895 otkrytie kamchatki/13

Материал из Enlitera
Перейти к навигации Перейти к поиску
Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742
Часть II. Вторая экспедиция Беринга (1733—1742)
Автор: Лев Семёнович Берг (1876—1950)

Опубл.: 1924 · Источник: Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725—1742. 2-е изд. — Л.: 1935 Качество: 100%


XII. Первые сведения о Курильских островах

Сведения Атласова

[143] Первыми сведениями о Курильских островах мы обязаны Атласову[1]. Сам он на островах не был, но с реки Голыгиной, под 52°10′ с. ш., мог видеть самый северный остров, [144] именно — Алаид, на котором расположен вулкан того же имени. Алаид — самый высокий из Курильских островов: его высота 2330 метров. Раньше вулкан извергал пламя и беспрестанно дымился, но после сильного землетрясения 1778 года погас и теперь только временами курится. Согласно лоции, в ясную погоду Алаид открывается за сто морских миль[2]. Хотя до устья реки Большой, лежащей к северу от Голыгиной, даже больше ста миль, местные источники говорят, что оттуда Алаид бывает виден[3]. Таким образом Атласов не только собрал расспросные сведения о Курильских островах, но, без сомнения, первый из русских, в 1697 году видел один из них.

Курилы, или айны

Название курилы было заимствовано казаками, по словам Крашенинникова[4], от камчадалов, которые называли обитателей южной оконечности Камчатки кушин (куши) или кужин. Такое словопроизводство может показаться странным; однако казаки камчадальское слово бажабаж, что значит травяной шалаш, переделали в барабар, барабора[5]. Дело в том, что в языке камчадалов (ительменов) нет звука р, и там, где коряки и чукчи употребляют этот звук, камчадалы произносят ж, например, «мы» по-коряцки муру, по-камчадальски мужа[6].

Затем, по словам Миллера[7], ему передавали, что как большерецкие курилы, так и камчадалы называют настоящих курилов Kuride. На языке же курилов, или айнов, кур или куру значит «человек»[8]. По всем этим основаниям, обычное со времён Головнина (1816) мнение, что Курильские острова прозваны так за «курящиеся вулканы», неправильно; они несут своё имя от народа курильцев.

Рис. 31. Курилец (аин) Иван с о-ва Шикотан (1899 год). Из Torii, 1919 г.Рис. 31. Курилец (аин) Иван с о-ва Шикотан (1899 год). Из Torii, 1919 г.

Рис. 32. Тот же курилец сбокуРис. 32. Тот же курилец сбоку

[149] Шренк (стр. 132) сообщает, что и гиляки, как сахалинские, так и материковые, называют айнов (то есть тех же курильцев) куги. Один японский автор, писавший в 1720 году, передаёт, что айны, или курильцы, называли Курильские острова Куру-миси, то есть людская земля. У китайцев и манджуров, которые о сахалинских айнах получили сведения от гиляков, айны были известны под именем куе[9].

Курилы, как мы упоминали, есть тот же народ, что и айны (айну), обитающие на острове Хоккайдо (Иезо) и в южной части Сахалина. Сами себя курилы так и называют айну,[10] что на их языке значит человек. Народ этот резко бросается в глаза своей сильно выраженной растительностью на лице (рис. 31, 32) (да и на всём теле). Из-за этого многие относили айнов (а некоторые и теперь относят) к «кавказской» группе народов. Шренк признавал этот народ за палеазиатов. Были и другие предположения. Л. Я. Штернберг выдвинул гипотезу о происхождении айнов с островов в южной части Тихого океана: «По физическому типу, — говорит он, — айну представляют вариацию той первичной австралоидной длинноголовой бородатой расы, разновидности которой мы одинаково находим и в Австралии, и в южной Индии, и в западной Океании, а особенности их культуры и языка мы находим у самых различных народов Океании и особенно ясно у ближайших из этих народов, живущих в Индонезии, на Филиппинах и на Формозе»[11]. Хотя не все аргументы, приводимые Л. Я. Штернбергом в пользу его идеи, одинаково убедительны, тем не менее его предположение наиболее приближает нас к разрешению загадки о прародине айнов.

О курилах Крашенинников отзывается весьма сочувственно: «Они несравненно учтивее других народов: а при том постоянны, праводушны, честолюбивы и кротки. Между собою живут весьма любовно, особливо же горячи к своим сродникам».[12]

Первые посещения островов русскими

В 1706 году приказчик Василий Колесов посылал в «Курильскую землю», то есть в самую южную часть Камчатского [150] полуострова, Михайлу Наседкина, «для умирительства на немирных иноземцов». Наседкин шёл в указанное ему место на собаках, прошёл от Курильского острога до Носа, то есть до мыса Лопатки, и убедился, что за Носом, «за переливами», видна в море земля, «а проведать де той земли не на чем, судов морских и судовых припасов нет и взять негде, потому что де лесу близко нет и снастей и якорей взять негде»[13]. О том ещё в 1706 году писал в Якутск приказчик Василий Колесов.[14] Встречающееся нередко указание, что Курильские острова впервые видел Колесов, неправильно: он на Лопатке не был, а посылал туда людей, о чём он сам и сообщал.

Когда в Якутске узнали об островах, лежащих за мысом Лопаткой, казачьему десятнику Василию Савостьянову, назначенному на Камчатку, был послан (9 сентября 1710 года) наказ «поделав суды какие прилично, за перелевами [проливами] на море земли и людей всякими мерами, как можно, проведывать», людей приводить в подданство, сбирать с них ясак «с великим радением» и «той земле учинить особый чертёж»[15]. Это поручение было исполнено в следующем году.

В августе 1711 года Данила Анцыферов и Иван Козыревской, желая загладить свою вину (они участвовали в бунте на Камчатке), ходили с Большой реки до мыса Лопатки («Камчадальского Носу»), а отсюда на малых судах и байдарах на первый Курильский остров[16], или Шумшу. Остров этот, как теперь известно, имеет около 30 км в длину.

