки. Культурные народы, к которым испанцы проникли лишь спустя поколение после открытия Америки, ослепили первых наблюдателей, напряжённое ожидание которых потерпело столько разочарования у бедных караибов, флоридцев и обитателей восточной части Америки. Им показалось, что теперь они достигли, наконец, исполнения своих желаний. Для многих только тогда смелый подвиг Колумба представился великим и достойным признательности. Мексика была первой американской страной, которая произвела на них впечатление страны хорошо обработанной, в европейском смысле слова, и она недаром была окрещена «Новой Испанией». Этим именем гордые люди дали самый звучный и почётный титул желанной стране золота и плодородия. Контрасты природы, которые заметил Кортес при пятидневном переходе из Семпоальи в Наулинко во главе своего маленького отряда и своих последователей на плечах индейских носильщиков, усилили эти впечатления. «После долгого странствования в мрачных горных местностях, окружающих подножие вулкана Орисабы, до обнажённых продольных долин Тласкалы, от северного берега Рио Атойяка, вид плодородного плоскогория Чолулы показался необычайно ободряющим. Я часто наслаждался этим видом и представлял себе, что́ должны были чувствовать испанцы, когда они увидали зеленеющую плоскость, на которой в тени копаловых деревьев, в непривычных для них рамах агавовых изгородей и маленьких полей широколиственного кошенильного кактуса, показались рассеянные группы больших зданий, скученные на обширном и чистом горизонте. Действительно, ослеплённые этим видом, они могли вспомнить о лучших красотах их родины, тогда столь цветущей, и впечатление, вызывавшееся в них природой, перенести невольно на несовершенные создания человечества» (Банделье), — и на всё человечество, можем мы прибавить. Без сомнения, Тенохтитлан, Тласкала, Тескоко и пр. вовсе не были такими большими городами и цветущими государствами, какими они их описывали.
Хроникёры, по словам которых «рынок Тенохтитлана посещался ежедневно 60 000 человек» или «каждый маленький квадрат почвы был тщательно обработан», забывают, что плодородие этих стран есть лишь плодородие цветущих оазисов среди обнажённых степей или пространств, покрытых вереском. Численность населения преувеличивалась; списки обращённых в христианство, составлявшиеся миссионерами, искажались неверностями. Первый епископ Мексики Сумаррага в 1531 году писал в Толосу о 250 000 новокрещённых. Это число учетверилось в позднейших копиях и перепечатках. Друзья человечества искажали цифры первоначального населения, чтобы представить тем более значительным количество погибших или уведённых в неволю. Но сам Лас Казас наделил Тенохтитлан миллионом жителей. Таким же образом преувеличивались богатство и власть правителей этих народов. В Кахамарке до сих пор ещё показывают построенное из тёсанных [626] камней небольшое здание с комнатой, которую несчастный инка обещал наполнить золотом в виде выкупа за свою жизнь. Это обещание, вероятно вынужденное у правителя, напуганного смертью или пыткой, напоминающее сказания, какие рассказывал Геродот, повторяется до настоящего времени в описаниях древнего Перу, чтобы дать понятие о громадном обилии его золота. Другие описания политического положения и общественных отношений ещё труднее привести к фактическим границам.
Совершенно так же, как конкистадоры восхваляли страну и народ, чтобы усилить блеск своей добычи, пришедшие в упадок потомки прославляют создания своих предков, которые разрушались на их глазах и которых они не могли заменить ничем равносильным в течение трёх столетий. Нельзя поэтому удивляться, что они предаются преувеличениям. Так, в Перу каждый камень, который какая бы то ни было сила когда-либо сдвинула с места, называется произведением инков, и даже эквадорцы хотели видеть в известном естественном мосте Румичаки над Рио-Карчи произведение древних. Ко всему, уже сошедшему в могилу, принято относиться с доверием, между тем как перед нами всё ещё стоит вопрос, — что именно было сделано в действительности, и главное, — из какого источника это происходило.
