22. Китайцы
| «Китай есть особый мир». |
| Карл Риттер. |
Наружный вид китайцев кажется однообразным от юга до севера империи. Даже сословные различия не отражаются на них с такой резкостью, как в других местах. Широкие шаровары и куртка в виде блузы, из одинаковой тёмно-синей бумажной материи, и, в случае нужды, верхняя одежда в виде куртки из более толстой чёрной материи [715] составляют одеяние массы населения. Вычислено, что каждый человек в среднем ежегодно изнашивает два костюма, которые вместе стоят не более 5 рублей. Шерстяное платье, материи для которого в постоянно возрастающем количестве ввозятся из Европы и уже выделываются большими фабриками в самой стране, носят только зажиточные люди. В защиту от зимнего холода низший класс надевает одну на другую несколько бумажных одежд и ватные кафтаны, а на севере также
овчинные шубы. Богатые люди носят самые дорогие меха Сибири, для которых Китай ещё сотни лет тому назад служил крупным рынком. В провинциях, занимающихся шелководством, в Новый год можно видеть половину населения города одетой в шёлковые материи. Наставление, которое двести лет тому назад император Кангхи изрёк в одном из своих правил: «Пусть земледелие и уход за шелковичным деревом будут твоей заботой, чтобы ты не нуждался в пище и одежде», — в значительной степени утратило своё значение со времени возрастания ввоза чужеземных тканей. У богатых место синей бумажной блузы занимает верхнее платье, похожее на халат, доходящее до лодыжек и стягиваемое поясом; к нему привешиваются кошелёк, кисет с табаком и т. п. Длинные рукава вполне закрывают руки и содержат карманы. В этом находят себе объяснение такие выражения китайских классиков, как «выдача из рукава» или «рукав, полный нюхательным табаком». Мужчины Китая оставляли волосы расти свободно, пока в 1644 г. маньчжуры не ввели косу и выбривание передней части головы как символ подчинения новым порядкам. С тех пор отсутствие косы считается позорным, и уничтожение её — знаком возмущения. Переговоры о понуждении покорённых народов к ношению косы составляют особый отдел в истории новейших территориальных приобретений. До наступления зрелого возраста мужчины борода не должна расти, поэтому профессия цирюльников, которые, впрочем, бреют без мыла, в Китае весьма развита и приносит много прибыли. Даже рабочие жертвуют несколькими мелкими монетами, чтобы каждую неделю гладко выбривать себе переднюю часть головы и лицо. Северные китайцы, так же как и многие номады внутренней Азии, носят короткую косу, а южные китайцы, наоборот, возможно длинную и толстую, с вплетёнными в неё конским волосом и обвивающими её лентами. Причёски женщин гораздо богаче формами и провинциальными отличиями. На [716] юге девушки носят волосы обрезанными поперёк над лбом. Замужние женщины так скрепляют их клеем, что они прилегают к голове и сзади выгибаются, как ручка чашки, а в других местах крылообразные отростки выступают над ушами. Булавки, бусы, и в особенности естественные и искусственные цветы, составляют украшения головы женщины (см. рис. ниже). На юге простой китаец почти никогда не покрывает
головы. Самое большее, если он, когда летние лучи солнца греют слишком сильно, воткнёт в свёрнутую косу веер, который при ходьбе автоматически доставляет некоторую прохладу. Мандарины (см. рис., стр. 715) никогда не показываются в публике с непокрытой головой. Они не только позволяют себе роскошь, надевая летом соломенные и бамбуковые шляпы с шёлковой покрышкой и кисточками, и войлочные или суконные шапки с завороченными краями, с вышивками и меховой опушкой зимою: не довольствуясь этим, они приделывают к своим шляпам знаки отличия, также введённые со времён господства маньчжуров и состоящие из пуговицы, которая в восходящем порядке делается из следующих веществ — красного коралла, светло-голубого стекла, лазоревого камня, горного хрусталя, белого халцедона, золота или позолоченного металла. Костюм китайского мандарина проложил себе путь к чиновникам Тибета; роскошную одежду из собольего меха китайских тайных советников можно видеть даже в Кьянгтунге. Впечатление пышности, какое она должна вызывать, к сожалению, часто и неожиданно нарушается загрязнённым местом и ещё чаще лохмотьями неизбежной свиты. В Северном Китае не румянятся только старухи и дети. При этом сперва белятся и затем на всей щеке делается овальное пятно розовато-красного цвета. [717]
Уродование ног бросает резкий свет на утончённость и неестественность крайностей китайской культуры (см. рис., стр. 716). Имеет ли этот обычай целью привязать женщину к дому или увеличить её полноту, — во всяком случае, он кажется нам бессмысленным и отвратительным. Начиная с пятого года нога ребёнка сжимается таким образом, что четыре пальца, кроме большого, подгибаются книзу, и в то же время пятка нажимается кверху и назад. У высших сословий эта пытка заходит так далеко, что приходится ходить, как на ходулях, и вне дома нельзя двигаться иначе, как на носилках или на спине служанки. У низших классов женщины и в этом случае пользуются большей свободой. Этот обычай совершенно неизвестен у маньчжуров на севере и у гакков на юге, так же как у народов запада, менее привлекаемых китайской культурой. Изображения китайских героев татуированными показывают, что обычай татуировки некогда был распространён. На островах Лиукиу ещё несколько десятилетий тому назад женщины татуировались различным образом в разных округах.
