160
Глава VI
Некоторые вопросы, связанные с изучением лабиринтов
В заключение этой слишком разросшейся работы необходимо разрешить ещё несколько менее крупных, но всё же имеющих существенное значение вопросов, возникающих по поводу лабиринтов или в связи с их изучением, и объяснить некоторые факты, отчасти как бы противоречащие отдельным высказываемым нами предположениям. Здесь можно принять во внимание следующие:
Почему в Финляндии и на Скандинавском полуострове, наряду с лабиринтами, встречаются и гробницы, а в Лапландии отмечены одни лишь лабиринты, без каких-либо погребальных сооружений?
Не служили ли лабиринты, кроме религиозных, и для других каких-либо целей?
Почему лабиринты сооружались почти исключительно на берегу моря, по берегам озёр или на островах — вообще, поблизости воды?
Как заимствованные в глубокой древности от германского народа не имеют ли лабиринты какого-либо отношения к прагерманской мифологии?
Все эти вопросы находят достаточно удовлетворительное объяснение в имеющемся материале, являясь сопутствующими и дальнейшими выводами из наших предположений о лабиринтах.
Отсутствие гробниц при лабиринтах Лапландии
Уже было указано ранее, что на Скандинавском полуострове, точно так же, как и в юго-западной части Финляндии, по берегам Ботнического и Финского заливов и на близлежащих островах, находятся особого рода погребальные сооружения, известные в археологии под именем cairns, carns. В тех же местах 161 как раз расположены не только отдельные лабиринты, но и целые их группы, объединённые территориально районом приходов. Таким образом, в Финляндии лабиринты и гробницы территориально объединены. В то же время в Лапландии и на севере России — по берегам и островам Белого моря — там, где расположены лабиринты, никаких могильных сооружений или надгробных памятников, относящихся к доисторической эпохе, пока не обнаружено, то есть о них не упоминается.[1]
Отчего происходит такое различие?
По нашему мнению, такое несоответствие явилось вполне естественным путём. На Скандинавском полуострове и в юго-западной Финляндии в эпоху бытования лабиринтов проживавшие там племена, как показали археологические изыскания, вели жизнь оседлую, не сопровождавшуюся какими-либо перекочёвками или странствованиями.[2] Они имели возможность вполне спокойно и в определённых местах хоронить своих мертвецов, приготовляя для них особые гробницы из плоских камней, которые в достаточном количестве встречались в местах их проживания. Притом же, вследствие оседлой жизни, и самая форма их погребений была иная.
Лапландские же племена в доисторическую эпоху, так же, как и в последнее время, не имели определённого местопребывания, но всё время перекочёвывали с одного места на другое, периодически возвращаясь на прежние стоянки, в зависимости от экономических условий их быта. «Люди обыкновенные хоронились, где попало,[3] а выдающиеся охотники — на священных местах» — говорит и А. В. Елисеев.[4]
На точно такой же modus указывает и более поздний период доисторической жизни лапландцев, именно — когда они от почитания saivo перешли к почитанию seita. На основании своих изучений финской мифологии Э. Вольтер говорит: «Камни, называвшиеся сейдами, ставились в память предкам. Они были рассеяны в разных местах, так как лопари не хоронили своих покойников ни в курганах, ни в дольменах.[5] Около сейдов происходили жертвоприношения усопшим».[6]
Отсюда с уверенностью можно заключать, что и saivo — лабиринты, горы мёртвых, служили точно такими же памятниками, объединяющими: место погребения, место памяти предков и место жертвоприношения им. Они и были рассеяны в различных местах кочевания того или иного рода, указывая знаменательные для него пункты.
Возможно, — даже, можно сказать, наверное, — при раскопках на месте лабиринтов и сопутствующих им сооружений или неподалёку от них найдены будут 162 следы той или иной формы погребения, остатки жертвоприношений и т. под. На это указывает сообщение А. В. Елисеева о каменных кучах-могилах.
При обследовании лабиринтов до сих пор не обращали внимания на кучи камней. В Соловецких же лабиринтах пока ничего нельзя было выяснить, кроме формы и узора их, так как все они покрыты сплошным ковром густой растительности, а некоторые и довольно глубоким слоем наросшей почвы позднейшего происхождения.
