Техника (продолжение)
Перейдём теперь к обзору человеческих жилищ. Если подумать о гнёздах птиц, о плотинах бобров, о помостах на деревьях, делаемых обезьянами, то вряд ли окажется возможным предполагать, что человек был когда-либо неспособен устраивать себе приют того или другого рода. Если он и не всегда его устраивает, то это делается в большинстве случаев потому, что, переходя с места на место, он может довольствоваться тем, что будет спать на открытом воздухе или сыщет себе естественное убежище где-нибудь под деревом или под скалой. Поэтому, хотя есть данные, свидетельствующие, что древние дикари жили большей частью в естественных убежищах, из этого ещё вовсе не следует заключать, что эти примитивные люди, хотя бы современники мамонта, были неспособны построить себе шалаши, если бы им это было удобно.
Древние дикари Европы укрывались в убежищах под утёсами, как это доказывают кости, отколотые куски кремня и другие остатки, находимые в почве таких мест. Пещеры являются готовыми домами как для зверя, так и для человека. В таких странах, как Англия и Франция, пещеры служили жилищем для древних племён во времена северного оленя и мамонта. Бушмены Южной Африки представляют современный пример грубых племён, живущих в горных пещерах. Пещеры, впрочем, отличаются такими удобствами, что от времени до времени ими всё ещё продолжают пользоваться и в цивилизованном мире, и большинству из нас доводилось видеть пещеру в каком-нибудь утёсе, служащую задней частью избы рыбака или по крайней мере в качестве амбара. Здесь нас занимают не столько эти естественные жилища, сколько искусственные сооружения, делаемые человеком для устройства себе жилища, как бы грубы они ни были.
В глубине бразильских лесов путешественники натолкнулись на жилища ходящих голыми пури, которые представляют даже не шалаши, но просто наклонные кровли из ряда громадных пальмовых листьев, футов в восемь длиной, прислонённых к поперечной перекладине. Такие навесы, обращённые к наветренной стороне, прикрывают ленивого индейца, потягивающегося в своём гамаке, подвешенном между двумя деревьями. 123 Так как густая листва защищает его сверху, то его жизнь в хорошую погоду не лишена своего рода удобств, хотя в дурную как семье, так и собакам приходится тесниться к огню костра, разложенного на земле. Но даже в этих тропических лесах мы обыкновенно встречаем настоящий шалаш, хотя бы крайне грубый, вроде того, какой устраивают себе ботокуды из тех же больших пальмовых листьев, втыкая некоторое число их черенками в землю в виде круга и сближая верхушки так, чтобы образовать над головой род крыши. Патахи вносят в свою работу уже гораздо больше искусства, сгибая вместе молодые растущие деревья и воткнутые в землю шесты, связывая их верхушки вместе и составляя таким образом остов, который они затем покрывают большими листьями.
Рис. 38. Заслон от ветра у австралийцев
Почти такую же первобытную архитектуру можно встретить и у туземцев Австралии. Расположившись на стоянке, они обыкновенно довольствуются тем, что втыкают в землю ряд ветвей с густой листвой, чтобы устроить себе заслон или защиту от ветра на ночное время. Когда они дают себе труд переплести ветви двух таких рядов над головой, ширма обращается в шалаш. В случае более продолжительной стоянки на одном месте они устраивают настоящий остов шалаша из ветвей и покрывают его кусками коры или листьями и травой, или даже накладывают дёрн и обмазывают шалаш снаружи глиной.
Изобретение простого круглого шалаша становится, таким образом, легко понятным. Понятно также, каким образом конический шалаш в тех случаях, когда бродячие племена вроде американских индейцев переносят его шесты и шкуру или кору с места на место, превращается в переносную палатку. А это, в свою очередь, показывает, как была изобретена последняя. Более культурные скотоводы Востока употребляют для покрытия палаток куски войлока из волоса или шерсти. Мы сами употребляем для временного пристанища палатки из парусины. Действительно, стоит только взглянуть на обыкновенную солдатскую колоколоподобную палатку, чтобы заметить, что она есть не что иное, как преобразованный шалаш дикаря.
124Круглый шалаш, однако, будет ли он иметь форму улья или конуса, так низок, что надо вползать в него, и так тесен, что в нём приходится лежать или сидеть на корточках. Его часто делают просторнее, вырывая внутри его яму в несколько футов глубины. Более важное усовершенствование в его устройстве заключается в постановке самого шалаша на столбы или стены, вследствие чего то, что составляло сперва целый дом, теперь становится только крышей. Таким путём выстраивается круглая хижина с боковыми столбами, пространство между которыми заполняется плетёнкой из ветвей и землёй. Иногда её твёрдые земляные стены поддерживают крытую ветвями кровлю, которая может выдаваться с боков в виде тенистых карнизов. Таковы были в древние времена обыкновенные жилища крестьян в Европе, таковы они и теперь в других частях света. Весьма возможно, что воспоминание о них мы сохраняем в виде наших круглых, 
Рис. 39. Примитивный шалаш ведда крытых ветвями садовых шалашей, в которых любопытно заметить сходство с настоящими шалашами варваров.
Далее, как замечают путешественники по Африке, важным признаком более высокой культуры служит то обстоятельство, когда люди начинают сооружать четырёхугольные дома вместо круглых жилищ. Круглую хижину легко построить лишь тогда, когда она имеет небольшие размеры. Наилучшим образом пространство выигрывается при постройке продолговатого дома, с продольной перекладиной по кровле, где сходятся наклонные боковые стропила. Так как подобным домам можно придавать какую угодно длину, то оказалось возможным жить в них сразу нескольким — часто двадцати — семействам, как это и встречается нередко среди примитивных народов. В варварских странах строятся обширные дома с крышами, опирающимися на высокие столбы с поперечными перекладинами или на плотные стены из земли или камней. В сущности они строятся почти по тем же принципам, как и наши новейшие дома, хотя только более грубым образом.
125Совсем нетрудно, как будто, выяснить тот путь, каким вошли в употребление каменные и кирпичные постройки. Там, где леса мало, люди охотно обращаются к постройке стен из камней, дёрна или глины. Так, известно, что австралийцы строят себе жилища, делая стены из куч ничем не связанных камней и кровлю из палок, положенных сверху этих куч. Необделанные камни — хотя из них можно делать хорошие валы и низкие стены — были бы слишком неустойчивы для возведения высоких стен. Исключение составляют только плиты сланцевых и слоистых горных пород, представляющие естественные камни для построек. Употребляя камни просто в том виде, в каком мы находим их на земле, вряд ли возможно строить дома большей величины, нежели любопытные ульеподобные хижины на Гебридских островах, с их тесными, имеющими грубые своды каморками, которые образуются рядами камней, перекрывающих друг друга внутри и почти сходящихся наверху. Их покрывают растущим дёрном, вследствие чего они принимают вид покрытых травой небольших холмов с проходами для вползания обитателей. Подобное первобытное строение имеет весьма древнее происхождение. Правда, такие дома здесь уже более не возводятся, но старые всё ещё продолжают служить убежищем на летнее время. Древние шотландские подземные жилища содержат отдельные каморки из необделанных камней и напоминают археологам рассказ Тацита о погребах, которые рыли древние германцы, накрывая их сверху сырой землёй. Здесь они сохраняли свой зерновой хлеб и сами искали убежища от холода, а во время войны — и от неприятеля.
