895 otkrytie kamchatki/16

Материал из Enlitera
Перейти к навигации Перейти к поиску
Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742
Часть II. Вторая экспедиция Беринга (1733—1742)
Автор: Лев Семёнович Берг (1876—1950)

Опубл.: 1924 · Источник: Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742. 2-е изд. — Л.: 1935 Качество: 100%


XV. Плавание Беринга и Стеллера к берегам Америки

[203] Прошло уже семь лет со времени отбытия экспедиции из Петербурга, а Беринг ещё не пускался в плавание. Адмиралтейств-коллегия постоянно ставила Берингу на вид медленность дела и в 1737 году даже лишила его прибавочного жалования.

В мае 1740 года Адмиралтейств-коллегия писала начальнику экспедиции: «Из полученных Коллегиею рапортов усмотрено только одно, что леса заготовляются и суда строются и паруса шьются. А к которому времени будут готовы и в надлежащий путь отправится, о том не показано. Из чего Коллегия иначе рассуждать не может, что оное чинится чрез не малое время от неприлежного старания к скорому по инструкции исполнению, потому что лесам давно надлежало быть приготовленным и судам построенным и парусам сшитым, а не так, как в оном рапорте объявлено: для шитья тех парусов и дела такелажа строются избы. И оное за основательный резон весьма почитать не надлежит; и для того наикрепчайше подтверждается: суда, ежели паче чаяния, до получения сего указа не достроены, достроивать и подлежащее все исправлять, и в путь свой отправляться без всякого замедления, не утруждая, яко излишними, без всякого действия переписками, и не ожидая впредь подтвердительных указов, понеже о том многими, через всю его тамо бытность указами, наикрепчайше подтверждено, и в такое не малое время весьма исправиться без всяких представлений уповательно возможно[1]».

[204] В июне 1740 года в Охотске были закончены постройкой испущены на воду два пакетбота, «Св. Пётр» и «Св. Павел», каждый по 80 футов длиною, двухмачтовые, подымавшие по 6000 пудов. На каждом было по 14 небольших пушек. Летом приехали в Охотск де-ла-Кройер и Стеллер. Только 8 сентября суда могли выйти в море. Пакетботом «Св. Пётр» командовал сам Беринг. В половине сентября суда пришли в Большерецк. Оставив здесь Де-ла-Кройера и Стеллера, пошли отсюда в Авачинскую губу. Так как время было позднее — начало октября, — то пришлось зазимовать. Гавань на месте зимовки, одну из лучших в мире, Беринг назвал Петропавловской.

4 мая следующего (1741) года Беринг перед выступлением созвал совет, на котором должен был решаться вопрос о плане предстоящего плавания, имевшего целью отыскание берегов Америки. В руководство была положена злополучная карта Делиля, на которой была нанесена фантастическая Земля Гамы, существование коей было уже опровергнуто плаванием Шпанберга 1739 года. Несмотря на убеждение всех участников экспедиции, что новые земли нужно искать к востоку от Камчатки, было решено идти из Петропавловска на SEtE до широты 46° и, если там не окажется искомой земли Гамы, то отсюда следовать на EtN. Впоследствии спутники Беринга приписывали все неудачи этим неправильно выбранным курсам. На том же совете было решено, когда достигнут земли (очевидно, Америки), идти вдоль неё к северу до 65°, а затем повернуть на запад «и увидеть Чюкоцкую землю, чтоб известно было, сколько меж Америкою и Чюкоцкою землями расстояния, и оттуда возвратиться в здешнюю гавань». Рассчитывали вернуться в конце сентября.

С Берингом на «Св. Петре» отправился Стеллер, с Чириковым на «Св. Павле» — Де-ла-Кройер. У Беринга, кроме того, находились лейтенант Ваксель с сыном, мастер Хитров, штурман Эзельберг, подштурман Юшин, «за живописца капрал» Плениснер (впоследствии командир Анадырского, Охотского и Камчатского острогов) и разжалованный из лейтенантов матрос Д. Л. Овцын. У Чирикова: лейтенанты Чихачёв и Плаутинг, мастер Дементьев и штурман Елагин.

1. От Камчатки к острову Каяк

4 июня 1741 года «Св. Пётр» и «Св. Павел» вышли, наконец, из Авачинской губы в море, имея первый всего 77 человек команды, второй 75. Беринг следовал впереди, а

Рис. 37. Карта путей Беринга и Чирикова из Камчатки в Америку и обратно в 1741 г.Рис. 37. Карта путей Беринга и Чирикова из Камчатки в Америку и обратно в 1741 г.

Сплошная линия — путь Беринга; прерывистая линия — путь Чирикова. Пути нанесены по карте кап. Э. Бертольфа, 1922 г. Дни месяца относятся к положению судна в полдень соответственного дня.

[205] Чириков позади, милях в пяти под ветром; но с полудня 6 июня Беринг приказал Чирикову идти впереди, как будто, говорит Соколов, отдавая преимущество его опытности и бдительности. После полудня 12-го, находясь под широтой 46°9′, Беринг предложил переменить курс на EtN[2]. Так и сделали, но вскоре стал дуть противный восточный ветер.

Стеллер[3] в своём дневнике указывает, что накануне изменения курса на поверхности моря видны были морские растения (преимущественно «морской дуб», о котором говорится ниже), также птицы: морские чайки, затем крачки Sterna paradisea[4] и «утка Anas histrionica» (на Камчатке, по Стеллеру, Klipp-Ente, по современной номенклатуре — Histrionicus histrionicus, каменушка или каменная утка). Стеллер обратил на это внимание офицеров и советовал держаться старого курса, уверяя, что скоро можно ожидать земли. Однако его не послушали, за что он в дневнике осыпает офицеров упрёками, но, очевидно, совершенно неосновательно, ибо, продолжая плыть по курсу ESE, конечно, земли не открыли бы.

Последующие дни часто приходилось менять курс. Наконец, 20 июня оба судна, во время свежего ветра, потеряли друг друга из виду. Это место находится примерно в ста милях к югу от острова Амчитка, одного из Алеутских. Беринг некоторое время искал своего спутника, а затем решил идти на юг, надеясь или встретить судно Чирикова, или достичь проблематичной Земли Компании. Только 25-го, находясь на широте 45°16′, повернули на восток, а 28-го стали держать курс на восток-северо-восток. Постепенно подымаясь на север, оказались сравнительно в недалёком расстоянии от Алеутских островов, градусов на 5—6 к югу, о чём, однако, не подозревали. Стеллер, впрочем, указывает, плыли «вдоль земли»[5]: с севера течением приносило много морских водорослей: «морской дуб» (Seeiche, Quercus marina), это водоросль из багрянок (Rhodophyceae), Delesseria [206] sinuosa, водящаяся в северных частях Атлантического и Тихого океанов и чрезвычайно похожая на дубовые листья[6]; затем попадались из водорослей «Alga dentata Raji» (это Odonthalia dentata (L.) Lyngb.), «которая растет на камнях на глубине двух-трех футов», «Fucus clavae effigie» (Holosaccion saccatum Kütz.; вопреки указанию Стеллера, водоросль эта растёт у берегов Камчатки), «Fucus lapathi sanguinei foliis» (Hydrolapathum sanguineum (L.) Stack[7]., «Fucus membranaceus calyciformis» (Constantinea rosa-marina S. G. Gmelin)[8]. Однажды принесло массу крупного «тростника», который растёт повсюду на берегах океана и в Камчатке и в Америке. Это какой-нибудь из крупных видов вейника (Calamagrostis), возможно — C. langsdorffi или вейник из группы C. arundinacea[9].

Из животных, которых несло течением, Стеллер отмечает «красную и белую морскую крапиву» («Urticas marinas rubras et albas»), которая в Охотском море живёт на подводных скалах, на глубине 5—6 футов. Это — актинии[10], прикрепившиеся к каким-нибудь водорослям и с ними унесённые в море. Видели тюленей, морских бобров (Enhydra lutris), чаек, тянувших на север и северо-запад. Стеллер советовал повернуть на север, но его, к сожалению, не послушались: Алеутские острова были близки, но из-за туманов не видны.

С 12 июля из опасения наскочить на берег стали на ночь убирать паруса и ложиться в дрейф и тем только теряли понапрасну время. Наконец, 16 июля, находясь на широте 58°14′, увидели после полуторамесячного плавания Рис. 38. Гора св. Ильи, открытая Берингом 16 июля 1741 г. Высота 5520 м. (Из Harriman Alaska Expedition). Вид из бухты Якутат.Рис. 38. Гора св. Ильи, открытая Берингом 16 июля 1741 г. Высота 5520 м. (Из Harriman Alaska Expedition). Вид из бухты Якутат. [209] берег: высокую сопку и снеговые хребты. Это была гора, которая теперь известна под именем горы св. Илии, одна из высочайших в Северной Америке (18 100 фут., или 5520 м[11]). Стеллер в своём дневнике отмечает, что такой высокой горы он не видел ни в Сибири, ни на Камчатке (рис. 38). Все обратились с поздравлениями к командору, но он, казалось, был довольно равнодушен к своему открытию. Словно предвидя свою печальную участь, он сказал Стеллеру и Плениснеру, когда они оказались одни в каюте: «Мы не знаем, где мы, как далеко от дому и что нас вообще ожидает впереди. Может быть нас назад не пустит пассатный ветер. Земля нам незнакомая, а для зимовки не хватит провианта[12]».

Когда находились в 12 милях от берега, из воды вытащили ствол «кипариса» (Cupressus) — дерева, которого Стеллер на берегу не заметил[13]. Это был аляскинский или жёлтый «кедр», Chamaecyparis nootkatensis, Alaska or yellow cedar, Alaska or yellow Sitka американцев. Русские же за своеобразный запах называли его душником, душмянкою или кипарисом. Он растёт в изобилии на острове Баранова, или Ситхе; древесина его употребляется на шпангоуты[14]. По словам Sargent’а, дерево это не идёт на запад далее залива Якутат; Fernow же говорит, что оно существует кое-где по берегам залива Чугач[15]. Во всяком случае в том месте, где пристало судно Беринга, душник не растёт.