Таким образом, отсутствие особой формы погребения у лопарей объясняется их кочевым образом жизни, обусловившим почитание лабиринтов — saivo, как мест пребывания умерших предков, самих же умерших они хоронили не в определённых местах, а где попало.
Лабиринты — пункты остановок
По той же самой причине, вследствие того, что лапландцы не имели определённого места жительства, а всё время перекочёвывали с места на место по Лапландскому полуострову и по берегам и островам Белого моря, лабиринты не только служили для религиозных целей, но играли ещё и другую, не менее важную роль в их жизни.
Место пребывания лопарей в том или ином месте определялось необходимостью достаточного количества добычи для пищи и для меновой торговли. Продолжительность пребывания их в том или ином месте определялась количеством и постоянством попадания добычи. В тех местах, где племя жило дольше, то есть в местах более удобных для рыбной ловли и звероловства, сооружались и лабиринты.
А так как лопари более продолжительное время, конечно, жили в наиболее добычливых и удобных для поселения местах, то эти пункты, естественно, и отмечались сооружением религиозных памятников. Так как здесь, конечно, случалось и большее количество смертей, то здесь же лопари строили свои лабиринты — saivo — горы мёртвых и хоронили умерших. На эти хорошо насиженные счастливые местечки из-за обильного улова добычи периодически и возвращались кочевники. Делать это было тем более легко, что все эти места были уже отмечены устройством лабиринтов, могилами и постановкой вблизи их мачт и столбов для жертвоприношений[7]. Эти издали заметные знаки служили сигналом остановки и для проезжавших торговцев.
Таким образом, места лабиринтов сделались пунктами остановок на более или менее продолжительное время при перекочёвках первобытных финских племён и станциями для приезда купцов при меновой торговле.
163Кроме того, остановки около лабиринтов необходимо должны были делаться ещё и потому, что души предков, населявшие saivo, время от времени требовали для себя жертвоприношений. Неудовлетворение их в этом отношении грозило неприятными посещениями. Бывали, конечно, случаи, когда неминуемо нужно было о чём-нибудь попросить божество, задобрить могущественных духов. В таких обстоятельствах возможны были и специальные поездки к известным лабиринтам дли совершения особых жертвоприношений. И в этом случае лабиринты служили определёнными пунктами, около которых устраивались стоянки.
К этому мнению склоняется и Н. Н. Харузин, говоря: «Можно предполагать, что лопари останавливались при своих перекочёвках на местах, где были похоронены их предки».[8]
Таким образом, лабиринты стали служить признаками, определявшими места стоянок кочевников-финнов, пунктами, куда совершались поездки с определёнными религиозными целями, и куда приезжали для обмена товаров торговцы.
Почему лабиринты сооружались у воды
Выше неоднократно подчёркивалось, что лабиринты почти обязательно устраивались неподалёку от воды — на берегу моря, на островах, на мысах, в шхерах, по берегам озёр и т. п.[9] Исключения пока весьма незначительны. Притом же, строго говоря, неизвестно даже, являются ли они исключениями в данном случае, так как неизвестно их точное расположение.
Относительно cairns в Финляндии и Скандинавии сказано также, что они «распространены преимущественно вдоль берегов Ботнического и Финского заливов и на юго-западных островах, но встречаются и вдоль берегов внутренних озёр. Тождество их с могилами скандинавскими полнейшее».[10] Равным образом, и дольмены «большею частью встречаются на пустынных и бесплодных местах по берегам моря».[11]
Приморское местоположение древних лапландских могил достаточно рельефно отмечено ранее[12]
Это, по-видимому, довольно странное явление на самом деле объясняется весьма просто. В доисторическую эпоху, при отсутствии других более подходящих средств передвижения, море и внутренние водные пути являлись наиболее удобными средствами сообщения. Вместе с тем, озёра, море с его рыбными и звериными богатствами, реки были и важнейшим источником для добывания пищи. Естественно, что при таких условиях быта кочевым финским племенам нельзя было удаляться от берега моря, озера или реки вглубь страны. Поэтому-то их стоянки и выложенные в местах стоянок лабиринты всегда располагались по берегам моря или озера.