Миллер говорит, что настоящие курилы живут на втором и прочих островах, но что на Камчатке называют курилами также камчадалов, обитающих к югу от Большой реки; эти «курилы» и обитатели первого Курильского острова — один народ, отличающийся лишь незначительно по языку от прочих камчадалов[17]. Это же подтверждает и Полонский[18]. От камчадалов русские ещё при первом знакомстве с Камчаткой узнали, что курильцы (куш, кужин) делятся на Рис. 33. Курилец Григорий и его дочь. (Из Torii, 1919).Рис. 33. Курилец Григорий и его дочь. (Из Torii, 1919). [153] ближних и дальних. Ближние жили на южной оконечности Камчатки, к югу от параллели реки Авачи и Большой, на так называемой Курильской землице, и на первых двух Курильских островах. При этом курильцы материка и первого острова представляли собою помесь между камчадалами и настоящими курильцами; от камчадалов они несколько отличались языком, обычаями и внешним видом. От этих курильцев получили своё имя Курильское озеро в южной Камчатке и мыс Курильская Лопатка. Жители второго острова, или Парамушира, были настоящие курилы, переселенцы Рис. 34. Курилки (айны) Мария, Сафира, Стефира (?) и Матрёна. (Из Torii, 1919).Рис. 34. Курилки (айны) Мария, Сафира, Стефира (?) и Матрёна. (Из Torii, 1919). с дальних островов. Дальние курильцы, с которыми русские познакомились впервые по рассказам японцев, потерпевших крушение у берегов Камчатки, а также по отдельным заезжим курильцам-торговцам, назывались мохнатыми, за их — характерный для всех айнов — густой волосяной покров. Попытки подчинить мохнатых начались со стороны России лишь в 1768 году.

На первом острове (то есть Шумшу) Анцыферов и Козыревский имели бой с «курильскими мужиками», которые, как оказалось, «к бою ратному досужи и из всех иноземцов бойчивее, которые живут от Анандырского по Камчатскому Носу». Но это вряд ли соответствует истине: курильцев изображают как народ покорный, робкий и вялый. Это единодушный отзыв Крашенинникова, Тихменёва, Полонского и Сноу. Убив человек десять туземцев и многих ранив, казаки, тем не менее, ясаку взять не могли, ибо «на том их [154] острову соболей и лисиц не живет и бобрового промыслу и привалу не бывает и промышляют они нерпу; а одежду на себе имеют от нерпичьих кож и от птичьего перья». Отсюда направились к другому острову, где живут иноземцы Езовитяне, то есть, как объясняет Миллер, «курилы, по японскому называемые езо».

Иезо, или правильнее Эзо, есть старое название острова Хоккайдо. Первоначально термином эзо японцы обозначали всех «северных дикарей» или варваров, не подчинявшихся власти японского императора. Поэтому старые писатели прилагали это наименование ко всем северным местам. С течением времени эзо отодвигались всё дальше и дальше на север, и у позднейших японских писателей под Эзо подразумеваются страны на север от острова Хондо, включая Курильские острова и Сахалин[19].

Как бы то ни было, Анцыферов и Козыревский имели в виду большой высокий остров Парамушир (поро-машири по-аински и значит «большой остров»). Здесь было много жителей. Призывали их «ласкою и приветом» к подданству, но они отвечали, что ясаку никогда никому не платили. «Соболей и лисиц, — говорили они, — не промышляем, промышляем де мы бобровым промыслом в генваре месяце, а которые де у нас были до вашего приходу бобры, и те де бобры испроданы иной земли иноземцам, которую де землю видите вы с нашего острова в полуденной стороне, и привозят де к нам железо и иные товары, кропивные, тканые пестрые, и ныне де у нас дать ясаку нечего». Пробыв здесь два дня, Анцыферов и Козыревский не решились за своим малолюдством дать бой и вернулись обратно. В Большерецк прибыли 18 сентября 1711 года «и тому учинили за руками чертеж»[20]. Но чертёж этот, к сожалению, не сохранился. Во всяком случае, изображение виденных Курильских островов должно было быть похоже на то, что имеется на карте Шестакова (рис. 28).

Нельзя не отметить здесь следующее. Один из камчатских казаков, Григорий Переломов, участвовавший в начале 1711 года в убийстве приказчиков на Камчатке, плавал летом того же года на Курильские острова вместе с Анцыферовым и Козыревским. Будучи потом задержан, он в расспросе и [155] с пытки показал, что он, Переломов, с Анцыферовым были только на первом острову, «а что де он Григорей с убойцами своими со служилыми людьми написали великому государю в челобитной своей и в чертеже, что были на другом морском острову, и то де они Григорей с товарыщи написали в челобитной и в чертеже своем ложно»[21]. Далее тот же Переломов сообщает, что отписка его товарищей от 21 ноября 1711 года о построении на одном из Курильских островов земляного острогу писана ложно.

Но во всяком случае несомненно, что на первом Курильском острове казаки были. А о втором — могли получить сведения от жителей первого. Название же езо Козыревский мог услыхать только от пленных японцев, о которых будет сказано в следующей главе.

В 1712 году приказчик камчадальских острогов Василий Колесов дал Ивану Козыревскому поручение измерить землю от Большой реки до южной оконечности Камчатки, а также острова за «переливом» (1-м Курильским проливом) и «обо всём велел Ивану учинить чертеж и написать всему тому доезд». Ходил ли Козыревский в этом году на Курильские острова, неизвестно[22]. Но, во всяком случае, он подал Колесову, за своею рукою, чертёж и доезд «о мере сколко Носовой земли до перелеву и за перелевом[23] о морских островах». Кроме того, Козыревский привёз в казну великого государя «с прежних разбойных бус», то есть с разбившихся судов[24], двадцать два золотника золота красного, в плашках и в кусках, а все «с надписанием их языка». Речь идёт о потерпевших в 1710 году крушение японских судах, о чём будет сказано ниже (глава XIII). Полученные от японцев сведения о Курильских островах и Японии очень пригодились Козыревскому, и он ими широко пользовался в своих отчётах.