Чистота тела не составляет сильной стороны китайцев. Только подобие её придается искусством цирюльника. Восточные азиаты не чувствуют большой потребности в свежем воздухе: даже в японских домах лёгкой постройки воздух довольно спёртый. Накожные и глазные болезни у них чрезвычайно распространены.
Мудрецы и государственные люди Китая единогласно прославляют земледелие как жизненный нерв государства. Значение его ещё яснее выражается тем, что Китай почти один доставляет пищу своему колоссальному населению, и что при этом он ещё в изобилии и с полной правильностью снабжает мировой рынок чаем и шёлком. Из этой денежной ценности, которая отчасти обуславливается сознательным противоположением земледелия кочевничеству, выводится ошибочное заключение, будто в Китае повсюду распространена обработка почвы высокого уровня. Китайцы, впрочем, дальше ушли в земледелии, чем индусы. Во всём Южном Китае почва гор довольно скудна. На реке Мин горы обработаны от высоты 1000 метров до вершины, но во многих странах и теперь ещё покрыты простым кустарником. Даже в плотно населённом Среднем Китае далеко до того, чтобы каждый клочок был возделан. В Киангсу и Чекианге и в непосредственной близости жилищ можно найти места, поросшие грубой или сорной травой. Много места занимают кладбища и часовни. Возделывание почвы всего значительнее на севере, где оно в лёсовых местностях поднимается до вершины гор и оттесняет лес и кустарник. Китайское земледелие интенсивно также не в том направлении, как представляют себе европейцы. Плуг и борона в мелких хозяйствах Китая применяются менее, чем мотыга и грабли. Плуг, влекомый буйволом или быком, проводит вовсе неглубокие борозды, и усиленное применение удобрения необходимо и по причине недостаточного переворачивания пашни. Хлеб молотится с помощью животных или цепов, на открытом воздухе. Так как главный упряжной скот представляют буйволы, то легко понять, с какою медленностью производятся там земледельческие работы. В удобрении китайцы выказывают большое мастерство. На юге существует спрос на человеческие и всякие другие отбросы и даже на обожжённые ракетные трубки.
В настоящее время землевладение в Китае чрезвычайно раздроблено. Имение в 60 гектаров на равнине принадлежит к числу больших. Тот, кто может назвать своими 6 гектаров земли, считается зажиточным. Семья вблизи больших городов может жить на 1—1,5 гектарах земли, если она владеет ими и сама обрабатывает их. Дроблению собственности содействует не одно только деление её путём наследства, но и [718] прибыльность мелкой обработки при богатой прибыли садоводства и таких культур, как чай и шёлк. Большую часть китайского земледелия нельзя было бы признать выгодной, если бы семьи с многочисленными детьми не представляли обилия самой дешёвой рабочей силы. Вследствие этого половина всей пахотной земли в Китае обрабатывается арендаторами, и даже преимущественно мелкими. Главная часть капитала, с которым так успешно работает китайский крестьянин, заключается в воздержности, трудолюбии и семейной сплочённости.
