VI. Свиданіе въ крѣпости и письмо Пестеля къ родителямъ[1].
П И. Узнаете ли вы меня, г. пасторъ?
Пасторъ. Какъ же могу я васъ не узнать, любезнѣйшій г. Пестель? Я давнишній другъ вашего семейства.
П. И. обнялъ пастора съ горячими слезами и спросилъ: Что дѣлаетъ мой отецъ, жива ли еще моя добрая мать?
Пасторъ. Вашъ отецъ въ Петербургѣ и вчера причащался у меня въ церкви съ вашими братьями. Ваша мать осталась въ деревнѣ съ вашею сестрою. Всѣ смертельно огорчены, и отецъ вашъ такъ убитъ, что вы испугались бы, увидя его. Онъ со слезами просилъ меня обнять васъ отъ его имени, благословить и напомнить вамъ тотъ день, когда онъ прощался съ вами въ деревнѣ, и то, что онъ вамъ тогда говорилъ, отдавая вамъ булавку съ распятіемъ.
П. И. снялъ съ груди эту самую булавку и показалъ ее пастору, также и крестикъ, который дала ему сестра на память, и кольцо отъ возлюбленной матери и сказалъ: «Я съ этими вещами ни на минуту не разставался, и онѣ останутся со мною до послѣдняго дыханія, какъ самое драгоцѣнное, что я имѣю. Я твердъ и спокоенъ, но не могу думать о моихъ родителяхъ безъ терзающаго горя, потому что я чувствую, что я ихъ убилъ. Я знаю, какъ они горячо меня любятъ. (Слезы текли по лицу у него такъ, какъ Рейнботъ еще никогда не видалъ, и онъ ничего не могъ говорить безъ слезъ).
Пасторъ. Я долженъ сказать вамъ для вашего успокоенія, что въ публикѣ никто не возбуждаетъ столько участія, какъ вы, ни про кого изъ вашихъ соучастниковъ не говорятъ съ такимъ уваженіемъ и съ такимъ сочувствіемъ, какъ про васъ.
П. И. Для меня весь свѣтъ ничего не значитъ, только мысль о моихъ родителяхъ меня огорчаетъ и угнетаетъ. Что дѣлаетъ мой младшій братъ Александръ? Причащался ли онъ съ батюшкой? Не [165] нуждается ли онъ? Я не виноватъ, что деньги, которыя я ему назначилъ, не дошли до него.
Пасторъ. Вашъ младшій братъ здѣсь и причащался вмѣстѣ съ вашимъ отцемъ. Я не думаю, чтобы онъ нуждался; конечно, вашъ батюшка будетъ имѣть о немъ попеченіе. Всѣ ваши принимаютъ живѣйшее участіе вовсемъ, что до васъ касается, и Богъ, къ которому вы хотите сегодня приблизиться, конечно, даруетъ вамъ и всѣмъ вашимъ силу утѣшенія и помощь.
П. И. Точно ли моя мать и моя добрая сестра здоровы?
Пасторъ. Онѣ обѣ въ деревнѣ и, сколько знаю, здоровы. Ваша матушка вамъ писала, но это письмо такъ полно материнскихъ чувствъ и такъ грустно, что вашъ отецъ не рѣшается доставить его вамъ, чтобы не умножить вашей печали (П. И горько заплакалъ и молчалъ).
Пасторъ началъ говорить, чтобы приготовить его къ причастію. П. И. сталъ на колѣни и оставался такъ во все время исповѣди и причащенія. Когда все кончилось, онъ всталъ, былъ покоенъ духомъ и сказалъ: «Обнимите отъ меня моего отца и всѣхъ моихъ братьевъ и просите, чтобы прислали мнѣ письмо моей матери. Теперь я твердъ и могу читать его. Это будетъ мнѣ очень пріятно. Скажите моимъ родителямъ, что ежели бы меня не мучило горе объ нихъ, я былъ бы спокоенъ и совершенно твердъ. Я на все готовъ; только желалъ бы, чтобы все скорѣе кончилось». Онъ еще много говорилъ насчетъ своей горячей привязанности къ родителямъ, братьямъ и сестрѣ, чего пасторъ не могъ слово въ слово запомнить.
При этомъ случаѣ на П. И. былъ шелковый лѣтній халатъ, въ комнатѣ стояли кровать съ опрятною и приличною постелью, столъ и стулья; на столѣ лежали нѣмецкая и русская библіи. Комната его большая и свѣтлая, хотя и съ рѣшеткою передъ окномъ; воздухъ въ ней чистъ. У него лучшее помѣщеніе изъ всѣхъ 14 заключенныхъ, которыхъ Рейнботъ причащалъ въ крѣпости. На постели лежалъ другой ваточный халатъ. Онъ самъ былъ выбритъ, казался здоровъ, и пасторъ не замѣтилъ никакой перемѣны въ его наружности.
Примѣчанія
- ↑ Русскій архивъ, 1875, кн. 1, с. 419—423. „Бумаги Ивана Борисовича Пестеля. Сообщено Софьею Ивановной Пестель“ (родною сестрою Павла Ивановича).