Обыкновенно на этот вопрос отвечают без затруднения, возлагая на естественные условия всю ответственность за то, что ясно и неясно для нас. Вопросу, почему страны со счастливым положением и благоприятным климатом, каковы Калифорния и Чили, принадлежащие теперь к самым плодородным и цветущим, не сделались поприщем самостоятельных культур, мы можем противопоставить другой: всегда ли древнеамериканская культура ограничивалась узкими полосами плоскогорий и изолированными областями? Быть может, почва экваториальной Южной Америки заключает находки, в которых некоторые следы, по крайней мере, выступят на свет. Припомним здесь прекрасное выражение Марциуса: «Не слабый, скромный мох, обвивающий развалины римского и древнегерманского величия как символ кроткой грусти распространился над развалинами южноамериканской доисторической эпохи, — там, быть может, на памятниках давно исчезнувших народов возвышаются древние, тёмные леса, которые давно уже сравняли с почвой то, что некогда было создано руками человека». Деревни в скалах и пещерах Новой Мексики и Аризоны представляют неожиданные свидетельства высшей культуры в этих степных странах. В культуре, остатки которой мы видим перед собою, мы должны представлять себе понуждающие к работе и усиливающие её жизненные условия сухого климата плоскогорья. Перу, Мексика и Юкатан — такие же страны, как Египет, Месопотамия, Персия и небольшая часть Китая и Индии, могущие давать обильные урожаи лишь при условии тщательного орошения. Приходилось тратить много работы и заботливости, чтобы жить в стране, не всегда щедро вознаграждавшей. Оплодотворяющий элемент всюду ценился и даже почитался. Если в Мексике дождь заставлял ждать себя слишком долго, жрецы постились в течение нескольких дней и всходили на гору, которая была предназначена только для этой цели. Там приносились огненные жертвы, и пепел рассеивался по воздуху для привлечения дождевых облаков. Вместе с тем, водопроводы усердно прокладывались в видах искусственного орошения. Бесчисленные «асекии» Перуанского плоскогорья, часто опирающиеся на сваи и построенные даже через ручьи, а иногда и вырезанные в скалах, восходят ко временам инков. Искусственные бассейны обнаруживают охранительные валы со стенами толщиною до 25 метров в основании. Такими работами правители руководили сами. Ими одними объясняется скопление плотного [627] населения в странах, в настоящее время почти безлюдных. Искусственный водопровод, проходящий через область Чонтисайя, исчисляется в 600 км длины. Пользование водою было соответственно урегулировано. В Мексике искусственное орошение не достигало такой высокой степени развития. «Плавучие» сады на озёрах около Тенохтитлана выказывают прилежание, какое прилагалось к обработке земли. Плоты из прутьев, покрытые жирным илом со дна озера, содержат на почве, всегда пропитанной влагою, цветы и питательные растения. Пшеница требовала в недавнее время от Хилы до Тегуантепека постоянного орошения, между тем как маис только тогда обходится без него, когда его сажают рано, в периоде дождей, так, чтобы он мог произрасти при достаточной сырости.
Поставленное так серьёзно, производившееся при стольких обеспечивавших его подготовительных работах земледелие для древнеамериканских культурных народов было не только источником пропитания, но прежде всего символом высшей цивилизации, упорядоченной жизни. В царстве инков правители и знатные лица стремились к его распространению, улучшению и облагораживанию. Для стран, окружённых более или менее кочевыми варварами, забота о земледелии была необходимым условием существования. Поэтому все культурные мифы этих областей связаны с земледелием, и общее почитание солнца, божества всех земледельцев, распространялось до Египта. Население древнеамериканских царств было больше, чем в настоящее время. Это доказывается, по крайней мере в Перу и Юкатане, многочисленными развалинами в обширных пустынях. Но для определения его нельзя уже довольствоваться фантастическими данными, вроде данных епископа Лас Казаса, будто в одной провинции Перу испанцы истребили сорок миллионов человек. Подданные инков не только строили свои жилища на горах и скалистых уступах, чтобы полезную почву освободить для земледелия, но и создавали водопроводы и искусственные оазисы с помощью вырытых глубоких котловин, и применяли искусственное удобрение. Однако, и при этом мы не можем предположить, чтобы в царстве инков жило вдвое более нынешнего населения, то есть десять миллионов. Примеры такого скопления людей на столь узком пространстве сравнительно со своими вспомогательными средствами, как это было в Перу, в настоящее время представляют только Китай, Япония и Индия. Источники пропитания населения должны были быть ограниченными. Мясная пища была незначительною, и растительных веществ также не могло быть в избытке. Тщательное регулирование и распределение собственности имело главное основание в том, что пропитание населения находилось у самого предела возможного.