164Лабиринты о поставленными около них мачтами и столбами отмечали места стоянок. При обследовании местоположения соловецких лабиринтов[13] мы везде старались особенно подчеркнуть наивыгоднейшее для поселения положения тех мест, где они сооружены. Это — ровные, гладкие мысы или полуостровки с хорошими пристанями, в бухтах и заливах, защищённых от наиболее сильных и холодных северных, северо-восточных и восточных ветров. Окружает их чистое и глубокое море, свободное от подводных камней и отмелей. Подход по морю к местам расположения лабиринтов достаточно глубокий даже во время отлива. Все мысы с лабиринтами обращены к близкому, даже по большей части видимому с места их расположения материку и соседним островам. Все лабиринты расположены на прямом наиболее удобном пути через горло Онежской губы с Летнего берега в Кемь.[14]
В этом месте Онежской губы многочисленные острова составляют как бы мост, ведущий с западного на восточный берег Онежского залива, (конечно, и обратно). От западного мыса, которым оканчивается Летний берег, и от Орлова носа, непрерывной линией тянутся острова: Жижгинский, Анзер, Большая и Малая Муксольма, Соловецкий, Большой и Малый Заяцкие, Олешин, Ромбаки, Кузова и много других. Наибольшее между ними расстояние составляет всего 20—25 вёрст. С материка видны острова и с островов — материк.
Соловецкие лабиринты все расположены так, чтобы их легко можно было заметить издалека. Для этого они устраивались на чистых, не имеющих ни лесу, ни крупных камней, выдвинутых в море мысах. Там же, где на низком берегу по каким-либо причинам они не могли быть видны издалека, лабиринты устраивались, отступив от берега, на более высокой террасе или на склоне возвышенности. Примером такого расположения служат лабиринты Большого Заяцкого острова, где к удобной пристани на берегу ведёт извилистый фарватер узкого прохода, прикрытый островками, из-за которых не видно низкого берега и пристани Большого острова. Здесь лабиринты перенесены несколько вглубь острова на склоны Сигнальной горы. Но всё же и здесь они помещены так, чтобы их было видно издали, с моря.
Таким образом, расположение лабиринтов у воды вполне естественно объясняется их назначением: кроме мест религиозного культа, служить местами остановок на угодьях, богатых обильной добычей, служить сигнальными вехами едущим с товарами купцам.
Нужно также думать, что лабиринты располагались вблизи воды не по одним только практическим соображениям, но, вместе с тем, и по некоторым другим — чисто религиозного характера. Лопари большую часть своей жизни проводили на воде, ловя рыбу и добывая зверя для своего пропитания. Естественно, что и в загробной жизни, являвшейся, по воззрениям их, продолжением земной, умершие 165 предки нуждались в обстановке, похожей на прежнюю — до смерти. Близость моря была необходима для удовлетворения их природных и приобретённых привычек. Лодка для прибрежных финских племён была роднее земли.
Финны Швеции ещё в половине IX века употребляли дли набегов лёгкие челноки, которые переносили на плечах.[15] Эти челноки-лодки, служившие испокон веков главным, а, может быть, и единственным средством передвижения на далёкие расстояния, в то же самое время являлись исключительным почти средством добыть достаточное пропитание дли себя и для семьи. Поэтому вполне понятно, что и в качестве жертвоприношений фигурировало изображение парусной лодки, выставлявшейся около лабиринтов.[16] Не менее показательным является и тот факт, что уже на наиболее древнейшем барабане лопарского шамана в числе священных изображений встречается лодка.[17]
«Воду (море), как благодетельное и, в то же время, грозное начало, лопари обоготворяли. Это ясно видно из более поздних финских верований, когда «вода почиталась в Финлиндни во многих местах в виде Pyhae jaervi (святые озера), Pyhae joki (святая река), Pyhae uesi (святая вода). В рунах этот персонализм уступает обобщению в боге Ахти или Ахто. Это божество моря финны представляли себе в виде почтенного старика с травяной бородой и одеждой из пены морской: он хозяин воды, король морских воли и властелин птиц».[18]
У другого северного народа, занимающего в настоящее время крайний северо-восток Европы, — у самоедов священные места для жертвоприношений и проч. точно также устраивались на прибрежных мысах и островах.[19] Болванский нос, на котором было расположено одно из главных святилищ самоедских, ещё в 1556 году подробно описал английский мореплаватель Бурру (Burrough).[20]
Таким образом, лабиринты, естественным порядком, должны были сооружаться на берегах морей и озёр, как вследствие экономических причин, так равно и по религиозным побуждениям, причём первые обусловливали собою место приложения вторых.