 |
 |
|
| Рис. 40. Круглая хижина из соломы у зулусов | Рис. 41. Хижина и кладовая у овамбо в Южной Африке |
Когда к делу стало прилагаться искусство каменщика, постройка зданий перешла на высшую ступень. Возможно, что вначале камни обделывались настолько, чтобы можно было приладить их один к другому наподобие кусков мозаики, как это замечается в так называемых циклопических каменных постройках древних этрусских и римских стен. Но люди вскоре нашли более разумный приём и, вместо того чтобы подгонять план постройки к форме камней, начали придавать камням такую форму, какая требуется для данных работ. С этой целью стали употреблять прямоугольные каменные глыбы, укладывая их правильными рядами. В древнем Египте каменщики тесали и обравнивали даже гранит и порфир с таким совершенством, на которое с завистью смотрят архитекторы наших дней. Пирамиды Гизе столь же достойны удивления как по прекрасной отделке своих наклонных каменных стен, камер и проходов, так и по своей необыкновенной величине. Наше современное представление о каменном здании требует, чтобы глыбы камня были скреплены вместе посредством связующего цемента, но в древней и прекрасной архитектуре Египта и Греции облицованные каменные глыбы лежат одна на другой, не связываемые никаким цементом, да и не нуждаясь в нём. В тех случаях, где требовалось подобное скрепление, употреблялись металлические скобы.
126Цемент был хорошо известен также и древнему миру. Римские строители употребляли не только обыкновенный цемент из извести и песка, твердеющий от поглощения угольной кислоты из воздуха, но знали также, как приготовлять водоупорный цемент через прибавление вулканической золы, или поццоланы, откуда происходит наименование «римского цемента», даваемое одному составу нашими английскими каменщиками. Мы уже упоминали об обыкновении дикаря покрывать бока своей хижины из ветвей слоем глины. Это делали и древние люди, возведшие свои свайные постройки на швейцарских озёрах, как это доказывают куски глиняной обкладки, которые случайно подверглись обжиганию во время пожаров и затем упали в воду, где их можно находить и теперь. На них 
Рис. 42. Жилище тода в Индии можно видеть вдавлины от давно погибших тростниковых стен хижин, которые штукатурились влажной глиной. Мы до сих пор ещё имеем нечто подобное в том, что строители английских коттеджей называют «прутьями с замазкой». Подобным же образом там и сям на английской деревенской улице можно встретить коттедж или коровник, представляющий остаток другого сорта первобытной архитектуры. Стены его просто сложены из самана, т. е. из глины, смешанной с соломой. Подобные стены хижин, делаемые из глины или сырой земли, весьма обычны в странах с сухим климатом вроде Египта, где они дешевле и лучше деревянных.
Нетрудно понять после этого, как вошли в употребление высушенные на солнце кирпичи. Они представляют просто удобные глыбы или комки той же самой земли или жирной глины, смешанной с соломой, какая употреблялась для постройки стен хижин. Подобные высушенные на солнце кирпичи употреблялись на Востоке ещё в глубокой древности. Из них выстроены иные из сохранившихся египетских пирамид. Рисунки показывают, что размешивание глины и формовка больших кирпичей в деревянных формах производились весьма сходно с тем, как это делается на наших современных кирпичных заводах. Из этих кирпичей архитекторы Ниневии строили дворцовые стены в 10—15 футов толщины, украшая 127 их лепкой из алебастра. Для подобных высушенных на солнце кирпичей глина с водой оказывается вполне достаточным цементом. Употребление этих кирпичей из сырой земли для постройки и до сих пор держится в этих странах, где они действительно хорошо подходят к климату. Они употреблялись также и в Америке, и путешественник в странах вроде Мексики до сих пор ещё часто может очутиться в доме, выстроенном из этого материала. Обожжённые кирпичи представляют, по-видимому, позднейшее изобретение, прийти к которому для народов, обжигавших глиняные горшки, было нетрудно. Этот сорт кирпичей, впрочем, требовался только в более дождливом климате. Так, римляне, которым нельзя было обходиться простыми кирпичами из земли, довели изготовление обжигаемых в печи кирпичей и черепицы до весьма значительной степени совершенства.
При обыкновенной постройке домов мы обращаемся в настоящее время для выведения стен к каменщику или кирпичнику. Черепица или сланец представляют усовершенствование старинного способа покрывания крыши соломой или тростником. Но мы настолько придерживаемся ещё старинной деревянной архитектуры, что полы и остов крыши до сих пор изготовляются из дерева. Однако для склепов и храмов, строящихся с расчётом на века, уже в раннее время понадобились способы покрытия при помощи тех же камней или кирпичей, так как деревянные балки были ненадёжны. Таких способов существует два: ложный свод и истинный свод, которые оба очень древни. Ложный свод представляет систему кладки, которая должна прийти в голову всякому строителю. В сущности, это то самое, что делают дети, когда они, строя из деревянных кирпичей, кладут их с двух сторон один на другой, наподобие лестниц, пока верхние звенья двух лестниц не сойдутся настолько близко, что пространство, остающееся между ними, может быть покрыто одним кирпичом. Покрытые подобным способом проходы и камеры с выступающими каменными глыбами можно видеть в пирамидах Египта, в древних могильных памятниках Греции и Италии, в развалинах дворцов Центральной Америки. Подобным же образом сложены куполы храмов джайнов в Индии. Отсюда ещё не следует, что строители этих памятников не имели понятия об истинном своде; они могли быть противниками его вследствие свойства его распирать стены.
Когда и каким образом был изобретён истинный свод, в точности неизвестно, но мысль о нём могла возникнуть уже при покрывании входов необделанным камнем. Подобные истинные своды, выведенные из земляных кирпичей и впоследствии выводившиеся из камня, можно видеть в могилах древнего Египта. Строители их, очевидно, вполне понимали принцип, на котором эти своды основаны. Тем не менее, хотя свод и был известен в так называемые древние времена, он вошёл в общее употребление не сразу. Замечательно, что к нему никогда не прибегали греческие архитекторы классического периода. Его ввели в употребление римляне, которые применяли его с удивительным искусством. От их куполов, мостов и зал со сводами произошли все подобные постройки средневекового и новейшего мира.
Из сделанного нами обзора всемирной архитектуры мы видим, что возникновение её относится к древности слишком далёкой, чтобы история могла сообщить о её начальном и самом раннем развитии. Во всяком случае, у нас есть основание полагать, что в архитектуре, как и в других отраслях техники, человек начал с простого и лёгкого, прежде чем он перешёл к сложному и трудному. Существуют многочисленные признаки того, что каменная архитектура возникла из более простой, деревянной. Так, смотря на ликийские могилы во входном зале Британского музея, можно заметить, что хотя они сделаны из тёсаного камня, их формы скопированы с деревянных балок и стропил; таким образом, каменщик 128 самой моделью показывает, что он занял место предшествовавшего ему плотника. Следы деревянных форм можно видеть даже в ранних каменных постройках Египта. В Индии существуют каменные здания, колонны и архитравы которых не менее явно скопированы с деревянных столбов и покоящихся на них горизонтальных балок. Возможно, что когда люди впервые обратились к установке каменных колонн и поддерживанию ими лежащих на них каменных глыб, эта идея могла прийти им в голову именно благодаря деревянным столбам и балкам, которые они до того употребляли. Но когда утверждают, как это бывало нередко, что портики греческих храмов представляют собой копии с более древних деревянных сооружений, то архитекторы-практики возражают, что Парфенон положительно не похож на плотничью постройку. Действительно, известно, что греки не изобретали своей собственной архитектуры колонн, но позаимствовали идею её из того, что они видели в Египте и других странах, вложив в развитие этой идеи свой собственный гений.