Характерный для культуры Старого Света контраст пастушеских и земледельческих народов в Новом Свете сводится к противоположности бродячих и оседлых племен. Подобно Ирану и Турану, толтеки, обратившиеся к земледелию, борются с наступающими с севера дикими ордами, военная организация которых достигала высокого развития (ср. стр. 602 и след.). Их объединяющий деспотизм оказал своё влияние на происхождение политической формы древнеамериканской культуры. Мифы знакомят нас с значением внутренних озёр для развития этой культуры. Предание показывает видную роль озера Титикаки в истории Перу, и об этом ещё убедительнее говорят развалины на его берегах. С озером Гуатавито связывалось сказание о Дорадо. Ацтеки рассказывали, что они на одном из островов озера Чалько видели орла, терзавшего змею, сидя на попаловом кусте (Opuntia), и это зрелище послужило для них знамением, что они на этом месте должны основать город. И они начали строиться на этом острове, указанном им предвещанием. Положение, удобное для свайных построек, [628] привязало ацтеков к этому месту, несмотря на большие наводнения в конце XV века, и Тенохтитлан, наделённый этим преимуществом, сделался средоточием широко распространённой власти.
О древности древнеамериканской культуры нельзя судить по развалинам и сведениям, открывающимся перед нами. Мы не можем смотреть на них без всякой перспективы, подобно находящимся на них изображениям. Многие отделы древней истории человечества на древнеамериканской почве совершенно исчезли; многие народы задолго до завоевания участвовали в созидании этой культуры и не оставили никаких следов или только малокрасноречивые остатки, вроде гробниц Чирики с их богатыми золотыми находками, замечательной каменной и в особенности, красивой глиняной утварью, свидетельствующих о культуре, угасшей ещё до вторжения европейцев. Такой единичный факт, как письменность майя, заставляет предположить долгое предшествовавшее развитие. Нельзя ждать ответа на эти вопросы и от местных преданий. Для нас безразлично — появился ли в числе культурных героев благодетельный исполин Самна в Юкатане раньше Кетцалькоуатля в Мексике. Разница во времени происхождения между развалинами Тиауанако, на озере Титикака, и ближайшими постройками инков исчезает в промежутках времени, какие мы должны допустить для выработки даже незначительных различий в отдельных культурах. Сравнительно юным является всё сохранившееся, что доказывается замечательной резкостью очертаний. Не менее поразительна и замкнутость отдельных форм развития. Хотя участок населения майя на берегу моря доходил до Пануко и соприкасался с народами ацтекского круга, письмена майя для Мексики оставались чуждыми. Племена плоскогорья Гватемалы, находившиеся в лингвистическом родстве с майя, получили свою культуру из Мексики.
В пределах царства инков можно принять три этнографические, а отчасти и политические центра. Величественность развалин Чиму даёт нам высокое понятие о культурных условиях этого берегового государства, о котором мы знаем, что оно завоевательному роду инков оказывало сопротивление в течение трёх поколений, прежде чем слилось с разрастающимся солнечным царством. Большие остатки зданий на Титикаке, в связи с преданием, указывающим там место происхождения инков, позволяют предположить, что некогда распространявшиеся на большем пространстве племена аймаров, к югу от озера Титикаки, стояли едва ли на низшей ступени культуры. Неопределённое время, в течение которого держалась настоящая власть инков в Среднем Перу, создало соответственный центр власти и культуры из Куско, который притягивал к себе развившуюся далее на севере, на плоскогорье Кито, в прежние века оживлённую культурную жизнь кичесов, одновременно с самостоятельным государством в Перу. Юкатекская культура стояла, по-видимому, на высшей ступени и была более выработана, чем культура ацтеков в Мексике и ольмеков в Паленке. В постройках и во многом другом мы находим немало поддающегося сравнению, но в культурном отношении они богаче, чем где-либо в древней Америке. Напротив, письменность всегда приходится выдвигать на первый план, как несомненно высший продукт этого рода в Америке. Но мы ничего не знаем о том, развилась ли она здесь или была перенесена сюда.