В 1713 году Колесов, во исполнение данного ему указа, снова посылал Козыревского с Камчатки «для проведывания от Камчатцкого Носу за перелевами морских островов и Апонского [то есть Японского] государства». Ему дано «55 служилых [156] и промышленных людей, 11 ясашных инородцев» и поручено поделать на Большой реке мелкие суда и на них идти «за перелевы», то есть к Курильским островам. В Верхнекамчатске Козыревскому выдано две медных пушки, двадцать ядер, пищаль, порох, свинец и другие припасы. Кроме того, в качестве лоцмана («вожа») и толмача предоставлен японский полоняник, именем Сана[25]. По возвращении, Козыревский подал Колесову доезд и «тем островам чертеж, даже и до Матманского острова» (то есть до острова Матсмай или Иезо или Хоккайдо)[26]. На втором острове «курильцы были зело жестоки и наступали в куяках [панцырях из пластинок], имея сабли, копья и луки со стрелами»[27]. Казаки имели с ними бой. Третий остров был только «проведан», но плыть туда не решились. Вместе с отчётом Козыревский представил приказчику «погромное» платье — дабиное, шёлковое и крапивное, найденное на втором острове, японские сабли, три плашки (монеты) золота, двух иноземцев — аманатов со второго острова и одного дальнего курильца именем Шатаной, зашедшего с Итурупа на второй остров для торговли японскими товарами[28].

Миллер[29] и Полонский говорят, что Козыревский далее первых двух Курильских островов (Шумшу и Парамушира) не был, а сведения свои собрал главнейше от вышеупомянутых курильцев и японцев. О своих наблюдениях он сообщил якутским властям, а также Берингу, во время пребывания последнего в Якутске, в 1726 году. К своим объяснениям Козыревский приобщил «чертежи матерой земли и островам». Извлечения из показаний Козыревского даёт Миллер[30], чертёж же Курильских островов не должен многим отличаться от того, что мы находим на карте Шестакова 1726 года, о которой мы говорили выше (стр. 108).

Рис. 35. Предметы курильского обихода с острова Шикотан, собранные японским этнографом R. Torii в 1899 г. (из Torii, 1919).Рис. 35. Предметы курильского обихода с острова Шикотан, собранные японским этнографом R. Torii в 1899 г. (из Torii, 1919).

1. Нож в ножнах. Ножны с орнаментом. Такой нож носили и мужчины и женщины всегда за поясом. 2. Деревянная пряжка от пояса. 3. Корзина из стеблей злака Elymus mollis. 4. Костяной футляр, укршенный клювами «этупирика». Согласно Torii, от курильских слов — клюв и pirika — красивый. Но, может быть, с русского «топорок», (топорок, Fratercula cirrata, птица из семейства чистиковых). Иголки втыкаются в длинный и узкий ремень, проходящий через футляр. Подобные же курильские футляры известны из неолита острова Шумшу.
Иван (Игнатий) Козыревский

[159] Несколько слов о Козыревском. Это был авантюрист, какими особенно был богат XVIII век. Дед его, поляк, взятый в плен во время войны с Польшей, был сослан на Камчатку. В 1711 году Иван Козыревский принимал деятельное участие в убийстве казачьего головы Владимира Атласова и двух приказчиков[31]. В искупление своей вины он был отправляем на Курильские острова. После этого, в 1716 или в 1717 году, в результате каких-то тёмных дел, Козыревский был вынужден постричься в монахи под именем Игнатия. Но и затем неугомонная личность камчатского авантюриста не исчезает со страниц истории: в 1720 году мы его застаём в Большерецке на Камчатке. Здесь Игнатий, будучи на постоялом государевом дворе, повздорил с одним служилым человеком, укорявшим его, что от него де и прежние приказчики на Камчатке убиты. На это монах Игнатий говорил такие возмутительные и похвальные (то есть наглые) речи: «Которые де люди и цареубойцы, и те де живут приставлены у государевых дел, а не велие дело, что на Камчатке прикащиков убивать». Отправляя за эти слова Игнатия за караулом в Якутск, заказчик камчатского наряду (так назывались управители, назначавшиеся по острогам приказчиками) Максим Лукашевской, в своей отписке якутскому ландрату Ивану Ракитину, прибавлял: «А от него монаха Игнатия на Камчатке в народе великое возмущение. Да и преж сего в убойстве прежних прикащиков Володимера Атласова, Петра Чирикова, Осипа Липина он монах Игнатий был первый, да и в отказе Алексея Петриловского и Василия Качанова от приказов возмутителем был он же монах Игнатий Козыревской»[32].

Алексей Петриловский, о котором здесь говорится, был приказчиком в камчатских острогах. Он прославился невероятными грабежами[33]. Между прочим, он «вымучил» у Козыревского ценные пожитки, которые тот собрал для себя на Курильских островах[34].

[160] В Якутске Козыревскому удалось выпутаться из беды, и он одно время даже замещал архимандрита Феофана в Якутском монастыре. Но в 1724 году вследствие ревизии сибирских дел, вызванной преступлениями Гагарина, всплыло опять дело о камчатском восстании 1711 года. Козыревский был посажен под стражу, но бежал и подал Якутской воеводской канцелярии челобитную, что он знает пути до Японского государства, и просил отправить его по этому делу в Москву. В 1726 году, в бытность Беринга в Якутске, к нему явился монах Игнатий с чертежами и развивал ему свои планы насчёт Японии, но Беринг нашёл их несоответственными и даже отказал Козыревскому в его просьбе быть принятым в экспедицию[35]. Затем предприимчивому монаху удалось в следующем году устроиться в партию казачьего головы Афанасия Шестакова, отправлявшегося на северо-восток Азии «для изыскания новых земель и призыву в подданство немирных иноземцев». Козыревскому было поручено плыть вниз по Лене и выйти в море для открытия земель против устья этой реки. В Якутске Игнатий построил на свой счёт судно «Эверс» и на нём в августе 1728 года отправился вниз по Лене. По словам Полонского, неизвестно на чём основанным, Шестаков сулил Козыревскому, что он впоследствии построит для него надёжное судно для проведывания Большой земли, то есть Америки, и морского пути в Камчатку. Козыревский дошёл на Эверсе до Сиктаха на Лене и здесь зазимовал. В январе 1729 года Игнатий вернулся в Якутск, а весной судно его изломало льдом[36].

Затем Козыревскому удалось пробраться в Москву[37], где судьба сначала ему благоприятствовала: в Санктпетербургских ведомостях от 26 марта 1730 года (стр. 99—100) было даже пропечатано о заслугах его в деле объясачения камчадалов и открытия новых земель к югу от Камчатки[38]. Но вскоре снова всплыло злополучное дело об убийстве им [161] приказчиков на Камчатке. Игнатий был по приговору синода «обнажён священства и монашества» и передан в распоряжение юстиц-коллегии, которая в 1732 году определила расстригу казнить смертью, но вместе с тем постановила, «не чиня той экзекуции», дело передать в сенат. Чем закончилась судьба Козыревского, источники, коими я пользовался, не говорят.