От жилищ мы переходим к обзору одежды. Следует заметить прежде всего, что иные из примитивных племён, особенно в тропических лесах Южной Америки, по свидетельству путешественников, живут совершенно нагими. Но даже среди самых грубых представителей человечества и даже в самых знойных странах, где одежда имеет наименьшее практическое значение, люди обыкновенно носят что-либо на теле, вследствие ли мысли о пристойности или ради украшения. В тех случаях, где одежды мало или вовсе нет, существует обыкновение разрисовывать тело красками. Андаманские островитяне, покрывающие тело смесью из свиного сала и цветной глины, имеют практические основания для такого образа действия, ибо этот слой краски защищает их кожу от зноя и москитов. Однако, когда иной андаманский щёголь окрашивает себе одну половину лица в красный цвет, другую в оливково-зелёный и проводит орнаментальную разделительную линию там, где оба цвета встречаются, продолжая её на груди и животе, то это уже явно сделано для украшения. Среди утвари пещерных людей в Европе находят выдолбленные камни, которые служили первобытными ступками для растирания охры и других красок, употреблявшихся этими людьми для разрисовывания тела.
Немногие привычки так хорошо характеризуют низшие ступени человеческой культуры, как удовольствие, находимое дикими людьми в разрисовке тела узорами из кружков и полос, выведенных яркими красками. Эти узоры хорошо знакомы нам по изображениям австралийцев, танцующих на корробори[1], или американцев, доходящих до неистовства в скальпировальной пляске. Первобытная форма траура появляется среди диких тоже в покрывании всего тела чёрной (или белой) краской. На высшей ступени культуры увядшие красавицы могут ещё делать жалкие попытки оживить цвет молодости румянами и белилами, но древнее боевое окрашивание тела уже считается признаком крайнего варварства. Поэтому древние бритты, хотя они и были сравнительно культурным народом, многими историками признавались за чистых дикарей только из-за того, что они держались грубого обычая окрашивать себя в синий цвет вайдой[2]. Этим они, как описывает Цезарь, придавали себе во время войны устрашающий вид. Подобное изменение внешности, имевшее целью устрашение у краснокожих индейских воинов, у нас перешло к клоуну в цирке и имеет целью придавать ему возможно более смехотворный облик. Раскрашенное полосами лицо клоуна, возможно, является модой, сохранившейся от тех древних времён, когда европейские варвары украшали 129 красками своё тело. Подобно этому японские актёры, покрывая себе лицо ярко-красными полосами, несомненно сохраняют то, что некогда представляло обыденное украшение.
При татуировании кожи главной целью, несомненно, является красота. Так, новозеландец покрывал себя такими же узорами из искривлённых линий, какими он украшал свою палицу и челнок. Не иметь татуированного рта для женщины считалось чем-то позорным и вызывало замечание, высказываемое с отвращением: «У неё красные губы». Татуировка пользуется таким же широким распространением среди примитивных 
Рис. 43. Татуировка игоротов (Филиппины) племён мира, как и окрашивание тела. Модные узоры то ограничиваются здесь немногими синими линиями на лице или на руках, то развиваются в разноцветные рисунки, которыми, словно камчатная материя, покрыта кожа туземцев Формозы. Там, где это искусство достигло совершенства, как, например, в Полинезии, производятся уколы кожи и вводится краска из угля при помощи ряда маленьких смазанных краской игл. Весьма распространён, впрочем, более грубый способ, употребляющийся, например, в Австралии или Африке, где делаются разрезы, в которые втирается древесная зола и которые впоследствии заживают, оставляя рубцы или шишки.
Нередко знаки на коже служат не для украшения, а для иных целей, как это бывает, например, в Африке, где длинный рубец на бедре у мужчины может означать, что последний выказал храбрость в битве. В других случаях они отмечают племя или народность, к которой принадлежит тот или иной негр. У одних, например, таким знаком служит пара длинных шрамов на обеих щеках, у других — ряд небольших искусственных возвышений, идущих по лбу до кончика носа, и т. д. Татуирование продолжает ещё сохраняться и на более высоких ступенях культуры. Так, например, арабские женщины делают лёгкие уколы на своих лицах, руках или голенях, и наши матросы для забавы выводят на руках при помощи пороха изображения якорей или кораблей на всех парусах. В этом последнем случае, однако, первоначальная цель уже утрачена, ибо рисунок скрыт под рукавами одежды. С введением одежды, всё более и более покрывающей тело, первобытный обычай украшения кожи естественным образом отмирает, так как не видное никому украшение не имело бы никакого смысла.
130Голову весьма нередко стригут или бреют в знак траура. Иные племена, вроде андаманских островитян, ходят с голой головой постоянно; другие, вроде индейцев короадо в Бразилии, отращивают себе волосы на манер тонзуры, т. е. в виде кольца вокруг бритого темени, или бреют голову, оставляя пучок волос или косу на макушке, как это делают североамериканские индейцы или манчжуры, у которых переняли это обыкновение и китайцы. Любопытный способ завивания волос в сотни длинных тонких локонов, при помощи полосок древесной коры, можно видеть на изображении туземцев с острова Прокажённых.
Различные племена подпиливают себе передние зубы для придания им остроконечной или разнообразной угловатой формы, вследствие чего в Африке и других местах часто можно отличить племена по форме, приданной зубам. Длинные ногти на пальцах служат даже и среди цивилизованных признаком того, что обладатель их не занимается никакой ручной работой. В Китае и прилегающих к нему странах им дают расти до чудовищной величины, что служит признаком благородного происхождения, а дамы носят особые серебряные футляры для защиты своих 
Рис. 44. Рука китайского аскета ногтей или, по крайней мере, для заверения посторонних, что у них длинные ногти. В других случаях ногти отращиваются как знак того, что носитель их посвятил жизнь религии и не занимается никакой мирской работой, как это можно заключить из рисунка, где изображена рука китайского аскета.
Так как понятие о красоте, которого придерживается каждый народ, обыкновенно сообразуется с типом его собственной расы, то ему нравится преувеличение его отличительных черт. Взглянув на лицо взрослой готтентотки, можно понять, почему матери там ещё более расплющивают и без того уже плоские носы младенцев, между тем как в древние времена носу маленького персидского принца придавали смело очерченную орлиную форму. Во всех частях земного шара встречается обычай сдавливать головы младенцев повязками и шинами, чтобы направить рост маленького и пластического черепа по определённому образцу. Но в том вопросе, какую именно форму должен иметь череп, вкусы крайне расходятся. В бассейне реки Колумбии иные племена плоскоголовых настолько приплющивают книзу лоб, что их лицо принимает форму груши, обращённой широким концом кверху. Соседние же племена сдавливают с боков верхнюю часть черепа таким образом, что лицо их принимает вид груши, обращённой вверх своим узким концом. Древний врач Гиппократ упоминает об искусственно уродуемых черепах «длинноголовых», или макроцефалов, живущих близ Чёрного моря.