18-го вечером приблизились к берегу настолько, что видели великолепный лес, росший у самого моря. Берег был ровный, плоский, насколько можно было судить, песчаный. Повернув на северо-запад, оказались за гористым островом, сплошь покрытым пихтовым лесом (Tannenwald).[16]

2. Высадка на острове Каяк

[210] Медленно подвигаясь, 20 июля (1741 года) утром подошли на расстояние двух миль к северо-западному концу острова, которому дали имя св. Ильи. Теперь он носит название Каяк. Истинное положение южного конца его таково: 59°47′ с. ш. и 56°44′ в. д. от Петропавловска. По журналу же «Св. Петра», ведённому Вакселем, широта 59°40′, долгота 48°50′[17]. Широта была определена довольно верно, долгота же, по судовому счислению, оказалась почти на 8° западнее настоящей.

Долгое время существовало разногласие относительно точного приурочения места, где пристал Беринг. Кук и Ванкувер принимали за таковое залив Якутат, который они назвали заливом Беринга[18]. На картах, которые получил Сарычев из Адмиралтейств-коллегии, за место, где пристал «Св. Пётр», принят остров Цукли (Montague I.) в заливе Чугач (Prince William Sound)[19]. Впервые отождествил пункт высадки Хитрова и Стеллера с островом Каяк Сарычев, который был в этих местах летом 1790 года[20]. Помимо разбора плавания Беринга, Сарычев приводит весьма важные сведения, полученные им от эскимосов в заливе Чугач. Будучи в июле 1790 года на острове Нучек (или Хтагалук), Сарычев спросил у местных «американцев», то есть чугачей, не помнят ли они того судна, которое первое остановилось у этих берегов. «Один из Американцев сказал, что он слышал от своего отца о сем судне и что оно приходило не к Цукли, но к острову, называемому Каяк, которой от здешнего места лежит к востоку, на полтора дня езды, где Американцы в летнее время обыкновенно промышляют бобров. Люди с сего судна сходили на берег и оставили в их шалашах некоторое число ножей и корольков[21]». Наконец, [211] всякие сомнения исчезают, после того как в 1851 году А. Соколов опубликовал в IX томе Записок Гидрографического департамента копию карты острова Каяк из подлинного журнала мастера Хитрова. Остров, названный «св. Илии», нанесён здесь весьма недурно[22].

Название Каяк (по-эскимосски — «лодка») впервые услыхали от переводчиков-чугачей Измайлов и Бочаров, посланные сюда Шелиховым в 1788 году[23]. Но ещё за десять лет до этого, 11 мая 1788 года, мимо острова Каяк прошёл Кук, который положил его на карту, определил положение южного конца (59°49′ с. ш.) и назвал Kaye’s Island в честь капеллана Dr Kaye[24]. У Биллингса он именуется Kay’s Island, у Сарычева — Каяк.

До Беринга эти места не были посещены никем из европейцев. Самый крайний пункт, которого будто бы достигли европейцы у западных берегов Северной Америки — это 57,5° с. ш., куда якобы приставал в 1582 г. испанский мореплаватель Франсиско Гали (Gali или Gualle) на пути из Макао в Акапулько[25], но описания путешествия Гали, данные Hakluyt’ом и Linschoten’ом, вместо 57,5° с. ш. указывают 37,5°[26]. Вениаминов, бывший на Алеутских островах в 20-х и 30-х годах прошлого столетия, передаёт следующее[27]: «Есть предание между алеутами, что задолго до прибытия русских было какое-то судно, которое стояло подле острова Аватанака [один из восточных Алеутских, под 54° с. ш.], с которого алеуты в первый раз получили железо. И бывшие на нём люди, по сказкам стариков, имели такое чудное свойство, что когда захотят есть, то спустятся в море и там наевшись выходят на берег. Судно ушло отсюда, но [212] кто такие были на нём, неизвестно». Быть может, — японцы, которых иногда бурей заносило даже на Алеутские острова. Так, в 1786 году японское судно, шедшее с острова Матсмая (Хоккайдо), было занесено ветрами к острову Амчитка, одному из Крысьих под 179° в. д.[28]

3. Население территории Аляски

Прежде чем перейти к дальнейшему, скажем несколько слов о населении бывших русско-американских владений, то есть нынешней территории Аляски. Это нам поможет разобраться в сведениях, сообщаемых участниками экспедиции Беринга.

На островах Алеутских, Шумагинских, а также на западном берегу полуострова Аляски на север вплоть до реки Угашик, живут алеуты (сами себя они называют унанган), народ, родственный эскимосам[29]. Число их Вениаминов для 1834 года определяет в 2250 душ; в 1890 году их было 1702. Они разделяются по языку на уналашкинцев, обитающих на материке и на Лисьих островах, и на атхинцев, населяющих Андреяновские острова и прочие к западу. Раньше они были более многочисленны, и число их до прихода русских, то есть в середине XVIII столетия, Вениаминов определяет в 12—15 тысяч душ[30].

Если не считать алеутов, то все северные и западные берега Аляски сплошь заселены эскимосами (сами себя они называют инуит, то есть люди). Они живут на восточном берегу полуострова Аляски, к северу от мыса Иванова (что против Шумагинских островов), далее в северной части полуострова Аляски, что на островах Кадьяк и Афогнак, на южном берегу Кенайского полуострова и, наконец, на берегах залива Чугач, или Prince William Sound, на восток приблизительно до устьев реки Медной. При этом на Кадьяке и противолежащей части материка, на север до озера Илямна живут эскимосы-коняги (канягмюты), а на южном берегу Кенайского [213] полуострова и на берегах залива Чуган — эскимосы-чугачи (чугачигмюты); последних в 1834 году было 471 душа, а в 1890 — 433[31]. Чугачи, по языку, религии и обычаям, очень близки к конягам, и Врангель передаёт, что они происходят с острова Кадьяк[32]. Русские впервые встретились с чугачами в 1783 году.

На берегах Кенайского залива (Cook’s Inlet), прерывая область сплошного распространения эскимосов, живут кенайцы, одно из подразделений индейцев-атабасков. Это единственное из северно-атабаскских племён, живущее на берегу моря. Число их (у американских авторов — Knaiakhotana) в 1890 году равнялось 724. Далее можно упомянуть, что на реке Медной, выше устьев, живёт другое племя атабасков — медновцы, или атнайцы (атнахтяне, Ahtena), числом около 300 душ. С торговыми целями они спускаются в устья Медной и бывают на берегах залива Чугач[33]. Внутренность страны занята разными племенами атабасков, из подразделения тинне, куда относятся и кенайцы с медновцами.

На берегу моря, в устьях реки Медной и несколько далее к востоку, живёт плохо изученный народец угаленцы, или угалахмюты, как полагают — эскимосы, подвергшиеся влиянию индейцев-тлинкитов и смешавшиеся с ними. О них мы скажем подробнее, так как к области их обитания пристал Беринг.

Насколько мне известно, первые сведения об угаленцах принесли Измайлов и Бочаров, осмотревшие в 1788 году берег от залива Чугач до бухты Льтуа. Согласно их описанию, на берегах залива Чугач живут чугачи, а к востоку от них угалахмуты, состоящие с ними в союзе[34]. 2 июня Измайлов и Бочаров находились у острова «Кояк» (Каяк). [214] Сопровождавшие их чугачи передавали им, что на острове нет постоянного населения. Иногда туда приходят чугачи и угалахмюты для промысла на морских бобров[35]. Угалахмюты жили и далее к востоку, между островом Каяк и заливом Якутат (по-видимому, у бухты Ледяной); с соседними колюжами (колошами) они были во враждебных отношениях[36]. С самими угаленцами мореходам не пришлось встретиться, но они видели у последнего из вышеупомянутых пунктов «шалаш, покрытый корою». Давыдов, посетивший остров Кадьяк в 1802 и 1803 годах, сообщает: «Народ, живущий между Медною рекою и Чугацкою губою, называется угалахмюты, что значит „восточное селение“ на языке тех диких»[37]. Вениаминов (ч. I, стр. V) насчитывает в 1834 году угаленцев всего 150 душ и говорит (ч. III, стр. 143), что язык их близок к якутатскому (о якутатах будет сказано ниже). Для этого же времени приблизительно то же число (38 семейств) указывает Врангель. По описанию этого автора, угаленцы живут к западу от «мыса св. Ильи» (по-видимому, имеется в виду мыс Suckling, ограничивающий с востока бухту между островом Каяк и материком). Зимою они обитают на берегах небольшой бухты, к востоку от острова Каяк (по ошибке сказано — Кадьяк), а летом отправляются для рыбного промысла к восточному устью реки Медной. В стране угаленцев, в некотором удалении от морского берега, много речных бобров; они добывают их ежегодно 500—700 штук и для продажи их отправляются на своих лодках, похожих на колошенские, в Константиновский редут (ныне Нучек в Port Etches на острове Нучек, в заливе Чугач). Угаленцы мирный и покорный народ. Они живут по несколько семейств (от двух до шести) в бараборах (Schoppen), в которых посреди разводится огонь для всех[38]. По образу жизни и религии они не отличаются от колошей, с которыми угаленцы тесно связаны родственными отношениями. Язык, хотя и отличается от якугатского, но ближе к нему. Угаленцы и колоши — два племени одного и того же народа. [215] Соседние якутаты, а также население реки Медной называют угаленцев тем же именем, под каким они известны и в русских поселениях (то есть угаленцами)[39]. От медновцев угаленцы получали медные топоры, ножи и проч.[40] Тебеньков (1852) помещает угаленцев между заливами Чугачским и Якутатом; «они имеют свой язык»[41]. Гольмберг (1855) считает угаленцев за одно из подразделений тлинкитов[42], а на карте даёт им место от Ледяной бухты на востоке и до левого берега реки Медной на западе. Почти такова же область распространения их на карте Ф. К. Вермана, приложенной ко второму тому труда П. Тихменева, «Исторический очерк образования Российско-Американской компании», СПб. 1865. Называет Тихменев (II, стр. 341—342) этот народец угаленцами и угалахмютами.

