[435]
№ 320. Изъ письма С. Т. Творогова — графу Аракчееву.
Первый день новаго года было совершено молебствіе благодарное при извѣстномъ вамъ манифестѣ, читанномъ въ Казанскомъ соборѣ, который, т. е. манифестъ, кромѣ своихъ достохвальныхъ истинъ о счастьѣ и успѣхѣ дѣлъ военныхъ, красота слога многимъ нравится, а особливо тѣмъ, кои болѣе чувствуютъ важныхъ событій и великихъ происшествій, чѣмъ заняты пышностію и высокостію картинныхъ замысловъ. Тутъ были также и такіе, кои судили, что есть частію излишняя длинноватость и изрѣченія похожія на проповѣди своими эпизодами или введеніями изъ священныхъ текстовъ, да еще что не упомянуто имя полководца, описывая его съ такой силою дѣла. Говорятъ и толкуютъ, что какъ это останется для позднѣйшаго потомства, то читавшіе сей манифестъ и по отдаленіи времени не затруднились бы имени сего героя пріискивать пли справляться съ подробною исторіею.
Другой же о созиданіи храма въ Москвѣ всѣмъ до чрезвычайности и умиленія сердца понравился и нѣкоторыя изъ знакомыхъ такихъ, кои болѣе другихъ чувствуютъ милость Божію и счастіе свое, изъ благодарности плакали, вводя въ событіе сіе великія намѣренія Государя и твердость неподражаемую его сердца и говорятъ, что сей храмъ славы будетъ великимъ памятникомъ и ему. Я очень радъ и самъ чувствительно принялъ сіе великое и достойное происшествіевъ для Россіи предположеніе.
Княгиня Смоленская была у митрополита съ письмомъ отъ князя Михаила Илларіоновича, о принятіи отъ нея извѣстнаго вамъ присланнаго серебра въ Казанскій соборъ на изваяніе евангелистовъ. Всѣ симъ восхищены и теперь занялись обдумываніемъ въ какомъ видѣ и гдѣ ихъ помѣстить. Г. Мартосъ занялся симъ предметомъ. На сихъ дняхъ прибылъ отъ васъ Петръ Петровичъ Коновницынъ; всѣ къ нему бросились. Слухъ [436] прошелъ было и о васъ, что и вы ѣдете, а иные говорили, что и пріѣхали уже, и меня о томъ спрашивали. Другаго бы испугали за себя и за васъ, а какъ я знаю васъ и все что васъ составляетъ и кругъ изъ чего вы сами себя составляете съ образомъ мыслей и правилъ вашихъ, совсѣмъ не только не удивился и не потревожился, но въ тайнѣ сердца подумавъ, ежели бы вы болѣе не нужны были, то бы вы возвратились съ истинною честью героя и въ кругъ вѣрныхъ друзей вашихъ, неся вѣрное и спокойное сердце и сохраненіе здоровья, изнуряемаго удивительною вѣрностію, чистотою и непорочностію великаго человѣка, жертвовавшаго съ такою силою любви къ Государю и отечеству. Словомъ, тогда бы мы съ вами были почти неразлучны и пили бы чашу мирныхъ и дружескихъ удовольствій. А нынѣ вы даже и друзьямъ своимъ почти всегда отказывали, не имѣя время изъ посвященія онаго Государю и мы только иногда увидимся съ вами на столько чтобъ поздороваться.
Вчера я поздравилъ Дарью Алексѣеву Шишкову съ пожалованіемъ Александру Семеновичу Александровскаго ордена. Слова, сказанныя въ рескриптѣ къ нему, при пожалованіи онаго, толь же лестны, какъ и самый орденъ, ежели по моему не превосходятъ его, ибо это останется въ фамильной исторіи, а орденъ возвращается. Такъ мнѣ кажется.
Добрый мой министръ говоритъ о васъ съ чувствительностію и хвалится вами во многихъ случаяхъ[1], начавъ еще временемъ царствованія покойнаго Государя Императора Павла Петровича. Впрочемъ новостей у насъ нѣтъ. Всѣ чрезвычайно заняты ожиданіемъ и окончаніемъ великихъ происшествій, къ небывалой во всѣ вѣки славѣ Государя. А между тѣмъ сколько стиховъ является на сцену публики, а также карикатурныхъ картинъ, до каковыхъ я однако не охотникъ, потому что это не въ моемъ нравѣ писать такія колкости и насмѣшки. Какъ представленъ извѣстный вамъ нынѣшній герой всесвѣтный, въ какомъ видѣ, положеніи съ разнообразными аллегоріями, это дѣйствительно забавно, смѣшно, страшно колко и умно. Да, вотъ была [437] перетурка большая какъ министрамъ посовѣтовали убавить свои канцеляріи[2]. О! это интересно, тутъ много всего было!
Итакъ написалъ вамъ столько всякой всячины, что боюсь достанетъ-ли вамъ терпѣнія читать письмо мое. Прочтите; хотя бы и зналъ напередъ, что вы бросите, то и тогда писалъ бы къ вамъ потому, что это составляетъ сладчайшее мое удовольствіе, быть съ вами отсутственну и хотя идеально представлять васъ, мой обожаемый, съ собою.