Остатки подобного варварства существуют ещё и среди цивилизованного мира. Ещё недавно один французский врач удивил свет сообщением факта, что няньки в Нормандии всё ещё придают головкам детей форму сахарной головы при помощи повязок и особого тугого чепчика, между тем как в Бретани они предпочитают сдавливать черепа для придания им круглой формы. Без сомнения, они делают всё это и до сего дня.
Стремление придавать телу красоту при помощи украшений свойственно человеку начиная с низших ступеней культуры. В Южной Америке люди, ходившие нагими, украшали себя кольцами на руках и ногах. Одно из племён носило в качестве единственной принадлежности туалета перья арара, воткнутые в дыры, сделанные у обоих углов рта, и нитки с нанизанными раковинами, свешивавшиеся из ноздрей, ушей и нижней губы. Последний случай представляет хороший пример укрепления украшений 131 в самом теле, в котором для этого делаются проколы или разрезы. Различные племена носят нагубники или губные украшения. Иные из них постепенно расширяют дыру, сделанную на нижней губе, до тех пор, пока она не будет в состоянии вместить деревянный кружок в два-три дюйма в поперечнике. Это показано изображением женщины из племени ботокудов — бразильского племени, получившего своё наименование именно вследствие этого нагубника, который португальцы сравнили с бочечной втулкой (по-португальски «боток»). Как показывает рисунок, ушные украшения подобным же образом помещаются в мочке уха, причём они растягивают её до такой степени, что после извлечения деревянного кружка остающаяся петля опускается почти до плеча. Таким образом, возможно, что в излюбленных древними географами чудесных повествованиях насчёт племён, огромные уши которых спускаются до самых плеч, содержалась известная доля правды, хотя рассказчики чересчур уже преувеличивали, когда уверяли, что люди этих племён ложатся на одно ухо вместо постели и покрываются другим, как одеялом.
Высокий интерес в этом вопросе об украшениях диких представляет для нас проявляющееся на более высоком уровне культуры стремление 
Рис. 45. Ботокудская женщина с губными и ушными украшениями к их постепенному устранению. В Персии ещё можно встретить женщин с носовым кольцом, продетым через ту или другую ноздрю, но европейский вкус был бы возмущён этим, хотя он дозволяет прокалывать уши для ношения серёг.
Что касается просто надеваемых украшений, то они состоят большей частью из перьев, цветов или подвесок, носимых в волосах, или нанизанных бус или колец на шее, руках или ногах. В какие отдалённые времена человек начал находить удовольствие в ношении подобных украшений, можно судить по пробуравленным для нанизывания раковинам, которые были найдены в пещере Кроманьон и которые, несомненно, служили для ожерелий и браслетов девушкам ледникового периода. В современном мире употребление ожерелья и браслетов сохраняется в полной силе, хотя наножники вроде голенных колец индусской танцовщицы, как само собой разумеется, должны были исчезнуть из костюма цивилизованных носительниц башмаков и чулок. Выражение привязанности к умершим родственникам путём ношения бус из костей их ручных и ножных пальцев, как это делают андаманские женщины, не соответствовало бы нашим обычаям, однако, наши дамы удерживают моду носить варварские ожерелья из таких вещей, как кораллы, семена, тигровые когти и особенно шлифованные камни.
Ношение в качестве украшения блестящих камней продолжается как в виде драгоценного жемчуга или рубинов, так и в виде стеклянных бус, представляющих поддельные камни. Там, где становится известным металл, тотчас же начинается употребление его в качестве украшения. Это достигает высшей точки развития в тех случаях, когда, например, как забавно описывают путешественники, какая-нибудь даякская девушка обматывает руки кольцами из толстой медной проволоки или какая-нибудь африканская красавица носит на конечностях большие медные кольца. Последние так разогреваются под влиянием солнечных лучей, что прислужник должен носить за нею сосуд с водой для обливания их 132 от времени до времени. Чтобы видеть золотые драгоценные изделия наиболее тонкой работы, исследователь должен обратиться к изделиям древних, каковы египетские, греческие и этрусские вещи в Британском музее, а также и к вещам средневековой Европы. По-видимому, в настоящее время это искусство отжило свои лучшие дни и заменилось простой фабрикацией, лучшие произведения которой являются подражанием древним образцам. Впрочем, шлифование драгоценных камней вроде бриллиантов с образованием граней представляет искусство новейшего происхождения.
О перстнях приходится сказать, что если их употребление возникло из египетских и вавилонских перстней с печатями, то в таком случае первоначальное назначение сохраняется лишь в тех немногих экземплярах, которые изготовляются с печатями и до сих пор. Другие же, в которые вставляются только бриллианты или жемчуг, превратились в простое украшение.
Перейдём теперь к одежде в собственном смысле слова. Для человека, нуждающегося в одеянии, наипростейший способ получить его заключается в том, что он снимает покровы с дерева или со зверя и надевает 
Рис. 46. Тапа — ткань, приготовленная из коры (Новая Каледония) их на самого себя. Древесная кора служит одеждой для примитивных племён во многих странах, что видно, например, из любопытного употребления, которое уже давно делали туземцы бразильских лесов из так называемого «рубашечного дерева». Человек отрубает ствол или толстую ветвь в 4—5 футов длины и снимает кору с неё в виде цельной трубки. Ему затем остаётся только размочить и разбить её домягка, прорезать в ней дыры для просовывания рук, чтобы после этого надеть, как готовую рубашку. Из более короткой трубки можно изготовить женскую юбку. Одежда из коры иногда сохраняется как признак первобытной простоты. Так, в Индии в законах Ману написано, что когда седоволосый брахман удаляется в лес кончать свои дни в религиозном созерцании, то он должен надеть на себя шкуру или одеяние из коры. Более примитивный народ, каяны с Борнео, в повседневной жизни очень любят красивые ткани чужеземного торговца, но в случае траура снимают их и возвращаются к грубой первобытной одежде из коры.
В Полинезии приготовление тапы из коры бумажной бруссонетии было доведено до значительной степени совершенства. Женщины разбивали её особыми палицами с нарезками, получая своего рода растительный войлок. Они украшали тапу, набивая на ней разноцветные узоры. Эти люди пришли в большое восхищение от белой бумаги европейцев и начали одеваться в неё, считая её самым лучшим сортом тапы, пока не нашли, что такая одежда портится от первого же дождя.
Древесные листья также употребляются в виде передников или юбок у различных диких племён. В Индии не только существуют «листоносцы», но даже на ежегодном празднестве в Мадрасе вся часть населения, принадлежащая к низшей касте, сбрасывает с себя обычную одежду и надевает передники из ветвей с листьями.