С течением времени угалахмюты были обращены в православие, и в 1860 году их состояло в приходе 148 душ[43].

Л. Радлов, изучавший язык угалахмютов по словам, собранным Резановым у залива Якутат, и по материалам Врангеля, говорит, что язык их своеобразен: почти ничего он не имеет общего с эскимосским, именно с чугачским, очень мало — с кенайским и сравнительно больше с языком тлинкитов (колошей): из 1132 слов, записанных Резановым, около 40 оказываются общими с тлинкитскими[44]. Но так как неизвестно, от кого именно собраны эти слова, то заключения Радлова не могут считаться окончательными[45]. W. H. Dall, известный исследователь Аляски, работавший здесь с 1865 года, первоначально считал угалахмютов и угаленцев за два разных народа. Первых он признаёт за эскимосов и помещает на протяжении от устьев Медной до Ледяной бухты[46]. Не имев случая лично ознакомиться с этим народом, [216] Dall приводит сообщённый ему список слов угалахмютов, собранных через посредство русских промышленников[47]. Слова эти весьма близки к эскимосским, в частности — к языку чугачей. Угаленцев Дол, со слов русских промышленников, помещает летом на острове Каяк, зимою на реке Медной; по языку он склонен их отнести к атабаскам-тинне (p. 430, 550). В 1874 году Dall посетил остров Нучек и здесь, из расспросов чугачей, убедился, что угалахмюты и угаленцы это одно и то же, что они, подобно чугачам, — эскимосы и называют себя Chilkhakmut[48]. Раньше их территория была в соприкосновении с чугачской, но затем медновцы поселились на небольшом клочке земли в устье Медной. «Прежнее смешение угалахмютов с тлинкитами и с индейцами-тинне основано, по-видимому, на собраниях слов, полученных или от медновцев, или от кочевых якутатов, которые иногда являются на лодках из залива Якутат в Нучек для торговли. Зимою угалахмюты живут на острове Каяк, а летом ловят лососёвых в устье Медной и вдоль берега вплоть почти до Ледяной бухты[49]». Дол признаёт угалахмютов за самую восточную ветвь тихоокеанских эскимосов. Но, судя по кучам раковин, правдоподобно, прибавляет он, что некогда эскимосы простирались до реки Stikine (под 56,5° с. ш.), если не дальше — к югу и востоку.

Иван Петров, посетивший Аляску в 1880 году, передаёт[50], что угалахмюты живут в хижинах из досок, как и тлинкиты (следует отметить, что и эскимосы-чугачи, ближайшие соседи угаленцев, тоже живут в бревенчатых жилищах); эскимосские парки заменены у них типичными тлинкитскими плащами или, как их называли русские, накидками (blanket). Они забыли даже свою эскимосскую лодку, каяк. Места погребения у них в виде домов, на тлинкитский манер, но без тотемов. Наконец, они потеряли свой язык, и молодёжь при переговорах с своими сородичами-чугачами нуждается в переводчике. Отметим ещё, что на [217] этнографической карте, приложенной к отчёту Петрова, остров Каяк закрашен цветом не угалахмютов, а чугачей. Однако новейшие американские авторы (Handbook Amer. Ind.) признают жителей этого острова угалахмютами. Далее, Петров сообщает, (p. 28), что раньше эскимосы распространялись на восток вплоть до острова Каяк и противолежащего берега (Comptroller bay), но впоследствии тлинкиты продвинулись на запад, частью смешавшись с эскимосами; «В настоящее время (1880—1881) тлинкиты живут даже к западу от устья реки Медной» (р. 28). По словам того же автора, на острове Каяк нет постоянного населения; сюда на время приезжают промышленники-туземцы, которые иногда остаются по нескольку месяцев. В этой области эскимосы живут в подземных жилищах[51], там же, где они подверглись влиянию тлинкитов, они строят бревенчатые избы. Местопребывание угалахмютов, по Петрову (p. 146 и карта) — это дельта Медной и прилежащая полоса берега на восток до бухты Контроллер. G. T. Emmons, большой знаток тлинкитов, помещает угалахмютов (guth-le-uk-qwan по-тлинкитски) на восток вплоть до мыса Яктаг (что на полупути между островом Каяк и заливом Якутат), а также на острове Каяк. По словам Эммонса, система тотемов у угалахмютов та же, что у якутатов, и вообще оба народа сходны во всём[52]. Поэтому он включает угалахмютов в число тлинкитов (p. 239). Наконец, авторы статьи Eskimo в Handbook of American Indians, I, p. 436, считают угалахмютов отлинкитившимися эскимосами[53].

Итак, мы видим, что угаленцы продолжают оставаться загадочным народом. Очень мало кто ознакомился с ними лично. Как бы то ни было, название, какое им дают чугачи, свидетельствует скорее в пользу того, что они эскимосского происхождения: угалахмюты значит по-эскимосски «далёкий народ»; и действительно, они самые дальние из эскимосов. Но они подверглись такому сильному влиянию тлинкитов, что их материальная и духовная культура, [218] а в значительной степени и язык, стали тлинкитскими.[54] Ниже мы ещё будем иметь случай судить об этом.

Что касается населения острова Каяк, то здесь жили угалахмюты, но приезжали сюда, как свидетельствует Шелехов, и чугачи.

С востока к угалахмютам примыкают якутаты, одно из подразделений тлинкитов. Индейцы, относящиеся к группе тлинкитов (= люди), или колошей (колюжей), как их называли русские, живут по берегу и островам Тихого океана от бухты Контроллера (несколько восточнее устья Медной) и вплоть до параллели, проходящей через южную треть острова Принца Уэльского. Центр обитания якутатов находится около бухты Якутат; отсюда они распространяются на запад почти до устья Медной, на восток до бухты Сухой (Dry bay, под 59° с. ш.). В 1890 году их числилось 436 душ[55]. Краузе, исследовавший тлинкитов в 1882 году, говорит, что якутаты подвинулись на запад вплотную до устьев реки Медной[56].

4. Природа и люди острова Каяк

Возвращаемся теперь к наблюдениям Стеллера. На остров св. Ильи (Каяк) послали флотского мастера Софрона Хитрова «для сыскания гавани». Кроме того, послан другой ялбот с небольшим числом людей за пресной водой. Стеллер пожелал отправиться на берег на втором боте, и в этом намерении он был поддержан офицерами, но командор сначала не хотел пускать его. Вот как рассказывает об этом Стеллер: «Но как я усмотрел, что со мною так не порядочно поступлено, и я в небрежении и презрении оставлен, и что ласковыми словами ничего учинить не мог, употребил уже жестокие слова ему, капитану командору Берингу, по правде говорить и публично засвидетельствовать, что я высокоправительствующему сенату на него, капитана командора, под таким видом буду протестовать, чему он был достоин; но как смелая уже такая гордость в таких отдаленных землях у многих уже в обычай вошла, ничего не [219] учинил, как только то, что с великим негодованием и вредительными словами меня с судна спустили против своего обещания верности и совести, не учиня никакого вспоможения, с одним команды моей служивым, к великой беде и смерти подвергнул, которого прежде моего отпуску весьма непорядочно чиня, обещая подарки, говорил, чтоб меня хуже всех в поругание перед всеми ввел; но как жестокими поступками и страхом ничего сделать не мог, претворивши все в дружбу, приказал: как я на берег с отправленными по воду людьми выеду, в трубы трубить, думая, что я того рассудить не могу и что бесчестие за знак чести приму и тем подлиннее в посмеяние мое предложение будет[57]».

Где в этой жалобе, невразумительно переведённой с немецкого, правда и где пристрастие, решить в настоящее время невозможно. По всей вероятности, много тут преувеличенного.

Как бы то ни было, Стеллер оказался на берегу острова Каяк в сопровождении данного ему для охраны и помощи казака Фомы Лепёхина. Здесь Стеллеру было разрешено пробыть всего шесть часов, и за это время он успел сделать множество наблюдений над страной, остатками быта её обитателей (сами туземцы убежали), над флорой и фауной. Достаточно сказать, что за такой короткий промежуток времени Стеллер успел описать около 160 видов растений. Пройдя с версту вдоль берега, Стеллер увидел следы людей[58]: под деревом лежал ствол, корытообразно выдолбленный, в котором туземцы ещё два-три часа тому назад варили мясо, положив в воду раскалённые камни, «как это прежде делали и камчадалы, за отсутствием котлов и горшков». Выше (стр. 82) мы уже упоминали об этом и указывали, что тлинкиты ещё в 80-х годах прошлого столетия пользовались этим способом варки.

