IV. Показанія декабристовъ о Пестелѣ.
4. Показанія М. П. Бестужева-Рюмина.
Показаніе 11 февраля 1826 года. Послѣ долгихъ споровъ, насмѣшекъ и съ моей стороны сопротивленій, согласившись наконецъ на преступное мнѣніе директоріи лишить жизни Государя, я не переставалъ однако же (совокупно съ С. Муравьевымъ) возставать за остальныхъ особъ царской фамиліи. Но 1-я и 3-я управы, представляли мнѣ то междуусобную войну, то ресторацію и возмездіе неминуемымъ послѣдствіемъ нашей умѣренности. Вотще повторялъ я сказанное насчетъ сей въ моей рѣчи (особенно въ одномъ параграфѣ[1], — мнѣ возражали, что для избѣжаніи Вандеи и для отвращенія другихъ препятствій, вѣрнѣе, какъ некому уже будетъ сопротивляться преобразованію, или разрушить воздвигнутое нами зданіе. [149] Я отвѣчалъ на это, что Стюарты, во второй разъ покусившись возсѣсть на престолъ предковъ своихъ, уже въ томъ успѣть не могли, а первая ресторація — плодъ тираніи Кромвеля и долго продолжавшихся безпорядковъ, кои утомили народъ. — Но мнѣніе мое, все-таки, принято не было. Не знаю, угодно ли будетъ комитету повѣрить, что Сергѣй Муравьевъ и я, мы не хотѣли и смерти Государя, — долгія сопротивленія наши и Бобруйскій планъ то доказываютъ, но видя, что всѣ члены безъ исключенія полагали необходимостью лишить Государя жизни, то и мы наконецъ на то согласились.
Показаніе 5 апрѣля 1826 года. На контрактахъ 1823 года на квартирѣ Василія Давыдова, по вступленіи моемъ въ общество, собрались всѣ тогда въ Кіевѣ находящіеся члены, кои суть: Пестель, Юшневскій, Давыдовъ и Волконскій. Меня и Сергѣя Муравьева туда приглашали, и Пестель торжественно открылъ засѣданіе, спрашивая насъ: согласны ли мы на введеніе республиканскаго правленія въ Россіи. Мы сказали: «Да». Пестель спросилъ потомъ у насъ, согласны ли мы со мнѣніемъ общества о необходимости истребленія всей Императорской фамиліи. Мы сказали, что нѣтъ. Тутъ возникли жаркія и продолжительныя пренія. Муравьевъ въ своемъ мнѣніи устоялъ, а я имѣлъ несчастіе убѣдиться доводами Пестеля.
Видя, что Муравьевъ начинаетъ сердиться, Пестель перемѣнилъ разговоръ, и предложилъ другой вопросъ, относительно народныхъ выборовъ, требовалъ нашего мнѣнія: будутъ ли выборы прямые или косвенные. Муравьевъ отвѣчалъ, что онъ предпочитаетъ прямые, на собственности основанные. Тутъ пренія возобновились. Пестель, Юшневскій, Давыдовъ стремились доказать, что косвенные лучше. Я держался мнѣнія Муравьева, а Волконскій молчалъ.
Послѣ сего Пестель предложилъ окончательный вопросъ, — останется ли господствующая религія или одинаковое покровительство будетъ всѣмъ оказываемо. Единодушно положили, что останется религія господствующая.
Въ Каменкѣ Пестель возобновилъ пренія о необходимости истребленія Императорской фамиліи, долгими доводами сталъ доказывать Муравьеву, что Бобруйскій планъ неудобоисполнителенъ. Муравьевъ изъявилъ свое согласіе на смерть Государя, но устоялъ въ своемъ мнѣніи касательно остальныхъ особъ Императорской фамиліи. Потомъ начались пренія не о Республикѣ, (какъ показываетъ Волконскій), но о конституціи, и кончились тѣмъ, что Муравьевъ, который прежде былъ одного мнѣнія съ Никитой, о введеніи двухъ камеръ съ предсѣдателемъ, согласился на Пестелеву Русскую Правду.