Некоторые из позднейших авторов возвеличивают эту тёмную личность. Так, ганноверский резидент Вебер (Fr. Chr. Weber) в своей известной книге Das veränderte Russland (Bd. III, Hannover, 1740, p. 158—160) совершенно неправильно передаёт, будто поводом к первой экспедиции Беринга были сообщения Козыревского (каковы были поводы для этого начинания, мы уже говорили). Точно так же, по мнению Г. Спасского (l. c., стр. 27—32), монах Игнатий «известен в восточной Сибири необыкновенными своими подвигами». Причиной такого взгляда на К. послужила, надо думать, вышеупомянутая хвалебная статья в С.-Петербургских ведомостях. Впоследствии, впрочем, Спасский изменил своё мнение и в одной статье, написанной в 1858 году, характеризует Козыревского как «отребие сего мира» со ссылкой на послание к коринфянам. Также и Словцов в своей Сибирской истории (I, 2-е изд., 1886, стр. 204) аттестует монаха как «пройдоху».

Всё же справедливость требует отметить, что Козыревский был первый из русских, посетивший Курильские острова. Он первый собрал о них обстоятельные сведения и составил чертёж.

Первое описание Курильских островов

Возвращаемся к описанию Курильских островов, какое даёт Миллер со слов Козыревского или, вернее, со слов пленных японцев и курильцев[39].

От мыса Лопатки перегребают в кожаных байдарах через пролив в два или три часа, до первого острова Шумчу, [162] обитаемого курилами. По словам Крашенинникова, обитатели Шумшу (Шоумшчу) «не прямые курилы, а камчатского поколения», то есть помесь между камчадалами и курилами. На этот остров приходят иногда для торгу южные курилы, покупающие морских бобров, лисиц и орловые перья для стрел.

В настоящее время коренные курилы русской части Курильской гряды (а самым южным из островов, до 1875 года принадлежавших России, был Уруп), или айны (айну), — как они, подобно своим сородичам на Сахалине и Иезо, себя называют — почти вымерли. В 1891 году 69 душ их жили на острове Шикотан, относящемся к так называемой малой Курильской гряде, что на самом юге большой Курильской гряды, восточнее острова Кунашира; они были сюда, в числе 97 душ, насильственно переселены в 1884 году японцами с северных островов гряды[40]. В 1899 году, в посещение Тории, всего курилов было на Шикотане, считая с временно ушедшими на север, 62 души, в 1913 году 57 душ. Между тем в 1749 году только на двух самых северных островах числилось 208 человек курил[41]. Вообще же постоянное население, помимо упомянутого острова Шикотана, имеется ныне только на двух южных островах, Кунашире и Итурупе; оно состоит из японцев и айнов (то есть тех же курилов); всего тех и других около 3000 душ. Летом же на многих островах появляются рыбаки и охотники. Но ещё в шестидесятых годах прошлого столетия курильцы жили оседло в количестве нескольких семейств на острове Шумшу, а также и на Парамушире и даже содержали здесь рогатый скот[42]. Капитан Сноу в 1878 году нашёл туземцев на Шумшу, Рашау, Ушишире и Урупе, а на многих других островах — остатки поселений из 10—30 жилищ. По словам кап. Новаковского, незадолго до русско-японской войны (1904—1905) на южной стороне острова Шумшу поселились японцы, и посёлок этот служил базой для шхун, занимавшихся хищническим ловом морских котиков у Командорских островов[43].

[163]Курилы, как сказано, называют себя айнами, и действительно, они не отличаются ни языком, ни физическим типом от айнов, населяющих Сахалин и Иезо.

По сообщению Тории, посетившего Шикотан в 1899 году, курили продолжали называть себя русскими именами и фамилиями; здесь было всего четыре фамилии: Сторожев, Новограбленый, «Плетин» и «Шериники», имена же у них были: Евсей, Трифон, Прокофий, Иван, Дарья, Матрёна, Мавра, Пелагея, Харитина, Федора и др. Впрочем, каждый носил, кроме того, и аинское имя, напр. Евсей назывался по-аински Камуире-куру, а Авдотья — Тукура-мат[44] (куру, или человек, есть обычный придаток к мужским именам, тогда как мат, или женщина — к женским).

По современным картам остров Шумшу, или Шимушир, отделяется от мыса Лопатки проливом (1-й Курильский) шириной в 7 морских миль (или 13 км). Длина острова 32 км, ширина 22. Остров сравнительно низмен, высота его не свыше 175 м. На нём есть остатки двух поселений. В бытность Крашенинникова на Камчатке (1737—1741) на Шумшу было три поселения с общим количеством жителей в 44 души. В ручьи, которыми богат остров, входит кета и горбуша. У берегов много нерп, а также живёт небольшая колония морских бобров. В море много трески и палтуса. По наблюдениям метеорологической станции, устроенной японцами, в 1902 году средняя температура августа (самый тёплый месяц) была +15,4°, средняя февраля (самый холодный) −7,8°. Осадков больше всего зимой и осенью (ноябрь 133 мм), меньше всего летом.

К западу от Шумшу, километрах в 80 от берега Камчатки, находится необитаемый вулканический остров Алаид, по-курильски Уякужач. Это высшая точка Курильской гряды. По описанию Крашенинникова (I, 1755, стр. 108), туда ездили жители с Лопатки и первых двух островов для промыслу сивучей и тюленей, которых там множество (и те и другие и до сих пор там сохранились). «Из самого ее [горы] верьху примечается в ясную погоду курение дыму». Со слов Стеллера, Крашенинников передаёт следующую легенду об Алаиде, слышанную от курильцев около Курильского озера: «Бутто помянутая гора стояла прежде сего по среди объявленного озера; и понеже она вышиной своею у всех прочих гор свет отнимала, то оные непрестанно на Алаид негодовали, [164] и с ней ссорились, так что Алаид принуждена была от неспокойства удалиться и стать в уединении на море; однако в память свою на озере пребывания оставила она своё сердце, которое по курильски Учичи так же и Нухгунк, то есть пупковой, а поруски сердце камень называется, которой стоит посреди Курильского озера, и имеет коническую фигуру. Путь ее был тем местом, где течет река Озерная, которая учинилась при случае оного путешествия: ибо как гора поднялась с места, то вода из озера устремилась за нею, и проложила себе к морю дорогу»[45]. Тории сообщает, что у японцев существует подобная же легенда относительно вулкана Фудзияма, который когда-то помещался на том месте, где теперь озеро Бива; эта легенда ведёт своё начало от айнов, ибо фудзи по-аински значит огонь, вулкан[46].