Тут же, продолжает наш путешественник, лежали кости, некоторые с мясом, которое, очевидно, жарили на огне. По внешнему виду и величине эти кости, казалось Стеллеру, должны были принадлежать северному оленю, хотя этих животных на острове не было видно. Неизвестно, водится ли на острове Каяк северный олень или нет, но на материке, близ берегов заливов Чугач и Кенайского, он попадается [220] до сих пор, хотя и очень редко. Северный олень (caribou) берегов Кенайского залива принадлежит к форме Rangifer arcticus stonei[59]. Про берега и острова залива Чугач Измайлов и Бочаров[60] сообщают, что здесь попадаются «медведи двух родов, черные (Ursus americanus emmonsi, black bear) и темно-желтые, называемые там нуни, с колючими, на подобие кости, щетинами и с когтями (это дикобраз, Erethizon epixanthus myops; о нём упоминает и Тихменев; кроме того, он же приводит и бурого медведя (Ursus middendorffi, brown bear); лисицы трех родов: черные, сиводушки и красные (все это цветовые вариации Vulpes fulva, для здешних мест выделенной в особый вид V. kenaiensis), куницы (Mustela americana kenaiensis), выдры (Lutra canadensis), росомахи (Gulo luscus)[61], норки (Lutreola vison), речные бобры (Castor canadensis; теперь они очень редки; Тихменев о них не упоминает). Внутри же земли, как островитяне уверяли, есть и дикие бараны, коих находящиеся на галиоте видели кожи и шерсть длинную белую (эти дикие бараны на самом деле — снежные козлы, Haplocerus montanus; в настоящее время они для здешних мест, именно для гор в низовьях Медной, выделены в особый вид, по современной номенклатуре обозначаемый как Oreamnos kennedyi, Alaska mountain goat; но и настоящие каменные бараны, Ovis dalli, очень близкие к сибирскому O. nivicola, водятся в горах у залива Чугач; у них тоже белая шерсть); зайцы (Lepus americanus), олени (см. выше), белка (Sciurus hudsonicus), горностай (Putorius kadiacensis) и собаки (не знаю, о каких собаках здесь идёт речь; кроме волка, Canis occidentalis, близкого к нашему обыкновенному волку, никаких других диких представителей рода Canis здесь не водится. Тихменев о собаках не упоминает). Промышляются тут морские звери, то есть бобры (Enhydra lutris), киты, сиучи [221] (Eumetopias jubata или stelle), нерпы (Phoca vitulina largha), коты (Arctocephalus ursinus alascanus), стрелками из досок сделанными и из луков, так как Кенайскими и прочими народами. По рекам имеются рыбы: чавыча (Oncorhynchus tschawytscha), семга (имеются в виду другие виды из рода Oncorhynchus: нерка, горбуша, кета, кижуч) и другие многие морские».

Продолжаем описание наблюдений Стеллера. Тут же лежали остатки юколы, или вяленой рыбы, «которая на Камчатке употребляется вместо хлеба[62]», а также много крупных створок гребешка — моллюска из группы Pecten jacobaeus, которого Стеллер называет Jacobsmuschel, шириной свыше 20 см, и, наконец, «blaue Muscheln», то есть мидии (Mytilus), «очень похожие на камчатские и, без сомнения, употребляемые в пищу, по здешнему [то есть камчадальскому] обычаю, сырыми». Действительно, как эскимосы, так и тлинкиты едят сырых мидий. Давыдов передаёт случай, когда из партии коняг и чугачей, поевших сырых моллюсков, умерло более 80 человек[63]. Тлинкиты тоже употребляют в пищу сырых мидий и других моллюсков (Cardium), а также морских ежей[64].

В некоторых створках гребешка оказалась заготовленной по-камчадальски «сладкая трава». Это — зонтичное, Heracleum lanatum или H. dulce, из которого на Камчатке добывали сахар и водку (см. выше стр. 90). Сообщение Стеллера насчёт употребления «сладкой травы» на острове Каяк весьма любопытно: у позднейших путешественников не встречается указаний на то, чтобы эскимосы (например, коняги) или тлинкиты употребляли Heracleum. Коняги ещё до прихода русских готовили опьяняющий напиток из ягод малины и вересковых.

Вблизи дерева видны были уголья и деревянное огниво такого же типа, что и на Камчатке. Крашенинников описывает камчадальское огниво так: «Огнива их были дощечки деревянные из сухого дерева, на которых по краям наверчены дирочки, да кругленькие из сухогож дерева палочки, которые [222] вертя в ямочках огонь доставали. Вместо труду употребляли они мягкую траву тоншичь, в которой раздували загоревшуюся от вертения сажу. Все сии принадлежности обертя берестою каждой Камчадал носил с собою и ныне носят, предпочитая их нашим огнивам для того, что они не могут из них так скоро огня вырубать, как достают своими огнивами[65]». На таблице, приложенной к этому месту, изображены «Камчадалы, достающие огонь из дерева». Более усовершенствованное огниво было в ходу у эскимосов. По словам Давыдова, коняги на острове Кадьяк «огонь достают посредством завостренной палочки, которая, равно как и брусок для сего употребляемый, делается из дерева чаги, выкидываемого на остров морем и растущего на матерой Америке. По средине сей палки, которой конец обмазывается жиром, обвёртывают несколько раз веревочку и взяв конец оной в руки, вертят в обе стороны сколь можно поспешнее, пока от приставленного к бруску конца палки покажется дым: тогда берут затлевшуюся от того стружку, кладут ее в сухую траву, размахивают в руке, и огонь появляется[66]». У курильских айнов на острове Шикотан ещё в 1899 году был в ходу прибор для получения огня путём вращения деревянной палочки[67]. У эскимосов был прежде в ходу ещё другой способ получения огня, именно посредством высекания пиритом из кремня[68]. Этот приём был, по-видимому, заимствован эскимосами от европейцев через посредство скандинавов или же пришёл из Азии[69].

Рядом с огнивом Стеллер нашёл и трут; это был мох Fontinalis antipyretica[70] (по Стеллеру — Quellenmooss, Alga fontinalis, «побелевший на солнце»; между тем на Камчатке трутом служит один из местных злаков)[71].

Эти наблюдения, особенно же способ приготовления сладкой травы, привели Стеллера к выводу (p. 32), что жители этих берегов Америки одного происхождения с камчадалами [223] — взгляд, к которому присоединяется и современная наука: эскимосский клин разъединил две группы родственных народов: с одной стороны азиатских чукоч, коряков, камчадалов, с другой — индейцев северо-западной Америки (Иохельсон, Богораз). Далее Стеллер прибавляет: «Если это так, то можно думать, что Америка простирается далее к западу и на севере гораздо ближе к Камчатке, ибо при таком большом расстоянии — не менее 500 миль, — какое прошло наше судно, мало правдоподобно, чтобы камчадалы на своих жалких лодках могли достичь сюда». Стеллер представлял себе вопрос много проще, чем на самом деле.

Насколько Стеллер мог подметить по срубленным деревьям, топоры у американцев были каменные или костяные, «как на Камчатке и как и у немцев в давнопрошедшие времена». Подробнее по этому поводу мы скажем ниже.

Пройдя ещё версты три, путешественники попали в густой лес. Здесь заметили, что со многих деревьев недавно содрана кора. Из этого заключили, что невдалеке должно быть жильё.

Действительно, вскоре нашли место, покрытое скошенной травой; под травой были камни, под камнями на перекладинах древесная кора, покрывавшая продолговатую яму, длиной в три сажени, а шириной и глубиной в две[72]. В землянке (Стеллер её называет погребом) находились следующие предметы[73]:

1) Лукошки из древесной коры, высотой аршина полтора, наполненные копчёной рыбой из лососей, которая в Охотске называется по-тунгусски неркой, а на Камчатке красной рыбой. — Это лососёвая рыба, нерка или нярка, Oncorhynchus nerka, которая водится и у берегов Северной Америки, нося название redfish, у тлинкитов же рхат или храт (юкола же из неё — гат). Рыба эта составляет главнейший объект промысла тлинкитов; она имеет в среднем 7 килограммов весу. Тлинкиты ловят её острогой, багром, а также запорами при помощи верш. Нерка начинает свой ход в реку Чилкат в конце июня и продолжает в июле, августе и сентябре (Krause, p. 175). Лососёвые и у коняг составляют главный [224] предмет питания (Holmberg, p. 104). Следует отметить указание Стеллера на то, что нерка была копчёной: тлинкиты, по словам Гольмберга (p. 23), коптили юколу в юртах, в отличие от эскимосов, которые её вялили; впрочем, и тлинкиты применяли вяление (Krause, p. 176).

2) Сладкая трава, из которой на Камчатке гонят водку; трава была приготовлена очень чисто и на вкус весьма сладка. О ней мы говорили выше (221).

3) Трава, очищенная от коры, как это делают с коноплёй. Стеллер счёл её за крапиву, которая здесь росла в изобилии, и возможно, говорит он, что она как и на Камчатке[74] употреблялась для изготовления рыбачьих сетей. Мне неизвестно, чтобы тлинкиты или эскимосы готовили дель из крапивы. Вообще, сетные орудия лова, особенно — морского, были мало распространены у тех и у других. Коняги ловили прежде лососёвых, во время вхождения их в реки, баграми, а затем стали «в новое время» пользоваться кроме того сетями из сухожилий кита, а также перегораживали речки (Holmberg, 1855, p. 104). Треску и палтуса в море ловили на деревянные и костяные крючки (там же, стр. 105). Паллас, со слов Глотова, посетившего в 1763 году остров Кадьяк, относительно рыболовства коняг («канагистов») сообщает: «Они по большей части питаются сырою и сушеною рыбою, которую ловят отчасти на море костяными удами, а отчасти в ручьях неводами из жил сплетенными“[75]. Шелехов (1783)[76] так описывает рыболовство коняг: «Рыбу удят в море удами костяными; по рекам рыбу ловят каменными запорами, а колют носками, похожими на копья… Красную рыбу стрелками убивают». Эскимосы на берегах Берингова пролива, по описанию Нельсона (80-е годы прошлого столетия; Nelson, p. 173 sq.), пользуются для лова рыбы костяными удочками, острогами, вершами, глушат дубинами, пользуются также небольшими неводами, для которых идут нитки из сухожилий; дель для сачков готовят из ивового луба, из кожаных [225] ремешков, из китового уса[77]. У тлинкитов были в ходу тоже острога, багор, крючки, крючья, запоры с котцами, верши; иногда бредни из сухожилий (Krause, p. 175—179). Таким образом, мало правдоподобно, чтобы очищенная крапива, которую видел Стеллер, шла на приготовление сетей. Быть может, трава эта предназначалась для изготовления каких-либо плетений (корзин и т. п.), в каковом ремесле тлинкиты большие мастера, или для тканей. Тлинкиты-якутаты в заливе Якутат привозили в 1788 году Измайлову и Бочарову «пестрые коренные и травяные мешочки» в обмен на голубые и красные сережные корольки и голубой бисер[78]. Давыдов передаёт, что эскимосы-коняги из крапивы готовили ткани[79].