Рис составляет главный хлеб Китая. Плодородие юга и средины империи по отношению к рису при двух жатвах в году так велико, что он остаётся важнейшей растительной пищей китайцев. Тем не менее, потребление его столь значительно, что ввоз риса из Формозы, Манилы, Индокитая и даже из Северной Америки становится необходимым. На лёсовой почве севера и на жирных луговых полях Маньчжурии пшеница, просо и греча, по-видимому, произрастают так же хорошо, как и рис в низинах Янцзы-Кианга. Маис и картофель распространены по всей империи и в более гористых местностях представляют важные питательные средства для народа, откуда видно, что китайский сельский хозяин не безусловно замыкается от всего полезного, что можно заимствовать от чужеземцев. Менее достойным похвалы является то обстоятельство, что культура мака ради опиума встречается во всех провинциях без исключения, а в некоторых провинциях играет слишком большую и печальную роль. Бататы и другие корнеплоды, а также зелёные овощи всякого рода весьма распространены, и ещё более стручковые плоды.
Так как оросительные каналы рисовых полей весьма богаты рыбою, и это богатство ещё увеличивается искусственным разведением её в наводнённых рисовых полях после жатвы, то один и тот же участок земли летом приносит рис, а зимою рыбу. Рыба нигде не играет такой видной роли в продовольствии народа, как в Китае, поэтому здесь занимаются самыми разнообразными способами и морским, и речным рыболовством. Достаточно припомнить распространённый способ рыбной ловли с помощью чаек. Лодки для плавания по каналам имеют на носу приспособление для привешивания горизонтальных сетей, содержание которых легко выбрасывается на палубу. Многие коренья и семена растений, которые сажаются в стоячей и текучей воде, потребляются в больших количествах. Использование почвы особенно облегчается полезным во многих отношениях бамбуком, отростки которого также употребляются в пищу.
Китайцы сохранили большое искусство в разведении домашних животных. Весьма вероятно, что они развели домашних кошек независимо от египтян и приспособили ласку к ловле мышей. Единственное животное, какое китайцы разводят в настоящее время в больших количествах, представляет неприхотливая и плодовитая свинья превосходной породы, сало и окорока которой составляют предмет торговли во всей Южной и Восточной Азии. Буйволов и рогатый скот применяют для перевозки тяжестей и для вращения черпальных колёс, а буйволов и для обработки болотистой почвы рисовых полей. На севере овцеводство распространено на сухих холмах Шанси и Печили, и шерсть составляет главный предмет ввоза из Монголии. Сюда привозится всевозможная домашняя птица для разведения и для откармливания. В округах, где занимаются шелководством, не только поля и сады, но и плотины между рисовыми грядами, засаживаются шелковицей, листья которой поступают в продажу во время откармливания куколок. В чайной местности Нингпо просо и маис покрывают скаты и дают тень многочисленным чайным кустам, которые сажаются также по несколько [719] вместе на плотинах между рисовыми полями и под насаждениями шелковичных деревьев. Провинции, занимающиеся разведением чая и шелковичных червей, принадлежат к числу населённых наиболее плотно.
Вообще, большое число культур, которыми занимается китайский земледелец, дают возможность более интенсивного пользования почвой. Кроме названных выше, можно назвать ещё целую дюжину масличных растений, бамбук, растительный воск, лаковое дерево и пр. Сечуан, благодаря своим плодовым деревьям и смоковницам, является одной из лучших провинций Китая, похожей на сад. Возделывание овощей также пользуется усердной заботой: даже самый бедный подёнщик редко отказывается от свежих овощей. Цены на землю высоки, даже и в Восточной Монголии, обработка которой только что начинается (60 рублей за гектар). Арендная плата составляет в среднем 10% стоимости земли. Цены сельскохозяйственных продуктов при медленных сообщениях подвергаются большим колебаниям. Правительственные рисовые магазины, предназначенные для пособий в скудные годы, независимо от обмана, простирающегося и на них, не распространяются сообразно потребности. По Симону, цены на рис колеблются более, чем на 300%.
