8. Берберы[1]
| Две расы бурого цвета, одна и европейская и одна сахарская, обе глубоко отличные от негров, сходятся в области Атласа. |
| Тиссо. |
Население Северной Африки принадлежит в настоящее время к двум большим семействам народов — к семитам и хамитам. Хамиты — более древние, вообще для нас самые ранние обитатели этой страны. До VII в. по Р. X. они владели ею, за исключением узкой береговой полосы. Египтянам, как это видно из их изображений, физическое строение народов на краю Средиземного моря казалось более благородным, цвет кожи более светлым, чем у других соседей, а нравы и религия сходными с их собственными, и они применяли к ним название «тегенно», то есть светлые. Язык их тот же, каким говорят и теперь от оазиса Сивах до склонов Западного Атласа. Жалкие остатки языка гуанчей, первичных обитателей Канарских островов, также выказывают связь с берберами. Уже Горнеман, установивший первое сравнение языков между народами Ливийской пустыни и Марокко, нашёл один и тот же язык в обширной области Северной Африки и Северо-Восточной Сахары. «Во всяком случае, различия разных диалектов этого языка значительны, но не настолько, чтобы затруднять понимание друг друга разных народов, говорящих на берберском языке. Когда много лет тому назад несколько шейхов туарегов посетили Алжир, им нетрудно было понимать берберов Джурджурских гор» (Рольфс).
К единству языка, распространённого в четвёртой части Африки, присоединяется разрушительное и реформирующее влияние больших исторических движений. От финикиян, карфагенян и греков Северная [490] Африка перешла к римлянам. Христианство, сперва глубоко укоренившееся, было потом уничтожено. Волны переселения народов переливались сюда из Западной Европы. Затем арабы превратили все местности, удобные для кочевой жизни, в арену своей пастушеской жизни и заняли города, основанные их предшественниками. Большая часть Северной Африки с течением времени сделалась настолько же арабскою, как сама Аравия, и в Алжире на арабском языке в настоящее время говорит вдвое больше число людей, чем по-берберски. По распространению языков, около половины Марокко — область арабского языка, хотя несмешанные арабы живут только в северной и средней трети атлантического берега. Арабский язык господствует от алжирской границы до
Гибралтарского пролива и внутрь страны до Феца и до линии Могадор-Марракеш. Три большие группы берберского населения представляют обитатели Рифа на севере, бреберы на Атласе и шёхи от Большого до Малого Атласа. Негры, происходящие из Западного и Центрального Судана, прибывали сюда во множестве и в особенности оказали влияние на мароккское городское население (см. рис., стр. 491 и 492). Большим смешанным населением берберов и негров являются харатины к югу от Малого Атласа, номады пустыни. Под конец появились турки и за ними европейцы, и в настоящее время Северная Африка недалека от того, чтобы вновь присоединиться к европейскому культурному движению так же тесно, как во времена Рима.
Если Северная Африка благоприятствует чуждым влияниям, то, с другой стороны, она представляет и задерживающее средство против сильных столкновений различных племён. Пустынная внутренняя часть её есть область отступления, куда оседлые народы никогда не следуют добровольно за номадами, и Атлас вовсе не способствует проникновению чуждых полчищ. Берберы Кабилии в 1857 г. были впервые оттеснены чужеземцами. Если мы исключим арабов, которые, благодаря религиозной пропаганде, достигли могущественного влияния, то мы должны будем признать, что большая часть берберов не много получила крови от финикиян или от греков, римлян и северных народов. Когда через триста лет после начала римского господства родившийся в Лептисе, на Большом Сирте, впоследствии император, Александр Север прибыл в Рим, он должен был учиться латинскому языку. Колонисты выстроили для себя города, а берберы жили в открытой стране, отчасти, вероятно, в тех же местах, как и в настоящее время, преимущественно в кочевом состоянии. Настоящие города начали впервые строиться при Массиниссе, город которого (Сирта) носил его родовое имя. Из всех этих более крупных берберских местностей не сохранилось ни одной. [491]
Только позднейшие, трудно поддающиеся поверке известия указывают на насильственное смешение, которому подвергались северные африканцы в доисторические времена. Форма доисторических памятников и гробниц Европы, известных каменных столов, по-кельтски — дольменов (см. рис., стр. 493), так часто попадается в местах обитания берберов, что в ней видели свидетельство этнографической связи древнего североафриканского и европейского населения.