4) Высушенная и свёрнутая заболонь («innerer Rindenbast») лиственицы или ели (Fichtenbaum). Не только на Камчатке, но и во всей Сибири и в России вплоть до Хлынова и Вятки в случае голода едят древесную кору, прибавляет Стеллер[80]. Нужно отметить, что лиственицы здесь нет, а именем лиственицы русские обозначали хвойное Tsuga (нечто вроде пихты, об этом см. ниже). По словам Лисянского[81], бывшего на Ситхе в 1805 г., здешние тлинкиты употребляют в пищу «род коврижек из лиственничной (следует подразумевать из Tsuga) перепонки, покрывающей дерево под корою, которая соскабливается и сушится в виде четвероугольников, толщиною около дюйма».

5) «Большая связка веревок из морской травы, необыкновенной прочности». Здесь идёт речь о громадной морской водоросли, Macrocystis pyrifera, из которой как эскимосы, так и тлинкиты выделывают верёвки. Про костяные удочки, употреблявшиеся конягами (в 1783 году) для лова трески и камбалы, Шелехов (Путешествие, I, стр. 75) говорит, что «поводки при удах длинные, из засушенной морской капусты: [226] ибо одна, стебль капустная бывает сажень по сорока и более»[82]. Из того же материала готовили поводки и тлинкиты; сделанные из «морской травы» верёвки выдерживали палтусов весом в 10—12 пудов (Holmberg, p. 32). Krause (p. 179) говорит, что тлинкиты делают верёвки для лова трески и палтуса из луба красного «кедра» (Thuja plicata), или из сухожилий животных, или из водоросли Macrocystis pyrifera, которая бывает с палец толщиной и очень прочна.

Кроме того, тут же Стеллер заметил несколько стрел, превосходивших величиной камчадальские; они похожи были на тунгусские и «татарские», выкрашены в чёрный цвет и так гладко выструганы, что заставляли подозревать у владельцев наличие железных инструментов[83]. (Чёрную краску тлинкиты добывали из сока черники.)[84] Хотя во время прихода русских тлинкиты пользовались преимущественно каменными орудиями, но они были знакомы и с металлами, особенно — с медью; они получали самородную медь от медновцев, с реки Медной и знали искусство ковки[85]. Из меди делали разные украшения, кинжалы, копья, наконечники стрел. Врангель говорит, что медновцы ещё до прихода русских сбывали угаленцам, кенайцам и другим медные топоры, ножи и прочие вещи[86]. По всей вероятности, тлинкиты умели до прихода русских обрабатывать и железо холодным способом[87]. С появлением европейцев, каменные орудия у тлинкитов стали быстро исчезать, и Гольмберг около половины XIX столетия лишь с трудом мог достать на острове Ситхе несколько каменных топоров[88]. Равным образом, к этому времени исчезли, даже из памяти, лук и стрелы[89]. Рис. 39. Покинутая индейская деревня у мыса Фокс. (Из Harriman Alaska Expedition.)Рис. 39. Покинутая индейская деревня у мыса Фокс. (Из Harriman Alaska Expedition.) [229] В Этнографическом музее Академии наук, обладающем богатыми, и притом старыми, сборами из русской Америки, лук и стрелы в тлинкитских коллекциях отсутствуют[90], но имеются каменные и костяные орудия: каменный молот из коллекции Лисянского 1806 года, наконечник копья из яшмы с острова Ситхи, костяной кинжал, костяные крючки для удочек. Тлинкиты изготовляли каменные топоры главным образом из нефрита и жадеита[91].

У эскимосов каменные орудия сохранились дольше, но у коняг, например, на острове Кадьяке к середине XIX столетия были в повсеместном ходу железные ножи и топоры, сделанные, однако, по образцу прежних каменных орудий (Holmberg, p. 101—102)[92]. Впрочем, наконечники гарпунов для охоты на китов ещё тогда делались из камня, на морских бобров — из кости, наконечники копий для охоты за тюленями и сивучами — тоже из кости, наконечники стрел для охоты за морскими птицами — из кости (там же, р. 109—118).

Лук и стрелы были в полном ходу у коняг ещё в половине XIX столетия (Holmberg, p. 106).

Из предметов, замеченных в землянке, Стеллер взял две связки рыб, стрелы, огниво, трут, древесной коры, травы, связку верёвок из морской травы и послал всё это с казаком туда, где на берегу наливались водой, с поручением передать всё это капитан-командору. Оставшись один, он [230] прошёл ещё шесть вёрст, не встречая людей. Виден был только дым в нескольких верстах, на холме, покрытом «пихтовым» лесом (Tannenwald). Вернувшись к месту высадки, Стеллер получил от Беринга предписание немедленно вернуться на судно, иначе, угрожал командор, его не станут дожидаться.

С горьким чувством отмечает Стеллер, что на подготовку экспедиции ушло 10 лет, а на самые исследования ему было предоставлено всего десять часов, «яко бы только для взятия и отвозу из Америки в Азию американской воды приходили»[93]. Упрёки Стеллера здесь совершенно справедливы. Равнодушие Беринга к научной работе в данном месте непростительно ещё потому, что целью экспедиции было проведать новые земли, то есть всесторонне исследовать их и завести связи с туземцами.

К вечеру Стеллер вернулся на судно, где был угощён шоколадом.

По распоряжению Беринга, на берег «для приласкания впредь тутошних народов» были посланы «конец зеленой крашенины, два котла железных, два ножа, двадцать штук большого бисера, две китайские табашные трубки железные да фунт черкасского табаку[94]», с приказанием положить всё это в ту землянку. Это было исполнено, но посланные люди вместе с тем порядком разграбили оставленные там запасы туземцев. Выше (стр. 210) мы уже отметили, что об этих вещах (ножах и бисере) осталось у туземцев воспоминание ещё через пятьдесят лет, во времена Сарычева.

Через час после Стеллера на пакетбот вернулся Хитров с командой из 15 человек и сообщил, что он нашёл между островами безопасную гавань. Людей ему не пришлось встретить, но на одном из островков поблизости материка (то есть в бухте Контроллер) он видел жилище («юрту») из брёвен, обшитое досками, весьма гладко обструганными. Доски «местами вырезаны фигурами[95]». По словам Хитрова, «и пол намощен досками ж, а вместо печи складено в ней в одном углу каменка». Это была барабора туземцев, построенная по тлинкитскому образцу: наружные стены из толстых обтёсанных досок[96], по бокам входных дверей, а также Рис. 40. Оставленная индейская деревня на мысе Фокс. (Из Harriman Alaska Expedition.)Рис. 40. Оставленная индейская деревня на мысе Фокс. (Из Harriman Alaska Expedition.) [233] внутри дома оригинальные резанные по дереву изображения человеческих фигур[97] (см. рис. 39 и 40). Следует отметить, что и чугачи живут не в полуподземных юртах эскимосского типа[98], а в жилищах из брёвен и досок[99].

Отсюда Хитров привёз кое-какие вещи: коробку из тополёвого дерева наподобие липового ларца, какие делают в России, камень со следами от медных ножей, служивший, по-видимому, оселком, затем полый глиняный шар, диаметром дюйма с два, с погремушкой внутри, «как думать можно, что то робята вместо побрякушек употребляют», наконец, весло и хвост лисицы-сиводушки[100].

Мы подробно остановились на этнографических наблюдениях и материалах, собранных нашими путешественниками на острове Каяк. Теперь спрашивается: какому народу принадлежали эти предметы? Как выше уже отмечено, самое раннее указание на жителей острова Каяк принесено Измайловым и Бочаровым в 1788 году; когда здесь жили эскимосы-чугачи и угалахмюты. Те предметы, которые нам известны по описаниям Стеллера и Хитрова, не позволяют с уверенностью приурочить тогдашнее (1741) население этого острова к тому или другому народу. Чугачи обитают на крайнем южном пределе распространения эскимосов и во многом приняли облик народа, живущего среди лесов, каковы тлинкиты. Угалахмюты же совершенно отлинкитились. В пользу того, что здесь жили угалахмюты, говорит резьба на их жилище, описанная Хитровым. Такой резьбы, насколько мне известно, для чугачей не отмечено — это типично тлинкитское украшение. Но следует иметь в виду, что барабора была усмотрена не на острове Каяк, а на острове к северу от него. С другой стороны, рассказ чугача в 1790 году, передаваемый Сарычевым, как бы свидетельствует [234] в пользу того, что во время Стеллера в 1741 году на острове Каяк жили чугачи.

Как бы то ни было, не будет ошибкой сказать, что в 1741 году на острове Каяк жили эскимосы, подвергшиеся влиянию тлинкитов.

Переходим теперь к наблюдениям Стеллера над природой острова Каяк.

В Америке, говорит он, под 60° с. ш. на самом берегу растёт густой лес, тогда как на Камчатке под 51° берега безлесны, и только в расстоянии 20 вёрст появляются ива и ольха, а в 30—40 верстах берёза; лишь в 60 верстах от устья реки Камчатки растут хвойные. У Анадырска на расстоянии 300—400 вёрст от моря страна безлесна. Всё это позволяет Стеллеру сделать вывод, что к северу от мыса св. Ильи (60° с. ш.) и вплоть до 70° и даже дальше должна находиться суша, которая защищает берег от действия холодных северных ветров. Между тем берега Камчатки открыты влиянию северных ветров[101]. Поэтому и рыба в Америке входит в реки раньше: на Камчатке в день св. Ильи только начинается улов рыбы, а в Америке к этому времени уже готовы были запасы[102].