Вопрос о том, почему пришла в упадок эта культура и искусство этих замечательных архитектурных и скульптурных произведений, также не решается простым указанием на вторжение европейцев и вынужденное уклонение туземцев от верований, которые привели их к сооружению самых значительных построек. [629] Можно считать установленным, что многие из них не были обитаемы и посещаемы уже в то время, когда совершилось это величайшее событие в известной нам истории американских народов. О Кобане и Киригуа, вблизи которых должен был проходить Кортес, идя походом в Юкатан, участники этого похода ничего не упоминают, что служит явным доказательством необитаемости этих мест в то время. Из свидетельств современников завоевания выясняется также, что уже в их эпоху высокий лес произрастал над большими постройками в Юкатане, происхождение которых считалось неизвестным. Величественные остатки Кобана местами почти на целый метр покрыты наносами и перегноем, и многие изваяния расщеплены давлением корней могучих деревьев.
Подобно тому как в настоящее время для индейцев Мексики день деревенского святого представляется самым важным в году, блеску которого каждый с гордостью готов содействовать деньгами и личной услугой, то же могло быть и в доевропейское время, с тою разницею, что святого заменял прославленный легендой герой, приведший в порядок и обогативший человеческую жизнь. Легенды о культурном герое в различных местах настолько сходны между собою, что им приходилось странствовать не менее, чем лицам, о которых они рассказывали. Основною чертою их является возможно тёмное окрашивание времени, предшествовавшего этому важному событию. Люди были рыболовами и охотниками, их страна была только что оставлена первобытным морем, и они часто не имели другой пищи, кроме червей и улиток, и даже ели собственных детей. Хижин и одежды они не знали. Тогда, согласно сказанию майя, внезапно появился с запада отряд чужеземцев, во главе которых стоял Самна, которому преимущественно приписывается изобретение графических искусств, но который вообще был основателем цивилизации, господствовавшей на полуострове. Предания Мексики рассказывают, что страна эта была населена исполинами, которые были побеждены толтеками. Герой-предводитель, Кетцалькоуатль, был волшебником и жрецом и сделался основателем нового культа. Эти пришельцы явились с юга и с северо-запада. Сказание кичесов сходно с толтекским, и вообще оба народа были тесно связаны между собою. Но у чибчасов Чимисапагуа, вестник бога, приходит с востока. Ему приписывались мудрые законы, и в особенности искусство прядения и тканья. На одной из скал показывали след его ноги и объясняли, что он отвратил большой потоп, устроив водопад. Перуанцы заставляли своего благодетельного Виракочу выступить из озера Титикака, но он стоял слишком высоко, так как считался в то же время и творцом целого мира (ср. стр. 609, где сделана попытка освятить связь солнечного и огневого бога с культурным героем), и поэтому впоследствии под влиянием инков вся его целительная и благодетельная деятельность перенесена была на его предполагаемого прародителя Манко-Капака. В виде общей черты этих мифов носитель культуры называется светлым и бородатым, а во многих случаях поразительно рослым человеком. В связи с индейской легендой о сотворении человека находится то, что целые народы выводятся из пещер (ср. стр. 613). Название места «Семь пещер» встречается часто, но отождествлять его с каким-либо местом является таким же праздным делом, как и отыскивать лежащую на востоке первоначальную родину с того момента, когда культурный герой сливается с носителем огня или с самим солнцем. То, что в этих преданиях не составляет общего достояния американцев или, быть может, даже более обширного круга народов, часто носит на себе, соответственно ограниченности горизонта, чисто местный отпечаток, и даже в величественных, по-видимому, [630] представлениях обнаруживаются видоизменения, вероятно, местного происхождения. Согласно древнемексиканскому преданию, в такой-то долине земля уничтожается сперва огнём и затем водою; в соседней долине это уничтожение передаётся в обратном виде; на плоскогорье ему предшествует ураган и т. д. Сказания о переселении племён в немногих случаях переходят за пределы известных естественных областей, и тогда они становятся так неясны, что место исхода редко поддаётся определению.
