Из черновых бумаг Чокана Валиханова
Эдигей[1]
Эдиге происходил от Баба Туклас (Чачли-азиза) в девятом колене; отец его был Култу-кая (ази). Однажды этот святой муж встретил девицу, которая прилетела в виде голубя, обратилась в девицу и погрузилась в воду, оставив голубиную шкуру на берегу, наз. кеб. Это была, по мнению одних, дочь солнца (Кун-сулу), другие думают, что была дочь духа Албасты. Култу-Кая завладел кебом. — Пусти! — Нет. — Ты не сумеешь владеть мной. Уговор: не смотреть мне на голову, под мышку и на пятки. — Далее, что в киргизской редакции. Нашедши сына, Култу-кая отправился в улус к Тохтамышу, у которого он был приближённым. У Тохтамыша была птица Тукли-аяк (космоногая). Сатемир-хан просил у Тохтамыша яйцо этой птицы, чтобы вывести у себя птенца. Тохтамыш не дал, тогда Сатемир обратился к Култу-Каю, который украл яйцо и послал Са-Темиру. Птица эта принесла три яйца, украденное было показано хану гнилым. Тохтамыш, узнав об этом, отсёк голову Култу-Кая и хотел убить сына его Эдигу, но бий, которому Култу-Кая поручил его воспитание, дал своего сына на убийство. Эдиге пас баранов вместе с другими детьми. — Затем следует первое разбирательство Эдиге по поводу утки, застреленной в чужом озере. Вследствие этого дела Тохтамыш призвал мальчика, как годного на улусные [266] дела. Находясь у хана, он решил ещё два дела, которые сам хан и все бии не могли решить. Первое — спор между двух женщин о ребёнке; второе — о верблюжонке. О ребёнке то же, что у киргизов, а верблюжонка велел бросить в воду, куда воспоследовала и матка его. Ханша (говорят одни: вследствие отверженной любви) стала говорить хану, что любимый им юноша человек опасный, для хана и затмит со временем его величие, ибо, когда он входит, то хан невольно содрагается и вскакивает со своего мендыр (подушки-сиделки). Тогда Тохтамыш созвал народ и потребовал, чтобы они доставили ему породу этого юноши, так как он по своим доблестям должен быть не простого рода. А сам между тем поставил несколько человек своих, с ножами в рукавах, чтобы убить Эдиге, напоив его пьяным. Друг Эдиге Ангсын всё это передал Эдиге. Здесь спрашиваются все богатыри — никто не мог дать удовлетворительного ответа и в конце их спрашивается Кемельдын углы Кен-Джанбай, то есть сын взрослой девки без отца. «Сын Кемеля Кен-Джанбай, ты есть начало моих советов, кор[2] большой моей сабы, огонь хорошего джира, кончик моей пики, лезвие моей сабли, скажи-ка мне о предках бледнолицего юноши» — сказал хан. «Высокопочтенный хан! я тоже не знаю, но есть человек, знающий более меня, проживший пятьсот лет, у которого пошатнулись во рту все зубы, по имени Сабра жирау, может быть он знает», — сказал он. — «Веди его». — Послали людей. Привели и посадили на учкибас (то, что у киргиз тöр).
Дали три чашки мёда; когда мёд вступил в почки, почки согрелись мёдом, старый Сабра жирау начал джир, тряся головой, моргая глазами, шумя, как телега. — «Дальний хан, ближний хан — лошади, не выдерживавшие на спине Сагай хана, его переживший — старик я. Имевший золотой потник и золотой тебынге[3] Джанибек хан и его переживший — старик я. Имевший золотые стремена Узбек хан, [267] и его переживший — старик я. Зачем перебирать всех ханов, из больших ханов тридцать ханов, из малых ханов двадцать пять ханов, и их переживший — старик я. Что много говорить! Тохтамыш хан торе (султан), и вас переживу я». — «Мырылдама (не болтай), старая собака! Я тебя не о ханах спрашиваю, говори: кто такой этот юноша?» Между тем народ, собравшийся на торжестве, имел в рукаве по ножу. Эдиге с двумя подобными ему юношами разносил мёд. Старик стал смотреть на этих трёх бледнолицых юношей и начал: «Тот юноша, этот юноша, посредине их с мясистой шеей бледнолицый юноша с тонкими губами, с длинным языком — должен быть красноречивым бледнолицый юноша. Широк в плечах, шея длинна — должен быть сильным бледнолицый юноша». — «Мырылдама! — сказал на это хан опять, — я тебя просил не выхвалять его. Говори его происхождение». — «Перережет зад твоей телеги — юноша; перерезав, остановит ход, юноша. Из бледного тела сделает курук[4] бледнолицый, юноша. Твой серопёстрый многочисленный табун угонит и возьмёт бледнолицый юноша. Разделит на два народ твой и, подогнав к горе, запрёт вас там он. Тот бледнолицый юноша, этот бледнолицый юноша! Происхождение бледнолицего юноши — Баба-Тукти-Чачли-ази; от Чачли-азия происходит бледнолицый юноша. Став на кадушку, одним скачком выскочив через чанарак, уйдёт он». Тогда Эдиге, став на кадушку, выскочил из чанарака. Говорят, что в это время пришла его волшебница мать и навела тьму, а девять его нукеров (саклау)[5] подрезали стремена у храбрых. Народ в смятении перерезали сами себя. Эдиге бежал, богатыри ударились подбородками о луки сёдел. «Возвратись, душка, возвратись! В высокую белую юрту иди и войди!» Здесь как у киргизов.
Эдиге поехал. Дорогой его девять товарищей стали думать: Эдиге один, бездомный, для него мы оставили родину, племя. Эдиге как человек святой узнал это. [268] Дорогой они встретили змею с девятью головами. Змея бросилась в нору, но одна голова не вошла — другие мешали. Он убил. Встретили змею с девятью хвостами. Она ушла в нору. Тогда Эдиге сказал: «Видите!» И товарищи успокоились. Доехав до гробницы Баба Тукты, Эдиге остановился. Стал молить. Товарищи стали торопить. Эдиге стал настоятельно молить. Баба Тукты сам дал ответ: «Сын мой, поторопил меня! Я просил бога за всё твоё потомство, но теперь ты сам будешь счастлив и могуществен, но твои потомки будут львами, тиграми, волками, и концы попадут во власть неверных». Хабардин Алыб вёз дочь Са-Темира хана. Эдиге узнал об этом от деда своего, велел своим товарищам ехать за ним. Выехав от деда, поехал барсуковой рысцой и на Как-Лябе догнал Хабардина; догнав Хабардина, сделал богатырский подвиг. Дочери Темира, Бердазиз красавице, заставив поднять полы белого шатра храбреца, тут же, стоя лицом к лицу, застрелил. Разделил пополам позвоночный хребет, и кровь поплыла, как вода. Саклау (спутники, слуги) его перерезал, как баранов, пригнанных на убой, и дочь Темира Бердазиз красавицу с помощью стрелы сделал даром добычей. Приехал к Са-Темиру с дочерью. Темир отдал её ему.
Через несколько лет Эдиге с войсками Са-Темира выступил в свой юрт[6]. Тохтамыш хан с народом и биями стоял на равнине. Послышался бой барабанов (дабылбаз). Все изумились. Джанбай начал: «Большая гнедая лошадь — Сова под ним, на вершине большой горы; многочисленное войско с ним; одет он (в) тон (халат вышит), с золотым воротником. В руке лук с золотыми концами. Спины и бока их в пыли. Бурул сакал (борода с проседью) Джанбай говорит вам: «Вставайте»! На проходе Кенау, в широком тогае[7] велел положить провизию. Маине тогай на Волге велел наполнить войском. Сказал: «Это дорога бледнолицего юноши. [269] Вчера сказанное слово ты не удержал». — «Что же делать? Не удержал», — сказал Джанбай. Хан бежал. Нур Адиль, сын Эдиге, родившийся ещё на родине от сестры Тохтамыша, вышел отцу навстречу и сказал, что хан бежал. Эдиге послал Нур Адиля за Тохтамышем и сказал ему, что Узке, старшую дочь Тохтамыша, возьмёт сам, а ему отдаст младшую — Канке. Тохтамыш перешёл Яик и Волгу и побежал к Уртеленнын басы кара-агач (у киргизов к Сер-каранын кара-агач). Джаурунчи[8] хана говорит, что враги преследуют. Джаурунчи Нур-Адиля, что враги впереди. Он посоветовал ему переседлать, переднюю луку обратив назад, так как Джаурунчи узнает по луке. Сделали. Тогда хана Джаурунчи сказал, что враги возвратились.
Нур-Адиль настиг. Товарищи хана остались, но сам хан на джел-джетбезе убежал. Нур-Адиль выстрелил, но выстрел «сорокагвоздную кольчугу не пробил; хотя и не пробил, но удар был так силён, что не осталось без последствия». Изрыгая кровью, дошедши до каравана, отдал каравану своё оружие, кольчугу и лошадь, а сам лёг меж деревьями. Нур-Адиль узнал оружие хана и лошадь, отобрал всё это от каравана, который указал ему место убежища. Нур-Адиль не может найти между камышом и лесом. Тогда чибиз стал летать над ханом. Следует джир. Нур-Адиль по птице узнал убежище хана и заставил его сделать двухрекатный намаз. «А, старый кабан (карт кабан), лежишь!» — «Лежу, голубчик!» Голову хана привязал к седлу, но боясь потерять, завернул в белую олде[9] и повесил на локоть. — Между тем Джанбай начал строить сети, чтобы поссорить Эдигу с сыном. Он посоветовал дочерям хана положить на брюхо подушки, чтобы Нур Адиль принял их за беременных. Нурали, через шесть месяцев приехав, увидел, что обе дочери хана кажутся беременными, между тем как отец одну обещал ему. Раздражённый [270] Нурали отправился к отцу и бросился на него с саблею в руках; отец молитвой обратил в бесчувствие. Нурали, очнувшись, снова бросился на отца, который наконец снова обратил в бесчувствие. Эдиге до трёх раз останавливал сына дуновением, но в конце сел на тарлан-боза и уехал из орды. Прошли годы. История его жены с сыном. Нурали раскаялся.
Один старик имел трёх сыновей; он, умирая, оставил одну козу, которую они разделили с матерью таким образом. Мать и двое сыновей взяли три здоровые ноги, а младшему досталась больная нога, обёрнутая в тряпку. Тряпка как-то загорелась, когда коза проходила через огонь, от тряпки загорелся дом чей-то. Погорелый пошёл к Нур-Адилю. Нур-Адиль положил удовлетворение (с) владельцу (а) больной ноги, так как от тряпки, бывшей на ней, произошёл пожар. Владелец больной ноги бежал, не имея чем заплатить за убытки. Ему встретился человек в белой чалме, который спросил его, отчего он грустен. Он объяснил дело. Чалмоносец сказал ему: «Любезный, отправляйся теперь к своему судье и скажи ему, что [...], только говори от себя: «От туречи (судья) не остались туре (решение), а от даучи (истец) остались дау (иск)». Нур-Адиль потребовал, чтобы он сказал, от кого этому выучился. Тот сказал. Тогда Нурали отправился к отцу и поклонился ему. Отдал ему одну из дочерей хана.
В это время один из сыновей Тохтамыша, Кадыр-Берды собрал войско и выступил против Нурали и Эдиге. Джанбай знал всё и был с ним в сношении. Когда Кадыр-Берды был близок, Джанбай уговорил Нурали ехать на охоту на озеро Кугалы-Куль, где будто много лебедей (ку). Он постарался, чтобы Нурали не надел на себя кольчугу и (не) взял оружие. Когда они доехали до озера, Нурали увидел «белопёстрые, синепёстрые шатры и многочисленное войско». «А! Джанбай, твои лебеди — это?» — «Что, видно струсил стрел?» — «Ну, собака ты, тебя и убивать не стоит — руки, значит, марать», — и поехал прямо в шатёр. Но ты назади — смерть мне. По дороге к шатру [271] Кадыр-Берды был постлан пёстрый войлок (кали кииз), а под ними гвозди заколены на медвежьей спине. Нурали пошёл по ним, выступая твёрдо. Поздоровался с Кадыр-Берды, сделал знак (приложил руку к губам, потом к уху), садясь, и Кадыр Берды указал ему подушку, под подушкой были два ножа, ножи вошли через ляжку.
«Шесть телег, вышедшие из Арка, полные казной, что с ними сделал, Нур-Адиль? Семь телег, вышедшие из днёвки, полные казной, что с ними сделал, Нур Адиль? Быстрее и быстрее бегала, когда бегало это животное, укрощала далёкий путь; кормясь высокою, сочною травою полнела; с низко опустившеюся грудью и во время бега перескакивающая через большие рытвины, большими, с чашку глазами, гнедко, что с ней сделал, Нур Адиль? Красавица Узке, хорошенькая Канке, что с ними сделал, Нур Адиль? И в заключение спрошу: управлявший народом, у которого девять предков были так же правители, хан Тохтамыш, что с ним сделал, Нур Адиль?» — «Когда бог дал мне счастье, я взял его казну; взяв казну, чтобы привлечь к себе людей, роздал бедным и нуждающимся. Когда бог дал мне счастье, чтобы осчастливить свою задницу, я сам сел на гнедко. Когда бог дал мне счастье, я красавицу Узке отдал отцу, а хорошенькую Канке взял себе и обвенчался с ней. Заставив кричать подобно белому атану[10], снял ему[11] голову, привязал к седлу, но, боясь потерять, завернул в белую олде и повесил на локоть. Привёз домой её, думая, что она — голова хана, и если с ней обращаться непочтительно, то впоследствии может меня постигнуть несчастье. Я есмь мука́, очищенная от отруби; верблюжонок между двумя нарами; крук накинутый на шею лошади; качаган срык[12], оправленный в олово, — белой, большой юрты. Если накинешь на шею бугалык[13] — оборву; пробью себе дорогу, подобную канаве, [272] вырытой посредине аула для стоков дождевой воды. Не то что через ляжку, даже если бы и через нос пропустил ты нож и тогда бы даже не смутился я. Я родился от матери матво-чёрным, будешь мыть мылом и тогда не побелею, а султанов, подобно тебе поступающих подло, даже ударом в поясницу разделю пополам». Сказав это, бросился на султана, тот упал с сиделки. Нур Адиль не стал добивать и, сев, уехал. Между тем Эдиге узнал о том, что Джанбай с сыном его уехали, он заподозрил, что дело [...] (пропуск).
Нурали с восходом звёзд умер. Кадыр Берды тогда объявил, что он даст дочь Эдиге тому, кто принесёт его голову. Погнались двое, Барын и Сарын, догнали они вместе, но Барын отсёк; доро́гой Сарын взял у него подержать и убежал. Он получил дочь, отсюда поговорка: «Чем быть головой Барына, лучше быть задницей Сарына».
Через несколько лет Джанбай пригласил Мансур бия, сына Эдиге от дочери Са-Темира, которая оставалась у Са-Темир хана, тот приехал и вывели войска. Но после переговоров они решили на мир: «Ты будешь хан, а я — бий». Джанбая как виновника всех этих несчастий убили.
Мансур имел двух сыновей: Муса и Ямбура. Муса имел 12 сыновей: 1) Иге Мамай, 2) Свек-Мамай, 3) Алчагир, 4) Сидак, 5) Калго, 6) Сыры Юсуп, 7) Алчи-Силамь, 8) Айдин Урак сын Алчагира, 9) Агыч сын единственный Ямбура, 10) дети Урака: Кази, Карасай и Ибас — бездетен.
Предание ногайцев о происхождении Баба Тукласа.
Некто увидел в пути череп с надписью на лбу: «Я живой убил несметное число людей, мёртвый могу убить сорок».
Нашедший человек сжёг череп и пепел взял в узелок и привёз домой, отдал дочери на хранение. Дочь из любопытства развернула тряпку и, увидев белый порошок, взяла на палец и попробовала вкус, отчего [273] сделалась беременна и родила сына, который и был Баба Туклас.
Мальчик, будучи ещё учеником, обнаруживал необыкновенную проницательность ума. Хан той страны видел сон; во сне он сидел на мосту через большую реку и из реки высунулись драконы: двадцать с одной стороны моста и двадцать — с другой, которые хотели его пожрать. Хан сзывает своих учёных и требует, чтобы они объяснили его сон. Учёные пришли в тупик, тогда Баба Туклас предложил им, что он бы разрешил сон ханский. Учёные его привели к хану. Стал он просить хана, что смущается присутствием своих учителей и, когда они вышли, он сказал хану, что драконы суть его сорок учёных, которые находятся в связи с его женой и ходят к ней по очереди в виде чёрных старух. Хан велел наблюдать. Оказалось, что так. Учёных убили, и тем исполнились слова, написанные на черепе относительно сорока жертв. От этого черепа и называются потомки Эдиге-бія аксуяками — белою костью.
Поэма «Идиге», отличающаяся несколько иной редакцией, напечатана в сокращённом переводе на русский язык в «Сибирском Вестнике» Спасского за 1820 год, ч. X, стр. 189—204.
Примечания
- ↑ Это — небольшая тетрадка почтовой бумаги и носит следующее заглавие: «Джир Эдигей. Перевод Чокана Валиханова». Она вместе с киргизским текстом была найдена мною в бумагах В. В. Григорьева, но при каких обстоятельствах поступила к последнему рукопись Валиханова, мне неизвестно. — Ред.
- ↑ Закваска для кумыза. Ч. В.
- ↑ Пахвы — кожаные накладки под седло. — Ред.
- ↑ Курук — укрюк, которым ловят лошадей. — Ред.
- ↑ Телохранители. Ч. В.
- ↑ Народ. Ч. В.
- ↑ Местность, обросшая талом. Ч. В.
- ↑ Гадатель ло лопаткам. Ч. В.
- ↑ Кусок материи. Ч. В.
- ↑ Четырёхлетний верблюд. Ч. В.
- ↑ То есть Тохтамышу. Ред.
- ↑ Шест, юрту подпирающий. Ч. В.
- ↑ Аркан. Ч. В.