Присутствовавшіе при сихъ совѣщаніяхъ члены суть: Пестель, Волконскій, Давыдовъ и я. Къ послѣднему засѣданію былъ приглашенъ новопринятый членъ г. Полиньякъ, но при немъ Пестель не захотѣлъ заводить распрей, и объявивъ себя предсѣдателемъ управы (а не общества), сталъ ему весьма краснорѣчиво говорить «о распространившемся» уже просвѣщеніи въ Россіи, о [150] многочисленности и могуществѣ общества; объ его обширныхъ видахъ, о возможности произвести политическій переворотъ въ Россіи, избѣгая долговременности и кровопролитности французской революціи.
Вступивъ только что въ общество, не углубившись прежде въ политику, я на совѣщаніи у Давыдова быль увлеченъ доводами Пестеля и Юшневскаго и далъ свое согласіе на преступное ихъ мнѣніе о необходимости смерти Государя для введенія представительнаго правленія. Но не могъ согласиться на пролитіе крови остальныхъ особъ Императорской фамиліи. Муравьевъ противился покушенію на жизнь Государя. Когда же мы возвратились домой, онъ долго говорилъ со мной о томъ, что можно ввести представительное правленіе, не прибѣгая къ ужасной мѣрѣ, на коей настаиваетъ директорія. Я съ радостью мнѣніе его принялъ, чему доказательствомь служитъ Бобруйскій планъ, о коемъ совѣщаемо было между Муравьевымъ, Швейковскимъ, Норовымъ и мною.
По возвращеніи нашей дивизіи изъ Бобруйска я ѣздилъ къ Пестелю, дабы дать ему отчетъ въ нашемъ планѣ. Когда онъ услышалъ, что мы намѣревались токмо арестовать Государя, онъ сказалъ: «Теперь я радъ, что никого въ Бобруйскъ по вашему требованію не прислалъ. Арестованіе Государя произвело бы или междуусобную войну, или неминуемую нашу гибель. Кто устережетъ Государя? Неужели вы думаете, что приставленные къ нему часовые не оробѣютъ отъ одного взгляда его? Неужели вы думаете, что никому не взойдетъ въ голову измѣнить вамъ, выручить Государя, и тѣмъ безъ великаго риска, получить великую награду?». Онъ еще приводилъ много доводовъ, теперь забытыхъ мною, и кончилъ, объявляя отъ имени всего общества, что никто не станетъ дѣйствовать, покуда существуетъ Государь. Возвратясь къ Сергѣю Муравьеву, я все это ему передалъ, и тогда мы положили дать согласіе на смерть Государя, но твердо стоять за остальныхъ особъ Императорской фамиліи, и въ семъ смыслѣ я написалъ рѣчь, извѣстную всему обществу.
Сергѣй Муравьевъ не только не предлагалъ, но никогда не соглашался на ужасную мѣру истребленія всей Императорской фамиліи. Но введеніе республики вооруженной силой онъ одобрялъ.
Примѣчанія
- ↑ Вотъ сей параграфъ слово вь слово. (Его же помнитъ наизусть Артамонъ Муравьевъ). La restauration, á quoi est elle due, si non á l'horrible mauvaise foi du prétendu régénération de la France, plongée en léthargie á force de perdre du sang. Des mesures atroces amenent l'anarchie et de l'anarchie au despotisme, et puis à d'autres boulevorsements-la marche est rapide. Si, l'Angleterre et la France vous le prouvent. Donnons une bonne constitution, donnons un bon code á la Russie elle s'y attachera et le défendra contre toute agression. Pour soulever la Nation, que pourra-t-on lui promettre, alors que nous aurons tout fait? Но послѣ увидѣвъ, что Россія перемѣны правленія не желаетъ, я увѣрился въ своемъ заблужденіи, и раскаялся, что принималъ участіе въ усиліяхъ ввести новый порядокъ вещей.