Климатические и почвенные условия отводят в китайском земледелии важную роль искусственному орошению. Как знойному югу, так и северу с его легко пропускающей воду лёсовой почвой, угрожают голодные годы вследствие засухи. Уничтожение лесов показывает, что в отношении лесного хозяйства Китай менее всего можно назвать культурным государством. Только на юге и западе сохранились ещё хорошие леса. Япония относится гораздо заботливее к своим богатым от природы и разнообразным лесам. Материал, находящий всего более применения, представляет бамбук. Вследствие своей лёгкости, гибкости и большой твёрдости, он одинаково пригоден как для жердей и мачт, так и в более тонких сортах для художественной промышленности. Топят там по большей части древесным углём, который жгут в глиняных сосудах, похожих на грелки (scaldini) итальянцев. Китай обладает самыми большими залежами каменного угля во всём свете, но мало пользуется ими.
Китайцев в Европе долгое время представляли себе как народ, живущий исключительно рисом и тем не менее способный к упорной и продолжительной работе. В настоящее время мы уже знаем, что не может быть речи о питании одним рисом. Условия, в каких живёт китайский рабочий, немногим хуже, чем у большого числа его европейских собратьев, и в самом Китае исключительное питание [720] рисом считают несовместимым с тяжёлой работой, не говоря уже о том, что на западе рис повсюду слишком дорог и поэтому заменяется картофелем, капустой и лапшой. При обыкновенных ценах рабочий, получающий в день от 15 до 20 копеек заработной платы, может купить килограмм риса, полкилограмма овощей и столько же рыбы, и у него ещё останется от 3 до 10 копеек на чай, соль, табак, квартиру и одежду. Китаец с большим искусством приготовляет свои кушанья: из самой простой провизии он умеет составить обильный завтрак или обед. Так, гороховый сыр, нечто вроде экстракта из гороховой муки, откуда казеин осаждается гипсовой водой, имеющий форму студня, представляет образец питательного и дешёвого кушанья. Там можно найти большое число растительных консервов. Восточные азиаты не едят, как другие народы Востока, из общего блюда и руками, а каждый ест из собственной лакированной чашки и с помощью двух палочек из простой или слоновой кости (см. рис., стр. 721), которые держат, как щипчики, между пальцами правой руки.
Чай является национальным вкусовым веществом, потребляемым всеми сословиями во всех его разновидностях. Уже два поколения, как опиум сделался для китайского народа жизненной потребностью, не укрепляющей, а подрывающей жизнь. Вычислено, что ежегодно около 150 миллионов рублей уплачиваются в Китае за опиум, три четверти которого уходит заграницу. Бедные курят опиум уже бывший в употреблении, но многие жертвуют весь остаток своего заработка за удовольствие отуманивать себя опиумом. Уже с самого отдалённого запада и севера до нас доходят жалобы на постоянное усиление этого порока, которому англичане, виновные в громадном ввозе опиума под личиной науки, хотели приписать расовый характер; сэр Джордж Кэмпбел в 1876 г. высказал забавное положение, будто монгольские или туранские народы выказывают самую решительную склонность к опиуму, тогда как арийские обитатели Индии почти совершенно пренебрегают им. Многие переселенцы отправились в Монголию только для того, чтобы спокойно возделывать мак и курить опиум. Главные добродетели китайского народа — терпение, воздержность, трудолюбие, основы его экономического процветания, — подрываются потреблением опиума, который своим гибельным действием значительно превосходит водку. Несмотря на успехи Китая в последние десятилетия, опасение, что потребление опиума ослабит в народе силы, необходимые для нового культурного развития, не позволяет смотреть с доверием на будущее империи. В обеднении и разорении, какое в настоящее время наблюдателю столь же часто бросаются в глаза, как сто лет тому назад порядок и благосостояние, этот порок принимает немалое участие. По мнению Рихтгофена, постоянно возрастающее потребление опиума должно в значительной степени препятствовать увеличению населения в Китае. Напитки, перегоняемые из проса или риса, бывшие до введения опиума единственными опьяняющими средствами, потребляются «с умеренностью, достойной подражания».