В ином виде нам являются прежде всего переселения толтеков. Народы, выступающие под этим именем в мексиканском предании как основатели культуры на плоскогорье Анагуак и затем позднее подпадающие власти ацтеков, которые к их цивилизованности присоединяют свою воинственность и энергию, — эти народы не ограничиваются одной Мексикой. Во мраке первобытной истории среднеамериканских народов выступает факт, что культурный народ мексиканского происхождения распространён во всех частях Центральной Америки и, если не является настоящим основателем или, по крайней мере, решительным сподвижником образованности, как об этом часто рассказывается, то, по крайней мере, находится в известной связи с нею. Часто встречающиеся мексиканские названия местностей в пределах данных границ не оставляют в этом никакого сомнения. К этому надо прибавить ещё ближайшее совпадение мексиканских и среднеамериканских традиций, появление мексиканских имён даже в племенной легенде кичесов и поразительное сходство обычаев.
О переселениях обыкновенно рассказывается так, как будто они произошли от одного толчка в общий период времени. Традиции и учреждения в Эквадоре и Перу связывают с «большим американским переселением народов». Никто, однако, не знает в Америке большого переселения народов, какое в этой стране, лишённой стад и пастухов, могло бы идти в сравнение с нашим периодом переселения народов. Совпадения, начиная с основных религиозных идей и исторических установлений до орнамента или черт лица на урне, не могут быть результатом однократного перенесения. Мы должны иметь в виду постоянные следствия не только изменений места, но и распадения и нового образования племён и государств. Уже выше мы представляли доказательства подвижности индейцев (см. стр.496 и 603). И. Кольман, в своей работе о «коренных обитателях Америки» эту часть света несправедливо называет неблагоприятной для переселения народов, так как, по его мнению, её вытянутая в длину форма и направление гор менее пригодны для этого, чем Европа. Мексиканцы и перуанцы переходили именно через самые массивные и высокие горы, и границею власти инков служил тропический первобытный лес юго-восточной низины, а не вторая по величине горная цепь земли. Преобладающее множество сходных черт говорит за частые и тесные смешения, поддерживавшиеся переселениями в том и другом направлении. Особенности, вроде отсутствия мексиканского образного письма у перуанцев, незнакомство с картофелем со стороны мексиканцев, ограничение своеобразной письменности областью майя, недостаток сведений друг о друге, какой был у инков и ацтеков в XVI веке, не уменьшают значения сходств и подобий, корни которых заключаются в больших глубинах. Этими народами управляло стремление к обособлению, а не к общению друг с другом. Когда европейцы пришли в Мексику, горизонт ацтеков дистигал только до озера Никарагуа, и последний инка имел известие о прибытии Нуньеса де Бальбоа на Тихий океан (1513). Между обеими названными географическими точками находится легко проходимая страна протяжением лишь в несколько миль, и немного было нужно для пересечения этих исторических горизонтов. Если тогда это было так [631] близко к осуществлению, то почему оно не осуществилось прежде, чем европейцы воспрепятствовали расширению и соприкосновению местных государств? Попытка превратить определённые культурные расы в представителей этих движений разбивается о единство типа индейцев. Во всяком случае, однако, не может не казаться удивительным, что в физических свойствах самого народа можно найти так мало следов культуры, процветавшей здесь, несомненно, в течение многих веков, хотя судьба её и была довольно изменчива. Такое различие, как, например, между яванцами и даяками (см. гл. 17), должно было бы замечаться между представителями культуры и детьми первобытного леса. Между тем, выдающиеся краниологи не видят никакого следа культурности на перуанских черепах.