Замечания эти не лишены известной доли справедливости. Действительно, климат северо-западных берегов Америки гораздо мягче, чем климат Камчатки. Это хорошо видно при сравнении годового хода температуры в Петропавловске на Камчатке и в Ситхе:

Я Ф М А М И И А С О Н Д Год
Петропавловск-порт, 52°53′ с. ш., 153°26′ в. д., высота 14 м[103]
−10,9 −11,2 −7,0 −1,6 3,1 7,9 11,8 13,5 9,8 4,2 −1,8 −6,6 0,9
Ситха, 57°3′ с. ш., 135°19′ з. д., высота 19 м[104]
−1,0 −0,1 1,4 4,3 7,7 10,7 12,5 12,6 10,3 6,6 3,0 0,5 5,7

[235] Несмотря на то, что Ситха лежит на 4° севернее, годовая средняя её на 4,8° выше, чем в Петропавловске. Зима в Ситхе гораздо умереннее: средняя температура зимы −0,2°, тогда как в Петропавловске −9,6°. Вообще, все месяцы в Ситхе теплее, кроме августа, который холоднее на 0,9: в это время в Петропавловске максимум штилей. Годовая амплитура в Ситхе 13,6°, в Петропавловске 24,4°. Осадков в Петропавловске (маяк) выпадает 883 мм (1890—1909)[105], в Ситхе 2232 мм (1867—77, 1881—87,1898—1902)[106], а в Нучек (форт Константин в зал. Чугач), по наблюдениям всего за год, выпало свыше 4800 мм[107] — самое большое количество на всей территории Аляски.

Причина большей умеренности климата северо-западной Америки заключается в том, что здесь преобладают влажные ветры с моря, зимою тёплые, летом прохладные, тогда как у берегов северо-восточной Азии зимою дуют холодные северо-западные ветры из области сибирского максимума, летом — прохладные ветры с моря, со стороны максимума в северной части Тихого океана. В Петропавловске[108] с сентября по март резко преобладает северо-западный ветер, но ветров этого направления и летом довольно много. Как летом, так и зимою — это холодные и сухие ветры. Зимою они дуют из области сибирского антициклона, летом — из охотского. Летний влажный муссон с E, SE, S дует в Петропавловске в июне и июле. В июне на долю ветров указанных направлений приходится 42%; ветры эти тоже прохладные. Кроме того, надо иметь в виду, что сравнительной суровости климата Камчатки способствуют холодные моря, её омывающие, — Охотское и Берингово.

Но относительно хода лососёвых замечания Стеллера нужно признать неправильными. Так, в Усть-Камчатске (56° с. ш.) летом 1909 года 28 июня нового стиля (как и ниже) главный ход чавычи (Oncorhynchus tschawytscha) уже кончился; максимум хода этой наиболее ценной рыбы был в середине июня. Тогда же начался ход красной или нерки (Oncorhynchus nerka), наибольший ход которой был 27 июня. В начале июля уловы красной начали сильно падать, и стала в большом количестве идти кета (Oncorhynchus [236] keta[109]). В 1908 г. в устье Камчатки нерка стала входить в середине июня, разгар хода её был 21—23 июня, а к 28-му ход начал ослабевать[110]. Около тех же чисел нерка начинает входить и в реки, впадающие в Бристольский залив (Аляска).

Переходим к ботаническим наблюдениям Стеллера. Гористый остров св. Ильи, говорит он, покрыт чистым «пихтовым» лесом («mit lauter Tannenwaldung versehen», Reise, p. 77). Это, без сомнения, Tsuga heterophylla, coast hemlock американцев, численно преобладающий над елью (Picea sitchensis, Sitka spruce американцев) в лесах, к югу от полуострова Аляски, составляя обычно от 70 до 80% смеси. Даже на западном конце своего распространения, на берегу залива Чугач, цуга преобладает[111]. Именно для этого дерева русские усвоили совершенно неподходящее название лиственицы, каковая здесь нигде на берегу моря не растёт. Измайлов и Бочаров, описывая Чугачский залив, где они были в 1788 году, говорят, что здесь на берегах и островах растёт «лес еловой, листвяничной, ольховой, березовой и топольник[112]». То же повторяет и Тихменев[113]. Также Лисянский об островах Ситхинских говорит, что они «покрыты лесом, который большею частью состоит из душистого дерева, ели и лиственницы[114]». Между тем ситхинские деревья есть Chamaecyparis nootkatensis (= душистое дерево), Picea sitchensis (= ель), Tsuga heterophylla и Tsuga mertensiana, а лиственица тут не растёт. По словам Коцебу, густые леса на Ситхе состоят из ели («Tanne». Это слово собственно относится к пихте, но русскими немцами часто применяется к ели) и лиственицы (Lerchenbäume)[115]. Литке, описывая корабельный лес Ситхи, указывает, что «на шпангоуты употребляется кипарис, называемый здесь душмянкою, на бимсы и палубу — ель, на обшивку, [237] а иногда и на палубы — лиственница[116]». Головин говорит: «Лес на Ситхе и близлежащих островах большею частью еловый, но чрезвычайно хорошего качества, есть лиственница и душное дерево [дикий кипарис], преимущественно употребляемое для судостроения[117]». Словом, все русские промышленники и моряки называют Tsuga лиственицей. По-видимому, это название присвоено было цуге только за её мягкую хвою, ибо Tsuga хвои никогда не сбрасывает.

Из других растений, виденных в Америке, Стеллер упоминает (Reise, p. 42) о новом виде малины, которая встречается здесь в громадном количестве. Зрелые плоды её отличаются громадной величиной и прекрасным вкусом. «Стоило бы взять, — говорит Стеллер, — несколько кустов этой малины и доставить в ящике с землёй в Петербург. Не моя вина, — язвительно прибавляет наш натуралист, — что для них не оказалось помещения, ибо и я сам как протестант занимал на судне слишком много места». Малина, о которой идёт речь, это Rubus spectabilis, salmonberry американцев. Плоды её достигают 2,5 сантиметра в длину. Великолепный рисунок малины с острова Кадьяк, в красках, имеется в сочинении «Alaska», Harriman Alaska Expedition, vol. I, New York, 1901, при стр. 116. Вениаминов говорит об этой малине, что куст её растёт всегда прямо и достигает в высоту иногда более семи футов. «Ягоды бывают вообще очень крупные, так что случается находить ягоды такой величины, что каждая из них весит до трех золотников, но вкусом малина не хороша и водяниста и почти совсем не имеет никакого аромату[118]».

Из других ягод Стеллер упоминает о следующих: «Chamaecerasi», — очевидно, какой-нибудь из видов рода Rubus, далее «rote und schwarze Heidelbeeren» — какие-нибудь виды рода Vaccinium, из коих тут встречаются V. vitis-idaea, V. uliginosum, V. caespitosum, V. ovalifolium, V. oxycoccus, затем Empetrum (водянка или шикша, E. nigrim) и «Scharbocksbeeren». Под этим последним названием Стеллер разумеет, очевидно, полянику (она носит ещё названия княженки [238] или мамуры), ягоды коей на севере считаются хорошим средством от цинги[119]. Здешняя поляника это не Rubus arcticus L., а R. stellatus Smith.

В Германии название Scharbocksbeere для поляники не употребительно; это растение здесь называют nordische Himbeere.

Впоследствии Стеллер составил подробный список растений, собранных и замеченных им у мыса св. Илии, а также на островах Шумагинских. Этот список, носящий название Catalogus plantarum intra sex horas in parte Americae septentrionalis iuxta promontorium Eliae observatarum anno 1741 die 21 lulii, sub gradu latitudinis 59[120], заключает перечисление 163 видов. Кроме того, Стеллер собрал в Америке у м. св. Илии и на Шумагинских островах семена 25 видов растений, часть коих отослал в Академию наук[121].

Из животных на острове и у берегов его Стеллер (Reise, p. 42—43) заметил тюленей, больших и малых акул, китов, много морских бобров, извержения которых он находил в изобилии на берегу, из чего заключил, что туземцы не очень усердно охотились за бобрами, иначе они, как и на Камчатке, перестали бы в таком изобилии приваливать к берегам. На берегу встречались лисицы, красные и чёрно-бурые, не очень пугливые. Из птиц попадались во́роны (Corvus corax principalis), священная птица тлинкитов, весьма здесь многочисленная и живущая по близости человеческих жилищ[122], сороки (Pica pica hudsonia), а затем ещё свыше десятка неизвестных Стеллеру пёстро окрашенных птиц; одну из них, похожую на какую-то из «каролинских» птиц, Стеллер добыл, зарисовал и описал[123]. Здесь имеется в виду Стеллерова хохлатая сойка, Cyanocitta stelleri, у американцев Steller’s jay или blue jay, одна из характернейших птиц северо-западного берега Америки. На север она Рис. 41. Остров Кадьяк. (Из Harriman Alaska Expedition.)Рис. 41. Остров Кадьяк. (Из Harriman Alaska Expedition.) [241] идёт до берегов Кенайского залива, на юг — до центральной Америки[124]. У неё большой гребень, грязно-чёрная голова и спина, крылья и хвост с полосами густо-синего цвета, грудь тоже голубая, но светлее. Она не пуглива, весьма любопытна, шумлива и, летая стаями, всюду бросается в глаза, выдавая своё присутствие[125]. Подобно всем сойкам, подражает голосам разных птиц. Среди других неизвестных птиц Стеллер, вероятно, видел здесь и аляскинского колибри (Selasphorus rufus), который летом доходит на север до Кенайского залива[126], зимует же в южной Калифорнии и в Мексике. Он питается в области горы св. Илии ягодами здешней малины.