Одеяния из шкур, носившиеся дикарями древнего мира, сгнили бесследно уже много тысяч лет тому назад. Однако по находимому в земле громадному количеству орудий из острого камня, служивших для выделки кож, мы можем судить, как распространено было их употребление. До последнего времени патагонцы, наталкиваясь во время своих 133 переходов на место, где можно было найти подходящий кремень, или обсидиан, нагружались запасом кусков для выделывания из них первобытных кожевничьих скребков. Для того чтобы меховая одежда или рубашка из оленьей шкуры не твердела при засыхании, дикари искусно обделывают кожу при помощи различных процессов, вроде натирания её жиром или костным мозгом и разминания руками. Они также коптят её для большей прочности. Североамериканские индейцы умеют изготовлять из оленьей кожи нечто похожее на то, что мы называем замшей. Едва ли, 
Рис. 47. Огнеземельцы она в одежде из шкур однако, примитивные племена могли научиться сами процессу настоящего дубления кож при помощи древесной коры или дубильных орешков. Дубильная кислота при этой обработке образует в веществе кожи нерастворимые сложные соединения, противостоящие изменению в течение веков. В наших музеях можно ещё до сих пор видеть вполне сохранившуюся древнеегипетскую вырезную и рельефную работу по дублёной коже. В таких наезднических странах, как Мексика, продолжают носить платье из кожи до настоящего времени, между тем как в Европе буйволовые камзолы и охотничьи лосины уже исчезают. Однако до сих пор признаётся, что нет ничего лучше кожи для обувания ног. Надевая меха, мы, с нашим самым утончённым комфортом, даём пример любопытного сближения с диким обычаем первобытного мира.
Плетение лыка или стеблей растений и изготовление циновок или рогож — столь простые ремёсла, что они оказываются хорошо известными и дикарям. В жарких странах циновки оказываются весьма удобным материалом для одежды. Так, обитатели островов Тихого океана делают платье из плетёной травы, и это древнее искусство до сих пор ещё снабжает цивилизованный мир мужскими и женскими шляпами из соломы или стружек. Далее, если мы раздёргаем кусок какой-нибудь ткани на части, мы увидим, что она, в сущности, оказывается плетёнкой из ниток. Следовательно, чтобы понять процесс тканья, мы должны начать с изготовления верёвки или нитки.
Сучить бечёвки умеет всё человечество, но иные племена выполняют это гораздо более грубым способом, нежели тот, к которому мы привыкли. Они берут растительное волокно, или шерсть, или волос и скручивают их, катая между ладонями или одной рукой по бедру. Этот древний способ сохранился до сих пор среди наших башмачников. Читатель не потеряет времени напрасно, если попробует подражать им, ссучив две пряди пакли и затем свивая их в одну бечёвку при помощи обратного движения. Во всяком случае читатель обнаружит, что ему потребовалось бы значительное упражнение в этом процессе, прежде чем он дойдёт до выполнения его с таким искусством, которое обнаруживают, например, австралийцы, обрезывающие волосы у своих женщин для изготовления рыболовных 134 лес, или новозеландцы, изготовляющие из туземного льна дюйм за дюймом изящные и крепкие шнурки. Более культурные народы для прядения ниток прибегают к механическому приспособлению, к веретену. Возникает вопрос, каким образом дошли до его изобретения.
Рисунок показывает, как это могло случиться. На рис. 49а изображена палочка с перекладиной, представляющая простую шпульку, или катушку, на которую австралийцы наматывают свои только что упомянутые бечёвки из волоса. Если бы теперь какому-нибудь из этих дикарей пришло в голову закрепить свою нитку, продёрнув её в расщеп на конце палочки, то он был бы в состоянии заметить, что, придавая висящей катушке вращательное движение, он может заставить её скрутить новую нитку гораздо скорее, чем это сделал бы он сам, катая её между руками. Австралийцы оказались 
Рис. 48. Танцевальная циновка, сплетённая из волокон пальмы, у племени ба-моала (Конго) не в состоянии дойти до этой мысли. Но если мы взглянем на рис. 49b, где изображена прядущая египтянка, то нам станет очевидно, что веретено, подобное тому, с которым она работает, могло быть изобретено путём употребления простой катушки для этой новой цели. Подобные веретёна были известны по всему древнему цивилизованному миру, и в числе самых обыкновенных предметов, выкапываемых близ древних жилищ, встречаются веретённые вертушки из камня или терракоты, похожие на большие пуговицы. Палка, продетая через середину такой вертушки, и составляла весь простой прибор. Веретёна можно видеть ещё и теперь в руках крестьянских женщин в Италии или Швейцарии. Можно наглядно убедиться как в устойчивости, так и в развитии механизмов, наблюдая действие фабричного прядильного станка, представляющего древний инструмент, снабжённый новейшими усовершенствованиями, где сто веретён в ряд быстро вертятся, приводимые в движение паровой силой и управляемые только одним работником.
Далее встаёт вопрос, каким образом люди, добыв нити или пряжу, научились ткать из неё материи? Как мы только что сказали, ткань представляет род циновки, сделанной из ниток. Но так как последние не могут сами оставаться вытянутыми подобно твёрдым камышовым стеблям, то приходится натягивать их на раме, откуда получается основа, и затем обвивать их поперечной нитью утка, продёргивая и выдёргивая её при помощи пальцев или палочки, как это делает мексиканская девушка на рис. 50. Этот утомительный приём до сих пор ещё оказывается наиболее подходящим для выведения узоров у туземных ткачей ковров. Однако приспособления для сбережения времени были изобретены уже в весьма ранний период. Уже древние египетские рисунки показывают, что чередующиеся нити основы приподнимаются при помощи поперечных перекладин таким образом, чтобы дозволить нити утка, несомой челноком, пройти прямо поперёк куска ткани с одного толчка.
135Ткацкие станки классической Греции и Рима были весьма сходны о египетскими, и в течение средних веков в этом приборе было сделано весьма мало улучшений. В таких отдалённых местностях, каковы, например, Гебридские острова, турист до сих пор ещё может видеть старинный ткацкий станок, который за исключением своего горизонтального положения, дозволяющего ткачу работать сидя, а не стоя, вряд ли чем отличается от станка, за которым можно себе вообразить Пенелопу, когда она ткала свой знаменитый покров, который сама уничтожала по ночам. Улучшения начались снова только около столетия тому назад, когда был изобретён «самодвижущийся челнок», который вместо того, чтобы толкать рукой, стали бросать при помощи пары рычагов, или искусственных рук. 
Рис. 49. Прядение: a — австралийская катушка для наматывания бечёвок из волоса; b — прядущая египтянка В недавние годы этот усовершенствованный ткацкий станок перешёл в механический, в котором в настоящее время эту тяжёлую работу, вместо рук и 
Рис. 50. Девушка за тканьём (ацтекский рисунок) ног ткача, стала выполнять паровая машина. Остроумное устройство жаккардова ткацкого станка с его продырявленными кардами, приводящими нити в известный порядок, сделало возможным тканьё даже ландшафтов и портретов.
Первобытный портной или «кройщик» должен был не только кроить шкуры или кору, придавая им известную форму, но также и соединять куски посредством жил или нитей. Эта техника шитья появляется ещё среди дикарей. В своей наигрубейшей форме её можно наблюдать у жителей Огненной Земли, которые прокалывают гуанаковые[3] кожи при помощи остроконечной кости, продёргивают в дыру нить и делают узел у каждого отверстия. Среди племён, употребляющих для работы только подобные костяные шила или крепкие шипы, шитьё не может пойти далее приёмов сапожника, который сначала делает ряд дыр и затем продевает в них и продёргивает нить. Однако в пещерах верхнего палеолита во Франции были найдены и костяные иглы с ушками, так что возможно, что швеи времён мамонта уже умели сшивать и вышивать мягкие шкуры, служившие для одежды.