Со слов Стеллера, Крашенинников говорит, что на Алаиде, кроме сивучей и тюленей, водятся красные и чёрные (то есть чернобурые) лисицы[47], также «мусимоны или каменные бараны», а морские бобры и коты там встречаются очень редко[48].

Продолжаем описание Миллера.

Второй остров, Пурумушир (теперь Парамушир), находится от первого в четырёх верстах (по Крашенинникову и по современным картам, это расстояние менее двух километров). Жители его делают холст из крапивы. От приезжающих с южных островов (именно, с Урупа) курилов они выменивают шёлковые и бумажные ткани, котлы, сабли и лаковую посуду. Оружие у них луки, стрелы, копья и сабли; имеют панцыри.

В настоящее время, как сказано, постоянного поселения на Парамушире нет. Это большой и гористый остров: длина его до 104 км, на нём есть действующий вулкан высотой 1400 м; высшая точка острова, недействующий вулкан Фус, имеет 2100 м.

По словам Крашенинникова (стр. 106), на Парамушире, кроме сланца и ернику, нет леса. На берегах находят выкидной [165] лес, который «приносит из Америки и Японии, в том числе случаются и канфарные, которых немалые штуки и ко мне привезены были оттуду». Камфарное дерево, Cinnamomum camphora, растёт на юге Японии. Жители этого острова были настоящими курилами, переселенцами с Онекотана. Крашенинникову говорили (стр. 107), что между жителями первых двух островов и дальними Курилами прежде производилась торговля: «Дальние Курилы привозили к ним разную деревянную лаковую посуду, сабли, серебреные кольцы, которые они в ушах носят, и бумажные материи, а от них брали по большей части орловые перья, которыми оклеиваются стрелы; что и весьма вероятно кажется: ибо со второго Курильского острова и я получил поднос лаковой, чашу, японскую саблю и серебреное кольцо, и послал в императорскую кунсткамеру, которых вещей неоткуды взять было Курильцам кроме Японии».

Следующий остров, продолжает Миллер, это Мушу или Оникутан (теперь Оне-котан, по-аински: старая деревня). Здешние курильцы промышляют морских бобров и лисиц, ходят на соседние острова для промысла, а иногда приезжают для покупки бобров на Камчатку: «Многие знают Камчатской язык, коим говорят на большой реке, потому что они с Большерецкими Камчадалами торгуют и женятся»[49].

Следующий остров — Араума-кутан (ныне Хараму-котан, по-аински: деревня лилий), «на нём находится огнедышущая гора», что справедливо; на острове теперь есть остатки поселения.

На пятом острове, Сияскутане (ныне Шиаш-жотан) съезжались курилы с севера и с юга для торга; и в XIX столетии здесь бывало много «кочующих» (то есть не оседлых) курильцев.

Далее идут мелкие острова, из них на острове Китуй (ныне Кетой) растёт камыш, употребляемый курильцами на стрелы. Имеется в виду, очевидно, курильский бамбук, Sasa kurilensis (растущий и на Сахалине, где его тоже называют камышом), впервые описанный Рупрехтом под именем Arundinaria kurilensis по экземплярам, привезённым Ильёй Вознесенским в 1844 году с Урупа[50]. Одиннадцатый остров Шимушир (Симушир) жилой.

[166] Далее перечисляются «двенатцатой остров Итурпу» (то есть Итуруп) и «тринадцатой — Уруп». Здесь автор впал в ошибку: Уруп лежит раньше, севернее Итурупа[51]. Как бы то ни было, об Итурупе правильно сообщается, что он велик и многолюден. Жителей его курильцы называют кых-курилами, «а по японски езо». По языку и обычаям они отличаются от северных курильцев: они бреют головы и «поздравление отдают на коленях». На этом острове есть леса, в которых много зверей и, между прочим, медведей. Есть реки и удобные гавани[52]. Итуруп, по современным картам, самый большой из Курильских островов: длина его до 211 км; в 1890 году на нём было до 1350 жителей; на северо-восточном берегу имеется бухта Мойоро, или Медвежья. Жители Урупа, по Миллеру, таковы же, как и на Итурупе; они покупают ткани на Кунашире и сбывают их на первом и втором островах.

По словам Крашенинникова (I, стр. 114), японцы жителей последних четырёх островов, то есть Матсмая, Кунашира, Итурупа и Урупа, называют езо. Торговлю с ближними островами Курильской гряды вели ранее жители Урупа и Итурупа. Они получали через жителей Кунашира (которые в свою очередь их имели через обитателей Матсмая) японские шёлковые, бумажные и железные товары. В свою очередь, итурупцы и урупцы продавали японцам ткани из крапивы, меха, сушёную рыбу и китовый жир (I, стр. 115).

Ныне на Урупе нет постоянного населения, но прежде на нём была фактория Русско-американской компании, основанная в 1794 году из ссыльных и курильцев (которых Шелехов именует «мохнатыми») для промысла морских бобров[53]. По трактату с Японией 1855 года остров Уруп был южной границей русских владений в пределах Курильской гряды. Через двадцать лет все Курильские острова, как известно, были уступлены Японии в обмен на южную часть Сахалина.

Далее Миллер описывает остров Кунашир. Населяющие его курильцы очень богаты. Тогда как все предыдущие острова независимы, относительно кунаширцев неизвестно, «вольной ли они народ или зависят от города Матмая», то есть от Хакодате на острове Матсмае (Иезо). Они часто ездят на остров Матмай. На Матмае и Кунашире, а равно и на [167] Итурупе и Урупе, содержалось много камчадалов, мужчин и женщин, в неволе. Относительно «Матмая» сообщается, что он населён «тем же народом Езо, или Кых-Курилами». На юго-западном берегу его японцы построили город Матмай (ныне Фукуяма, на самом юге Хоккайдо), куда посылают людей в ссылку и где, как и вообще на острове, держат войска. Из города Матмая[54] привозят на Кунашир японские товары: шёлковые материи, дабу, сабли, чугунные котлы, лаковую посуду и меняют на морских бобров и лисиц. Наконец, приводятся сведения и о Японии.