Подобное этому наблюдается и в этнографической области. Оставив в стороне лингвистические особенности, Люсьен Карр сопоставил внутренние различия индейцев Миссисипи и Атлантического океана с теми, какие замечаются теперь между промышленным Род-Айлендом и земледельческой Индианой. Без сомнения, всегда существовали различия между отдельными народами, и для оценки культурных различий вдвойне важны отдельные культурные проявления, поднимающиеся, подобно деревьям, над однообразной травянистой равниной, с которою можно сравнить проявления жизни диких народов. Но в них прежде всего заключается великое поучение, что эта часть человечества задерживается не столько внутренними качествами, сколько внешними условиями, что изменчивостью отличаются не источники даровитости, а скорее производительность почвы, орошаемой ими. Культурное достояние эскимосов, живущих в самых неблагоприятных условиях, в отношении орудий, оружия, технической умелости, обычаев и мифов, только в массе уступает культурному достоянию мексиканцев и перуанцев. Различие, на поверхности кажущееся необычайно большим, сводится в конце концов к более крепкой связи культурного достояния в самом себе и с жизнью нации. Древние американские культуры — также не отдельные явления, возвышающиеся, как башни, над уровнем остального американского мира, но скорее вполне часть этого последнего, с которым они имеют общее ядро. Религиозные представления и основные идеи общественных учреждений одинаковы в Перу и Мексике или на Миссисипи и на Ла-Плате. То, что здесь взошло выше и с бо́льшим блеском, лежит или в [632] зародыше, или в виде упавшего плода и у тех американских народов, которые не строили пирамид и не основывали царств. Можно назвать весьма незрелым представление, которое выводит всё, что имели толтеки, майя и кечуасы излишнего перед другими, из Азии en bloc с помощью колоний жрецов. При такой постановке вопрос о происхождении американской культуры вообще никогда не может быть решён.
Преимущество, какое эти народы или царства имели перед другими американцами, в сущности заключалось прежде всего в организации, понимая это слово в обширном смысле. Населению всего Нового Света свойственен недостаток свободной индивидуальности, которая по ту сторону границ этих стран приносится в жертву племени, а по эту сторону — племени и государству, недостаток, заключающийся в природных условиях. В нём следует искать главную причину того, что так называемые культурные народы Америки в своей организации не достигли ступени, находящейся на одном уровне с культурными народами Старого Света. Оставляя этот последний в стороне, любой американский народ, в силу своей даровитости и элементов своего культурного достояния, мог бы достичь высоты, на которой мы видим Перу и Мексику.
Для сравнения ценности культуры Америки и Старого Света мы должны начать с наружной стороны. Мы видим перед собой народы с интенсивным, трудолюбивым земледелием, живущие оседло в деревнях и больших городах, воздвигающие громадные каменные постройки, причём они пользуются, наряду с каменными, медными орудиями, обладающие началами письменности и во многих отраслях промышленности, в особенности в производстве горшков, обработке камня, тканье и красильном искусстве, производящие много выдающегося по количеству и качеству. Они основывают в формах аристократически-патриархального деспотизма завоёванные царства, которые умеют поддерживать с помощью твёрдой военной организации. Но деспотизм не опирается здесь непосредственно на грубые народные массы: он имеет поддержку в крепко сплочённом социальном порядке, который тем более способствовал достижению великих целей, что приносил семью в жертву племени. Равносильным племенной организации и отчасти сливающимся с ней является система религиозных правил и жречество, которое, будучи также крепко сплочённым, играет роль хранителя религиозных преданий и науки, занимает в этом качестве выдающееся положение и тесно срастается с государством.
В письменности заключается одно из наиболее богатых последствиями различий культур Старого и Нового Света. Эти народы, правда, пошли уже далее так называемых петроглифов, Pietras pintadas индейских областей, грубо символизирующего образного языка (см. табл. «Образное письмо индейцев»). Но письменности, даже в смысле древнейших иероглифов Китая или Египта, у них не [633] было. Поэтому предания были у них менее прочными, и литература — беднее. Юкатанские майя отличались от других обладанием высшего рода письменности. То, что нам известно о содержании этой последней, ограничивается скудными данными о культуре, календарной системе и письменных знаках. Замечательно, что именно у перуанцев, народа, стоявшего выше их в других отношениях, письменность совершенно вытеснялась мнемотехническим суррогатом. Напомним прежде всего кипу (ср. рис., стр. 632), шнурки с узлами различного цвета и