С наступлением периода металлов вошли в употребление бронзовые иглы, которые можно видеть во всех музеях, а в новейшие времена тонкие стальные швейные иглы сделались примером того, как много выигрывает отделка и дешевизна от разделения труда, когда одна группа работников занята исключительно оттачиванием концов, другая просверливает ушки и т. д. Швейная игла по своему принципу остаётся всё-таки иглой древнего мира, ручное же шитьё, удерживавшее своё место в течение многих тысяч лет, внезапно оказалось вынужденным конкурировать с 136 работой новой швейной машины, которая делает швы гораздо быстрее и уже иным, в механическом отношении, путём.
Взглянем теперь на формы одежды. Если бы мы не знали никаких других костюмов, кроме носимых теперь нами, то мы могли бы считать их произведением чистой фантазии в гораздо большей степени, нежели они оказываются в действительности. Но при внимательном рассмотрении одежды различных народов мы найдём, что бо́льшая часть её представляет видоизменение нескольких главных форм, из которых каждая имеет специальное назначение в прикрытии нашего тела.
Самую простую и, без сомнения, самую раннюю одежду представляют накидки, или плащи, обматываемые вокруг тела или набрасываемые на него. Присматриваясь к тому, как они носятся, мы оказываемся в состоянии догадаться, каким путём они могли повести к позднейшему употреблению одежды, приспособленной к формам тела того, кто носит её. Начнём с наипростейших накидок, или плащей. Шкура и покрывало с дырой в середине составляют готовую одежду вроде пончо. При накидывании плаща или покрывала на плечи они превращаются в одеяние, требующее закрепления спереди или на одном плече, чтобы оставить руку свободной. Такое застёгивание можно произвести с помощью шипа или костяной булавки — первобытной брошки. Когда-то это слово, взятое из французского, обозначало вертел. В настоящее время слово «брошка» употребляется для обозначения металлической булавки с предохранительной застёжкой, «фибулы», или «закрепки». Человеку, одетому таким образом в покрывало или простыню, стоит только поднять руки, чтобы показать нам, как естественно должны были прийти к деланию рукавов путём сшивания частей покрывала под руками. Далее, накидывая покрывало на голову и удерживая его под подбородком, можно видеть, каким образом головная часть могла превратиться в капюшон, отбрасываемый назад, когда он не нужен. Когда нашли удобным делать капюшоны отдельно, возникли различные виды головных уборов, мешкообразная форма которых часто указывает на их настоящее происхождение, что относится, например, к «дурацкому колпаку».
Многие разновидности мантии ради удобства выкраиваются по особенной форме. Так, например, тога, в которую укутывался римлянин, имела форму полукруга. Однако, начиная с самого изобретения ткацкого искусства, известные одеяния всегда носились прямо в том виде, в каком они вышли из-под ткацкого станка. Сюда относятся, например, шотландский плед и древняя восточная накидка, до сих пор ещё известная нам под своим персидским именем шали. Подобные тканые одежды обыкновенно сохраняют признак своего происхождения в виде бахромы, которая в её первоначальной форме составлялась из оставшихся концов нитей основы. Когда эти нити связываются в пучки, образуется кисточка.
Другую большую группу одежд представляют туники, простую форму которых можно видеть в древнегреческом женском хитоне. Его можно уподобить полотняному мешку, открытому с обоих концов и удерживаемому посредством застёжек на каждом плече, так что остаются отверстия для рук. Туника, зашитая на плечах и обыкновенно снабжённая рукавами, представляет самую универсальную цивилизованную одежду, будет ли она носиться, вися свободно, как рубашка, или будет стянута у талии при помощи кушака или пояса. Её разнообразные формы можно видеть в тунике солдата римских легионов и в «красной рубашке» гарибальдийского добровольца, в обычной одежде средневекового дворянина, в кителе английского крестьянина и в блузе французского рабочего. Наконец, она повела к нашим современным сюртукам и жилетам, которые суть туники, открытые спереди и застёгиваемые на пуговицы. Одним из великих, сделанных нашими предками шагов в личной чистоплотности и, следовательно, в культуре является включение в число 137 принадлежностей одежды полотняной туники, прилегающей к телу, — «короткой одежды», или рубашки. Кусок ткани, обёрнутый вокруг тела и удерживаемый при помощи пояса, составляет юбку. Способ, которым восточные женщины закрепляют свой подол между ногами для удобства при ходьбе, указывает, каким образом были изобретены панталоны. Панталоны носились многими древними народами. Так, их носили, например, сарматы, одежду которых, похожую на современную нам, можно видеть на колонне Траяна, а также галлы и бритты, из чего следует, что ошибочно называть современный шотландский костюм «одеждою древнего галла». Классические греки или римляне смотрели на панталоны, как на нечто, свойственное варварскому состоянию общества. Цивилизованный мир, однако, не принял их мнения.
Эти заметки могут побудить читателя к внимательному просмотру книг о костюмах, которые действительно полны любопытных иллюстраций того факта, что вещи вовсе не изобретаются при помощи голой фантазии, но появляются лишь в процессе постепенных изменений уже существующего. Для того, например, чтобы объяснить себе нашу современную нелепую цилиндрическую шляпу, мы должны проследить, как она произошла, в результате последовательных изменений, из конической шляпы пуритан и из шляпы с широкими опущенными полями приверженцев Стюартов, а эти последние, в свою очередь, от ещё более ранних форм. Смысл ленты у основания тульи шляпы можно найти в том, что некогда это был настоящий шнурок для стягивания простого круглого куска войлока, из которого и состояла первобытная шляпа. А чтобы понять, почему наша цилиндрическая шляпа покрывается шёлковым ворсом, должно припомнить, что это представляет подражание более ранней шапке из настоящего бобрового меха, хорошо переносившего дождь. Даже совершенно бесполезные теперь швы и пуговицы на современном платье оказываются подобными же осколками прошлого.
Мы можем заключить эту главу описанием лодок и кораблей. Начало мореплаванию положил тот человек, который, ухватившись за плавающий сук, нашёл, что последний в состоянии поддерживать его на поверхности воды. Естественно, история не содержит никаких свидетельств о возникновении подобного искусства, тем не менее ещё до сих пор можно видеть у дикарей самые грубые формы простого пользования плавающими предметами при устройстве плотов и лодок. Даже цивилизованный путешественник, придя к какой-нибудь реке или озеру, бывает очень рад употребить в дело для переправы чурбан или связку тростника, чтобы сохранить таким образом сухими своё ружьё и одежду. Сравнивая эти грубые и случайные средства с приспособлениями, искусно и тщательно изготовляемыми для постоянного употребления, можно составить себе надлежащее понятие о тех ступенях, через которые прошла, развиваясь, техника кораблестроения.
