[72]
№ 66. Князь Багратіонъ — графу Ростопчину (собственноручно).
По желанію вашему я пишу. Оно точно такъ, но, между нами сказать, я никакой власти не имѣю надъ министромъ, хотя и старше я его. Государь по отъѣздѣ своемъ не оставилъ никакого указа на случай соединенія, кому командовать обѣими арміями и по сей самой причинѣ онъ, яко министръ........[1]. Богъ его вѣдаетъ, что онъ изъ насъ хочетъ сдѣлать; милліонъ перемѣнъ въ минуту и мы, назадъ и въ бокъ шатавшись, кромѣ мозоли на ногахъ и усталости ничего хорошаго не пріобрѣли, а что со мною дѣлали и дѣлаютъ съ мая самаго мѣсяца, я вамъ и [73] описать не могу, но къ великому стыду короля Вестфальскаго, маршала Давустъ (Даву) и Понятовскаго, какъ они не хитрили и не преграждали всюду путь мнѣ, я пришелъ и проходилъ мимо ихъ носу, такъ что ихъ билъ[2]. Теперь, по извѣстіямъ, непріятель имѣетъ свои всѣ силы отъ Орши къ Витебску, гдѣ и главная квартира Наполеона[3]. Я просилъ министра и далъ мнѣніе мое на бумагѣ идти обѣими арміями тотчасъ по дорогѣ Рудни, прямо въ середину непріятеля, не дать ему никакого соединенія и бить по частямъ, на силу на сіе его я склонилъ, но тотчасъ послѣ одного марша опять все перемѣнилъ — никакъ не рѣшается наступать, а все подвигается къ Смоленску. Истинно не вѣдаю таинства его и судить иначе не могу, какъ видно не велѣно ему ввязываться въ дѣла серьезныя, а ежели мы его (непріятеля) не попробуемъ плотно по мнѣнію моему, тогда все будетъ насъ обходить и мы тоже таскаться, какъ теперь таскаемся. По всему видно, что войска его не имѣютъ уже такого духа и гдѣ встрѣчаемъ ихъ, истинно бьютъ наши крѣпко. Съ другой стороны, онъ не такъ силенъ, какъ говорили и нынѣ говорятъ, ибо, сколько мнѣ извѣстно, ему минута дорога; длить войну для него невыгодно; слѣдовательно, здравый разсудокъ заставляетъ меня судить: или онъ сбираетъ всѣ свои силы и готовится на важный ударъ, или при сильномъ нашемъ наступленіи будетъ отступать, опасаясь тылу своего. А всего короче скажу вамъ, что онъ лучше знаетъ всѣ наши движенія, нежели мы сами, и мнѣ кажется, по приказанію его мы и отступаемъ и наступаемъ. Отъ Государя давно ничего не имѣю; впрочемъ, армія наша въ такомъ духѣ и въ расположеніи всѣмъ умереть у стѣнъ отечества и знаменъ Государя, (что) желаетъ наступать. Но вождь нашъ — по всему его поступку съ нами видно — не имѣетъ вожделѣннаго разсудка, или же лисица. [74]
Скажу в. с., что оба Васильчикова здравы и служатъ точно отмѣнно. Ла. Ва. (?) командуетъ у меня авангардомъ довольно сильнымъ и подкрѣпляетъ его гр. Воронцовъ, оба молодцы и дружны.
О, Боже! если бы дали волю, этого чорта Пинети съ нашею арміею въ пухъ бы разбилъ и написалъ бы вамъ: «Господи силою твоею да возвеселится царь». Непріятель отъ моихъ аванпостовъ 20 верстъ, а отъ меня 40; вчерась еще далѣе отступилъ. Впрочемъ все хорошо. Я думаю вамъ извѣстно, что ген.-лейт. Витгенштейнъ разбилъ корпусъ фельдмаршала Удино, взялъ въ плѣнъ до 3 т., равно нѣсколько пушекъ, и преслѣдовалъ за Полоцкъ; равно въ Литвѣ, въ г. Кобринѣ, Тормасовъ разбилъ корпусъ саксонцевъ, взялъ пушки и знамена; словомъ сказать, во всякомъ случаѣ, гдѣ повстрѣчались, тамъ ихъ порядочно откатали, а два медвѣдя еще не сходились: Барклай и Пинети.
Ежели увидите кн. Кирилу Александровича, прошу объявить мое почтеніе. Истинно вамъ скажу, что едва дышу отъ множества припадковъ, усталости духа и тѣла моего.