Китай-страна больших городов и многочисленных деревень, страна скученного населения. Не столько от недостатка земли, сколько от естественного стремления к скученности, население занимает там даже воду и живёт в лодках. В лёсовых пещерах ютятся тысячи. Китаец прежде всего обитатель деревни, и если города там многочисленны и многолюдны, то они таковы вследствие процветания китайской торговли и как местопребывание чиновников.
Вообще, деревни в Китае населённее, чем в Европе: во многих насчитывается до 8 тысяч и более жителей. Тесные и извилистые улицы с глиняными стенами весьма оживлённы; мелочные лавки попадаются часто, так же как и чайные дома и харчевни. Там часто можно [721] найти базары в определённое время. В описаниях Северного Китая Унтербергера говорится: «Уже приближаясь к стенам, слышишь шум, свойственный большому городу, который вскоре разрешается разговорами и криками множества людей и животных, двигающихся взад и вперёд по улице. Узкие улицы ведут внутрь города, настолько узкие, что две повозки там с трудом могут разъехаться; вдоль улиц идут у самых домов, переполненных лавками, возвышенные галереи для пешеходов. Лакированные поверхности выступающих наружу деревянных частей домов, тяжёлые и богато украшенные карнизы, пёстро раскрашенные фризы, с вызолоченной деревянной резьбой, разнообразие вывесок самых
странных форм, черепичные кровли с выгибом, свойственным китайской архитектуре, украшенные на углах самыми разнородными фигурами и драконами, — всё это придаёт китайской улице в высшей степени фантастический вид». У входа в деревню стоят почётные ворота, в воспоминание о добродетелях выдающихся обитателей. Города имеют вообще четырёхугольное расположение и обнесены стенами. В старинных городах улицы обладают такими извилинами и углами, каких даже нельзя себе вообразить. В местностях, перерезанных каналами, дороги по большей части не шире пешеходных тропинок, но вымощены, и передвижение по ним редко совершается с помощью вьючных животных или повозок. В холмистых местностях, напротив, имеются дороги обоих родов. Это различие отражается и на городах, улицы которых на юге и в средней части страны узки (1,5—4 метра), а на севере, напротив, достаточно широки для повозок. Внутренние дворы заменяют недостаток наружных окон. Только внутри можно видеть довольство, богатство, красивые краски и фантастические формы китайского искусства. Снаружи блестят [722] высокие, ярко раскрашенные и позолоченные или посеребрённые доски вывесок, в 4 метра высоты, ⅓—½ метра ширины, повешенные по обеим сторонам ворот, — целый лес красок и иероглифов. Незаметно висит рядом с ними символ бдительного ока начальства — доска с именами всех лиц, живущих в доме. На двери жилого дома нарисовано дерево счастья и лента с нравственным изречением. На углах улиц, по большей части высоко, висят названия их. В них обыкновенно заключается нечто, говорящее о благодеянии, любви, небе, чистоте и пр. После того, как восстание тайпингов разорило многие города на юге и в середине царства, из пепла и развалин восстали новые города, которые развились независимо от старинных планов. Так, например, Нанчанг, один из знаменитейших провинциальных главных городов и после Чингтуфу один из самых красивых и правильных, имеет широкие чистые улицы. Дворы и посёлки часто встречаются только на юге и западе. Рихтгофен пишет из Хунана: «Это — первая провинция, где я видел значительное число привлекательных усадеб, принадлежащих богатым людям, удалившимся от дел. Они вкладывают деньги в земельные участки и отдают их арендаторам. На огороженном, бросающемся в глаза месте, обыкновенно на склоне холма, возвышается величественный господский дом, окружённый группами деревьев». Кроме того, распространены отдельно стоящие на дороге гостиницы, для которых вывеской служат большие кисти над дверью.