Примитивнее употребление в дело всякого плавающего предмета. Так, ребёнок с какого-нибудь острова на Тихом океане отправляется в воду с нешелушёным кокосовым орехом, за который он держится руками. Готтентот при переправе своих коз через реку располагается на конце какого-нибудь принесённого течением ивового бревна, которое он называет своей «деревянной лошадью». Известно, что австралийцы являлись на наши корабли, сидя верхом на брёвнах, заострённых по концам, и гребя руками, между тем как туземные рыболовы в Калифорнии садятся на охапки тростника, связанные наподобие матросской койки. Как ни грубы последние приспособления, они во всяком случае показывают, что эти люди уже заметили преимущества предмета с острым носом перед тупоконечным бревном в отношении движения по воде.
Всюду совершенствование предметов, применяющихся для примитивного судоходства, выражается прежде всего в том, что в этих 138 предметах начинают делать углубление для большего удобства при плавании. Таким путём они превращаются в лодку. Один из способов изготовления последней заключается в выдалбливании бревна. Всякий, кому доводилось побывать в глубине Америки, вероятно, не раз переправлялся через какой-нибудь пруд или реку в подобном челноке или выдолбне. Испытав при этом, какая осторожность требуется для того, чтобы не дать цилиндру перевернуться в воде, понимаешь, каким великим усовершенствованием в строении лодок было изготовление киля для придания судну большей устойчивости.
Для дикарей с их каменными топорами выдалбливание бревна представляет дело весьма трудное, особенно когда дерево отличается значительной плотностью. Поэтому они имеют обыкновение прибегать к помощи 
Рис. 51. Австралийцы за изготовлением челнока огня, зажигая древесный ствол по требуемому направлению и вырубая обгоревшие части дерева. Колумб был поражён величиной подобных судов, изготовленных туземцами Вест-Индии. В своих письмах он упоминает о многочисленных челнах из твёрдого дерева. Иные из них были настолько велики, что могли вмещать от семидесяти до восьмидесяти гребцов. Испанцы переняли гаитянское название этих челнов — «каноа», откуда произошло и английское «каноэ». Однако этот челнок, или, если употребить греческий термин для челнока, «однодерёвка», был хорошо известен и в других варварских странах. Он был распространён в Европе в доисторические времена, как это можно видеть из образцов, находящихся в музеях и сохранившихся благодаря торфу или песку, в которых они были найдены.
Другой весьма простой метод изготовления лодки можно наблюдать у австралийцев, где человек сдирает кусок коры с деревьев, обладающих вязкими волокнистыми покровами, связывает его по концам и гребёт, сидя в этом импровизированном челноке из коры. Однако, если ему нужно употребить этот чёлн более чем один раз, он сшивает концы его и вставляет деревянные перекладины или распорки для того, чтобы челнок сохранял свою форму. Таким образом, появляется челнок из коры, небезызвестный в Азии и Африке. Своего высшего совершенства он достигает в Северной Америке, где его остов изготовляется из кедра и где он состоит 139 из слоёв берёзовой коры, сшитых волокнистыми кедровыми корнями. Подобные челноки и до сих пор ещё в полном ходу в некоторых районах, например, близ Гудзонова залива, где речные пороги часто делают необходимым вытаскивание и волочение лодки с грузом по земле или где приходится делать переход сухим путём с одной реки на другую. Челноки из коры здесь отлично приноровлены к прерывающемуся судоходству.
Челноки из шкуры изготовляются по тому же принципу с употреблением кожи вместо коры. О североамериканских индейцах известно, что, переправляясь через реки, они превращают шкуры со своих палаток в суда при помощи нескольких суков, которые вставляются для растягивания шкур. Вряд ли выше этого стоят круглые, обшитые кожей лодки из ветвей, употребляющиеся в Месопотамии, и переносные рыбачьи лодки древних бриттов. На Северне и Шанноне[4] рыбаки и до сих пор ещё отправляются к реке, неся на спине свои лодки, изготовляемые теперь из смолёной парусины на рамах, но во всём остальном следующие древнему образцу. Эскимосский каяк снабжён рамами из кости или дерева, на которые натягиваются тюленьи шкуры, превращающие его в водоупорную спасательную бочку. Одетый в шкуры гребец может даже нагибать каяк во все стороны и снова устанавливать в надлежащем положении. Наши современные так называемые каноэ представляют простое подражание каяку, изготовляемому из дерева.
Далее, когда варвар-судостроитель приходит к улучшению выдолбленного челнока, приделав или привязав к нему тонкие планки в качестве шкафута или изготовляя всю свою лодку посредством сбивания тонких досок, наложенных на раму, или остов, заменяя ими прежнюю кожу или слой коры, он подводит своё судно ещё на шаг ближе к нашим обыкновенным лодкам. Подобные сшитые суда прежде были — а нередко и остались — самым обыкновенным туземным судном от Африки вплоть до Малайского архипелага. Тихоокеанские челноки, сшитые таким образом при помощи верёвок из волокон кокосового ореха, и притом сшитые столь аккуратно, что швы остаются почти незаметными для глаза, представляют собой чудо плотничьей работы. В Оманском заливе люди обыкновенно переправлялись на острова, где растут кокосовые пальмы, со своими орудиями, срубали несколько пальм, распиливали дерево на доски, сшивали их верёвками, свитыми из пальмовой коры, делали паруса из пальмовых листьев, нагружали только что сделанные суда орехами и затем отплывали на них домой.
Прежде чем перейти к кораблям цивилизованных народов, взглянем снова на минуту на более грубые плоты. Два или три бревна, скреплённые вместе, образуют плот, который, хоть и отличаясь неуклюжестью при своём движении, имеет ту выгоду, что не опрокидывается и может поднимать тяжёлый груз. Во время открытия Перу испанцы были изумлены, встретив в открытом океане туземный плот, шедший на парусах. Плоты, перевозящие товары по Евфрату и Тигру, держатся на поверхности воды при помощи надутых воздухом овечьих шкур. В конце путешествия плот разбирают и лес продают, так что назад возвращаются только одни овечьи шкуры, которые могут послужить и в другой раз. Ещё более совершенной экономией отличаются плоты, ходящие по Нилу и поддерживаемые на воде при помощи глиняных горшков, предназначаемых для продажи на базаре. Таким образом, назад здесь не возвращается ничего.
Плоты из строевого леса, вроде спускаемых по Рейну, удобны только для сплава дерева вниз по реке. Но когда плот приходится гнать по воде при помощи вёсел или парусов, его сопротивление оказывается 140 чрезмерным. Фиджийцы, наряду с другими островитянами, пришли к мысли, что плот, составленный из двух параллельных брёвен, соединённых поперечными шестами, и поддерживающий возвышенную платформу, должен ходить с большей лёгкостью. Рассматривая это простое сооружение, можно с полным основанием заключить, что оно повело к изобретению лодки с ауслегером, или балансиром, которая была известна древней Европе, а в настоящее время господствует в Тихом океане и до самого Цейлона. Одно из двух брёвен заменяется теперь самой лодкой, другое остаётся как балансирное бревно, прикреплённое к концам двух торчащих шестов так, чтобы сделать всё судно более устойчивым в ветреную погоду. Могут превратиться в лодки и оба бревна, причём платформа всё-таки сохраняется. Тогда мы получаем полинезийский двойной челнок, принципом которого недавно воспользовались для постройки двойного парохода, чтобы сделать более приятным переезд между Дувром и Кале.
