[238]
№ 179. Робертъ Вильсонъ — Императору Александру.
| 13-го (25-го) октября 1812 г., три версты отъ Малаго-Ярославца. |
Помѣта рукою Аракчеева: «Получено отъ Государя 26-го октября».
Всемилостивѣйшій Государь! Я имѣлъ счастіе представить Вашему Величеству нѣсколько строкъ въ такое время, когда по обстоятельствамъ не могъ заняться подробнѣйшимъ донесеніемъ.
Нынѣ осмѣливаюсь донести Вашему Величеству о подробностяхъ тѣхъ происшествій, кои заслуживаютъ вашего вниманія.
Парламентеръ, котораго князь Кутузовъ принялъ въ главной квартирѣ своей, вопреки общаго представленія (и который подъ предлогомъ отысканія тѣла генерала Дери привозилъ, какъ извѣстно мнѣ, партикулярное письмо отъ генерала Бертье), имѣлъ случай удостовѣрить непріятеля, что фельдмаршалъ, послѣ сраженія 18-го, перенесъ главную квартиру изъ Тарутина [239] назадъ, и слѣдственно, что онъ не имѣетъ причины опасаться наступательнаго дѣйствія. На основаніи сего онъ отвелъ силы свои отъ лѣваго крыла и приблизился къ Ѳоминскому, въ намѣреніи направить главную часть своей арміи черезъ Боровскъ и Малый-Ярославецъ, какъ думаютъ, на Калугу. Генералъ Дохтуровъ 22-го былъ отряженъ съ своимъ корпусомъ, чтобы соединиться съ генераломъ Дороховымъ и съ 15,000 человѣкъ захватить нечаянно (par un coup de main) 10,000 человѣкъ, которые, какъ слышно было, находились въ Ѳоминскомъ.
Къ моему счастію, я былъ въ семъ корпусѣ и, наконецъ, успѣлъ остановить исполненіе сего предпріятія, пока не получено будетъ вѣрнѣйшаго свѣдѣнія о положеніи оныхъ 10 т. человѣкъ и о сообщеніи ихъ съ главною арміею. Я упоминаю о семъ обстоятельствѣ не изъ тщеславія, но поелику другіе офицеры, бывшіе одного со мною мнѣнія, боялись дать сей совѣтъ, опасаясь нареканія, и самъ генералъ Дохтуровъ, вопреки собственному убѣжденію, не рѣшался сему совѣту слѣдовать по тому же уваженію. Наши партизаны доставили свѣдѣніе, что сильная часть французской арміи находится въ четырехъ верстахъ отъ Ѳоминскаго. Одинъ плѣнный подтвердилъ тоже, присовокупивъ къ тому, что Москва очищена и получено было донесеніе, что Боровскъ нечаянно захваченъ непріятелемъ.
Нарочный былъ отправленъ къ фельдмаршалу, который приказалъ генералу Дохтурову идти на Малый-Ярославецъ. Всевозможное стараніе употреблено было, чтобъ достичь онаго прежде непріятеля, но ужь было поздно.
Два егерскихъ полка успѣли, однакожь, войти въ городъ въ 4 часа утра и очистить оный до моста, но не могли завладѣть мостомъ, поелику оный прикрывался берегомъ одной рытвины, составлявшей родъ весьма крутаго вала, на которомъ непріятель сильно укрѣпился.
Весь городъ наполненъ такими рытвинами и деревьями — слѣдственно представляетъ самое невыгодное положеніе для защищенія противъ войскъ французскихъ. [240]
На разсвѣтѣ непріятель началъ сильно умножаться въ городѣ, но, къ счастію, нѣсколько пушекъ было поставлено, которыя загородили имъ спускъ къ рѣкѣ и дали время занять Калужскую дорогу.
Непріятель, подведя пушки и подкрѣпленія, неоднократно покушался выгнать насъ изъ города и пять разъ успѣвалъ на нѣсколько минутъ овладѣть онымъ, прежде нежели подоспѣлъ корпусъ генерала Раевскаго въ 2 часа пополудни.
Сей такъ долго ожиданный и настоятельно требованный корпусъ произвелъ немедленно сильную атаку, которая возстановила войска Вашего Величества въ городѣ и опрокинула двѣ непріятельскія колонны, покушавшіяся выступить изъ засадъ противъ позиціи генерала Дохтурова.
Непріятель, не смотря на то, продолжалъ дѣлать новыя покушенія подъ прикрытіемъ 24 пушекъ, въ числѣ коихъ было нѣсколько большаго калибра, и занималъ и терялъ городъ поперемѣнно. Около 4-хъ часовъ подошелъ фельдмаршалъ съ остальною арміею и при толь упорномъ отраженіи непріятеля имѣлъ время растянуться вокругъ города и взять позицію по Калужской дорогѣ.
Въ сумерки городъ былъ зажженъ, но пушечная и ружейная пальба все еще продолжались и не прежде прекратились, какъ около полуночи.
Намѣреніе фельдмаршала было окружить городъ батареями, а своею арміей загородить путь непріятелю, есть-ли бы (что было весьма невѣроятно, ибо всѣ домы были сожжены) онъ могъ укрыться тамъ и собрать достаточную силу, чтобы оттуда выступить. Но съ наступленіемъ дня фельдмаршалъ перемѣнилъ свое намѣреніе и приказалъ арміи отступать — каковое предпріятіе, по всѣмъ обстоятельствамъ, было весьма отважное, но счастливо исполнилось, не смотря на канонаду непріятеля и на трудный переходъ оврагами.
Сегодня непріятель остался спокоенъ, но думаютъ, что онъ маневрируетъ въ намѣреніи выдти на Медынскую дорогу. [241]
Вчерашнее сраженіе стоило много храбрыхъ людей, а особливо изъ егерскихъ полковъ; но удержаніе города было необходимо нужно для разрушенія непріятельскаго плана, да и потеря его гораздо превосходитъ нашу. Я полагаю, что она простирается по крайней мѣрѣ до 7,000 человѣкъ убитыхъ и раненыхъ и, по показанію плѣнныхъ, въ числѣ оныхъ много отличнѣйшихъ офицеровъ.
Офицеры и войска Вашего Величества сражаются со всевозможною неустрашимостію, но я считаю своимъ долгомъ съ прискорбіемъ объявить, что они достойны имѣть и имѣютъ нужду въ искуснѣйшемъ предводителѣ.
Бездѣйствіе фельдмаршала послѣ побѣды надъ Мюратомъ, тогда когда бы должно было двинуться со всею арміею влѣво; медленность его въ присылкѣ помощи генералу Дохтурову; личная медленность его въ прибытіи на мѣсто сраженія до 5-ти часовъ вечера, хотя онъ цѣлый день пробылъ въ пяти верстахъ отъ онаго; личная осторожность во всѣхъ дѣлахъ, нерѣшимость его въ совѣтахъ, подверженіе войскъ Вашего Величества пагубнѣйшему безпорядку по недостатку надлежащихъ распоряженій и поспѣшность безъ причины, — суть погрѣшности столь важныя, что я принужденъ употребить таковыя изрѣченія.
Лѣта фельдмаршала и физическая дряхлость могутъ нѣсколько послужить ему въ извиненіе, и потому сожалѣть можно о той слабости, которая заставляетъ его говорить, «что онъ не имѣетъ инаго желанія, какъ только того, чтобъ непріятель оставилъ Россію», когда отъ него зависитъ избавленіе цѣлаго свѣта. Но такая физическая и моральная слабость дѣлаютъ его неспособнымъ къ занимаемому имъ мѣсту, отнимаютъ должное уваженіе къ начальству и предвѣщаютъ несчастіе въ то время, когда вся надежда и пламенная увѣренность въ успѣхѣ должны брать поверхность.
Недостатки генерала Бенигсена мнѣ извѣстны; но личный его примѣръ, конечно, рождаетъ во всѣхъ рѣшительность. Познанія его въ военномъ дѣлѣ весьма отличныя и послѣдніе его [242] совѣты послужили къ пользѣ и славѣ оружія Вашего Величества.
Я смѣю надѣяться, что Ваше Величество не изволите подозрѣвать во мнѣ какого либо личнаго предубѣжденія или пристрастія. Я не имѣю никакого инаго повода какъ только пользу службы Вашей, и думаю, что поступилъ бы противъ чести, если бы говорилъ не такъ откровенно.
Время и изслѣдованіе удостовѣрятъ, я надѣюсь, Ваше Величество, что я хотя смѣло, но вѣрно начерталъ свѣдѣнія, истинно достойныя Вашего Величества.
Поелику мы не прикрываемъ города Малаго-Ярославца, то я полагаю, что мы будемъ еще ретироваться, пока можемъ охранить Медынскую дорогу.
Я никакъ не думаю, чтобы фельдмаршалъ рѣшился дѣйствовать наступательно со всею своею арміею, хотя теперь именно то время, въ которое можно бы было такъ разстроить непріятеля, если не вовсе истребить его, что Чичагова армія встрѣтила бы только малые остатки.
Если бы у фельдмаршала было не болѣе 12,000 чел., я и тогда бы въ теперешнихъ обстоятельствахъ сталъ бы ему совѣтовать всякій день входить въ дѣло съ непріятелемъ, и съ хорошими распоряженіями многіе остались бы въ живыхъ отъ охоты, которою загнали бы звѣря прежде, нежели онъ успѣлъ бы достигнуть до своего убѣжища.
Атаманъ оправдываетъ мое ручательство за него предъ Вашимъ Величествомъ — 11 пушекъ взятыхъ третьяго дня и 5 сегодня суть лучшія доказательства усердія его къ службѣ Вашего Величества.
Я надѣюсь, что вскорѣ Ваше Величество лично изволите увидѣть храбрую вашу армію и наградите ее за знаменитые ея подвиги столь желаемымъ высокимъ Вашимъ посѣщеніемъ. Сей день будетъ для всѣхъ день торжественный.
Турокъ увѣдомляю я съ точностію о всѣхъ здѣшнихъ происшествіяхъ, и съ Вѣною сколько можно имѣю сношенія, но я [243] надѣюсь, что лордъ Каткартъ сильно въ той сторонѣ дѣйствуетъ и увѣренъ, что успѣха отъ того ожидать можно.