Скандинаво-германские заимствования
Финский исследователь У. Гольмберг относительно лопарских жертвоприношений говорит: «Так как в этих жертвоприношениях фигурирует изображение парусной лодки, исследователи относят их к скандинавским заимствованиям».[21] Но в данном случае заимствования, по моему мнению, могло и не быть, так как, несомненно, и до соседства со скандинавами, и до знакомства с их верованиями 166 лодка уже была, конечно, не только хорошо знакома лопарям, но и безусловно необходима и играла, как видно из ранее сказанного, громадную роль в их борьбе за существование.
Но в целом ряде других случаев заимствования финнами от скандинавов и даже от других германских племён несомненны. Мы уже указывали на готские заимствования в лопарском языке.[22]
Вот пример заимствования в области религиозных верований. «От своих южных соседей лопари, по-видимому, заимствовали и представление о священных горах — saivo, где живут души покойников, наслаждаясь блаженством».[23]
А заимствование представления о saivo указывает на заимствование и их земного воплощения — лабиринтов или же на создание этих сооружений под влиянием аналогичных скандинавских святилищ.
Можно было бы указать и ещё много других заимствований от скандинавов в области финской мифологии. Судя по наличности скандинавских элементов, и самая финская поэзия зародилась в западной Финляндии, населённой ещё в первых веках нашей эры смешанным германо-финским племенем.[24]
Таким образом, в результате научных изысканий оказывается, что в лопарской мифологии скрывается прекрасный материал для изучения её собственного источника — прагерманской мифологии. Германское влияние прежде всего отражается в области представлений о высших, наиболее развитых божествах. Под этим чужим наслоением скрывается первоначальная основная форма лопарской религии: культ умерших предков и примыкающий к нему культ медведя.
Но вопросы этого порядка выходят уже за пределы избранной нами темы.
Примечания
- ↑ Впрочем, когда будут произведены раскопки на местах лабиринтов и сопутствующих им сооружений, можно надеяться, что будут обнаружены и погребения в той или иной форме, но пока этого нет.
- ↑ Энциклопедич. словарь, т. XXXV, стр. 922.
- ↑ Курсив мой.
- ↑ «По белу свету…», т. II, стр. 74.
- ↑ Курсив мой.
- ↑ Энциклопедич. словарь, т. XXXVI, стр. 20.
- ↑ Аналогичное явление отмечено в 1837 году А. Шренком у самоедов во время путешествия через их тундры. Чтобы выехавший вперёд самоед не мог миновать места остановки, «на возвышении был воткнут харей, то есть длинный шест…, к концу которого была привязана белая оленья шкура, служившая махавкой (как её обыкновенно называют русские охотники), или условным значком». (Шренк, Александр. Путешествие к северо-востоку Европейской России через тундры самоедов к северным Уральским горам… в 1837 году. Спб. 1855. Стр. 261.
- ↑ См. выше, стр. 155.
- ↑ См. часть I, глава II, стр. 19—20.
- ↑ Энциклопедич. словарь, т. XXXV, стр. 922.
- ↑ Там же, т. X, стр. 934.
- ↑ См. часть IV, гл. I, стр. 136.
- ↑ О других лабиринтах здесь не говорится потому, что их точное топографическое положение мне неизвестно.
- ↑ Кеми, как крупного поселения в то время, конечно, не было, но стоянка кочевников здесь, несомненно, была.
- ↑ Энциклопедич. словарь, т. XXXV, стр. 922.
- ↑ Живая старина, 1916, II—III, стр. 212 (В. Мансикка).
- ↑ Там же, стр. 216.
- ↑ Энциклопедический словарь, т. XXXV, стр. 320.
- ↑ Шренк, А. Путешествие к северо-востоку Европейской России через тундры самоедов… Спб. 1855. Стр. 312—316, 319, 321, 359 и др.
- ↑ Hakluyt. Collect of early Voy. Vol. I, стр. 313.
- ↑ Живая старина, стр. 212.
- ↑ См. ранее, стр. 143.
- ↑ Живая старина, стр. 212.
- ↑ Там же, стр. 210—215.