Плавание Евреинова и Лужина

В 1719 году Пётр отправил двух «геодезистов» (то есть топографов), Ивана Евреинова и Фёдора Лужина[55] с официальным поручением «ехать до Камчатки и далее, куда указано, и описать тамошние места: сошлася ли Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать, не токмо Зюйд и Норд, но и Ост и Вест, и все на карте исправно поставить». Но кроме того у «навигаторов», как их ещё называют документы, была секретная инструкция, содержание коей неизвестно. Посланные прибыли в Якутск в мае 1720 года. Из Охотска они в сентябре отправились на Камчатку в казённой лодии и через десять дней пристали в устье реки Ичи[56]. Перезимовав в Нижнекамчатске, они в мае следующего года отправились из устья Большой реки на том же судне к Курильским островам. Идя вдоль гряды, достигли «6-го острова» (какой именно, трудно сказать, ибо счёт различён; по Крашенинникову, который мог иметь наиболее достоверные сведения, это был остров Симушир)[57], но здесь потеряли во время бури якорь и были унесены к второму острову, или Парамуширу, где вместо якоря бросили пушку и наковальню. Выйдя на берег, запаслись водой и провизией; когда стали подымать доморощенный якорь, канат лопнул. [168] Тем не менее благополучно вернулись в Большерецк в конце июня. Здесь сделали два деревянных якоря, оковали их сковородами и на той же лодии 12 июля ушли в Охотск. Мореход Кондратий Мошков, управлявший лодьёй, на которой ходили к Курилам, характеризовал в своём прошении к якутскому воеводе путешествие навигаторов как бесполезное и просил (октябрь 1721) о дозволении вновь отправиться для проведывания тех же островов, но ходатайство его было безуспешно[58].

Евреинов, не сообщая никому о цели и результатах своей поездки[59], из Якутска поспешил в Европу. Он застал Петра в Казани в мае 1722 года и представил ему отчёт и карту осмотренных Курильских островов. Полагают, что Пётр посылал геодезистов на Курильские острова проведывать, нет ли там серебряной руды, о чём могли дойти сведения, — конечно, ложные — от выброшенных на Камчатку японцев или от Козыревского, который сообщал, что японцы на шестом острове берут руду[60].

Посещения после 1721 года

В 1730 году Василий Шестаков, сын Афанасия, убитого весной того же года чукчами, посетил с 25 служилыми первые пять курильских островов, собрал там, в первый раз после Козыревского, ясак и взял двух аманатов[61].

В 1738 и 1739 годах всю гряду Курильских островов нанёс на карту, хотя и не особенно правильно, Шпанберг, участник экспедиции Беринга. Подробно об этом говорится ниже (стр. 190—195)

[169] Во время вторичного пребывания на Камчатке в 1742—1744 годах Стеллер посетил первые Курильские острова, но когда и какие именно, неизвестно. В своей книге «Beschreibung von dem Lande Kamtschatka» он даёт, частью на основании собственных наблюдений, частью по расспросам, описание Курильской гряды (стр. 19—28).

Вплоть до сороковых годов XVIII столетия сборщики ясака ходили не далее первых двух островов. В сороковых годах они проникли до Чирин-котана (против Сиаш-котана). Вследствие притеснений, чинимых сборщиками, многие из курильцев ушли на дальние острова, и для возвращения этих, как их называли, сошлых курильцев был послан в 1750 году тойен (старшина) Николай Сторожев, живший на первом острове. Он доходил до Симушира и успел объясачить некоторых мохнатых, но сошлые не пожелали вернуться на первые острова[62]. В представленном в 1755 году в Большерецк донесении он писал, между прочим, что на острове Ушишир «курильцов 25, природою весьма мохнаты; губы, руки и ноги, для красы, черною краскою расписывают; платье у них японские азямы и из птичьих кож; в житии весьма необиходны; язык их мало походит на язык ближних, так что без толмача не понять; к приезжим весьма благосклонны; хвосты орловые покупают весьма дорого; владелец их, тоён, которому они оказывают честь и покорство, живет на 21-м острове [Итурупе?]; 10 человек из них уговорены в ясачный платеж»[63]. Тойон Симушира подарил Сторожеву саблю с ножнами, что у мохнатых означает великую честь и дарится в знак вечной дружбы. Однако на уговоры принять подданство России ответил отказом.

По поводу указания на татуировку у курилов, следует отметить, что во времена Крашенинникова, то есть в первой половине XVIII века, у курилов татуировались оба пола: «Губы у мущин на средине токмо, а у женщин все вычернены, вкруг разшиты узорами; сверьх того и руки разшивают оне почти по локоть, в чем несколько сходствуют с Чукчами и Тунгусами»[64]. К середине XIX века мужчины перестали татуироваться: «Только одни женщины расписывали черною краскою разные узоры на губах и руках до самых локтей»[65]. [170] Во время посещения Тории, в 1899 году, этот обычай окончательно исчез[66].

Сибирский губернатор Соймонов поручил в 1761 году полковнику Плениснеру, командиру Анадырского, Охотского и Камчатских острогов, собрать более подробные сведения о южных Курильских островах. С этой целью в 1766 году отправлены из Большерецка тойон второго острова Никита Чикин и сотник Иван Чёрный с поручением разузнать о числе островов и количестве населения на них; курильцев надлежало «уговаривать в подданство, не оказывая при том не только делом, но и знаком грубых поступков и озлобления, но привет и ласку». Мы увидим далее, как исполнил этот наказ Чёрный. Чикин скоропостижно умер на острове Симушире, и с 1767 года Чёрный сделался главою партии. Зиму 1767/68 года сотник провёл на Симушире, заставляя несчастных курильцев работать на себя и зверски наказывая провинившихся. Следующим летом Чёрный достиг острова Итурупа и привёл в подданство всех мохнатых, а также двух приезжих с Кунашира. Тойон Итурупа объяснил, что на Кунашире живут японцы, где у них имеется крепость. На следующую зиму Чёрный поселился на Урупе и здесь занялся промыслом бобров в свою пользу, невероятно притесняя курильцев. Осенью 1769 года он вернулся в Большерецк и подал здесь отчёт о плавании, в котором подробно и весьма толково описывает острова. Как ничтожно было население в русской части Курильской гряды, видно из того, что Чёрному на 19 островах (включая Итуруп) удалось привести в подданство лишь 83 мохнатых (взрослых мужчин). Преступления Чёрного были обнаружены, и над ним назначено следствие, прекращённое, однако, за его смертью в Иркутске от оспы[67].

Озлобленные действиями Чёрного, мохнатые в 1771 году подняли восстание против русских и многих истребили на острове Итурупе. Не смея нападать в открытом бою, курильцы ночью похищали у русских оружие и затем обращали его против безоружных. Пользовались они также отравленными стрелами[68].

[171] В сентябре 1777 года из Охотска отправлен на Уруп бригантин «Наталия», на котором в качестве переводчика находился иркутский посадский Шабалин. В мае следующего года Шабалин на трёх байдарах пошёл на Итуруп. Здесь произошла удивительная встреча с местными тойонами мохнатых: в изъявление дружбы они сначала, держа в руках обнажённые сабли и копья, кричали с лодок; бывшие на берегу мохнатые, из числа сопровождавших Шабалина, в ответ «ходили вдоль берега с копьями, ноги вымётывая вверх, необыкновенно кричали нелепым зверообразным голосом и скакали, а женский пол их, 32, ходили позади их и кричали также тонкими голосами»; затем все — и новоприбывшие, и береговые — соединились в одну толпу и с обнажённым оружием начали скакать; потом тойоны подходили поочерёдно к толмачу и держали над его головою сабли. Русские сначала подумали, не хотят ли мохнатые напасть на них, и выстроились в боевом порядке, но потом недоразумение разъяснилось[69] Подобную же церемонию встречи, практикуемую курильцами, описывает и Крашенинников[70]. С Итурупа, или 19-го острова, Шабалин отправился далее к 22-му, или Матсмаю[71]. По пути (на Кунашире?) от курильцев узнал, что топоры, сабли и пальмы (железные ножи с деревянною рукояткою), а из платья — азямы они получают из Японии, сами же готовят тканое платье из тополёвого лыка (айны, действительно, готовят грубую ткань из лыка), имеют лук и стрелы, причём наконечники стрел отравляют соком «лютика» (Aconitum)[72], носят деревянные панцыри («куяки») из мелких дощечек[73] и шлемы из досок, строят крепостцы, питаются рыбою, а равно привозным из Японии рисом. Далее курильцы рассказали, что против острова Кунашира с северной стороны имеется земля, называемая Короска, на которой живёт многочисленный народ, говорящий одним языком с мохнатыми. Это — Сахалин, или, по-японски, Карафуто.

Примечания

  1. Самые южные из Курильских островов усмотрены ещё в 1643 году голландцами. Об этом подробно рассказывается ниже.
  2. Лоция сев.-зап. части Восточного океана. III, СПб., 1905, стр. 243—244.
  3. Г. Миллер. Сочин. и перев., 1758, I, стр. 304 (здесь Алаид называется курильским именем Уяхкува, правильнее Уяхкужач, что значит высокий). — Крашенинников, I, 1755, стр. 108. — А. Полонский, Курилы. Зап. Геогр. общ. по отд. этн., IV, 1871, стр. 423—424.
  4. II, стр. 4, 5; I, стр. 103—120. «Звание Курильских островов произошло от жителей ближайших островов к Камчатке, которые от тамошних народов Куши, а от Россиян Курилами называются» (стр. 103).
  5. Крашенинников, II, стр. 29.
  6. С. Н. Стебницкий в «Языки и письменность народов севера», III, 1934, стр. 88, изд. Инст. народов Севера.
  7. G. Müller in: Steller. Kamtschatka, 1774, прилож., p. 20.
  8. Л. Шренк. Об инородцах Амурского края. СПб. I, 1883, стр. 132.
  9. Шренк, I. с., стр. 132—133.
  10. Полонский, стр. 376.
  11. Л. Я. Штернберг. Айнская проблема. Сборник Музея антрон. и этногр., VIII, 1929, стр. 369, изд. Акад. наук.
  12. Крашенинников, II, 1755, стр. 182.
  13. Пам. сиб. ист. II, стр. 502—503; ср. также: I, стр. 422, 461—462.
  14. Пам. сиб. ист., I, стр. 422.
  15. Там же.
  16. Сочин. и перев., 1758, I, стр. 297. — Пам. сиб. ист., I, стр. 462—463; II, стр. 536.
  17. Сочин. и перев., 1758, I, стр. 297—298; см. также Крашенинников, I, 1755, стр. 104—105.
  18. А. Полонский. Курилы. Зап. Геогр. общ. по отд. этн., IV, 1871, стр, 374—376.
  19. Д. Позднеев. Материалы по истории сев. Японии, её отношений к материку Азии и России. I. Иокохама, 1909, стр. 1—2.
  20. Пам. сиб. ист., I, стр. 462—463.
  21. Пам. сиб. ист., II, стр. 536 (это показание сообщено в Якутске приказчиком Василием Савостьяновым 29 декабря 1712 г.).
  22. Миллер (стр. 299—300) говорит, что ходил.
  23. В документах начала XVIII века, относящихся до Курильских островов, пишут и перелив и перелев, почему ударение на этом слове должно было приходиться на первый слог: пе́релив.
  24. Пам. сиб. ист., I, стр. 542; см. также II, стр. 45. Слово буса объяснено ниже, стр. 174.
  25. Пам. сиб. ист., I, стр. 542—543. По А. Полонскому (Курилы, стр. 393) его имя было Сан.
  26. Пам. сиб. ист., II, стр. 46.
  27. Полонский, стр. 390: также Пам. сиб. ист., II, стр. 46.
  28. В Сибирск. вестнике, 1823, ч. 2, отд. «биография», стр. 30, курилец с Итурупа носит имя Иштанай (здесь даны Г. Спасским очень краткие и частью неверные сведения о Козыревском, взятые из неопубликованной Сибирской летописи Ильи Черепанова).
  29. Сочин. и перев., 1758, I, стр. 302.
  30. Г. Миллер. Сочин. и перев., 1758, I, стр. 308—312. См. также А. Сгибнев. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке. Морск. сборн., 1869, апр., стр. 84—85.
  31. Пам. сиб. ист., I, стр. 439—440, 441—451.
  32. Памят. сиб. ист., II, стр. 271—272.
  33. В 1719 г. он был арестован и отправлен для следствия в Якутск, а имение его конфисковано; среди пожитков Петриловского оказалось 5649 соболей, 207 бобров, 1542 лисицы и множество других мехов, а также шуб.
  34. Сгибнев. Морской сборник, 1869, № 4, стр. 85.
  35. Эти сведения заимствованы мною из рукописи А. Полонского «Монах Игнатий Козыревский», хранящейся в архиве Географического общества. Рукопись эта, на 24 страницах, заключает в общем мало нового.
  36. Полонский, l. c., также Сгибнев. Морск. сб., 1869,№ 2, стр. 9.
  37. В конце 1729 года — по словам Вебера (Weber. Das veränderte Russland, III, Hannover, 1740, p. 160).
  38. «И о пути к Япану и по которую сторону островов итти надлежит, такожде и о крайнем на одном из оных островов имеющемся городе Матмае или Матсмае многие любопытные известия подать может» (СПб. вед., 1730, стр. 100).
  39. Сведения о Курильских островах, полученные от японцев и курильцев, более подробно приводятся Миллером в работе: Fr. Müller. Geographie und Verfassung von Kamtschatka aus verschiedenen schriftlichen und mündlichen Nachrichten, gesammelt zu Jakuzk, 1737, которая была в рукописи передана Миллером Крашенинникову при отправлении последнего на Камчатку. Статья эта напечатана лишь в 1774 г. в приложении к G. W. Steller. Beschreibung von dem Lande Kamtschatka, pp. 1—58 (о Курилах, p. 44—53). Ср. также Крашенинников, I, 1755, стр. 103—120.
  40. Сноу. Курильская гряда. Перев. с англ. Зап. Общ. изуч. Амурск, края, VIII, I, 1902, стр. 2, 30, 69. — Torii, l, c., 1919, p. 16.
  41. Полонский, стр. 386.
  42. П. Тихменёв. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании. Ч. II. СПб. 1863, стр. 380—381.
  43. Примечание на стр. 22 перевода статьи Сноу. По японским сведениям, японцы поселились на Шумшу ещё в 1896 г. (см. Матер. к познанию русск. рыболов., III, в. 5, 1914, стр. 91).
  44. Torii, p. 19. Не от русского ли слова «мать»?
  45. Крашенинников, I, стр. 108.
  46. Torii, l. c., p. 248—249.
  47. Это, вероятно, форма, близкая к Vulpes vulpes beingiana.
  48. Крашенинников, I, стр. 109. См. также Steller, l. c., 1774, p. 26; здесь кроме того сообщается, что каменные бараны есть на всех островах вплоть до Кунашира. Что это за баран, в точности неизвестно; вероятно, форма, близкая к камчатскому Ovis nivicola, который встречается до самого юга полуострова (см. Н. В. Насонов. Географическое распространение диких баранов Старого света. Пгр. 1923, изд. Акад. наук, стр. 126—127).
  49. Миллер, стр. 304.
  50. F. Ruprecht. Bull. Acad. St.-Pétersbourg, cl. phys-math., VIII, 1850, p. 121—126.
  51. Эта же ошибка имеется и на карте Шестакова.
  52. Миллер, стр. 307.
  53. П. Тихменёв. Истор. обозрение образования российско-американской компании, ч. I, СПб. 1861, стр. 44.
  54. Полонский, стр. 393.
  55. В документах, напечатанных в «Памятниках сибирской истории», II, стр. 290—292, он именуется Лузиным.
  56. Путешествие Евреинова и Лужина излагаем по Полонскому (стр. 394—395), сообщающему наиболее обстоятельные сведения. См. также, А. Сгибнев. Попытки русских к заведению торговых сношений с Японией в 18 и начале 19 столетий. Морской сборник, 1869, № 1, стр. 40—42 (По делам иркутского архива).
  57. Крашенинников. Описание Земли Камчатки, I, 1755, стр. 112. — Сгибнев говорит, что судно достигло пятого острова.
  58. Полонский, стр. 326.
  59. В Якутске геодезистов запрашивали, «что с приезду сделали и ныне что делают; а буде по данным им пунктам дела не окончили… оканчивать в скорых числах». На это геодезисты отвечали: «Пунктов нам не дано, а велено нам отправлять по данному нам наказу за собственною его царского величества рукою, по которому мы, помощью всесильного бога, что надлежит, отправили, о котором отправлении будем ответствовать самому его царского величества» (Пам. сиб. ист., II, стр. 291).
  60. Миллер, там же, стр. 323—325 Сгибнев (Морской сборник, 1869, № 4, стр. 84) приводит краткое донесение Козыревского, в котором, между прочим, читаем: «Шестой [остров] Шококи, на который приезжают японцы за рудою».
  61. А. Сгибнев. Экспедиция Шестакова. Морской сборник, 1869, № 2, неофиц. отд., стр. 18 (эта статья посвящена описанию похода Афанасия Шестакова). См. также 1869, № 4, стр. 114.
  62. Полонский, стр. 398—403.
  63. Там же, стр. 403—404.
  64. Крашенинников, II, 1765, стр. 180
  65. Полонский, 1871, стр. 377.
  66. Torii, 1919, p. 149.
  67. Об экспедиции Чёрного подробно рассказывается у Полонского, стр. 405—440; здесь перепечатан и отчёт Чёрного.
  68. Д. Позднеев. Материалы по истории Сев. Японии и её отношений к материку Азии и России. II, Иокохама, 1909, стр. 20—25.
  69. Полонский, стр. 453—454.
  70. Крашенинников, II, 1755, стр. 182.
  71. 20-й остров это Кунашир; 21-й — Шикотан, лежащий к востоку от Кунашира в малой Курильской гряде.
  72. Ср. ниже, стр. 200.
  73. Такого же рода панцыри, сделанные из косточек, сшитых ремнями, были в употреблении и у коряков (Крашенинников, II, стр. 35). Из моржовой кости, тюленьей кожи, а впоследствии и железа, делали их чукчи. Были они в употреблении и у гиляков, а так же у других народов на берегах Тихого океана. См. рисунки у Bogoras. Chukchee, p. 163. Монографию об этом предмете дал Ратцель в 1886 г.
Содержание