формы, которыми передавались числа и другие факты, а по маловероятным предположениям — даже приказания и законы. Говорят, что целые архивы связок разноцветных шнурков, с их петлями и узлами, содержат известия о прошедшем времени, к которым, к сожалению, ключ ещё не найден. Риверо рассказывает о находке кипу весом в ⅛ центнера. Только пастухи пуп сохранили остаток этого способа общения в узловом счёте количества своих лам и овец, — очевидно, лишь скудный остаток в сравнении с тем, что было известно хроникёрам, знакомым с кипу. Кроме кипу, для выражения мыслей служили также камешки, которые располагались в определённом порядке небольшими квадратами. Заветы пророка Тонапы были вырезаны на палке, так же как и завещание Гуайне-Капака. Как кипу напоминают узловые шнурки [634] тихоокеанских народов (см. стр. 191), так и эти палочки с нарезками приводят на память такие же способы запоминания у полинезийцев, один из которых мы изобразили на стр. 297, фиг. 2. На числительных камнях или досках, имевших своеобразную форму и снабжённых ступенями (см. рис., стр. 632), посредством зёрен различного цвета отмечались подати; каждое племя обозначалось особым цветом, и каждая высшая ступень на числительной доске показывала количество в десять раз высшее. Гарсиласо де ла Вега упоминает о плане Куско, на котором были видны площади и улицы города и протекающие по ним ручьи. О Монтесуме рассказывали, что у него было нечто вроде карты берегов Мексиканского залива. Существовали планы городов и деревень, на которых казённая земля была окрашена пурпурно-красным цветом, земля кальпулли — светло-жёлтым, а земля знатных лиц — ярко-красным. Однако, всё это не могло способствовать передаче знания и опыта одного поколения последующим и закреплению и суммированию умственного достояния, составляющего основу науки и культуры. В Мексике образное письмо развилось до символического сокращения изображений и до применения некоторых из них для обозначения слогов. Тем не менее, это не производит впечатления, будто этот прогресс был общепризнанным и сохранял своё поступательное движение. Значение письменной системы заключается в установленности и обобщении и является гораздо меньшим, если письмо доступно лишь немногим или различным образом применяется отдельными лицами. Представления являются тогда колеблющимися и смутными. И письменность майя, по свидетельствам XVI века, была понятна только жрецам (акин) и некоторым выдающимся туземцам. В письме с подписями юкатекских начальников, посланном Лас Казасом в Испанию, место письмён могли заменять знаки тотемов. Многие наблюдатели описывают книги, которые были «сложены, как пальмовые листья», так как они имели в длину от 10 до 12 локтей, и в которых обозначались «годовое счисление, войны, заразные болезни, бури, наводнения, голод и другие события», но епископ Ланда говорит: «Они употребляли знаки или буквы, изображения и некоторые знаки в изображениях, в виде письма».
Основное сходство в духовном отношении уже часто упоминалось выше (см. в особенности стр. 608 и след.). Мексиканская и перуанская религии содержат почитание предков, переселение душ, явления духов и колдовство, предвещания и одержания[1] болезнями, и многочисленные мифы, которыми обладают и другие индейцы, но которые напоминают также Австралию, Африку и Северную Азию и некогда, как показывают многие следы, мёртвые и живые, были свойственны всему миру. Когда начали проводить параллели между культурными народами Америки и Старого Света, оставляли без внимания многочисленные отношения между культурным достоянием отдельных народов всего мира, от высших религиозных представлений до частностей в стиле оружия и татуировки, и искали ограниченную область для выселения и распространения предпочительно в Южной или Восточной Азии. Но происхождение древнеамериканских культур не может быть выведено из какого-либо определённого уголка земли или от какого-либо из ныне живущих культурных народов. Все попытки, ставившие себе эту цель, оставались бесплодными. Корни этих замечательных форм вдаются скорее в первоначальное общее достояние человечества, которое в течение многих доисторических тысячелетий имело время для распространения по всей земле. В других местах оно развилось быстрее, чем в Америке, в положении и естественных свойствах которой недостаёт тех способствующих моментов, которыми наделён Старый Свет. Европейцам, которые в XVI веке проникли в Мексику, Юкатан и Перу, тамошняя [635] культура показалась сперва чем-то неслыханным, но чем более всматривались в неё, тем более оказывалось в ней родственного, так что уже Александр фон Гумбольдт принадлежал к убеждённым сторонникам происхождения её из Старого Света. Результаты измерений черепов уже теперь доказывают, впрочем, что сходство физических признаков, замечаемое нами у нынешних индейцев, может быть признано только внешним. Тем не менее мы должны остановиться на принадлежности американцев к восточно-океанийской ветви монголоидной расы (см. объяснение выше, стр. 143 и след.).
Примечания
- ↑ Одержать, одерживать — одно из устаревших в настоящее время значений, которые даёт Словарь Даля, — владеть чем-либо, держать в своей власти. — Примечание редактора enlitera.ru