Китайцы даже на чужбине сохраняют склонность жить как можно скученнее: в «Китайском городе» (Chinatown) в Сан-Франциско живут теперь 15 000 китайцев на таком пространстве, какое прежде занимало вдесятеро меньшее число американцев. Их жильё в низких, глухих пространствах со столами и скамьями, сложенной из кирпичей печью, полной грязи, исходит, по-видимому, из холодного пояса, а лёгкая, воздушная постройка японцев — из тёплого. У китайцев и японцев мы находим подпорки или скамейки для головы, сделанные из одного куска бамбука с подставкой, или более искусной работы, с выдвижным ящиком, с пёстрой инкрустацией (см. рис., стр. 732, фиг. 4). Патриархальная черта, чувствующаяся в китайской семейной жизни, в неиспорченных сельских условиях гораздо сильнее, чем в городах, сохранила обычай совместной жизни близких родственников в одном и том же доме. Иногда пять поколений от прадеда до правнука живут под одной кровлей. Эта совместная жизнь, часто проникающая воспоминаниями об общем происхождении целые общины, даже группы общин, и одушевляющая их сильным племенным чувством, имеет существенное значение для увеличения населения. Это чувство китаец уносит с собой на чужбину и оттуда поддерживает своих близких. Быстрота, с какою население Южного Китая после погрома, связанного с вторжением мятежников, отстраивалось вновь на опустошённой земле или основывалось на новых местах, всегда приводила европейцев в изумление.
Относительно путей сообщения Китай прежде стоял выше, чем теперь. Упадок его более всего обозначается в положении каналов, некогда составлявших жизненные артерии страны. Мощная сеть каналов Северного Китая в последние десятилетия была предоставлена разрушению. Риттер назвал её самой грандиозной системой каналов Старого Света, связывавшей середину и юг великой империи с севером, помимо случайностей морского и речного судоходства. Императорский канал «отличается от всех европейских, направляясь согласно природе страны, часто извиваясь и имея ширину иногда в 200, а иногда в 1000 футов; он то врезается в горы, то идёт по возвышенной плотине (до 20 ф. высоты), обложенной гранитными плитами, и тянется на огромные протяжения через озёра и болота». С тех пор, как прорыв плотины Хуанхэ отвёл [723] всю реку к морю, горделивый Императорский канал к северу от нового рукава Хуанхэ сделался лишь незначительным притоком этой бурной реки. Торговля Тьянтсина с большими городами юга и средины царства направляется предпочтительно по морскому пути. Когда в июне обмелевший участок между Линтсингом и Тьянтсином наполняется водою, он, как и прежде, покрывается джонками, пришедшими с юга, дожидавшимися половодья. Перевозка соли по Императорскому каналу до сих пор ещё весьма значительна. Другие каналы при дурном управлении последних десятилетий пострадали не менее. Некоторые лужи местами и обрушившиеся мосты — вот всё, что напоминает о прежнем процветании. В сухих ложах каналов теперь возделывается хлеб. Системы каналов, по-видимому, и теперь ещё находятся в таком же удовлетворительном положении, как и в старину, только в средней части страны, настоящем «срединном цветке», потому что своим значением для орошения и перевозки полевых плодов они для каждого земледельца приобретают почти личный интерес. Здесь петли сети каналов отстоят одна от другой не более, как на один километр; многие земледельцы проводят оттуда канавы до своих домов и пользуются каналами для перевозки по ним сена в лодках.
Серьёзные улучшения путей сообщения там редко приходится видеть. Улицы Пекина превратились в сточные канавы, и желоба их уже лишились мраморных плит, которые некогда покрывали их. Уильямсон описывает удовольствие, какое доставил ему единственный человек, которого он видел исправляющим дорогу по ту сторону Великой Стены: так давно лишён он был этого зрелища во время своих далёких поездок по Китаю. Многие грунтовые дороги некогда были вымощены каменными плитами, но мостовая уже разрушилась; Императорская дорога превратилась в неровный путь шириною в 12—20 м, будучи изрезана колеями и прослужив уже целые столетия, часто лежит ниже окружающей местности (см. рис., стр. 694). Многие мосты, из которых иные были величественными постройками, теперь уже негодны: их объезжают или проезжают под их арками. По-видимому, не приносит большой пользы, когда отдельные лица по старому доброму обычаю делают пожертвования своим согражданам в виде постройки дорог или мостов, или когда судьи признанных виновными в мелких процессах приговаривают к исправлению известного участка дороги за свой счёт. В Среднем и Южном Китае, в стране рек и каналов, дороги играют менее значительную роль, чем в Северном. Вымощенные тропинки идут вдоль каналов. Только в чайных округах часто можно видеть дороги, идущие от одной реки до другой. Отчасти они особенно оживляются носильщиками, которые самые тонкие сорта чая переносят на двойных жердях, чтобы ящик, даже при его опускании, не касался земли, а более простые сорта — на обыкновенной жерди; там приходится встречать бесконечные караваны таких носильщиков.
Сторожевые дома и башни, лежащие на равных расстояниях по императорским дорогам, находятся в развалинах. Телеграфные станции, с которых давали сигналы дымом, теперь опустели. Уильямсон рассказывает, что он не мог воспользоваться паромом чрез Лиаохо (в Маньчжурии), потому что с него свалился багаж одного мандарина, и паром должен был бездействовать, пока окончится процесс, возбуждённый этим последним.
Речное судоходство, уже ввиду потребных для него канатов, занимает тысячи рук. Лодки по Янцзы требуют при движении вверх от Ичанга при 120 тоннах груза от пятидесяти до шестидесяти человек. Ичанг на границе между равниной и горами многолюден благодаря множеству своих судорабочих. Так называемые «водяные» люди, умеющие [724] превосходно плавать и нырять, должны освобождать канаты, зацепившиеся за скалы. Эти люди проводят всю жизнь на лодках, заключающих их семьи, их дом, их собственность и управляют своими судами с такой ловкостью, что неуклюжие джонки проходят даже через пороги. Ещё более лесные плоты из Хонана, наполняющие Янцзы в январе, походят на плавучие большие деревни. На них можно видеть свиней, собак, кур и часто до двадцати хижин, и при этом многочисленных женщин и детей. Им нужно шесть месяцев для прохода до Ханькоу, менее 1000 километров; там их разбирают, собирают вновь и отправляют в Чингкианг и другие приморские места.
Распространение китайской сети каналов, совершавшееся по распоряжению государственной власти, быть может, намеренно отвлекало морское сообщение между Северным и Южным Китаем почти целиком к рекам и каналам и, несомненно, значительно содействовало понижению склонности к мореходству даже у обитателей морского берега. Во всяком случае, для европейцев тотчас же после открытия известных гаваней согласно договорам именно береговое судоходство сделалось одним из самых прибыльных заработков. Для европейских судохозяев плавание по китайским морям является выгодным промыслом. Китайцы в постройке судов для плавания по рекам и каналам выказывают большое техническое умение, между тем как они отстали в постройке морских судов. Их джонки (см. рис., стр. 690) всё ещё неуклюжи, трудны для управления, высоки по обоим концам и замкнуты, вроде ящиков. Паруса сделаны из рогож, и парус на главной мачте, так же как и руль, имеют несоответственную величину. Судохозяева знакомы с компасом (см. рис., стр. 693), но при плавании они не делают никаких других мореходных наблюдений. Поэтому для них возможно только береговое судоходство, и задача кормчего состоит в том, чтобы держать курс по выступам берега или стремиться по компасу, по прямой линии, к определённому пункту. Во время всего плавания капитан не упускает из вида берег и мысы, сидя на корабле на стороне, обращённой к суше; он наблюдает за ними и ночью, и даже днём дремлет стоя. Непосредственно за ним следует главный боцман, распоряжающийся парусами, далее торговые помощники и провиантмейстер и, наконец, жрец, сжигающий каждое утро перед идолами благовонные вещества и серебряную и золотую бумагу. Некоторые матросы опытны в морском деле, а другие, на которых лежит чёрная работа, часто не принадлежат к морякам, прошедшим известную школу, а просто нищие, беглые и т. п., но все они кричат и распоряжаются. Возмущения в таком пёстром сброде случаются нередко, а в опасности они легко теряют бодрость и находчивость. Несмотря на тайфуны китайских морей, из которых иные губят до 20 000 человек на море и на реках, там никогда не проявлялось стремления к лучшей организации судоходства. Китайские джонки проходят путь из Амоя в Сингапур в 18—20, а иногда и в 60 дней. Замечательно, что китайский флот остался тем же, каким он был во времена Марко Поло. Почти половина из 14 500 китайских судов, которые в 1892 г. перебывали в китайских гаванях, были джонки с незначительной средней вместимостью в 41 тонну. Избыток груза кладётся снаружи. Названию судна придаётся величайшее значение; на мачтах и руле находятся изречения с хорошими предзнаменованиями. