895/17

Материал из Enlitera
< 895(перенаправлено с «895 otkrytie kamchatki/17»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742
Часть II. Вторая экспедиция Беринга (1733—1742)
Автор: Лев Семёнович Берг (1876—1950)

Опубл.: 1924 · Источник: Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742. 2-е изд. — Л.: 1935 Качество: 100%



XVI. Обратное плавание Беринга к берегам Камчатки

[241] Рано утром 25 июля Беринг, не дождавшись, пока нальют водою все бочки, приказал подымать якорь. Пошли на юго-запад. 26-го на широте 56,5° усмотрели высокую землю, вероятно остров Кадьяк[1] (см. рис. 41). Этот остров снова был открыт в 1763 году яренским мещанином Степаном Глотовым, сообщившим впервые сведения о здешних эскимосах[2].

2 августа, в тумане подошли очень близко к земле и открыли под 55°48′ с. ш. остров, получивший от Беринга имя острова Архидиакона Стефана, или Туманного. Он лежит к юго-западу от Кадьяка. Его эскимосское название, Укамок, под которым он известен ныне, узнал впервые Сарычев в 1790 году[3]. После Беринга остров Укамок открыли эскимосы-коняги, которые добывали на нём еврашков (сусликов), морских бобров, а также янтарь[4]. В апреле 1794 года мимо [242] того же острова прошёл Ванкувер, по определению которого середина его лежит под 55°49′ с. ш. Он назвал остров в честь Чирикова, считая, что остров Туманный лежит западнее[5].

В полдень близ судна показался сивуч, с полчаса державшийся поблизости. Стеллер поймал на удочку двух рыб из группы Cottus (или, по-новому, Myoxocephalus) scorpius, описал их и положил в спирт, но рыбы погибли впоследствии вместе с другими коллекциями во время крушения у острова Беринга.

Пройдя ещё немного, увидели под 56° с. ш. на материке высокие снеговые горы, а затем открыли группу небольших островов, названных Евдокеевскими (к востоку от полуострова Аляски). Отсюда стали держать к югу; увидали плавающих тюленей, морских бобров, морских котов, сивучей и дельфинов.

10 августа Стеллер наблюдал в море в течение двух часов странное и доселе им невиданное животное, которое он описывает следующим образом[6]. Тело длинное, толстое, округлое, к хвосту утолщающееся, длиной около двух аршин. Голова собачья, с стоячими острыми ушами. На верхней и нижней губе по обеим сторонам борода. Глаза большие. Кожа казалась густо покрытой волосами, на спине серого, на брюхе рыжевато-белого цвета; в воде же всё животное было такого цвета, как бурая корова. Хвост в виде двураздельного плавника, верхняя лопасть которого вдвое длиннее нижней. Никаких следов передних конечностей не было. В течение двух часов животное плавало около судна, иногда приближаясь настолько, что до него можно было бы дотронуться шестом, иногда ныряя под судном с одной стороны на другую. Временами оно высовывалось в вертикальном положении из воды и так оставалось несколько минут. Увидев крупную водоросль, на одном конце тонкую, на другом вздутую (это была Macrocystis pyrifera), животное схватило её ртом. Стеллер сравнивает это животное с рисунком, какой приводит Геснер с подписью Simia marina danica. Со слов Стеллера, о нём говорит и Крашенинников в своём Описании Земли Камчатки[7]. Это животное, ныне Рис. 42. Шумагинские острова. На заднем плане вулкан Павлова на полуострове Аляске. (Из Harriman Alaska Expedition.)Рис. 42. Шумагинские острова. На заднем плане вулкан Павлова на полуострове Аляске. (Из Harriman Alaska Expedition.) [245] вымершее, занимало как бы середину между ушастыми тюленями и сиреновыми.

10 августа, находясь под широтой 53°, постановили на совете идти обратно к Камчатке. В это время на судне уже было 26 больных цингою. Ветры стали очень свежими и дули прямо в лоб, позволяя двигаться вперёд лишь очень медленно. А между тем воды оставалось всего 25 бочек. Решено было податься ближе к берегу.

1. Острова Шумагинские

30 августа стали на якорь под 54°48′ с. ш., среди островов Шумагинских (рис. 42), названных так по тому, что здесь 31-го похоронили матроса Никиту Шумагина, первого, кого лишилась команда «Св. Петра». Полагают[8], что остров, к которому пристал «Св. Пётр», был Нагай. По описанию Стеллера, это был среди восьми окружающих островов самый крупный: в длину он имел от 3 до 4 немецких миль (то есть 22—30 км), в ширину, с запада на восток, три или четыре километра. После Беринга Шумагинские острова, и именно Унга, были посещены промышленниками компании Бечевина в 1762 году. Шумагинских островов считается всего 22, из них 15 крупных, прочие небольшие. Самый большой — Унга, потом — Нагай. Они безлесны, покрыты травой, изобилуют нерпой и птицами, особенно ипатками (Fratercula corniculata). В прежнее время на шести островах было двенадцать селений алеутов. Но с течением времени большая часть населения была уничтожена, благодаря междоусобиям и нападениям русских и коняг, то есть эскимосов с острова Кадьяк, и во времена Вениаминова был обитаем только один остров Унга[9], на котором в 1833 году было 116 жителей, а в 1890 — 159. На островах из животных водятся выдры, еврашки, норки, лисицы, нерпы, бобры, а на ближайших к Аляске — медведи и олени, из птиц — ары, ипатки, топорки, говорушки, чайки, старички; из растений: шикша (Empetrum nigrum), толокнянка, малина, жёлтые коренья, ольховник, бузина, тальник, макарша (Polygonum vivparum), сарана (Fritillaria kamtschatcensis).

У вышеупомянутого острова (Нагай) простояли шесть дней, набирая воду. Ночью на одном из соседних островков [246] видели огонь. 30-го для осмотра земли послали на берег Софрона Хитрова, которому велено «то место осмотреть и ежели найдутся люди, чтоб с ними поступать ласкою, чего ради отпущено несколько подарошных вещей, а именно шору [табаку] китайского 0,5 фунта, 5 колокольчиков медных, 160 корольков [бус], 20 игол, 2 аршина красной камки, 5 маленьких зеркал, 5 ножей[10]». Хитров взял с собою также «толмача чюкоцкого и каряцкого языка», но с людьми на острове ему не пришлось встретиться. Кроме того, за водой отправили людей, к которым присоединился и Стеллер. Вода оказалась очень плохой. Стеллер указывал тут же, поблизости, на источник с хорошей водой, но его не послушали, за что он в своём дневнике сильно упрекает офицеров.

На острове он увидел чёрно-бурую лисицу, которая на него залаяла по-собачьи, так что он принял её сначала за собаку. Много было красных лисиц и масса еврашков, то есть сусликов[11]. Заметили также на берегу следы как будто крупного волка. Много было водяных птиц[12], лебедей, два вида урилов, то есть бакланов (большой, Phalacrocorax bicristatus, и малый, Ph. pelagicus), утки, кулики, различные чайки, гагары, из коих одна представляла совершенно особый вид, «гренландские голуби», то есть чистики (Cepphus columbia), «морские попугаи (Alca arctica)», то есть тупики или топорки (Fratercula corniculata), мичагатки (Fratercula cirrata)[13]. Из наземных птиц: вороны, мухоловки[14], подорожники (Schneevögel, Plectrophenax nivalis subsp.), полярные куропатки (Lagopus lagopus). В другой раз[15] на том же острове замечены глупыши (Fulmarus glacialis rodgersi), совершенно чёрный кулик с красным клювом и такими же ногами[16]; он постоянно кивал головой, как красноногий кулик; затем необычайно красивая гагара, чёрная с белым[17], и, наконец, целый ряд удивительных, [247] доселе невиданных птиц, о которых ближе ничего не сообщается. Из рыб видели мальму, рыбу из лососёвых, близкую к гольцу (Salvelinus alpinus malma), и рамжу, бычка из группы Cottus (или, по-теперешнему, Myoxocephalus) scorpius, весьма здесь обыкновенную. Деревьев ни на одном из островов не было видно. Росли здесь только низкорослые ивы (тальник) до двух аршин высотой, в большом количестве брусника (rothe Heidelbeere), шикша (schwarze Moosbeere oder Schikscha, Empetrum), затем противоцинготные травы: ложечная трава (Cochlearia officinalis), щавель (Lapathum folio cubitali)[18], горечавка (Gentiana) и др.[19] Стеллер собрал эти противоцинготные растения для себя и для командора. Он просил дать ему матроса, чтобы сделать запас этих трав для всех, но его не послушали.

2. Алеуты
Название

Во время стоянки в Шумагинском архипелаге впервые встретились с туземцами. Это были алеуты, которые до сих пор живут на Шумагинских островах. Стеллер и Ваксель называют их просто «американцами». Название алеуты дано этому народу русскими ещё в первой половине XVIII столетия, после экспедиции Беринга. Сами они себя называют унанган (Вениаминов, II, стр. 1) (см. рис. 43—45).

Впервые название алеуты встречается в 1747 году в донесении Нижнекамчатского приказчика в Большерецкую канцелярию о промышленных, посетивших Ближние острова (Атту и Агатту). Здесь говорится: «Отпущенный в 1745 г. в морской вояж на незнаемых островах, именно алеуцких, Беляев с товарищи незнаемому томошнему вновь обысканному народу, без всякой от него противности, самовольно смертное убийство учинили[20]». О происхождении этого названия в той же рукописи (л. 27) рассказывается следующее. В 1747 году промышленный Неводчиков вывез с острова Атту на Камчатку мальчика-алеута, который, пробыв с русскими на острове Атту год, подучился русскому языку. От него были получены [248] на Камчатке первые сведения об алеутах. В объяснении Томиака (или Тамиака, так звали мальчика) сообщается: «Веры островитяне никакой не имеют, но слыхал он от стариков своих, что сотворил небо, море и землю и человека живущий на небеси, на их языке Алеукcта-Агудах, и они ему кланяются на небо». Полонский полагает, что слово алеукста «могло служить поводом названия [алеутов], которое укоренилось с первого похода промышленников на острова. К такому заключению ведет то, что название это произошло вскоре по возврате в Камчатку первых промышленных с Атту и Агатту, населенных, по их первому донесению, незнаемым чукотским народом, шитыми рожами».

Что значит «алеукста», мне неизвестно; «агудах» же, точнее агугу, у атхинских алеутов было обозначением творца вселенной (Вениаминов, III, стр. 2; у уналашкинских алеутов — агугук, Вен., II, стр. 119). В. И. Иохельсон любезно сообщил мне, что у всех алеутов агудах значит делатель, творец же — агугух, от какового слова агугу есть притяжательный падеж. Значение слова «алеукста» темно для В. И. Иохельсона; окончание его не алеутское; очевидно, слово искажено. Вениаминов (II, стр. 2) высказывает такую догадку: первые алеуты, увидев русских, говорили между собою алик-уая или алиуая— что это? и на вопросы русских, обращённые к ним, отвечали теми же словами; отсюда — название. Это малоправдоподобно.

Некоторые[21] полагают, что название алеут происходит от чукотского алят — остров, алиют — островитяне. Возможно, что это объяснение правильно.

Встреча с русскими

Сведения об этом народе, сообщаемые Стеллером и Софроном Хитровым[22], являются первыми известиями об алеутах, и так как быт их с того времени весьма сильно изменился (они, как известно, давно уже окрещены в православие), то наблюдения членов экспедиции Беринга вдвойне драгоценны. Поэтому мы постараемся не упустить ничего существенного.

4 сентября, в половине пятого пополудни, услышали на берегу крик, который сначала приняли за рёв сивучей. Но [249] вскоре увидели две байдарки, направляющиеся к пакетботу. На них было два «американца», то есть алеута. По словам Хитрова, они «недошед до пакетбота сажен около 50, остановились и кричали своим языком, которого наши, взятые чукоцкого и коряцкого языка толмачи с Камчатки, не разумели». Стеллер счёл их крики за молитву или заклинание или за Рис. 43. Алеут с острова Умнак в 1909 г. (из Иохельсона, 1933). Вероятно, помесь с европейцами.Рис. 43. Алеут с острова Умнак в 1909 г. (из Иохельсона, 1933). Вероятно, помесь с европейцами. приветственную церемонию. С пакетбота к алеутам обращались по-чукотски и по-коряцки, но они, конечно, ничего не поняли. Когда алеуты приблизились, им знаками предложили взойти на судно. Но они показали рукою на землю, как бы приглашая мореплавателей туда, и при этом указывали пальцем на рот и черпали рукою морскую воду, как бы давая понять, что на берегу найдётся пища и вода. «Мы, — говорит Стеллер[23], — опять помахали им, приглашая к нам, и при этом закричали ничи, что, по словам барона Лагонтана, в его описании Северной Америки, значит вода[24]. Туземцы повторили это слово несколько раз и снова показали на землю, как бы обещая там воду. Один из них приблизился к судну, вытащил из пазухи какой-то глины, цветом похожей на железо или свинец, и помазал себе ею щёки, воткнул в ноздри пучки травы (через носовые крылья были продеты с каждой стороны тонкие косточки). Позади «американца» на кожаной лодке лежало несколько палок из соснового дерева, формой похожих на бильярдный кий длиной с сажень и выкрашенных в красную краску. Он взял в руку одну из палок, прикрепил к ней при помощи рыбьих костей два соколиных крыла и бросил [250] со смехом в воду перед нашим судном — не могу сказать, в качестве жертвы или знак в дружбы[25]. В ответ на это, мы прикрепили к дощечке две китайских табачных трубки и немного китайских бус и бросили ему; он взял подарки, посмотрел на них немного и передал своему спутнику, который положил их на свою лодку. После этого туземец стал доверчивее, подошел, хотя и с величайшей осторожностью, еще ближе к судну, привязал к другой палке цельную шкурку сокола и подал ее нашему толмачу-коряку». Ему бросили зеркало и кусок шёлку. Приняв подарки, оба стали гресть обратно, к берегу, знаками приглашая мореплавателей следовать за ними. Всё время, пока островитяне находились возле пакетбота, их товарищи на берегу не переставали зачем-то громко кричать.

Алеуты, несомненно, приняли русских за неземные существа и воздавали им божеские почести. Шкурка сокола была принесена не в знак мира или дружбы, а как жертва. Вениаминов сообщает, что хотя у атхинских алеутов и не было «явного или общего идолопоклонства», но у некоторых «были в скрытых местах и болваны, в человеческом виде во весь рост, называвшиеся „тайягулигук“, которым приносили они жертвы, состоящие в краске, шкуре ястреба и тонких жиленных нитках[26]». Уналашкинские алеуты приносили в жертву перья урила, то есть баклана, или сыча[27]. Алеуты острова Агатту приветствовали приплывших к ним в сентябре 1745 года русских (во главе с Неводчиковым), бросая к ним в бот урилов (очевидно, шкурки или перья бакланов)[28]. [251] Через несколько дней на том же острове пожилая женщина «обще с другими дикими обоего пола плясала по бубну и дарила их красками[29]». Это была первая, после Беринга и Чирикова, встреча русских с алеутами. Ниже мы увидим, что и шумагинские алеуты дарили людям Беринга краску.

Вениаминов (III, стр. 18) подтверждает, что атхинские алеуты считали первых русских за существа сверхъестественные, называя их духами или дьяволами (куган). Вначале все вещи с разбившихся русских судов они считали заколдованными и бросали их в море или сжигали[30].

Калюмет

По поводу палки с перьями, поднесённой американцем, Миллер (Соч. и перев., 1758, II, стр. 217) вспоминает о калюмете (calumet, французское слово, в литературном языке ему соответствует chalumet, от латинского calamus). Действительно, некоторое сходство здесь есть. Калюмет — это пара деревянных или камышовых жезлов длиной от 0,5 до 1,2 м, раскрашенных символическими цветами и украшенных разными символическими предметами. Часто жезлы снабжались трубкой («трубка мира») для воскурения табаку в честь богов. Калюмет употреблялся при разного рода церемониях: при заключении мира и договоров, при испрошении дождя и хорошей погоды, для изгнания злого элемента и для получения благорасположения от доброго и т. п. При этом нередко плясали и пели с калюметом в руках. Употреблялась эта эмблема и как знак объявления войны. Калюмет нередко украшался головой утки, перьями совы и орла и пр. Hennepin говорит, что к калюмету иногда прикреплялись два птичьих крыла, что делало его похожим на жезл Меркурия. Впрочем, были и другие способы украшения. Но всегда перья, хвосты, крылья и головы птиц играют самую главную роль. Этот обычай был широко распространён среди североамериканских индейцев от Атлантического океана до Альберты и от Калифорнии до Гудзонова залива (река Нельсон)[31]. У эскимосов, насколько мне известно, калюметы [252] в типичной форме не употреблялись. Но Нельсон[32] упоминает о жезлах, украшенных орлиными перьями: их держат в руках женщины во время плясок; они наблюдались у эскимосов от Нортонова залива до Кускоквима.

У алеутов подобные жезлы никем не описаны, кроме спутников экспедиции Беринга. Изображение алеутского жезла имеется в книге Крашенинникова «Описание Земли Камчатки» (I, 1755, при стр. 128) — очевидно, с рисунка Вакселя. На одной из карт в рукописи Вакселя нарисована алеутская байдарка с сидящим на ней алеутом («ein nord Americaner»); алеут держит в руках жезл, на верху коего прикреплено чучело птицы. Этот рисунок воспроизведён у нас на рис. 44.

Происхождение алеутов

Стеллер высказал предположение, что «американцы», как он называет этот народ, произошли из Азии[33]. Основанием для такого мнения служит Стеллеру сходство, какое, по его мнению, имеют алеутские шляпы из древесной коры[34] с шлемами камчадалов и коряков. Вениаминов[35] указывает, что, по всей видимости, алеуты были первыми насельниками Алеутских островов. Но откуда они пришли, из Америки или из Азии, на этот вопрос, говорит он, с определённостью ответить невозможно. У алеутов Уналашкинского отдела существует старинное предание, что «здешние алеуты пришли с запада, с большой земли, называемой Аляхсхах или Танам-ангунах, которая была местом их происхождения, и что они оттуда перешли на здешние острова и потом, мало-помалу распространяясь к востоку, наконец достигли нынешней Аляски и далее[36]». Аляхсхах (отсюда — Аляска или, как прежде писали, Алякса) значит «материк», а танам-ангунах — «большая земля». Вениаминов предполагает (стр. 110), что «большая земля» — это Азия. Алеуты, думает он, могли прийти из Азии: «В ясную погоду с камчатского берега видели Берингов остров, с Берингова — Ближние, [253] а с этих уже можно видеть несколько островов вдруг. И это могло быть указателем их пути». Но всё это не более как ни на чём не основанные предположения, равно как и следующие соображения Вениаминова (I, стр. 113): «Алеуты физиономиею своей очень походят на японцев. Это заставляет считать, что они происхождения монгольского. Приняв это, с большою вероятностью можно предположить, что алеуты произошли на материке, около Японии, и, будучи теснимы другими народами, подвигались к северо-востоку,

Рис. 44. Алеут с Шумагинских островов в байдарке (1741 г.)Рис. 44. Алеут с Шумагинских островов в байдарке (1741 г.)

В руках у алеута жезл (калюмет), к которому прикреплена шкурка птицы. (Рисунок Вакселя).

по Курильской гряде, и наконец, или встретясь на Камчатке с другими народами кадьякского племени[37], или самими кадьякцами, или видя, что чем далее к северу, тем беднее места, принуждены были удалиться на здешние острова предполагаемым путём».

Шренк, который, впрочем, самостоятельных исследований над алеутами не производил, склонен был присоединиться к мнению Вениаминова об азиатском происхождении алеутов[38] и причислял даже этот народ вместе с эскимосами к своей группе «палеазиатов». К палеазиатам Шренк относил гиляков, айнов, камчадалов, коряков, чукоч, юкагиров, енисейцев (кетов); сюда же он склонен был причислить и алеутов с эскимосами. Палеазиаты — «это лишь остатки некогда более многочисленных, распространённых и разветвлённых племён, так сказать, выходы пластов более древней этнографической формации, над которою вследствие неоднократно повторявшихся наплывов отложились новые формации» (стр. 256—257).
Наименование «палеазиаты» не может претендовать на место в логической системе народов, так как объединяемые этим именем народы имеют лишь то общее, что никакого места в системе им пока указать невозможно. И кеты, и айны одинаково ничего общего не имеют, например, с тунгусами, но объединять поэтому кетов и айнов в одну группу было бы, конечно, совершенно нецелесообразно ибо классифицировать предметы на основании отрицательных признаков нельзя. Все вышеупомянутые народы можно назвать реликтовыми, потому что каждый из них есть осколок или остаток, или реликт семьи народов, некогда занимавших большую площадь, ныне оторванный от своих родичей и занимающий сравнительно ничтожную территорию. Они аналогичны реликтовым животным и растениям[39].

[254] Напротив, Дол (W. H. Dall, 1877, 1912), известный исследователь Аляски, считает невероятным, чтобы алеуты при тех средствах передвижения, какими они располагали (кожаные байдарки), были в состоянии достичь Алеутских островов с запада, тем более, что Командорские острова, до открытия их русскими, были необитаемы.

В 1909—1910 годах В. И. Иохельсон производил археологические и этнографические исследования на Алеутских островах. В своём отчёте[40] он, подобно мне (1924), высказывается за американское происхождение алеутов.

Данные, полученные путём раскопок в кухонных остатках на Алеутских островах, к сожалению, не доставили материалов для безусловного ответа на вопрос о происхождении этого народа. Все животные, остатки коих найдены в раскопках, оказались принадлежащими к ныне живущим видам. Таким образом, геологически поселения следует отнести к современной эпохе. Культуру первобытных алеутов, насколько о ней можно судить по раскопкам кухонных остатков, можно сопоставить с культурой европейского нижнего неолита. Но, как мы увидим, в эпоху первой встречи с русскими, в 1741 году, алеуты ещё, в сущности, жили в каменном веке, и железо только-что начало проникать к ним.

Уже в самых нижних слоях кухонных остатков обнаружены следы полуподземных жилищ из челюстей кита. Это [255] свидетельствует о древности культурной связи алеутов и эскимосов, каковая связь подтверждается, как указывает Иохельсон, помимо языка, целым рядом других признаков (p. 115): обоим народам свойственны кожаная лодка, гарпун и стрелки, украшения (втулки), татуировка, употребление красок и церемониальных масок, орнамент, способ погребения.

Но так как вопрос о происхождении самих эскимосов пока тёмен (некоторые выводят их с запада, из Азии), то установление общности культуры алеутов и эскимосов не разрешает вопроса о происхождении алеутов.

Культура алеутов, говорит Иохельсон, носит некоторые черты сходства с культурой северо-западных индейцев: «Сюда относится употребление втулок (labret), раскраска лица и некоторые другие приёмы украшения. В общем, можно сказать, что особенности материальной и духовной культуры, а также физический склад алеутов указывает на их тесную связь с обитателями Америки, а не Азии» (p. 122)[41].

Если будущие исследователи подтвердят, что алеутский церемониальный жезл есть действительно калюмет, то отсюда можно будет сделать весьма важные выводы относительно прежнего местообитания алеутов: исконное местожительство алеутов и эскимосов придётся искать на материке Америки, где-нибудь в северо-западной её части, в области, занятой теперь тлинкитами (где Дол нашёл следы обитания эскимосов), или же где-нибудь в западной Канаде.

Наружность и одежда

Возвращаемся к наблюдениям Стеллера.

После короткого совещания на судне, решили спустить шлюпку и высадиться на берег. Отправились Стеллер, Ваксель, коряк-переводчик, девять матросов и солдат. С собой взяли пики, сабли и ружьё, но всё это, чтобы не возбуждать подозрения, покрыли парусиной. Не забыли также сухарей, водки и кое-каких мелочей для подарков островитянам. Из-за ветра, прилива и сильного прибоя у каменистых берегов очень трудно было пристать. Туземцы все, и мужчины и женщины (их трудно было отличить одних [256] от других из-за одинакового одеяния), высыпали на берег, удивлённо и вместе с тем дружелюбно смотрели на пришельцев и знаками приглашали пристать. Но это было очень трудно, поэтому велели переводчику и ещё двоим из команды раздеться и отправиться на берег по воде. Туземцы приняли их очень дружелюбно, повели, «как весьма важных персон», под руки с великим почтением к тому месту, где сидели, и одарили куском китового жира. К оставшимся же в лодке пригрёб один туземец. Его угостили чаркой водки, но он, отведав её, тотчас выплюнул. «Сей напиток, — говорит Миллер[42], — был оному гостю совсем незнаемой и неприятной. Выплюнув, закричал он громко, якобы жалуяся своим, как худо с ним поступают. Не было никакого способа к его удовольствованию. Давали ему иглы, бисер, железной котел, табашные трубки и другие вещи, но он не взял ничего, только хотел, чтобы его выпустили на берег, ради чего его и отпустили». Стеллер прибавляет[43], что туземцу давали покурить, но и табак ему вовсе не понравился.

Наконец, решили вернуться на пакетбот и стали звать переводчика и его спутников. Но алеуты не хотели их отпускать, особенно коряка, который, говорит Стеллер, по выговору и лицом был очень похож на островитян[44]. Алеуты дарили им китового жиру и краски «цвета железа» (для притирания), но когда те, несмотря на это, пытались вернуться к лодке, стали их удерживать насильно, схватив за руки. Другие же, взявшись за канат, на котором был укреплён ялбот, пытались вытащить его на берег. Делали они это, по-видимому, без дурного умысла, с целью помочь высадиться[45]. Так как знаками нельзя было добиться, чтобы туземцы оставили ялбот в покое, то пришлось, для острастки, [257] дать залп из трёх ружей в воздух. Эффект получился необычайный: алеуты попадали наземь. Этим воспользовались оставшиеся на берегу люди и добрались до лодки. Очнувшись, туземцы с негодованием стали знаками показывать, чтобы пришельцы поскорее убирались прочь, а некоторые схватили камни. Пришлось поторопиться возвращением на пакетбот.

Вскоре началась буря с дождём. Ночью видели огни на берегу.

Наружность «американцев» (то есть алеутов) Стеллер[46] описывает следующим образом. Они среднего роста, крепкого, коренастого сложения, с мускулистыми руками и ногами. Шея короткая, плечи широкие. Комплекция полная. Сложены в общем хорошо. Длинные, спускающиеся вниз волосы блестяще чёрного цвета. Бороды нет или лишь скудная растительность на подбородке: «В этом они опять-таки сходны с обитателями Камчатки и другими восточно-сибирскими туземцами». Лицо буроватого цвета и несколько приплющено. Равным образом и нос несколько приплющен, но не очень широк. Глаза чёрные, как уголь, губы выдающиеся, шея короткая, плечи широкие. Одеты в рубашки с рукавами, изящно сшитые из китовых кишок. Рубашки (точнее камлейки, как это одеяние впоследствии назвали русские) хватают до икор, у некоторых перевязаны на животе ремнём. У двоих были на ногах сапоги и штаны, изготовленные наподобие камчадальских из тюленьей кожи и выкрашенные ольховой корой в красно-бурый цвет. Двое имели у пояса по длинному железному ножу в ножнах, очень плохой работы, по-видимому, собственного изготовления.

Вениаминов (II, стр. 6 сл.) даёт такое описание наружности лисьевских алеутов: роста они среднего, худощавы, с смуглой кожей и чёрными жестковатыми волосами; усов и бороды почти совсем нет, только под старость у многих вырастает небольшая седая бородка; цвет глаз тёмно-карий, «нос, хотя и не короток и не высок, но и не совсем сплюснут»; «скулы лица вообще довольно высунувшиеся и, кажется, едва ли менее якутов» (стр. 10). Камлейки, которые видел на алеутах Стеллер, употреблялись ими только во время поездок на байдарах и изредка на переходах во время дождя. Делались они преимущественно из кишок самых крупных сивучей-секачей, а также из медвежьих, моржовых, китовых кишок. Камлейка шилась в виде длинной рубашки [258] с капюшоном, который во время дождя надевался на голову и затягивался шнурком; также и рукава на концах можно было стянуть шнурком[47]. Обычную же одежду алеутов составляла парка, — спускавшаяся ниже колен рубашка со стоячим воротником. Она делалась из птичьих шкур, преимущественно топорковых и ипаточьих, иногда из арьих, за неимением их — из нерпичьих[48]. Обувь алеутов Вениаминов (II, 1840, стр. 214) описывает так: «Для обуви ныне употребляются вообще торбаса — род бродней, у которых голенища делаются из горлов или лафтаков сивучьих, к ним пришиваются переда из юфтевой кожи, а подошвы — или из русских кож или из китовых и сивучьих ластов. Прежние торбаса делались без передов — мешком». Но, очевидно, ещё во времена Стеллера они делались с передами. С другой стороны, на некоторых островах алеуты совсем не носили штанов и торбасов. Так, промышленники судна «Св. Адриан и Наталия», бывшие на Андреяновских островах в 1761—1764 годах, описывают одеяние здешних алеутов следующим образом: «Носят на себе парки морских птиц ар и топорковых кож, которых они промышляют у берега морского сильями усовыми [то есть силками из китового уса]; да употребляют в камлеи морских зверей, сиучей и нерп кишки; более того в платье ничего не употребляют. Не только в летнее, но и в зимнее студёное время, кроме вышеописанной птичей парки и камлеек-кушошных, штанов, чулков и торбасов, шапок и рукавиц никаких не носят; а когда почувствуют от стужи холодно, то наклав травы зажгут и впустят из-под ног парку малой жар и тем согреваются. Жены их и дети парки и камлеи носят такиеж, как и на мужиках бывают, а отчасти бобровые[49]».

Украшения

Продолжаем описание Стеллера.

На лице у американцев были украшения из камня и кости. У одного через носовую перегородку воткнута [259] палочка из сланца длиной дюйма в полтора, наподобие грифеля; у другого вдета кость под нижней губой, у третьего такая же кость имелась во лбу, у четвёртого были кости в крыльях носа[50].

Обычай этот исчез у алеутов уже более ста лет тому назад. Впервые после Стеллера более подробно описали эти украшения русские промышленники, наблюдавшие жизнь алеутов на острове Умнак в 60-х годах XVIII столетия: «У младенцев обоего пола прорезывают над верхнею губою у носу под хрящем тело и нижнюю губу под верхнею губою; в нос навешивают камешки разные, и в губах носят кости, а в ушах на подобие серег, кто что имеет[51]». Левашов, проведший на острове Уналашке зиму 1768—1769 года, говорит про здешних алеутов, что мужчины «в нижнюю губу вставливают сделанные из мягкого белого камня, а другие из кости, на подобие больших зубов; и между ноздрей, в хряще, в проколотую нарочно дырочку, кладут какую-то черную траву или кость, на подобие нагелька; а в хорошее время, или во время веселья, в ушах, да и между вставленных зубов в нижней губе, навешивают бисер и янтарики, которые достают с острова Аляксы, меною на стрелы и камлеи, а более войною[52]»; у женщин «в носу, как у мужчин, в хряще продета костяная спица длиною дюйма три с половиною, а на концах оной, вокруг рта и на ушах, навешены корольки и янтарики[53]». Адриан Толстых, плававший у берегов Андреяновских островов в 1761—1764 годах, сообщает про вышеописанные украшения, что они обозначают «по их обычаю некоторую благополучность своего рода и жизни», но что «естли отец у сына или муж у жены или кто из роду умрет, то они те кости мужеск и женск пол никогда уже не носят, чрез что подают печальной и не шастливой своему роду вид[54]».

В посещение Сарычевым острова Уналашки, в 1790 году, мужчины уже не носили подобного рода украшений, женщины же прокалывали носовую перегородку, нижнюю губу и уши и вставляли туда косточки, серьги, бисер, а, кроме [260] того, татуировали лицо[55]. Лангсдорф говорит, что в 1805 году, в его бытность на Уналашке, обычай прокалывать губы и нос стал реже, а татуировка сохранилась только у старух[56]. Во времена Вениаминова ношение подобных украшений уже не практиковалось ни женщинами, ни мужчинами. Татуировка же, которая прежде была в ходу исключительно у женщин, тоже исчезла, хотя Вениаминову ещё пришлось видеть женщин с «узорчатыми» лицами[57]. О том, чтобы алеуты (мужчины) прежде носили костяные украшения во лбу, как пишет Стеллер, ни Вениаминов, ни другие авторы не упоминают.

По поводу украшений, носимых «американцами» с островов Шумагина (то есть алеутами), Стеллер замечает, что, как ему передавали на Камчатке, и среди чукоч есть такие, у которых в носу и щеках вставлены украшения из моржовой кости. Затем Стеллер высказывает предположение, что или чукчи есть американцы, или же среди них находятся американцы (Reise, p. 74). В настоящее время мы знаем, что чукчи никогда не носили подобных украшений, каковые, напротив, в прежнее время были в ходу у эскимосов на берегах Берингова пролива[58]. Дельные замечания по этому поводу сообщает Крашенинников. Он говорит[59]: «Народ, которой живёт по островам около Чукотского носа, и имеет с Чукчами обхождение [здесь подразумеваются эскимосы острова Диомида в Берингове проливе], с сими людьми [американцами, виденными Берингом на островах, то есть с алеутами] конечно одного роду: ибо и у оного вставливать кости за красу почитается. Покойной Маиор господин Павлуцкой по бывшем некогда сражении с Чукчами нашел между мертвыми Чукоцкими телами двух человек того народа, у которых по два зуба моржовых под носом были вставлены в нарочно зделанных скважинах: чего ради тамошние жители и называют их зубатыми. А приходили они, по объявлению пленников, не для вспоможения Чукчам, но посмотреть, как они с Россианами бьются».

Миллер, со слов Вакселя, передаёт, что у американцев на Шумагинских островах «лица красною, а у иных разноцветными [261] красками выкрашены были[60]». Ваксель[61] сообщает, что лица у одних были выкрашены красной, у других синей краской. Это показание чрезвычайно любопытно, хотя, нужно заметить, Стеллер при описании внешнего вида алеутов ничего о раскраске ими лица не говорит. По словам Вениаминова, «алеуты не имели обыкновения раскрашивать себе лица как, например, колоши[62]», то есть тлинкиты, у которых раскрашивание лица (а также масок)[63] широко практиковалось при разных торжественных случаях — похоронах, празднествах, перед выступлением в поход и т. п.[64] Но, по-видимому, во время религиозных церемоний алеуты раскрашивали себе лица, в пользу чего говорит их обыкновение приносить в жертву, между прочим, и краски. В. И. Иохельсон любезно сообщил мне, что в одном мифе, записанном им на острове Умнаке, рассказывается, как покойному алеуту при погребении положили краски четырёх цветов, дабы он на том свете мог раскрасить своё лицо. Ст. Глотов, бывший на Умнаке и Уналашке в 1759—1762 годах, сообщает: «Жители Умнака и Уналашки говорят похоже на алеутский язык, железо получают с лесистого острова [подразумевается полуостров Аляска] и из него куют ножи сами; юрты у них земляные, сажен по 40 длины; на Уналашке серебристая с блеском краска, которою лица красят[65]». Кокс (Coxe), впервые напечатавший отчёт о посещении Креницыным и Левашовым в 1768 и 1769 годах островов Умнака, Уналашки и западной части полуострова Аляски, передаёт про здешних алеутов[66], что они раскрашивают себе щёки полосами голубого и красного цвета (they paint their cheeks with strokes of blue and red). Но здесь, возможно, идёт речь о татуировке, при которой узор притирался краской. Левашов [262] (Зап. Гидрограф, департ., X) ничего не говорит, чтобы в его время (1768—1769) алеуты мужчины на Уналашке раскрашивали себе лица, про женщин же передаёт (стр. 100), что у них «щеки поперек ряда в два или три вытканы и натерты из-синя краскою». Точно также Паллас, описывающий быт алеутов Лисьих островов поданным тех же Креницына и Левашова, сообщает, что женщины «на лице, на спине, на руках и под мышками выводят разные узоры, которые сперва накалывают иглою, а потом натирают некоторою черною глиною[67]». По словам Вениаминова (II, стр. 113), «главные расположения такого шитья или накалывания были у всех [женщин] почти одинаковы и обыкновенно вышивались: вся борода, две полосы поперек лица от одной щеки до другой через нос, две полосы по бакенам и одна вдоль носа».

К описанию наружности шумагинских алеутов Миллер[68], очевидно, со слов Вакселя, прибавляет, что «нос у них заткнут был травою, которую иногда вынимали, и тогда истекало из него множество мокроты, кою языком облизывали». О траве в носовом хряще упоминает, как мы видели, и Левашов.

Стеллер неправильно думал[69], что «американцы» оседло живут на материке, на острова же являются лишь для промыслов, ибо здесь, полагал он, за отсутствием леса, нет ни топлива, ни строительных материалов. На самом деле алеуты живут и жили оседло на Шумагинских островах. Особенной нужды в лесе они не испытывают. Вместо дерева раньше уналашкинские употребляли для столбов, перекладин и стропил рёбра больших китов[70], а также пользовались выкидным лесом[71]. Почти всё едят сырым, кроме трески[72], так что топить для варки приходится очень мало. По сведениям, собранным судном купца Толстых на Андреяновских островах в 1761 году, здешние алеуты «живут в подземельных пещерах, в коих и зимою огня не разводят… В [263] чрезвычайные же морозы жгут только сухую траву и греют около огня свое одеяние[73]». Сарычев, бывший на Уналашке в 1790 и 1792 годах, говорит, что алеуты огонь в юрте разводят очень редко, а для освещения и отопления жгут в каменных плошках китовый жир. «Сим огнем не токмо освещают юрту, но и согревают себя во время холоду, ставя плошку под платье и закрывая ворот у парки, отчего теплота не может выходить вон, и через несколько минут под платьем бывает так тепло, как в бане[74]».

Таким образом отсутствие леса на Алеутских островах не препятствовало алеутам жить здесь оседло.

Железо у алеутов

Выше мы уже говорили, что у алеутов были замечены железные ножи. Миллер (Сочин. и перев., 1758, II стр. 215), со слов Вакселя, пишет об этом следующее: «Один американец имел на боку у себя нож повешенной, которой, для особливого его виду показался нашим яко вещь диковинная. Длиною был он до 8 дюймов, к концу же не востер, но широк и весьма толст. Не можно угадать, к чему такой нож употребляется». Стеллер просил своих спутников обменять один из ножей на имевшиеся на пакетботе ножи, но его не послушались. А между тем, говорит он, может быть удалось бы узнать, с каким народом островитяне имеют сношения. Стеллер уверяет, что он очень хорошо рассмотрел нож, когда один из американцев вынул его из ножен, чтобы разрезать пузырь: «Можно было видеть, что он сделан из железа и притом не европейской работы. Очевидно, американцы не только имеют железную руду, каковой нет на Камчатке, но умеют ее плавить и обрабатывать» (p. 70).

По этому поводу нужно заметить следующее. До прихода европейцев американским туземцам не была известна плавка. Медь, железо, золото и серебро они обрабатывали холодным способом. Притом железо было очень мало распространено. Эскимосы Смитова пролива (Гренландия) во времена Росса (Voyage of Discovery, 1819) пользовались [264] метеорным железом[75]. Туземцы восточных штатов и местами на юго-западе Сев. Америки изготовляли холодным способом, без плавления, путём одной обивки, как из камня, грубые орудия из гематита (железная руда), но я не имею никаких сведений о том, чтобы в северо-западной Америке пользовались метеорным железом или гематитом. Сравнительно большим распространением пользовалась медь, которая в Аляске в самородном виде встречается по р. Медной[76]. Как мы уже упоминали (стр. 125), американские эскимосы на берегах Берингова пролива вплоть до 80-х годов XIX столетия пользовались орудиями из камня и кости, хотя железо им было известно, вероятно, ещё с конца XVII столетия. В небольшом количестве железные копья и такие же топоры американские эскимосы получали от чукоч с азиатского берега Берингова пролива[77].

О такого рода торговле слыхал и Стеллер. Он говорит, что чукчи ведут торговлю с Америкой «через посредство обитателей островов» (имеются в виду эскимосы островов Диомида, или Гвоздева, в Берингове проливе), они сбывают «американцам» (то есть эскимосам) ножи, топоры, пики, всё из железа, в обмен на морских бобров, куниц и лисиц. Железные товары чукчи получают по дорогой цене от русских в Анадырске и им же сбывают иногда американские меха[78].

Не исключена возможность, что алеуты получали русские ножи через посредство эскимосов[79]. Хотя регулярных торговых сношений у алеутов с эскимосами, по-видимому, не было, но во время взаимных нападений они могли заимствовать друг от друга предметы материальной культуры.

Отметим также сообщённое выше (стр. 261) известие Глотова (1759—1762) насчёт того, что жители Уналашки получают железо с востока и куют из него ножи сами.

Давыдов говорит, что эскимосам-конягам, живущим на о-ве Кадьяк, железо было известно задолго до прихода русских: «Они находили иногда железные вещи, выкидываемые [265] морем на берег, и весьма ими дорожили[80]». Про атхинских алеутов Вениаминов (III, стр. 18—19) передаёт, что они задолго до прибытия русских находили на берегах железные и медные вещи. Очевидно, это железо происходило с разбившихся судов европейских или японских. Выше мы привели передаваемое Вениаминовым предание алеутов, которое говорит о судне, доставившем им железо. Японские суда, как мы видели выше (глава II), нередко терпели крушение у берегов Камчатки и Алеутских островов[81]. К этому прибавим ещё следующее. Вывезенный в 1747 г. промышленниками с острова Атту алеутский мальчик показал в Камчатке, что на памяти его приходили к ним на остров Атту на небольших судах, об одном парусе, люди в длинном, пёстром, шёлковом и бумажном платье; головы у них до половины бриты, а оставшиеся назади заплетены в косы[82]. Очевидно, это были китайцы (если только тут нет недоразумения). Тот же мальчик передавал, что в давних годах на Атту приходило какое-то судно, с которого люди давали им железо, иглы и листовой табак, а брали бобровые кожи[83].

[266] Таким путём алеуты могли познакомиться с железом.

Как бы то ни было, до прихода русских железные орудия среди алеутов были большой редкостью. Вениаминов (II, стр. 106, 239), упоминая о «прежних» орудиях алеутов, называет «каменные ножи и кинжалы», но не говорит о железных. На одном из крупных алеутских островов (а на каком — неизвестно) судно Серебрянникова застало в 1753 году у алеутов железные ножи: «Ножи их были почти все каменные, и редко кто имел железные; оружия не знали они никакого, кроме стрел с каменным или костяным востреем, кои спускали они с особливой деревянной дощечки[84]». У алеутов Андреяновских островов в 1759 году не было никаких железных вещей[85]. Замечательно, что ещё в первой половине XIX столетия алеутские железные топоры прикреплялись к ручке совершенно как каменные, при посредстве ремней[86]. Сарычев (1792) говорит про уналашкинских алеутов, что они «ножи и топоры получают от русских, только настоящих топоров употреблять не умеют, а делают их по-своему, привязывая к ним деревянную рукоятку, так что ими как шляхтою можно только шляхтить, а не тесать или рубить; большие же деревья колют обыкновенно деревянными клиньями[87]».

Давыдов, бывший на острове Кадьяк в 1802—1803 годах, и про эскимосов-коняг сообщает, что они делали в то время железные топоры наподобие каменных[88].

Байдарки

Лодки американцев (то есть алеутов) Стеллер (Reise, p. 68—69) описывает следующим образом. Они имеют приблизительно 4 м в длину, 60 см в вышину и столько же в ширину по верху; спереди, к носу заострены, кзади борты сходятся углом. По-видимому, остов состоит из двух продольных шестов, на концах прилаженных друг к другу, а кроме того соединённых поперечными перекладинами. Снаружи корпус покрыт кожами, как кажется, тюленьими, и выкрашен в тёмно-бурый цвет. Внизу, по-видимому, [267] прилаживается киль, который впереди соединён с носом вертикальной перекладиной[89] из дерева или кости. Приблизительно в 1,5 м от кормы находится круглое отверстие с оторочкой из китовых кишок. При помощи шнурка, продетого через рубец, эту оторочку можно затянуть и снова распустить. Сев в лодку и вытянув вперёд ноги, «американец» стягивает оторочку вокруг тела и укрепляет её при помощи петли. Таким образом вода не может проникнуть внутрь. За гребцом на лодке лежат привязанные с десяток палок, выкрашенных в красную краску — точно таких же, что раньше туземцы доставили на судно в первую встречу, — для какой цели, Стеллер не мог догадаться, может быть, для починки остова лодки на случай поломки. Лодка так легка, что на суше американец несёт её, вставив правую руку в дыру. Весло длиной в сажень представляет собою жердь, на обоих концах коей имеется по лопасти шириной в поперечник ладони; этим веслом он гребёт попеременно то на правой стороне, то на левой и передвигает лодку даже на сильном волнении с большой ловкостью.

Это описание алеутской байдарки совершенно правильно. На карте Вакселя изображён «американец в нерпечей кожаной лотке» (см. выше рисунок на стр. 253). Крашенинников в своём «Описании Земли Камчатки» (1755) одну из глав первого тома посвящает Америке, сообщая сведения по данным Стеллера. На двух таблицах при стр. 128 изображены: «американец в байдаре» и «американская байдара» — с рисунков Вакселя. Более новое изображение алеутской лодки с Уналашки можно видеть у Сарычева, во втором томе его «Путешествия» (II, 1802, при стр. 162); оно совершенно отвечает описанию Стеллера.

Вообще, путешественники не находят достаточно слов для похвал алеутской байдарке. Так, Вениаминов (II, 1840, стр. 244) говорит: «Байдарка Алеутская столь совершенна в своем роде, что и самый математик очень не много и даже едва ли что-нибудь может прибавить к усовершенствованию ее морских качеств». Приводим, для сравнения с Стеллеровым, описание уналашкинской байдарки, какое даёт Вениаминов (II, стр. 219—228). Прежде для выхода в море алеуты пользовались лишь однолючными байдарками (то есть с одним отверстием вверху), двулючные они [268] употребляли лишь для перевоза лёгкого груза или для выезда в море старика с малолетним. Но считалось позором молодым и здоровым гребцам отправиться в море для промысла бобров на двулючной байдарке. Трехлючные же — есть нововведение, принадлежащее русским. Длина однолючной байдарки 4—5 м, ширина около полуметра, вышина около 20 см. Это, таким образом, очень длинные, узкие и низкие лодки, необычайно лёгкие и быстроходные. Основа байдарки есть верхняя рама (или шесты) с несколькими поперечными распорками (бимсами); к концам она сведена вместе. Наибольшая ширина ближе к носу. С нижней стороны рамы приделывается киль, который всегда состоит из трёх частей, для того чтобы байдарка, как говорят, изгибалась на волне. Затем к килю прикрепляются штевни и рёбра или лучки (шпангоуты), из ивовых и ольховых палок, в расстоянии друг от друга от 8 до 18 см, и на них сверху, вдоль байдарки, накладывается несколько шестиков. Для скрепления отдельных частей служит китовый ус. Теперь «решётка» (остов) готова, остаётся только обшить её. Обшивка из сивучьих или нерпичьих (тюленьих) кож покрывает байдарку сплошь, исключая фордерштевень и, конечно, люк, куда должен садиться ездок. Внутри нет никакой обшивки, но, когда садятся в байдарку, вниз кладут старый лавтак, подстилку и груз. Обшивку для прочности смазывают жиром, но всё же она не выдерживает и года. К люку прикрепляются обтяжки (или цуки), которые защищают от проникновения воды внутрь. Их делают из сивучьих кишок или горла; вышиной обтяжка от 35 до 50 см; нижняя оторочка её прикрепляется к байдарке китовым узом, а верхнюю гребец затягивает под пазухой шнурком из жилы и перехватывает через левое плечо. Весло для байдарки всегда делается двулопастным, длиною от 1,8 до 2,1 м, смотря по росту гребца, и по возможности из калифорнийской чаги, как самого лёгкого дерева (на двулючных байдарках бывают и однолопастные вёсла). Во время гребли весло держат посредине и гребут на обе стороны, то верхнею, то нижнею лопастью. К числу необходимых вещей при байдарке принадлежит пузырь, то есть вычищенный сивучий или нерпичий желудок, который нужен в том случае, если лодка опрокинется. Держась за пузырь, можно перевернуть лодку килем вниз, отлить воду и даже починить обшивку, или, при ветре, надутый пузырь поддерживает байдарку, даже если она и полна воды. Парусов на [269] байдарках никогда не употребляли. Управляют алеуты байдаркой с величайшим искусством; «Никакая, — говорит Вениаминов, — сила ветра, ни волнение, ни даже не всякой толчок посторонней силы, если только Алеут видит их, не опрокинут его, лишь бы только весло у него было в руках». Единственно, чего опасается алеут, это прибоя и сулоя в проливах. По словам Вениаминова (II, стр. 220), в прежние времена алеутские байдарки были ещё лучше: они были так легки, что семилетний мальчик мог переносить их, столь узки и острокильны, что без седока не могли держаться на воде, столь быстры на ходу, что «не отставали от птиц». Алеуты могут на байдарке в час пройти до десяти километров. Никакая шлюпка догнать их не в состоянии. Напротив, алеуты догоняют судно, идущее по четыре мили в час.

Сарычев (II, 1802, стр. 159) говорит, что для изготовления одной байдарки нужен был целый год.

Окрашенные в красный цвет заострённые палки, о которых говорит Стеллер, это древки стрелок для охоты на морских бобров. Они изображены Сарычевым (т. II) на таблице при стр. 160, а на другой таблице (при стр. 162) их можно видеть лежащими в виде связанного пучка на лодке впереди и позади гребца; они кладутся в ремешки, прикреплённые к байдарке. Стрелки окрашивают красною краскою, которую достают в скалах и разводят на собственной сукровице; от этого краска не смывается ни дождём, ни морской водой (Сарычев, II, стр. 161). На всякой байдарке прежде всего находились несколько бобровых стрелок, которые не снимались даже на берегу[90].

Алеуты, охотившиеся на морских животных, не пользовались луком. Ни Стеллер, ни Чириков, ни Толстых (1760—1764) не упоминают о луке. Последний даже определённо говорит о том, что алеуты Андреяновских островов «ружья и луков не имеют», а для метания стрел употребляют метательную дощечку: «Имеют стрелы строганые разной длины, по четыре и с половиною по четыре фута, на концах врезывают каменные и костяные носки с зазубринами, острые, которыми бросают из доски, сделанной на то нарочно с небольшою скважиною[91]». Но на полуострове Аляске, охотясь за сухопутными животными, алеуты [270] подобно эскимосам, пользовались, как свидетельствует Иохельсон[92], луком.

Шляпы

5 сентября к судну Беринга снова пригребли в байдарках девять американцев с такими же криками и церемониями, как и в первый раз. Из них только двое приблизились к судну, и, не всходя на палубу, передали подарки: краску «цвета железа» и жезлы с соколиными перьями, или, по описанию Миллера (стр. 217), «свой мирный знак, состоящей из пяти футовой палки, у которой на верхнем и тонком ее конце привязаны были всякие перья беспорядочно». На головах у американцев были шляпы из древесной коры, выкрашенные в зелёный и красный цвет. Они имели целью, говорит Стеллер (р. 73), защитить глаза от солнца, ибо темя они оставляли совершенно непокрытым. Под шляпой, над лбом у некоторых были воткнуты пёстрые соколиные перья, у других — пучки травы. Подобного рода шляпы, по словам Стеллера, носят камчадалы и коряки, у которых и приобретено несколько штук для кунсткамеры. «Судя по этим шляпам, можно думать, что американцы произошли из Азии» (p. 73).

С судна стали знаками показывать, что хотели бы получить одну такую шляпу. Алеуты передали две, за что их отдарили ржавым железным котлом, пятью иголками и пронизком. К одной шляпе был прикреплён вырезанный из кости небольшой «идол» в виде сидящей фигуры с пером вместо хвоста[93]. Шляпа эта, по словам Вакселя[94], имела около 1,5 метров в длину.

Шапок алеуты, как известно, прежде не носили. Атхинские алеуты даже звали русских салигугин, то есть с покрытой головой, или шапочниками (Вениаминов, III, стр. 19). Но при поездках на байдарках они употребляли оригинальные

Рис. 45. Алеуты на о-ве Умнак (1909 г.) в камлейках из нерпичьих кишок. (Из Иохельсона, 1909.)Рис. 45. Алеуты на о-ве Умнак (1909 г.) в камлейках из нерпичьих кишок. (Из Иохельсона, 1909.)

В руках алеуты держат стрелки с костяными наконечниками для охоты на морских бобров. На голове деревянные козырьки.

[273] деревянные шляпы, имевшие, по словам Вениаминова (II, стр. 218), назначение защищать глаза от морских брызг. Эти деревянные шляпы были двух типов: глухие и с открытым верхом. Первые делались из корня какого-либо дерева, раскрашивались красками (узором в виде продольных полос) и украшались сивучьими усами, корольками и резными костяными фигурками[95]. Шляпы эти нередко были сильно удлинённые, отчего Чириков и называет их «жолобками[96]». По свидетельству Вениаминова, они у алеутов ценились очень дорого, лучшая стоила от одного до трёх калгов, то есть рабов,и носили их лишь тойоны (начальники) и почётные лица[97]. Шапки же с открытым верхом, о которых упоминает Стеллер, есть не что иное как большие и длинные козырьки, надеваемые поверх камлейки. Они иногда тоже украшаются сивучьими усами, корольками и костью[98]. Изображение алеута с Уналашки в подобной шапке есть у Сарычева, в томе II, при стр. 16.

Получив подарки, туземцы вернулись на берег, развели здесь большой огонь и некоторое время громко кричали.

6 сентября пакетбот снялся с якоря и вышел в море, что американцы опять ознаменовали дружным криком. «Сие не меньше почитать можно за дружественное засвидетельствование, коим они нашим благополучного пути желали, как за радостное восклицание, что от незнаемых гостей избавились», — говорит по этому поводу Миллер.

Ветер был благоприятный, и около двух часов пополудни удалились от Шумагинских островов настолько, что потеряли из виду берег. Отметим, что через три дня после этого, 9 сентября, у острова Адах и корабль Чирикова встретился с алеутами.

3. Плавание от Шумагинских островов к острову Беринга

[274] От Шумагинских островов плыли всё время на запад, вдоль цепи Алеутских островов, на некотором расстоянии к югу от них. Когда удавалось увидать землю, считали, что всё время плывут вдоль материка Америки, а острова принимали за прибрежные.

8 сентября разразилась сильная буря, которая привела офицеров «Св. Петра» в большое уныние. Стали сомневаться, удастся ли вернуться домой, и начали раздумывать, не придётся ли зазимовать в Японии или в Америке.

18 сентября замечены на пролёте большие стаи мелких куликов, тянувших на юго-запад. 24 сентября оказались приблизительно под 51° с. ш. близ острова Атха, одного из Алеутских, наименованного островом св. Иоанна. Ветер всё крепчал, достигая необычайной силы; волны переливались через палубу. В течение последующих трёх недель Берингу нисколько не удалось продвинуться к западу. Штурман Эзельберг, старик, плававший пятьдесят лет по всем морям и океанам, говорил, что ни разу в жизни не видал такой жестокой бури, какая разразилась 27 сентября.

Утром 30 сентября снова поднялась от юго-запада страшная буря, какой не видели ни до этого, ни после. Более сильной бури, по словам Стеллера, себе даже и нельзя представить. Каждую минуту ждали гибели судна. Никто не мог ни лежать, ни сидеть, ни стоять. Управлять судном не было никакой возможности, и его носило по воде «равно как колоду, оставленную во власть волнам и ветрам». Половина команды была больна и лежала, прочие же были без ума от ужасной качки. Варить не было возможности, и приходилось питаться полуобугленными сухарями, которые к тому же были на исходе. «Не подумайте, — говорит Стеллер (p. 83), — что я преувеличиваю наши бедствия: поверьте, что самое красноречивое перо не в состоянии было бы передать весь ужас, пережитый нами».

1 октября буря продолжалась. Офицеры стали говорить о том, что следовало бы поискать убежища в Америке. В этот день, как и 24 сентября, Стеллер заметил на судне огни св. Эльма или, по его выражению «die ignes lambentes oder Castor und Pollux, welche die Seeleute Mohrfeuer nennen[99]»; того же числа наблюдалось необычайно быстрое движение [275] облаков, которые во время бури бежали как стрела, причём иногда в противоположных направлениях. Стеллер имеет здесь в виду верхние и нижние облака. 2 октября начало стихать, но зыбь на море продолжалась ещё целые сутки. Ветер продолжал дуть с юго-запада. 6 октября впервые около судна увидели много акул. 8-го опять началась буря с юго-восточным ветром, который спустя два часа повернулся с запада; 9-го шли весь день на северо-восток, то есть обратно к Америке. Буря продолжалась и 10-го. Ваксель стал убеждать командора, болевшего цингой, направить курс к Америке, чтобы перезимовать там. Но командор не дал своего согласия на это.

11 октября начало стихать. 12-го вечером поднялась буря с юго-западным ветром, снегом, дождём и крупой; видели радугу. 25-го под широтой около 51° видели на севере высокий остров, названный в честь св. Маркиана, — ныне по определению кап. Бертольфа, Кыска, один из Крысьих островов Алеутской гряды. 28-го открыли остров св. Стефана (или Булдыр[100]), другой из той же группы, а 29-го — о. Авраамия, под 52,5°, самый восточный из островов Семичи, относящихся к группе Ближних.

От недостатка воды и провизии и от ужасной качки больные стали очень быстро, один за другим, умирать. Беринг болел цингой и лежал, а судном управляли Ваксель и Хитров.

В своём дневнике Стеллер не перестаёт возводить на них самые разнообразные обвинения, вроде того, что Ваксель и Хитров «предали и продали» всех, но всё это решительно ни на чём не основано и свидетельствует лишь об очень скверном характере этого натуралиста. Напротив, нужно удивляться, как это, несмотря на неслыханные бури, болезни и бедствия, офицерам «Св. Петра» удалось всё время держать счисление сравнительно в порядке и привести судно если не к самой Камчатке, то в непосредственную близость к ней.

Наконец, утром 4 ноября милях в 16 расстояния увидели перед собой высокую землю. В это время судно было в отчаянном положении. Каждый день по одному или по двое умирало от цинги. Снасти изорвались. Сухарей не было, а воды очень мало. «Невозможно описать, — говорит Стеллер, — как велика была радость всех, когда увидели землю. Умирающие выползали наверх, чтобы увидеть её собственными глазами». [276] Даже больной капитан-командор поднялся… Открывшаяся земля казалась Камчаткой, и именно окрестностями Авачинской губы. Все хотели верить этому, видели даже в очертаниях берега вход в гавань, Шипунский мыс, даже маяк. На самом деле, «Св. Пётр» был в виду острова Беринга, того самого, на котором несчастный командор нашёл свою могилу и который отстоит на 2° севернее и на 8° восточнее Авачинской губы… (рис. 46).

К моменту подхода к острову на судне все ванты оказались перебитыми, и парусами управлять нельзя было; из экипажа 12 человек умерли, 34 были больны цингой и к работе не способны, остальные 10 только при величайшем напряжении могли управляться с судовыми делами. Все, кто был на ногах, и офицеры и нижние чины, собрались в каюте Беринга и постановили идти к берегу, всё равно, есть ли там удобное для стоянки судна место или нет, хотя Беринг, поддерживаемый Овцыным, советовал попробовать ещё поискать гавани. Бросили якорь у открытого каменистого берега, но канат лопнул, и пакетбот понесло к берегу. Каким-то чудом волны, подхватившие судно, поставили его совершенно невредимо в спокойную лагуну, между грудою камней и берегом, на глубине 4,5 саженей.

Это было вечером 5 ноября 1741 года по гражданскому счислению[101].

Вот сухая, дословная выписка из ведённого Софроном Хитровым судового журнала «Св. Петра» о событиях накануне крушения:

«4 ноября 1741 г. 7 час. веч.[102], ветер ONO, курс N, у марсели взяли последний риф, ветер крепчает».

«4 ноября 1741 г. 10 час. веч., закрепили гротмарсель, умерших солдат Давыдова и Попова спустили в море [Сибирский солдат Иван Давыдов умер около полуночи 3 ноября. Гренадер Алексей Попов в 5 часов утра 4-го — оба от цинги]».

«5 ноября 1741 г. 2 часа ночи, умер гренадер Иван Небаранов».

«5 ноября 1741 г. 3 часа ночи, ветер NOtO, курс NtW, больных при команде 33 человека».

«5 ноября 1741 г. 7 часов утра, капитан командор со всеми обер и унтер офицерами и рядовыми служителями, Рис. 46. Остров Беринга. Место крушения «Св. Петра». Вид с мыса Командор на север. (Из Суворова.)Рис. 46. Остров Беринга. Место крушения «Св. Петра». Вид с мыса Командор на север. (Из Суворова.) [277] учиня консилиум, чтобы итить к видимой нами земле, за невозможностию во управлении судна работными людьми и худости ради такелажа и за неимением провианта и веды, о чем все согласно положили, чтоб нам возможно спасти себя и судно. И окончив консилиум, поворотили фордевинд и пошли WZW».

«5 ноября 1741 г. в 9-м часу осмотрели, что грот ванты на правой стороне все перервались под свицсарвинем[103], чего ради спустили грота реи».

«5 ноября 1741 г. 2 часа дня, поставили грот марсель».

«5 ноября 1741 г. 5 час. дня, в исходе сего часа, пришед на глубину 12 сажен, положили дагликс анкарь[104], отдали каната ¾».

[278] «5 ноября 1741 г. 6 час. дня, в ½ сего порвался у дагликс канат около 80 сажен, отчего нанесло нас на бурун, где было воды 5 сажен; положили мы той анкарь, который также в скором времени подорвало и перенесло нас через бурун ближе к берегу на глубину 4½ сажени; где мы положили плехт анкарь[105], отдали каната ¾ пеленгов за темнотою взять было невозможно».

Примечания

  1. Соколов, стр. 387.
  2. «Люди живут незнаемые, по их названию Канагысть [то есть коняги. Л. Б.]. Народ обычаем самонравен и зверообразен» (Краткое известие о новоизобретённом северном архипелаге. Месяцослов ист. и геогр. на 1774 г. Собрание сочинений из месяц., III, 1789, стр. 356). См. также В. Берх. Хронологическая история открытия Алеутских островов. СПб., 1823, стр. 64. Также Паллас, стр. 333.
  3. Сарычев. Путешествие, II, 1820, стр. 34.
  4. Holmberg, p. 138.
  5. Vancouver. Entdeckungsreise, II, 1800, p. 152—153.
  6. Steller, p. 47—48.
  7. I, 1755, стр. 295—296. Здесь дано в переводе всё, что мы находим у Стеллера.
  8. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. I, 1840, стр. 255. — E. Bertholf. Bering’s voyages, I, 1922, p. 336.
  9. Вениаминов, I, стр. 255—256, 258.
  10. Журнал Хитрова, стр. 82а.
  11. Вероятно, Citellus parryi.
  12. Steller, Reise, p. 55—56.
  13. На Командорских островах этот вид называется топорком, а Fratercula corniculata носит название ипатки.
  14. Стейнегер (Golder, Bering’s voyages, II, 1925, p. 81) полагает, что это были не мухоловки, а мелкие дрозды, Hylocichla guttata (Pallas), известные с Шумагинских островов.
  15. Steller, Reise, p. 76.
  16. По Стейнегеру (l. c., p. 105), это Haematopus bachmani (Audubon), который распространён от Алеутских островов до Нижней Калифорнии.
  17. По Стейнегеру (l. c., p. 106), это Synthliboramphus antiquus; на Камчатке эту птицу (из семейства чистиков) называют стариком.
  18. По Стейнегеру (l. c., p. 84), это Rumex occidentalis Wats.
  19. l. c., p. 58.
  20. См. хранящуюся в архиве Географического общества под шифром Б. V. 3 рукопись А. Полонского. Промышленники на Алеутских островах (1743—1800), л. 27.
  21. Handbook of American Indians, edited by E. Hodge, Bureau Amer. Ethnology, Bull. 30, I. Washington, 1912, p. 36.
  22. «Журнал», стр. 85а, 86.
  23. l. c., p. 64—65.
  24. По любезному сообщению В. И. Иохельсона, вода по-алеутски та́нгах. У Лагонтана (1703) указано альгонкинское слово ниби или нипи (а не ничи), что, действительно, значит вода (см. Golder, l. c., II, p. 91).
  25. Reise, p. 64—65. В донесении сенату Стеллер писал: «Оное, сколько и из истории явно, есть знак мира обыкновенного у американцев». У Хитрова в описании этой церемонии есть некоторые различия. Приведём его рассказ. «Из помянутых двух байдар одна пришла близко к пакетботу, однакож не пристала к борту. Тогда по приказу господина капитана командора Беринга брошено было от нас, привязав на доске, разных подарочных вещей, а именно, камки красной 5,5 аршин, 2 малые зеркала 2 гинзы железные, кораллов китайских 20, медных колокольчиков 5. Оной американец те подарки принял приятно. Напротив того, от себя, видно что в подарок же, бросил к нам 2 тонкие выстроганные палки, [к] концам привязаны были к одной птичьи перья, а к другой птичья нога с перьями ж. Мы оные перья признали соколиными. И как мы то приняли, тогда они погребли на берег и притом беспрестанно кричали и указывали на берег».
  26. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела, III, СПб., 1840, стр. 3.
  27. Там же, II, стр. 122.
  28. П. Паллас. О российских открытиях на морях между Азией и Америкой. Месяцослов историч. и географ, на 1781 г. Перепечатано в Собрании сочинений, выбранных из месяцословов, IV, СПб., 1790, стр. 286.
  29. Паллас, стр. 298. Ср. также Сохе, p. 33.
  30. Железо, впрочем, они тайком перековывали на ножи, копья и прочее (III, стр. 19).
  31. См. Calumet в Handbook Amer. Ind., I, p. 191—195.
  32. E. W. Nelson. The Eskimo about Bering Strait XVIII. Report Bureau Amer. Ethnology (1896—97), Washington, 1899, p. 415—416, fig. 142—143.
  33. Steller. Reise, 1793, p. 73.
  34. Ср. ниже, рис. 45.
  35. И. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела, I, СПб., 1840, стр. 108.
  36. Вениаминов, l. c., I, стр. 109; см. также II, стр. 271—272.
  37. Обитатели острова Кадьяк — эскимосы. Л. Б.
  38. Л. Шренк. Об инородцах Амурского края. I, СПб., 1883, стр. 261.
  39. Там же стр. 262. Палеазиатами Шренк (l. c., стр. 257) назвал азиатские народы, не имеющие определённого места в лингвистической системе северноазиатских народов — тунгусов, турко-монголов, финнов, самоедов.
  40. Waldemar Jochelson. Archaelogical investigations in the Aleutian Islands. Washington, October, 1925, Carnegie Institution of Washington, Publication № 361, IX + 145 стр., 28 табл., 110 рис., 1 карта.
  41. Сами алеуты, как свидетельствует Вениаминов (l. c., II, 1840, стр. 273), «считают своими сродниками кенайцев, чугач, якутатцов и колош». Кенайцы — это одно из подразделений индейцев-атабасков; чугачи — эскимосы; якутаты — одно из подразделений тлинкитов; колоши — это тлинкиты, одна из групп северо-западных индейцев. Ср. выше, стр. 212 сл.
  42. Сочин. и пер., 1758, II, стр. 213.
  43. Steller, p. 67.
  44. Хитров в своём «Журнале» говорит об этом так: «Они его признали от народа нашего отменного, а себе подданного, ибо он был камчатской природы».
  45. Шелехов про эскимосов-коняг рассказывает следующее (1783 г., Путешествие, ч. I, 1812, стр. 78): «Приезжающих гостей встречают, вымаравшись красною краскою и в лучшем их наряде, колотя в бубны и производя пляску, имея в руках военные свои орудия; а гости подъезжают точно так, как на сражение. Как скоро они приближаются к берегу, хозяева бросаются в море по самые груди. Байдары и байдарки со всем возможным проворством выносят на берег; по том спешат поскорее вынесть гостей из байдар и относят их по одиначке к первому учрежденному для игры месту на своих спинах».
  46. Reise, p. 69—71, 74.
  47. Вениаминов, II, стр. 213.
  48. Вениаминов, II, стр. 212.
  49. Краткое известие о новоизобретённом северном архипелаге. Месяцослов истор. и географ, на 1774 г. Перепечатано в Собр. сочин., выбранных из месяцословов, III, СПб., 1789, стр. 354—355. О том, что эти данные собраны промышленниками именно в 1761—64 гг., ср. Паллас в Собр. сочин. из месяцословов, IV, 1790, стр. 323 сл. См. также Берг. Землеведение, 1924, вып. 1—2, стр. 128—129, 126.
  50. Steller. Reise, p. 74.
  51. Собр. сочин. из месяцословов III, 1789, стр. 360.
  52. А. Соколов. Экспедиция к Алеутским островам капитанов Креницына и Левашова. 1764—1769. Зап. Гидрограф, департ., X, 1852, стр. 99—100.
  53. Там же, стр. 100.
  54. Л. С. Берг. Из истории открытия Алеутских островов. Землеведение, 1924, вып. 1—2, стр. 128.
  55. Сарычев, II, стр. 17 и таблицы при стр. 16 и 18.
  56. G. Langsdorff. Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in den Jahren 1803—07. Bd. II, 1812, p. 37, 38.
  57. Вениаминов, II, 1840, стр. 113.
  58. См выше, стр. 32—33, 124.
  59. Описание Земли Камчатки, I, 1755, стр. 126.
  60. Миллер. Сочин. и перев., II, 1758, стр. 216.
  61. Царскосельская рукопись, стр. 89.
  62. Вениаминов, II, 1840, стр. 112.
  63. Маски были в употреблении и у алеутов во время торжественных плясок. Их описывает Толстых в 1761—1764 гг. на Андреяновских островах (Берг. Землеведение, 1924, вып. 1—2, стр. 132). Они употреблялись здесь ещё в 30-х годах XIX столетия (Вениаминов, III, 1840, стр. 3).
  64. К работе Fr. Boas. Facial paintings in the Indians of Northern British Columbia. Mem. Amer. Mus., Nat. Hist. II, 1898, p. 13—24, приложен целый атлас, изображающий различные типы раскраски лица у индейцев хайда.
  65. Полонский. Перечень путешествий русских промышленных в Восточном океане с 1743 по 1800 г. Рукопись в архиве Географ, об-ва (шифр Б. V 2), л. 28б.
  66. Coxe. Account...., 1780, p. 257 (ср. также p. 169).
  67. Собр. соч. из месяцосл., IV, 1790, стр. 367. Между тем про эскимосов о-ва Кадьяк Глотов, зимовавший здесь в 1762—63 г., сообщает, что они «лицо иногда красят красками» (Собр. соч. из месяц., III, стр. 357).
  68. Сочин. и перев., 1758, II, сгр. 215.
  69. Steller. Reise, p. 75.
  70. Вениаминов, II, стр. 210—211, 204—205.
  71. Левашов, в Зап. Гидр. департ., X, стр. 101 (Уналашка). — Сарычев, II, стр. 14, 157 (там же). — Langsdorff, II, p. 30 (там же).
  72. Вениаминов, II, стр. 233. Ср. также Левашов, стр. 101,
  73. Паллас, стр. 327—328.
  74. Сарычев. Путешествие, II, 1802, стр. 158. Ср. также Собр. сочин., выбранных из месяцословов, ч. III, СПб. 1789, стр. 354—55 (Андреяновские о-ва) «для тепла же никогда зимою и летом не топят», стр. 354), стр. 362 (о. Умнак). — Левашов, стр. 102—103 (о. Уналашка).
  75. Handbook Amer. Indians, I, p. 615.
  76. Ibidem, p. 346.
  77. Северный архив, ч. XVIII СПб., 1825, стр. 195—201. См. также выше, стр. 125.
  78. Steller, Reise, p. 71.
  79. От эскимосов же алеуты могли задолго до Беринга получить сведения о русских. Вениаминов (20-е и 30-е годы XIX ст.) сообщает следующее (II стр. 124): «Алеуты-старики уверяют, что некоторые из знаменитых шаманов ещё задолго до прибытия русских предсказывали, что придут к ним из закрай-моря белые люди другого обычая».
  80. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова. Ч. II, СПб., 1812, стр. 103. Ср. также Holmberg, p. 101.
  81. О влиянии кораблекрушений на распространение железа среди примитивных народов см. T. A. Rickard. Drift iron, a fortuitous factor in primitive culture. Geogr. Review, XXIV, 1934, October, p. 525—543.
  82. А. Полонский. Перечень путешествий русских промышленников в Восточном океане с 1743 по 1800 г. Рукопись из архива Географ. общ. (шифр Б. V. 2), л. 14.
  83. Там же. — Это рассказ путанный; по-видимому, мальчика плохо понимали. Вот его слова в передаче Полонского: «Кроме Атту, Агату и Семича, есть еще о. Сабия, он же Салащ. Земля та великая, на ней леса довольно и жителей множество, люди же подобием русским и имеют огненное оружие и книги и поклоняются как и они, с крестом, а называют их на их языке куг. С той земли приходило в давних годах на Атту небольшое судно и стояло в р. Атт. Люди с него брали с острова равных цветов краски, которых там довольно, а более всего белую руду, похожую на серебро, которая находится и на сопке, близ их жила, плитками; от алеутов они брали бобровые кожи, зато давали недельное железо, иглы и предлагали листовой табак, только его алеуты не брали, не понимая в нем тогда никакой силы». О показаниях этого алеута см. также у Палласа, l. c., стр. 284—285. Можно было бы думать, что наименование куг относится к курильцам (кужи, куги), но следует иметь в виду, что похожие местные названия носили дальние алеуты; так, жители, Унги и все прочие до Унимака называются каган-таягунгин (люди восточные), алеуты островов Креницына и части Уналашки — кигигун (северо-восточные), обитатели Четырёхсопочных островов — акуган или акугун, крысьевцы — кагун и т. д. (Вениаминов, II, стр, 2—3).
  84. Паллас. Собрание сочин. из месяцословов, IV, стр. 310.
  85. Паллас, стр. 319.
  86. Вениаминов, II, стр. 249.
  87. Сарычев, II, стр. 159.
  88. Двукратное путешествие Хвостова и Давыдова, II, 1312, Стр. 103—104.
  89. Фордерштевень. Он не обшивался кожей.
  90. Вениаминов, II, стр. 249 (см. также стр. 247—248).
  91. Л. Берг. Землеведение, 1924, вып. 1—2, стр. 131.
  92. W. Jochelson. Archaeological investigations in the Aleutian Islands. Washington, 1925, p. 12. Ссылаясь на таблицу при стр. 304 у Golder, Bering’s voyages, I, 1922, где на рисунке H изображён алеутский лук, Иохельсон (l. c.) говорит, что во времена Чирикова (1741) алеуты Андреяновских островов имели луки, но это неверно: таблица у Гольдера заимствована не у Чирикова, а из рукописи Левашова, плававшего в 1767—1768 гг. и посетившего, между прочим, и полуостров Аляску.
  93. У Хитрова: «резной маленькой статуй наподобие вида человеческого».
  94. Царскосельская рукопись, стр. 90.
  95. Вениаминов, l. c. См. также описание Левашова шляп с Уналашки, 1768—69 г., в Зап. Гидрогр. департ., X, стр. 99.
  96. Изображение такой алеутской шляпы в красках из коллекции Русс. этногр. музея есть в работе: Ф. К. Волков и С. И. Руденко. Этногр. коллекции из бывших росс.-амер. владений. Матер. по этногр. России, I, 1910, табл. IX, посредине (ср. там же, стр. 41). Ещё в 1909 г. В. И. Иохельсон видел такие старинные шляпы у двух стариков алеутов на острове Умнак. См. W. Jochelson. Proc. XVIII Intern. Congress of Americanists, London, p. 336, pl. II, где изображены два алеута в шляпах и камлейках. Ср. рис. 45 на стр. 271.
  97. Langsdorf (Bemerkungen auf einer Reise um die Welt, II, 1812, p. 37) говорит, что приобретённая им на Уналашке в 1805 г. шляпа оценивалась в 80 руб.
  98. Вениаминов, l. c.
  99. Steller, p. 83—84.
  100. Golder. Bering’s voyages, I, p. 201, 339. II, p. 124. Соколов (1851 стр. 395) считает о-в Маркиана за Амчитку, а Стефана — за Кыску.
  101. Стеллер, пользующийся гражданским счислением, почему-то приводит 6 ноября.
  102. Счисление гражданское, как и ниже; в подлиннике счисление морское.
  103. Швиц-сарвень — это строп, которым стягиваются нижние ванты под марсом, когда путенс-ванты крепятся к нижним вантам (В. В. Вахтин. Краткий морской словарь для любителей морского дела. СПб., 1874). С голландского zwichtserving (R. van der Meulen. De Hollandsche Zee- en Scheepstermen in het Russisch. Verhandel. K. Akademie van Wetensch. te Amsterdam, afd. Letterkunde, X, № 2, 1909, p. 247).
  104. Дагликс (писали и даглик), с голландского dagelijksch (anker), то есть ежедневный, это левый становой якорь.
  105. Плехт, с голландского plecht (anker), это правый становой якорь.
Содержание