Примечания

  1. Соколов, стр. 343 —344.
  2. См. карту, на которой нанесены пути Беринга и Чирикова.
  3. Steller. Tagebuch. Neue Nordische Beyträge, V, 1793, p. 16. Цитата здесь (и ниже) по отдельному оттиску, носящему название: Reise von Kamtschatka nach Amerika.
  4. L. Stejneger в: F. A. Golder. Bering’s voyages, II, 1925, p. 23; здесь, на основании рукописи Стеллера, указано, что речь идёт не об альбатросе, как думал Паллас, а о крачке.
  5. Reise, p. 20—21.
  6. Н. Н. Воронихин. Морские водоросли Камчатки. Ботан. отд. Вып. II, М., 1914, стр. 511. Этим указанием я обязан В. Л. Комарову.
  7. Вышеупомянутые отождествления любезно сделал по моей просьбе А. А. Еленкин.
  8. Это последнее отождествление сделал M. A. Howe из Ньюпорского ботанического сада (см. Golder, Bering’s voyages, II, 1925, p. 27).
  9. Срав. Stejneger в Golder, l. c., p. 29. В рукописи Стеллера этот злак именуется Gramen paniculatum arundinaceum, panicula densa, spadicea. Так, согласно проф. A. Hichcock’у, в первой половине XVIII века называли обыкновенный вейник, Calamagrostis epigelos (L.) (см. Stejneger, l. c.).
  10. Название Urtica marina (морская крапива) в первой половине XVIII века прилагалось к актиниям; см. Linné-Gmelin, Syst. nat., VI, 1788, p. 3130, 3131, 3134. Напротив, Стейнегер (Golder, l. c., p. 28) полагает, что Стеллер имел в виду медуз, Cyanea capillata L. и Aurelia aurita L. Но этому противоречит указание на нахождение их в прикреплённом состоянии на скалах.
  11. l. c. Russell. Height and position of Mount St. Elias. Nat. Geogr. Mag., III (1891), Washington, 1892, p. 231. Здесь указана высота 18 100 фут., широта 60°17′ 51″.
  12. Стеллер, p. 26.
  13. Рукопись Стеллера: Catalogus plantarum intra sex horas in parte Americae septentrionalis iuxta promontorium Eliae observatarum. Архив конференции Академии наук, связка 13 C, лит. L, № 5.
  14. Ф. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе Сенявине в 1826—29 гг. Отд. истор. СПб., I, 1834, стр. 83.
  15. B. Fernow. Forests of Alaska, in: Harriman Alaska Expedition, vol. II, 1902, p. 247. — G. Sudworth (Forest trees of the Pacific slope. Washington, 1908, U. S. Dep. Agr., p. 170) приводит подробности о распространении душника на берегах залива Чугач; самый западный и северный пункт находится под 61° с. ш. 147°20′ з. д.
  16. Steller. Reise, p. 27.
  17. Соколов. Зап. Гидр. деп., IX, стр. 383. Впервые более точно определил положение мыса св. Ильи (южный мыс о-ва Каяк) Ванкувер в 1794 г.: 59°48.5′ с. ш., 215°51′ в. д. от Гринича. Он дал этому мысу имя Cap Hamond. G. Vancouver’s Entdeckungsreise, 1790—1795. Th. II. Halle, 1800, p. 219.
  18. Vancouver, l. c. p. 228—229.
  19. См. также Путешествие Шелехова, ч. II, СПб., 1812, стр. 4 (1788 г.).
  20. Сарычев. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Вост. Океану. Часть II. СПб., 1802, стр. 60. См. также I. Billings, An account of a geographical and astronomical expedition to the northern parts of Russia. London, 1802, p. 195, 202.
  21. Сарычев, II, стр. 52—53; ср. также Billings, p. 193—194.
  22. Поэтому совершенно неправильно почтенный W. H. Dall в своём кратком обзоре The discovery and exploration of Alaska (см. Alaska, Harriman Alaska Expedition, II, 1902, p. 187) говорит, что Беринг пристал у острова Wingham. Островок Wingham лежит к западу от Каяка, под 60° с. ш.
  23. Путешествие Г. Шелехова, ч. II, СПб., 1812, стр. 31—32.
  24. J. Cook. A voyage to the Pacific ocean. Vol. II, 2-d edit. London, 1785, p. 350.
  25. C. Grewingk. Verhandl. miner. Gesell. St. Petersburg (1848—49), p. 374.
  26. A. Humboldt. Essai politique sur le royaume de la Nouvelle Espagne. 2-e édit. Paris, II, 1827, p. 293.
  27. И. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела, ч. I. СПб., 1810, стр. 113—114 (это классическое сочинение, которое мы неоднократно будем ниже цитировать по изданию 1840 г., перепечатано в III томе «Творений Иннокентия, митрополита московского», М. 1888, издание И. Барсукова).
  28. См. об этом у В. Лагус. Эрик Лаксман, перевод Э. Паландера. СПб. 1890, изд. Акад. наук. стр. 238, 426—427 (здесь и литература).
  29. См. этнографическую карту в масштабе 1:3 500 000, составленную в 1800 г. Иваном Петровым на основании данных Гольмберга, Вермана и других русских авторов, далее G. Gibbs’а, W. Dall’я, E. Nelson’а и других. Она приложена к Tenth Census of United States, 1880, v. VIII Alaska.<
  30. И. Вениаминов, II, 1840, стр. 177.
  31. Handbook of American Indians, edited by F. Hodge. Bureau Amer. Ethnology, Bull. 30, part I, Wash., 1912, p. 294.
  32. Wrangell. Beitr. z. Kenntn. Russ. Reich, I, 1839, p. 116. — Тихменев. Ист. очерк образования Российско-американской компании. II, 1863, стр. 351), сообщает, будто чугачи переселялись с Кадьяка на берега Чугачского залива около половины XVIII века. Но это неверно, ибо уже во время Беринга, то есть в 1741 г., чугачи жили в Чугачском заливе, как увидим ниже.
  33. W. H. Dall. Tribes of the extreme northwest Contributions to North American Ethnology, I, Wash., 1877, p. 34.
  34. Путешествие Г. Шелехова. СПб. 1812, ч. 2, стр. 24 (1-е изд. под заглавием: Российского купца Григорья Шелехова странствование. СПб., ч. 2, 1792, стр. 27); также Gregor Schelechof’s Reise von Ochotsk nach Amerika. Neue nordische Beyträge, VI. 1793, p. 218.
  35. Там. же, стр. 32;. нем. p. 221—222.
  36. Стр. 39; нем. p. 225.
  37. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, т. II. СПб., 1812, стр. 132.
  38. Бараборой в русских североамериканских владениях называли колошенскую избу без печи, с большим отверстием вверху. Передний фасад обшивается тёсом, остальные стороны из кольев, обтянутых древесной корой.
  39. v. Wrangell. Statistische und ethnographische Nachrichten über die Russischen Besitzungen an der Nordwestküste von Amerika. Beitr. z. Kennt. Russ. Reich, I, 1839, p. 96—97. Список слов угаленского языка при стр. 258.
  40. Wrangell, l. c., p. 97—98.
  41. Тебеньков. Гидрографические замечания к атласу северо-западных берегов Америки. СПб., 1852, стр. 32—33.
  42. H. I. Holmberg. Ethnographische Skizzen über die Völker des russischen Amerika. Helsingfors, 1855, p. 4 (= Acta Soc. scient. fennicae, IV, 1856, p. 281—421.
  43. Капитан-лейтенант Головин. Обзор русских колоний в Сев. Америке. Морской сборник, 1862, № 1, стр. 151.
  44. Leopold Radloff. Ueber die Sprache der Ugalachmut. Bull. de la classe hist. philol. Acad. de Sciences St.-Pétersb., XV, 1858, p. 26—27.
  45. У залива Якутат живут и жили, насколько известно, якутаты.
  46. W. H. Dall. Alaska and its resources. Boston, 1870, p. 401.
  47. Dall, l. c., p. 548.
  48. Chilkat Chilkhaat — это деревни, сейчас же к востоку от устьев реки Медной; они населены, насколько известно, якутатами. Не смешивать с тлинкитским племенем Chilkat в изголовье Lynn Channel.
  49. Dall, l. c.
  50. Ivan Petroff. Report on the population, industries and resources of Alaska. Tenth Census of the United States (1880), vol. VIII, Wash., 1884, p. 146.
  51. Однако Сарычев (II, стр. 51; срав. также стр. 54) в 1790 г. видел жилища чугачей рыбаков на острове Нучек: «Некоторые из них жили в составленных из досок шалашах, другие под тремя опрокинутыми большими кожаными байдарами».
  52. Emmons. The basketry of the Tlingit. Mem. Amer. Mus. Nat. Hist., I, part II, 1903, p. 231.
  53. См. то же мнение у J. R. Swanton. Social condition, beliefs, and linguistic relationship of the Tlingit Indians. XXVI Annual Report of the Bureau of American Ethnology (1904—05). Wash., 1908, p. 396.
  54. С другой стороны, и тлинкиты-якутаты, в свою очередь, подверглись влиянию эскимосов: они одни из тлинкитов едят китовое мясо, их женщины не носят у рта втулок (ср. Holmberg, p. 23—24).
  55. J. R. Swanton in: Handbook Amer. Ind. II, p. 985.
  56. A. Krause. Die Tlinkit-Indianer. Jena, 1885, p. 99. Здесь же, p. 98—100, вообще о якутатах.
  57. Зап. Академии наук, XV, № 1, 1869, стр. 18.
  58. Steller. Reise nach Amerika, p. 31.
  59. W. Osgood. North American Fauna, № 21, Washington, 1901, p. 61; № 30, 1909, p. 13.
  60. Путешествие Г. Шелехова, II, 1812, стр. 23—24, ср. также Тихменев. Исторический очерк образования Российско-Американской компании, II, СПб., 1863, стр. 325. Латинские названия я прибавил, руководясь работой W. Osgood. Natural history of the Cook inlet region, Alaska. North Amer. Fauna. № 21, 1901.