Переходим теперь к способам, которыми лодки приводятся в движение по воде. Происхождение гребли ясно видно из примера австралийца, 
Рис. 52. Лодка с балансиром (Австралия) сидящего на своём остроконечном бревне и гребущего руками, или из примера рыбаков на Верхнем Ниле, подвигающих вперёд при помощи своих ног связку из прутьев, на которой они сидят верхом. Первобытный деревянный гребок (короткое весло), по своей форме и движению являющийся подражанием ладони или стопе, хорошо известен дикарям, которые большей частью употребляют один гребок с плоским или лопатообразным концом. Особенную усовершенствованную форму представляет двухконечное или двухлопастное весло, заимствованное нашими любителями гребли на челноках у эскимосов. Гребок, которым свободно действуют, или погружая его в воду или слегка касаясь её, всего удобнее для узкого челнока из коры или для выдолбленного бревна, но для большого судна он оказывается весьма грубым прибором, если его сравнить с цивилизованным веслом, которое представляет рычаг, опирающийся на точку опоры и дозволяющий вследствие этого употребление большего количества силы гребца и более ровную греблю. Различие в знании механических принципов у варваров и цивилизованных становится хорошо заметным при сравнении большого тихоокеанского каноэ, вмещающего двадцать гребцов, как бы роющих воду, с какой-нибудь нашей восьмивёсельной лодкой.
Может быть, самое простое представление о парусе можно найти в очерке Кэтлина, который рассказывает, что североамериканские индейцы, стоя каждый в своём каноэ, держат в распростёртых руках свои покрывала, нижний конец которых привязан к их ногам, и таким образом движутся по ветру. Наигрубейший настоящий парус, употребительный повсюду, представляют собой циновка или кусок ткани, удерживаемые за верхние углы при помощи двух, служащих подпорками, палок и закреплённые внизу или поддерживаемые вертикальным шестом с поперечной перекладиной, которые изображают первобытную мачту и рею.
141Отсутствие парусов на лодках у примитивных племён приходится видеть столь часто, что было бы весьма трудно допустить у их предков знание искусства хождения на парусах. Без всякого сомнения, оно сохранилось бы и до сих пор, если бы было известно этим предкам, ибо способ сбережения такого большого количества труда с употреблением столь малых усилий не мог бы легко исчезнуть из человеческой памяти. Более вероятным представляется, что изобретение парусного судна относится к такому периоду, когда культура уже подвинулась значительно вперёд. Тем не менее это должно было иметь место в весьма глубокой 
Рис. 53. Изображение древнеегипетского судна на стене гробницы в Фивах древности.
Вплоть до этого пункта история не оказывает нам никакой помощи при исследовании вопроса, каким образом возникли более простые виды лодок. Не только их возникновение лежит за пределами исторических свидетельств, но и многие этапы их развития ускользают от нас. Когда мы вступаем в область настоящей истории, то оказывается, что уже к этому времени древние народы умели строить более сложные суда, снабжённые килем и рёбрами, обшитые тёсом при помощи гвоздей, словом, являющиеся непосредственными предшественниками наших кораблей. Возможно, что первоначальным центром, откуда распространилась по миру техника высшего кораблестроения, был Египет или какая-нибудь другая местность в этой области древней культуры Старого Света. Весьма поучительно внимательно присмотреться к древнеегипетскому судну, изображённому на стене одной фиванской гробницы, и заметить, в какой степени обладает оно хотя бы в зачаточном состоянии частями, которые мы признаём принадлежностью вполне развившегося корабля. Оно представляет комбинацию гребной галеры и парусного судна. Гребцы сидят на поперечных скамьях, действуя вёслами, продетыми через петли, между тем как на корме действует большое рулевое весло, представляющее собой предка нашего руля. Видна также мачта, поддерживаемая подпорками, оснащённая реями и верёвками, приспособленными для поднимания рей и для крепления парусов. Бак и ют уже представлены возвышениями, пристроенными на палубе. На египетских изображениях военных кораблей можно видеть, что эти возвышения служили помещением для стрелков из лука, между тем как сражающиеся солдаты были также защищены сзади особым прикрытием. Существовало даже «воронье гнездо» на вершине мачты, служившее местом для пращников, откуда они метали камни в неприятеля. Сравнивая египетские суда с древними галерами и кораблями Средиземного моря — финикийскими ли, греческими или римскими, — невозможно представить себе, чтобы эти последние получились путём самостоятельного изобретения. Сходство между всеми ними слишком велико для этого. Даже переходя к отдельным странам, мы находим изумительное сходство между судами, до сих пор употребляемыми на Ганге, и древними нильскими лодками. Глаз Озириса, нарисованный на египетской похоронной барке, перевозившей мёртвых через озеро к месту погребения, мог впервые повести к изображению глаз как украшений на носах судов, от барок в Валлетской пристани на Западе до джонок Кантона на Востоке.
142Следя за ходом развития древних морских судов в новые, мы замечаем, что от времени до времени появляются новые приспособления вроде металлической обшивки для защиты досок от древоточца, железного якоря с лапами, вместо прежнего большого камня, шпиля для поднятия якоря из воды и т. д. Большее количество мачт и стеньг стало служить для большего количества парусов. Гребцы, расположенные в несколько ярусов, приводили в движение классические биремы и триремы. Военная галера продолжала существовать в венецианском флоте почти до нашего времени. Употребление её, вопреки её дурному мореходному качеству, поддерживалось из-за её способности налетать на беспомощные в затишье парусные суда. Галерные каторжники, действовавшие громадными вёслами, состояли из пленных или преступников, и хотя французские галеры уже более не служат для каторжных работ, всё-таки термин «галерник» продолжает означать вообще каторжника. Громадное усовершенствование европейских парусных судов в средние века в значительной степени зависело от одного изобретения, заимствованного с далёкого Востока, — именно от введения морского компаса. Корабли, курс которых можно было теперь направлять даже при дальнем плавании в открытом море, улучшились в постройке и оснащении, между тем как военные корабли со многими палубами, вооружёнными несколькими рядами пушек, превратились в настоящие плавучие крепости. Наконец, в течение XIX в. к приведению кораблей в движение была применена действующая изнутри паровая сила. Колесо с лопатками или винт фактически заменили старинные ряды гребцов, а к изменчивой силе ветра в настоящее время прибегают только как к временному средству сбережения топлива. Нет необходимости описывать изменения, которые произведены в постройке военных кораблей введением современной броневой обшивки и громадных пушек. Впрочем, и эти изменения не мешают ясно проследить, как современные корабли выработались путём последовательных переходов из первобытного челнока.
Примечания
- ↑ Корробори — одно из главных тотемистических празднеств австралийцев, на которое собирается всё племя и которое продолжается неделями. Его отличительные черты — пляска и ряженье.
- ↑ Вайда — травянистое растение в Европе и Азии, из которого когда-то добывалась синяя краска.
- ↑ Гуанако — горные ламы в Южной Америке.
- ↑ Северн — река в Англии, впадающая в Бристольский канал. Шаннон — крупнейшая река в Ирландии, впадающая в Атлантический океан.