Множество чуждых развалин придаёт этой безмолвной стране вид какого-то странного кладбища, тем более, что они сохранились почти невредимыми в этих редко населённых местностях, обитатели которых исполнены глубочайшего благоговения ко всем местам погребения и священного страха перед всем необычным. Там можно видеть могильные насыпи с тремя или четырьмя каменными кругами на склонах и с высоким, удлинённым камнем на вершине, каменные круги, глыбы которых соединены между собою циклопическими стенами, ряды камней, идущие друг к другу в виде сетей, и большие четырёхугольные каменные ограды вокруг гораздо менее значительных каменных кругов. По большей части, это — места погребения, где мёртвые погребались сидя. Утварь чаще попадалась там из железа, чем из другой руды. Генерал Федерб нашёл и в Марокко, в области независимых берберских племён, четыре более крупные группы, настоящие кладбища. Близ Рокнии, в провинции Константине, он насчитал один около 3000 могильных камер из камня, соединённых в четырёхугольник и «наподобие дольменов» прикрытых каменной плитой; чаще всего они были окружены каменными кругами. Из утвари здесь находят горшки, украшения из меди и бронзы, а также и предметы из железа. Далее, и в Восточном Алжире находили многочисленные каменные памятники, и на одной плоской возвышенности их видели по меньшей мере до 10 000. Доказательством того, что здесь хоронили уже в историческое время, служит найденная в одной могильной камере монета Фаустины, в другой — кусок античной колонны, а в третьей — кирпичи с римским штемпелем; в то же время Летурнё сообщает из Восточном Алжире надпись могильной камеры на диалекте, близко родственном языку нынешних туарегов.
Указания в другом направлении дают гигантские памятники, ближайшие родственные формы которых следует искать в Египте. Так называемая могила Христины, именуемая единственным древним автором, который о ней упоминает, Monumentum commune regiae gentis, есть остаток пирамиды на многоугольном основании с колоннами, имеющими сходство с ионийскими и дорийскими, пилястрами и тремя [492] фальшивыми воротами, одни из которых представляют монолит в 4 метра высоты; этот памятник находится в нескольких милях к западу от Алжира. Высота его 40, а поперечник — около 60 метров. С ним сходен памятник древнего властителя Нумидии, гробница Сифакса, близ древней Силы, на многоугольном основании ступенчатой пирамиды египетского типа, украшенном 60-ю полуколоннами; колонны основания напоминают древнейшие неуклюжие колонны дорийского стиля. Доказательство того, что мы видим здесь надгробный памятник, представляют, по-видимому, незаконченные раскопки Карбуччии. Рольфс рассказывает о круглом, построенном в виде стены круге с круглыми правильными углублениями (для вставки колонн) в области Бени Мхиля в марокканском Атласе. Он слышал, что это место называли «христианским рынком».
Французы уже в 40-х годах нашли в Шершеле остатки египетских изваяний, и далеко оттуда, в центре страны туарегов, Дюверье проследил следы египетского влияния в развалинах памятников. Позднейшей эпохе принадлежат разрушенные массы городов, дворцов и мечетей, открытием которых в долине Вади Мга мы обязаны Ларжо и Тарри. Там, где в настоящее время бедное население, подчинённое арабам, возделывает финиковые пальмы своих господ, во время второго нашествия арабов возвышались цветущие города с дворцами, мечетями и великолепными водопроводами. В настоящее время они засыпаны песком.
О других нравах и о других народах говорят пещеры в теснине Аин Тарсиля (Марокко), под самым верхним краем почти вертикальных боковых стен её высотою до 10 метров, — несомненно, произведения человека, представляющие длинный ряд углублений в известняке. Внутреннее пространство пещер, как говорят, имеет значительную величину. Мы не знаем — были ли здесь найдены каменные орудия, оправдывающие положение Гукера, будто это были древние жилища. Но мы можем припомнить, что на соседних Канарских островах гуанчи бальзамировали свои трупы и хоронили их тысячами в своих пещерах.
Бо́льшая часть берберского населения в настоящее время сделалась арабскою по языку и вере. Здесь мы можем найти доказательства способности арабского языка к ассимиляции. В Алжире берберский язык настолько упал, что превратился в диалект арабского. Придвинувшись [493] к своим завоевателям по языку и религии, берберы в настоящее время стоят на пути к утрате своей национальности. Различие, какое делают арабы в названии своих племён между Уладом и Бени, характерно в этом отношении. Первые — благородные и воинственные племена, происходящие от завоевателей; последние стоят ниже и только внешним образом примыкают к первым. Поэтому имя Бени, предшествующее наименованию племени, встречается почти у всех арабизированных берберов, тогда как Улад главным образом относится к кочевым арабским племенам.
Исторические факты, говорящие о сильном смешении, были многочисленны и несомненны уже во времена Ибн Халдуна. Настоящие арабские привилегированные, так называемые «марабутские» деревни, обитатели которых ведут своё происхождение от пророка, можно найти среди чистых кабильских округов. Так называемое маврское население городов, куда уже многие столетия стекались всевозможные элементы, в том числе и западные, не представляет ни одного места, где антрополог мог бы отметить определённые типы; то же самое можно сказать о населении на больших путях сообщений и завоеваний, как, например, Константина-Бискра, и в долинах, разделяющих обе Кабилии. Ни в одном из арабских и берберских племён не встречается какого-либо единого типа. Топинар отсюда вынес только впечатление, что берберы всегда представляют более простое сочетание, чем арабы. Не касаясь уже противоположности блондинов, с одной, и несомненной помеси с неграми, с другой стороны, он находил всего чаще среди всех повторяющихся форм индивидуумов с удлинённым, овальным лицом, вертикальным профилем, высоким широким лбом, сильно втянутыми щеками под скулами, узким, тонкого строения, резко отделяющимся от лба носом и небольшими плотными зубами. У этого типа лица часто бывает холодное, строгое, сдержанное выражение. Он всего шире распространён в Алжире в городах и деревнях, на морском берегу и внутри страны и, быть может, усиливается по направлению к мароканской границе. Вероятно, мы видим в нём древнейший тип Алжира. Второй тип — благородный арабский. Топинар всего чаще находил его в уединённых «марабутских» деревнях и у западных арабских племён; Абд аль-Кадер был довольно типичным представителем его. Третий тип: орлиный нос, изгиб которого заходит и на нижнюю сторону носа, лоб не широкий, круглый, покатый, нижняя половина лица несколько отодвинутая назад, вследствие чего нос настолько выступает вперёд, что Федерб справедливо выразился по этому поводу: «Le visage arabe est tout en nez»[3]. На самом деле, это — семитическая форма лица, которая в чистом виде встречается только у арабов. Четвёртый тип: короткое, овальное лицо, сплющенное в скуловой области, короткий тупой нос, склонный к сплющению, часто даже вогнутый, с широкими крыльями, маленькие глаза, круглый подбородок, [494] два средние верхние передние зуба часто выдаются над другими. Это — безусловно господствующий тип в кабильском населении; он редко встречается среди арабов и всего чаще в Большой Кабилии. К нему примыкает столь же несомненно кабильский пятый тип: круглое, полное лицо, острая нижняя челюсть, выдающиеся скулы; быть может, он чище, менее смешан, чем четвёртый.
Много раз приходилось слышать о белокурых берберах. Должны ли они оказывать влияние на этнографическое положение берберов? Рольфс говорит в одном месте: «Никто не ездил так много по Марокко во всех направлениях, как я, и только однажды я видел человека со светлыми глазами и белокурыми волосами». Среди населения, в котором преобладают чёрные волосы и чёрные глаза, немногочисленные индивидуумы со светлыми глазами и белокурыми волосами у арабов реже встречаются, чем у берберов. Даже в семьях с черноволосыми и черноглазыми родителями можно видеть детей со светлыми глазами и белокурыми волосами; в Алжире здесь сказывается влияние германской колонизации.
В такой пёстрой смеси различия в конце всего только там сохранились в заметных проявлениях, где они находили защиту в естественных или социальных условиях. Берберские номады арабизировались, а земледельцы того же племени удержали свой язык и нравы. Северная Африка никогда не была предназначена к тому, чтобы заключать исключительно земледельческое население. Завоеватели, правда, называли одинаково всех жителей Северной Африки берберами, но из их описаний повсюду ясно выступает, что уже тогда существовали рядом два основные элемента, оседлый и кочевой. То, что Плиний говорит о нумидийцах, отчётливо рисует кочевые народы: «Они меняют беспрерывно места своих пастбищ и перевозят с собой свои палатки». Общее географическое деление Северной Африки на две части определялось границею близ Lacus Tritonis. К востоку оттуда лежала область [495] кочевых, и к западу — оседлых народов. Известно также, что арабы наводнили страну не только в качестве номадов, но уже вначале главным образом заняли города. Поэтому надо остерегаться видеть различие берберов от арабов только в противоположении оседлых и кочевников. Первые гораздо древнее вторых.
Только с такой оговоркой можно вместе с Топинаром говорить о резкой противоположности между арабами и берберами: араб — пастух и кочевник. Он живёт в палатке. Он — прирождённый наездник. По характеру, он малоподвижен, равнодушен, склонен к созерцанию, ленив; выражение лица его однообразное, взгляд не открытый, осанка прямая. Он — последователь духа и буквы Корана. Он подчиняется только силе; на всех ступенях его социальной лестницы можно встретить абсолютный авторитет. Ему противоположен бербер как земледелец, ремесленник или торговец. Оседлый, трудолюбивый, он живёт в доме, обрабатывает сад и поле. У него в высшей степени развиты дух местного патриотизма, любовь к личной независимости и к общественной свободе. В войске он всегда пехотинец. Он мог десять раз менять веру: в настоящее время он магометанин, но без убеждения. Справедливым отношением от него можно добиться всего больше. Выражение лица его открытое, ласковое и оживлённое. Его можно видеть повсюду. Он всем интересуется, охотно болтает и отличается добродушием. Он держит себя серьёзно, но естественно. В основе его характера лежит честность. Мы видим, насколько эти признаки, приведённые здесь в виде контраста, более социальные, чем антропологические. Точно также Яннашу берберы, с которыми он ознакомился в Марокко, казались трудолюбивыми пчёлами, а арабами — трутнями. Рассудительный, вдумчивый, стойкий характер отражается и в воззрении берберов на будущих представителей культуры в Марокко, делает их доступнее для попыток обращения и образования. Араб действует быстрее по внушению минуты, остаётся непостоянным, любит и уважает насильственные действия.
Одежда берберов первоначально изготовлялась из домотканых тканей. Тканьё шерстяных материй и теперь ещё составляет одно из самых важных занятий хозяйки дома. У мужчин одежда имеет вид [496] туники, доходящей до колен, у женщин — более длинной рубашки. Сверх того, мужчина для тяжёлой работы надевает кожаный передник, а в суровую погоду и во время путешествий, и бурнус, обыкновенно составлявший фамильную одежду нескольких поколений, с дырами и лохмотьями. Женщины носят на плечах цветной платок. Мужчины коротко стригут волосы и после возраста возмужалости, то есть обыкновенно с двадцать пятого года, отпускают бороду. В отдельных местностях встречаются известные мелкие особенности, как, например, небольшие серебряные перстни, которые в Дьофре носят в носу.
Оба народа разделяют странный предрассудок против металлических работ; у арабов это выражается ещё резче, так как ремёсла они вообще ценят ниже. Случилось даже, что начальник берберского племени был в то же время лучшим его кузнецом, и не только он сам, но и восемь его сыновей. Всё племя бени-слиманов занимается обработкой и продажей железа. С другой стороны, марабуту не позволяют заниматься металлическими работами. Отвращение к металлам, не исключая золота, принимает суеверный характер. Кочевой араб тем не менее пользуется железом, но [497] он покупает своё оружие в городе, а кабил считает счастьем иметь в своей деревне кузнеца, исправляющего его полевые орудия. Когда берберы говорят о какой-нибудь деревне, кузнецы составляют первое, о чём они расспрашивают. Некоторые племена отличаются особенным искусством в выделке оружия и извлекают отсюда значительную прибыль. Бени-аббесы выделывали оружие ещё до того времени, как французы появились в их стране. По рассказам, в главном местечке бени-фраузенов даже высверливались пушки. Оружие у берберов теперь в общем такое же, как и у арабов, — длинный прямой меч, слегка изогнутый, по возможности богато украшенный ханджар и длинное ружьё.
Берберы никогда не были настоящими строителями городов. Первые берберы, появившиеся до Амру-бен-Аса, завоеватели Кабилии, были известны как люди, которые много занимаются лошадьми и вовсе не имеют городов. Рольфс высказал даже однажды положение, что берберских городов вовсе не существует, но он заходит уже слишком далеко. Мы часто видим, что города римлян и греков, которые были разрушены арабским нашествием, отчасти с помощью берберов, были
восстановлены только арабами. В этих городах рано получил перевес арабский элемент; берберские племена не находили там защиты своей народности, как в своих горных деревнях и укреплениях. В деревнях берберов с их укреплениями и часто выстроенными из одного камня двухэтажными домами есть что-то городское. У них есть большие и маленькие местечки, состоящие из домов и хижин, и лишь незначительная часть их живёт в палатках, тогда как арабы живут в посёлках, состоящих из палаток, или в городах. Деревни по возможности расположены на вершинах и склонах гор и с помощью валов, каменных стен или, по крайней мере, изгородей приспособлены для защиты. Там встречаются хижины из дёрна и хижины из необожжённого кирпича, связанного цементом из извести, глины или коровьего назёма. Покатая кровля покрыта камышом, соломой или камнями. Внутри, направо находится помещение для семьи, налево — хлев. Это жилище окружено садом или небольшим хлебным полем. Между тем как в кабильских деревнях второй этаж обыкновенно надстраивается только тогда, когда сын женится, в деревнях Западного Атласа, в противоречии с суровой погодой горной страны, бо́льшая часть верхнего этажа составляет род грубой веранды. Ни одна дверь не имеет здесь более 1,3 метра высоты. Зиму местные жители проводят в погребообразных ямах под домами. Отчасти ради тепла, отчасти ради защиты дом и деревня строятся как можно теснее, и часто производят вполне впечатление замка. Рассеянные по всему Атласу замки («казбах») наместников и других представителей власти строятся иначе: высокая, крепкая стена окружает просторный двор, по сторонам которого находятся небольшие здания для прислуги и для стражи, между тем как в середине возвышается жилой дом для наместника и его семьи. [498]
Пятьдесят—шестьдесят тысяч душ сильного племени бени-мзабов в Южном Алжире, всего менее подвергшихся чуждой примеси, одни только живут в больших городах и были обитателями городов ещё до принятия ислама. Из городов мзабов в настоящее время самый важный — Бен-Изген. Стена из тёсаного камня с башнями, бастионами и брустверами окружает город. В башне над воротами устроено помещение для стражи и зала собрания для должностных лиц. Ни одному чужеземцу здесь не позволяется иметь собственности. Когда пребывание чужеземцев в Бен-Изгене повело к несогласиям, джемаи решились предложить им вознаграждение за то, чтобы они оставили город. В настоящее время Марокко, кроме прибрежных городов и трёх резиденций султана, Феца, Мекинеса и Марокко, обладает лишь немногими большими, многолюдными городами, и все они утратили блеск и великолепие, какими обладали в цветущие времена царства. От знаменитого Аль-Казара, славившегося уже в XIII в. как рассадник арабской культуры, от блестящих куполов и изящных аркад, от богатой библиотеки, от приюта паломников, от учёной школы, от большой больницы и бесчисленных мечетей в настоящее время уцелело лишь обширное пространство развалин, где в жалких глиняных хижинах, пристроенных к старым стенам, живут потомки этих высокообразованных людей. Когда приходится слышать, что минарет высотою в 70 метров представляет единственную архитектурную постройку в городе Марокко, где вообще низкие дома состоят из глины, смешанной с соломой, и в лучшем случае дома в несколько этажей строятся из обожжённого кирпича, то легко признать, что эти города стоят гораздо ниже Кордовы или Гренады. Что касается жителей, то большее число негров, более тёмный оттенок самих арабов и более низкая ступень общей культуры городских арабов Марокко показывают, что здесь мы находимся далеко от средоточий чистого арабского элемента — Мекки и Каира.
Земледелие, которым занимаются на устроенных с большим трудом террасах даже по скатам гор, испытало здесь с самого древнего времени лишь немного изменений. Плуг, которым одна и та же глыба часто переворачивается два раза, — тот же самый, изображение которого мы видим на памятниках Древнего Египта, и тщательное орошение напоминает, в свою очередь, египетский образец; серп (см. рис. стр. 497) представляет орудие, похожее на пилу, которой можно работать лишь весьма медленно. За немногими исключениями, и возделываемые плоды остались те же: ячмень, пшеница, чечевица, кормовой горох, лён и тыква. Табак, маис и картофель были ввезены из других стран, так же как, быть может, и красный перец. Агава, индейская смоковница и христианская смоковница марокканцев изменили во многих местах первоначальный характер пейзажа. Огурцы, тыквы, арбузы и лук составляют главную часть продовольствия. Важную роль в домашней экономии туземцев играет небольшой артишок (Cynara humilis), дико растущий на окраинах полей; каждое утро большие кучи колючего растения выставляются у ворот Танжера на продажу. Хлеб молотят с помощью быков и сохраняют его в широких снизу и узких сверху ивовых корзинах. Кабилы умеют прививать деревья и многие из них владеют прекрасными плодовыми садами. У них можно найти и винную лозу. Племя бени-аббесов в алжирском Атласе славится своим богатством орешниками. У них есть и пчелиные улья, воск которых составляет важный предмет торговли. Сильно подслащённый отвар зелёного чая и мяты служит напитком, который пьют перед обедом и после него. Потребление чая утвердилось в Марокко, вероятно, лишь в начале нашего столетия; кофе появился там из Алжира и медленно распространяется через посредство алжирцев в городах. На парадных обедах кушанья приносят на больших глиняных [499] блюдах с высокими плетёными крышками, имеющими форму наших раёвок, но вдвое превышающими их высотою.
Промышленность берберов довольно разнообразна. Они удовлетворяют собственным потребностям и, кроме того, производят различные изделия на продажу, обрабатывая железную, свинцовую и медную руду, плавят, паяют и куют металлы и покрывают их классическими арабскими орнаментами (см. рис. ниже), выжимают оливки посредством мельницы собственной конструкции, имеют мукомольные мельницы и собственные ломки жерновов и даже уходят в арабские области для постройки мельниц
арабам, обжигают кирпичи и известь и знакомы с употреблением цемента, делают чёрное мыло из растительного масла и щелочной земли, прядут на прялке с колесом, принесённой арабами в Марокко, плетут, ткут, режут на дереве и работают гончарные изделия. В Кабилии бедные арабы собирают дубильную кору, которая потом зажиточными берберами применяется для дубления. Племена в благоприятном торговом положении, каковы бени-мзабы, обладают весьма развитой промышленностью. Они занимаются выделкою пороха в больших размерах и имеют около 5000 ткацких станков, на которых женщины выделывают материи грубого, но высоко ценимого, крепкого тканья; бурнусы и ковры бени-мзабов распространены во всей Северной Африке. Промышленность марокских городов славится золотыми и серебряными вышивками и кожаными работами (см. рис., стр. 494—496), а также глазированными и неглазированными глиняными изделиями, которые в менее красивом виде выделываются и в [500] Алжире и находят хороший сбыт даже в Европе под названием гончарных изделий из Феца. Они имеют изящную форму и раскрашены голубой и зелёной краской в виде самых простых геометрических узоров, впечатление которых часто усиливается выпуклыми круглыми пятнами светящегося красного лака. Металлические вышивки по большей части потребляются местными богатыми евреями и арабами. В особенности арабы изобильно увешивают своих жён и детей красивым золотым и серебряным шитьём. В Марокко обработка благородных металлов находится в руках евреев. Всею своею промышленностью берберское племя возвышается и над своими древними африканскими соседями на юге, и над арабами (см. табл. «Североафриканские художественные ремёсла»), и только замкнутость Марокко помешала ему ещё более проявить свои силы. Оно напоминает в этом отношении южноевропейские населения, в которых живёт ещё древнеримская культура. Ещё теснее, чем дольмены и каменные орудия, высокий уровень промышленности и земледельческой деятельности связывает его Европой.
Настоящим торговым народом можно назвать бени-мзабов, у которых все взрослые мужчины занимаются торговлей. Они поддерживают связь с оазисами Сахары; сообщение их с Туатом и Тидикельтом особенно оживлено. Бен-Изген представляет торговый город, значительный даже и по европейским понятиям. При такой деятельности многие части древнего берберского народа нельзя назвать бедными. В Кабилии, с её жалкими деревнями и жителями, ведущими самый простой образ жизни, огромные контрибуции французским офицерам выплачивались почти немедленно. Со времени европейского управления в Алжире и Тунисе кабилы, крумиры и т. п. направляются в города, где они в качестве работников всякого рода и слуг оказываются весьма полезными. По возвращении домой со своим заработком они приобретают ружьё, жену, землю для жилища и для пропитания и считают себя счастливыми. Повсюду, где кабилы владеют имуществом на равнине, к которой они всегда стремились ради лучшей почвы, они давно уже были покорены. Крепкая связь с родной землёй есть их отличительный признак. Прочность и определённость обыкновенно точно ограниченной личной собственности выставлялась как причина более глубокого сходства между берберами и европейцами.
В работе женщина занимает выдающееся положение. В цветущем промысле тканья бурнусов бени-аббесов задача мужчин заключается в доставлении и очищении шерсти и в сшивании тканей, выделанных женщинами. И между тем как муж предаётся более тяжёлому земледельческому труду, женщина ухаживает за оливковыми садами и виноградниками, имеющими значение во всей области Атласа. Мужчина возделывает лён, а женщина прядёт и ткёт его. Плетение, преимущественно из гальфы, составляет занятие женщин и стариков. Разносной торговлей занимаются мужчины. Объясняется ли это естественной способностью или семитическим влиянием, но берберы и в торговле вовсе не ленивы. Когда в полевых работах наступает затишье, они охотно по двое и по трое уходят по торговым делам. Если кабилов, противоположно арабам, называют вообще оседлыми, это не исключает того, что многие из них ревностно исполняют обязанности разносчиков. Они торгуют всевозможными мелочами, между прочим и европейскими, и из своих далёких поездок привозят обыкновенно множество шерсти, которую они выменяли. Уже в отдалённые времена четвёртого царского дома небольшие группы западных народов переселялись в Египет, чтобы принимать участие в качестве плясунов, фехтовальщиков и гимнастов в открытых представлениях, как это делают и теперь ещё магребины, выступающие в виде фокусников в Египте: это — берберы, [501] происходящие по большей части из Юго-Западного Марокко и распадающиеся на многие корпорации, говорящие на собственном жаргоне.
И в прочей жизни берберов положение женщины, несмотря на большое обременение, какое ей приходится нести, лучше, чем у арабов. Многие обычаи, правда, мало позволяют заметить это высшее положение. Муж покупает жену и может её отослать обратно, без того, чтобы она имела право воспротивиться этому. Мужчина охотно взваливает самую тяжёлую работу на плечи женщины, но женщина имеет право голоса в общественных делах, имеет право наследования, и женщины, считающиеся святыми, почитаются у берберов почти в такой же степени, как в христианских странах. До настоящего времени женщина не допускала полигамии в хижинах берберов, и кабильские женщины стояли бок-о-бок со своими мужьями в битвах. Характерно, что берберы не разделяют пристрастия арабов к толстым женщинам: они ценят не только глаза, но и стройность газели. У многих берберских племён наследование имеет такой порядок, что имущество достаётся сыну старшей дочери. К югу от настоящего Марокко Рольфс видел среди берберов, что Сауйя Картас, религиозная корпорация и духовная высшая власть для всего Вади Гира, управлялась не мужским начальником, а женою его, ведавшею духовные дела. Более, чем у других народов, мужчины сообразуются здесь с мнениями жён. Только одна женщина презирается во всей деревне — «куата» (сваха), хотя она устраивает одни лишь брачные союзы и везде является необходимым лицом.
Основою политического строя берберов служит община — «джемаа», маленькая, самостоятельная республика. Самостоятельность этих политических единиц они отстаивают с настоящей страстью. В имени, оставшемся за ними с древних времён, — максиес, мазиг, заключается тот же смысл, как и в имени франков. Более проницательные французы поэтому после июльской революции видели в них своих родственников по имени и направлению. Причина многолетних войн кабилов с французами заключалась, в сущности, в том, что эти последние не хотели признать указанной местной автономии. Деревня заменяет берберу государство. Собрание всех взрослых мужчин деревни составляет правительство, называющее себя джемаа. От него зависит управление и судопроизводство, война и мир, законодательство и взимание податей. Для исполнения постановлений джемаа назначается «амина», нечто вроде бургомистра, избираемый совершеннолетними односельчанами из влиятельной семьи, в которой это достоинство нередко в течение долгого времени бывает наследственным. Но джемаа, этот политический элементарный организм, в свою очередь, ограничивается в своём самоуправлении религиозными постановлениями, затем вендеттой (rebka), устраняющей всякое другое право, далее «анайей», охраной, обещанной кому-либо отдельным лицом или всей деревней, подтверждённой подарком и поэтому считающейся священной, ещё далее — отдельным правом базаров и, наконец, всего более и всего действительнее, — появляющимися под множеством форм добровольными союзами, «софами». Работник с сильными руками соединяется с собственником; некоторые землепашцы соединяются между собою ради возделывания известного растения, а женщины — с целью разведения кур или уток. Но существуют и софы с политическими целями. Так как они принимают участие в кровавой мести, то образуются партии, раздробляющие целые племена в течение целой человеческой жизни. Пользуясь своей силой, такой союз может воспротивиться приговорам джемаа, если они неприятны для его сочленов. Подобно тому, как трещины раздробляют камень, и тело этого общества разъединяется такой враждой. Часто случается, что в более [502] мелких общинах два софа в джемаа делят её так равномерно, что она совершенно нейтрализируется. Джемаа собирается в открытом помещении с каменными сиденьями, посредине деревни; соф так глубоко проник в деревенскую жизнь, что нередко, так же как в наших парламентах, правые и левые сиденья занимаются двумя различными софами, которые из года в год состязаются между собою с одних и тех же мест.
Но так как влияние этих соф выходит за пределы деревни, то из них образовались сообщества, действовавшие более плодотворно на положение берберских народов, выступавшие навстречу завоевателям, когда сопротивление отдельных деревень оказывалось недостаточным. Так крумиры, которые в 1781 г. доставили французам перевес в Тунисском походе, образовали конфедерацию из четырёх групп, выставившую более 12 400 ружей. Арабы испытали независимый дух этих народов, несмотря на успех своей религиозной пропаганды. Турки покорили горных кабилов, лишь воспользовавшись их внутренними несогласиями. Некоторые кабильские племена оставались независимыми до вторжения французов в Кабилию. У других турки добились только права инвеституры, а от некоторых они под конец получали лишь номинальную дань. Как мало, однако, во всех этих превращениях изменялась племенная организация, показывает факт, что из пяти главных племён кабилов Аммиана Марцеллина — tendenses, massinenses, isaflenses, jubaleni и jesalenses — три уцелели до сих пор в имзиссах, ифлиссах (флиссах) и бени-юбарах нынешнего Алжира. Соседями этих племён Юлий Гонорий называет бауресов и абеннесов: это — баборы и айтабы нашего времени.
Арабское завоевание придало этой коренной политической организации североафриканских стран некоторый поверхностный кочевой оттенок. В Тунисе, где оседлое население выступает в такой значительной мере, в основе административного деления страны лежит уже не округ, а племя. Властитель страны ставит каида во главе племени. Каид — мелкий правитель, самостоятельность которого менее ограничивается собственниками земли, чем шейхами подгрупп, марабутами и сауйями, представителями религиозного влияния. В этой племенной организации, столь же крепкой, как у чисто кочевых арабов, у полукочевых крумиров, макнов и других кабильских племён, заключались наибольшие затруднения для чуждых властителей страны. Алжирский дей и тунисский бей имели в горах и пустынях лишь номинальное влияние. Тунисский бей, кроме побережья, правил, в сущности, лишь равниной Меджерты. На юге, напротив, авторитет наместника Кайруана был больше, чем самого бея, так как кочевые племена непосредственно были подчинены ему. Но с тех пор, как они слились в два больших союза, во главе которых стояли ургеммы, на границе Триполи и Бени-Зида, к юго-западу от Габеса, они определяют степень своей зависимости по собственному желанию.
Берберы — воинственная раса, доказательством чего служит факт, что они никогда не подчинялись добровольно и вполне чужеземному игу. Римляне много раз вели большие войны с берберскими племенами, которых они называли «самыми непокорными народами Мавритании, охраняемыми горами, составляющими их естественные укрепления». При завоевании Алжира французы покорили сперва турок, затем арабов, а кабилы всё ещё оставались независимыми, пока их не заставила подчиниться долгая и трудная борьба. Когда мальчики достигают шестнадцати лет, их приводят в джемаа и вручают оружие, которое они должны носить до шестидесяти лет. Помимо ночных хищнических экспедиций против враждебных племён, война объявляется особыми послами. [503] Обменом палок или ружей перемирие становится ненарушимым. С тех пор, как французские суды по возможности содействовали устранению открытых столкновений, последние заменились скрытными убийствами. Прежде определялось место и время битвы: деревень надо было избегать, и, кроме пятницы, в некоторые другие дни недели также назначался «божий мир».
Интересна организация зажиточных мзабов, которые сами по себе более склонны к мирной, чем к воинственной жизни. Живя одиноко среди пустыни, они должны были охранять себя от нападений туарегов. В каждой мечети находится доска, на которой написаны все имена мужчин, пригодных для военной службы. Каждый обязан иметь ружьё, пистолет, саблю и известное количество пороху и пуль. Каждый город окружён тщательно построенными стенами, на башнях которых находится постоянно несколько вооружённых жителей в виде стражей. Кроме того, партии бени-мзабов часто нанимали кочевые племена пустыни для поддержания себя во внутренней борьбе.
Берберы сделались настоящими мусульманами. Это показывает силу магометанского влияния, так как ещё в 50-х годах французская администрация, к сожалению, не отличала кабилов от арабов, что было большой ошибкой. Отсюда видно, насколько арабизировались здесь и нравы, и одежда. Святые мужского и женского пола у берберов почитаются с большей преданностью, чем у арабов. У могилы святого поселяется всё его потомство, привлекаемое его высокою праведностью. Так возникают священные деревни довольно значительных размеров. Гукер рассказывает, как в марокском Атласе при спуске в долину Аид Мезан его провожатые приветствовали громкими молитвами вид высоких стен священной гробницы Мулея-Ибрагима, самой прославленной святыни горной страны. Почти у каждой деревни есть свой святой, почитание которого, хотя и ограниченное этим местом, тем более усиливается местным патриотизмом. Споры о святости и чудесах марабута вызывают кровавую вражду между деревнями.
Влияние арабских марабутов ослабляется у берберов всемогуществом джемаа. Наследственные духовные лица живут с семьями и приверженцами в своих деревнях, не подлежащих власти джемаа. Власть их ограничивается также членами братств, куанов, повторяющих на религиозной почве систему софов. У них обнаруживается соревнование с марабутами, как у софов — за политическое влияние с джемаа. Тем не менее в восстаниях кабилов марабуты нередко играли такую же руководящую роль, как и в восстаниях арабов. Они заставляли даже церкви принимать в них участие. В одной из деревень Кабилии Карет нашёл двухэтажную мечеть, внизу которой толкли порох, а вверху молились. Притязания марабутов отчасти заключаются в том, что они воплощают в себе последование закона в таком обществе, которое вообще не следует в точности повелениям Магомета. Бербер менее араба заботится об исполнении предписанных омовений; часто во время Рамазана он нарушает пост до захождения солнца; он ест без стеснения диких свиней, опустошающих поля, и со страстью наслаждается водкой из винных ягод, очистка которой стоит ему большого труда. За это он возделывает для марабута, лишающего себя всех наслаждений, его поле, строит ему дом, кормит и одевает его, если это нужно, и позволяет ему всякие порицания. Марабут в народных собраниях часто занимает почётное место посредине, откуда он укрощает волны противоречивых мнений. Таким образом, праведный человек приобретает выдающееся положение, основывающееся, в большей степени, чем у арабов, на нравственном превосходстве. Наблюдатели, изучавшие одновременно берберов и арабов, отмечают вообще меньшую религиозность берберов. Тем не менее, у [504] них немало суеверий. Каждому дню недели они приписывают иное, хорошее или дурное значение, не выходят из дому, не произнеся заклинаний против злых духов; заяц или ворона предвещает им несчастье, а две вороны — счастье, так же как и шакал, и пр. Было бы интересно исследовать, насколько остатки прежних верований сохранились у этого народа, религиозная история которого была столь изменчивой. У берберов, так же как у туарегов, крест поразительно часто встречается в татуировках, амулетах и т. п. (см. рис., стр. 414). О бени-юбарах Мармоль говорит: «Жители принадлежат к тем азуагена, которые делают себе кресты на лице и руках». Когда произошло арабское нашествие в 643 г., весь Магреб был занят христианским и еврейским населением. А в настоящее время, за исключением немногих евреев, в западной части Северной Африки можно найти только мусульман. Уже в IV веке африканские христиане в своих религиозных мнениях неоднократно были разделены арианизмом. В таких условиях налетевшая буря магометанства подействовала на них опустошительно. Мзабы не принадлежат ни к одному из четырёх больших отделов мусульман; настоящих правоверных они обозначают именем еретиков. В действительности, они сохранили обычаи христианства и иудейства. Учёность берберов также невысоко ценится. Отчасти потому, что он дурно говорит по-арабски, а отчасти вследствие известной тяжеловатости, магребинский учёный не имеет большого значения в Каире. Тем не менее берберы как практические люди извлекают больше пользы, чем арабы, из школ, заведённых французами. Предприимчивые бени-мзабы, несмотря на раннее пользование работою детей, не пренебрегают обучением мальчиков, пользуясь для него арабским языком, хотя между собой говорят по-берберски.
Что же можно сказать о будущем этих счастливо одарённых и до настоящего времени столь пассивных в историческом отношении народов? Мы знаем слишком мало о мароккских берберах, и можем говорить здесь только об алжирских, которые достаточно выказали себя. Между тем как арабы устойчивее, не идут навстречу культуре и отступают перед нею, берберы подвижнее, восприимчивее, хотя и более подавлены многовековым подчинением. Франции, вероятно, удастся сделать со временем из берберов ядро энергичного, самостоятельно прогрессирующего алжирско-тунисского населения и союзников своей культурной работы в Африке.
Примечания
- ↑ Название берберов, происшедшее из барбари, арабы встретили в Марокко; кроме того, через их посредство появилось имя Шулу или Шлу, как бранное слово (бродяги). Амазирг, или, точнее, Амазир, есть форма единственного числа от народного названия имазиры и мазиры берберов и туарегов, от диалектического видоизменения которых магир или могер Ветцштейн производит название мавров.
- ↑ Кабил — арабское слово, означающее племя. Французы неверно применяют его к берберам Атласа; впрочем, приходится слышать о берберских и арабских кабилах.
- ↑ Le visage arabe est tout en nez — (фр.) дословно — арабское лицо всё в носу. — Примечание редактора enlitera.ru