  61. Здешние теперь выделены в особый вид, Gulo katschemakensis. См. G. S. Miller. List of North Amerikan recent Mammals. Washington, 1924, p. 128. Нужно заметить, что обработка фауны млекопитающих северо-западной Америки произведена американскими зоологами крайне неудовлетворительно; данные по фауне Сибири ими оставлены без внимания.
  62. «Главная их [камчадалов] пища, которую должно почесть за ржаной хлеб, есть юкола, которую делают они из всех родов лососья роду» (Крашенинников, II, стр. 49).
  63. Двукратное путешествие в Америку Хвостова и Давыдова. II. СПб., 1812, стр. 76—77 См. также К. Хлебников. Жизнеописание А. А. Баранова. СПб.. 1835, сгр. 48 — Holmberg, 1855, p. 94—95.
  64. Krause. Die Tlinkit-Indianer, 1885, p. 91. — Holmberg, 1885, p. 22.
  65. Крашенинников. Описание Земли Камчатки. II, стр. 32—34, табл.
  66. Двукратное путешествие Хвостова и Давыдова в Америку, ч. II, СПб., 1812, стр. 105—106.
  67. R. Torii. Journ. Coll. Sci. Univ. Tokyo, XLII, № 1, 1919, p. 202, fig. 62.
  68. Ср. также данные Плениснера 1763 г. для берега Берингова пролива (Сев. Архив, XVIII, СПЗ., 1825, стр. 171).
  69. Handbook Amer. Ind., I, p. 459.
  70. Точнее — одна из американских форм этого вида. Отожествление любезно сделано А. А. Еленкиным.
  71. Steller. Reise, p. 32.
  72. Кора деревьев идёт у тлинкитов на покрышку барабор (Krause, p. 134). Делают они также из неё и из жердей шалаши (Holmberg, p. 24); члены Harriman Alaska Expedition видели такие шалаши из еловой коры в бухте Якутат, в 1899 г., см. Grinnell. Harr. Alaska Exp., I, 1901, p. 158—159, Яд.
  73. Steller. Reise, p. 34.
  74. Об употреблении камчадалами крапивы для приготовления сетей см. у Крашенинникова, I, 1755, стр. 207—208.
  75. П. Паллас. О российских открытиях на морях между Азиею и Америкою. Месяцослов истор. и географ, на 1781 год. Перепечатано в Собрании сочин., выбранных из месяцесл., IV, 1790, стр. 340. См также W. Coxe. Account of the Russian discoveries between Asia and America L. 1780, p. 117. — Собрание сочин. из месяцесловов, III, 1799, стр. 357 (канагысты… «речную рыбу ловят чирючами, то-есть из жильных ниток связанными мешками»).
  76. Путешествие, ч. I, 1812, стр. 75.
  77. О сетях см. Nelson, p. 185—190.
  78. Г. Шелехов. Путешествие, ч. II, 1812, стр. 54—55.
  79. Двукратное путешествие Хвостова и Давыдова, II, 1812, стр. 130.
  80. Харитон Лаптев, принимавший участие в описи северных берегов Сибири и бывший на Лене в 1737 г., сообщает, что русские и якуты «на Витиме и Олекме привозным хлебом больше довольствуются, понеже по нужде и годами токмо ячмень родится да огородные овощи; чего ради привычная их пища из лиственичной корки с молоком; а скота рогатого и лошадей довольное число; в лете и рыбы довольно бывает» (Зап. Гидрограф. департ., IX, 1851, стр. 53—54).
  81. Ю. Лисянский. Путешествие вокруг света в 1803—06 гг. на корабле Неве, т. II, СПб., 1812, стр. 145—146.
  82. То же видели русские промышленники у алеутов Андреяновских островов в 1761 г.: «Камбалу ловят они костяными удами, для коих снурки делают из липкой и длинной морской травы, которую мочат несколько в пресной воде и потом вытягивают» (Паллас, стр. 324).
  83. Reise nach Amerika, p. 34.
  84. A. Krause. Die Tlinkit-Indianer. Jena, 1885, p. 211.
  85. Holmberg, l. c., 27.
  86. Wrangell. Beitr. z. Kenntn. Russ. Reich., I, 1839, p. 97—98.
  87. Krause, l. c., p. 212.
  88. Holmberg, l. c., p. 29. См. также Krause, p. 250.
  89. Holmberg, l. c., p. 29. Измайлов и Бочаров видели в 1788 г. у тлинкитов-якутатов в заливе Якутат «луки и стрелы» (Г. Шелехов. Путешествие, ч. 2,1812, стр. 53); были у них и копья с (железными) остриями, «которые и куют они на камне сами» (там же, стр. 51). «У них видели европейские топоры, у коих обушник узкой и высокое острие; по примечанию же должно быть сим вымененным из приходящих иностранных судов» (стр. 55). Лангсдорф, бывший на Ситхе в 1805 г., говорит, что луки и стрелы совершенно вытеснены огнестрельным оружием; стрелы употреблялись только на охоте за морскими бобрами и тюленями. G. Langsdorff. Bemerkungen auf einer Reise um die Welt 1803—07. Bd. II, 1812, p. 113.
  90. С. А. Ратнер-Штернберг. Музейские материалы по тлингитам. Очерк III. Сборник Музея антропологии и этнографии, IX, 1930, стр. 170.
  91. Ратнер-Штернберг, l. c.
  92. У кадьякских коняг железо застал уже Шелехов в 1783 г. (Путешествие, СПб., 1812, I, стр. 74): «Для войны есть у них луки и копья железные, медные, костяные и каменные. Топоры железные особого манера, состоящие в маленьком железце; трубки, ножи — железные и костяные, иглы — железные». Между тем, за двадцать лет до того, в посещение Глотова (1763), у кадьякцев ещё не было железа: «Оружия их суть: лук, стрелы, деревянные щиты и рогатины, у коих копье, равно как и острее у топоров, сделано из кремневого камня. Иные делают также как ножи, так и копья из ланьих костей» (Паллас, стр. 339); см. также Собран. сочин. из месяцосл., III, 1789, стр. 356
    У эскимосов на берегах Берингова пролива каменные топоры и молотки (из нефрита, кремня и пр.) сохранились ещё в 80-х годах XIX столетия, см. E. W. Nelson. The Eskimo about Bering strait. XVIII Report Bur. Amer. Ethnol. (1896—97), Wash., 1899, p. 91-92, рl. XXXIX, f. 3-14.
  93. 3ап. Ак. наук, XI, № 1, 1869, стр. 19.
  94. Миллер. Сочин. и перев., 1758, II, стр. 201. — Журнал Xитрова, стр. 61а.
  95. Миллер, там же, стр. 201.
  96. Krause, p. 124—125, fig.
  97. Krause, p. 127—130, fig. См. также G. B. Grinnell. The natives of the Alaska coast region, in: Alaska, Harriman Alaska Exp., I, 1901, p. 145 sq. Fr. Boas. The decorative art of the Indians of the North Pacific coast. Bull. Amer. Mus. Nat. Hist., IX, 1897, p. 123—176 (тлинкиты, хайда, цимшиан).
  98. Коняги на о-ве Кадьяк «живут в юртах, которые в земле выкопаны» (Глотов, 1763 г. Собр. сочин. из месяцословов, III, 1789, стр. 357).
  99. Сарычев, II, 1802, стр. 54 («один из досок сделанный шалаш, в коем было несколько женщин с малыми ребятами», 1790 г.), — Petrof. l. c., p. 145 («the dwellings are nearly always constructed of logs and planks affording good shelter during the long, cold winter»).
  100. Steller. Reise, p. 33—39; Миллер, 1758, II, стр. 201; Стеллер, Зап. Акад. наук, 1869, стр. 19.
  101. Steller, Reise, p. 41.
  102. Там же.
  103. Среднее за годы 1890—99, приведённые по Петропавловскому маяку. См. В. А. Власов. О климате Камчатки. Камч. эксп. Рябушинского. Метеор. отд. Вып. 1, М., 1916, стр. 23.
  104. За 25 лет: J. Hann. Handb. d. Klimatologie, III, 1911, p. 357.
  105. Власов, стр. 135.
  106. Cl. Abbe in A. Brooks. The geography and geology of Alaska U. S. Geol. Survey. Profess. Papers, № 45, 1906, p. 164.
  107. Abbe, там же.
  108. Власов, стр. 184—185.
  109. П. Ю. Шмидт. Работы зоологического отдела на Камчатке в 1908—1909 г. г. Зоол. отд. Вып. 1. Камчатская эксп. Ф. П. Рябушинского. М., 1916, стр. 196—197.
  110. Там же, стр. 28—29.
  111. Fernow. Forests of Alaska. Alaska in: Harriman Alaska Exp., II, 1902, p. 247—248.
  112. Путешествие Г. Шелехова, ч. II. СПб., 1812, стр. 23; ср. также стр. 8, 37, 38, 66 (в зал. Якутат «елевый и листвянишной лес»), 84 (в зал. Льтуа — то же).
  113. Тихменев. История, очерк образов. Росс.-америк. компании, II, стр. 324—325.
  114. Ю. Лисянский. Путешествие вокруг света в 1803—6 г. г. на корабле Неве. II, СПб. 1812, стр. 141.
  115. O. von Kotzebue. Reise um die Welt in den Jahren 1823—26, Bd. II, Weimar, 1830, p. 23.
  116. Ф. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе Сенявине в 1826—29 г. г. Отд. историч., I, СПб., 1834, стр. 88.
  117. Головин. Морской сборник, 1862, № 1, стр. 110.
  118. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. I, 1840, стр. 50.
  119. П. Маевский. Флора средней России. 5 изд. М., 1918, стр. 188.
  120. Рукопись на 11 страницах хранится в архиве конференции Ак. наук.
  121. Паллас сообщил Коксу следующий список растений, найденных Стеллером у мыса св. Ильи и характерных для Америки: Trillium erectum, Fumaria cucullaria, Dracontium luteus, Rubus idaeus var. с крупными плодами (Coxe, Account… 1780, p. 279).
  122. Ch. Keeler. Days among Alaska birds. Harriman Alaska Exp., II, 1902, p. 206—207.
  123. Описание Стеллера таково: «Garrulus sive Pica americana nigra, alis caudaque azureis». Оно приводится у Pallas. Zoogr. russo-asiat., I, p. 393, где эта птица называется Corvus Stelleri.
  124. Osgood. N. Amer. Fauna, 21, № 1901, p. 77.
  125. Keeler, l. c., p. 208.
  126. Osgood, l. c., p. 76.
Содержание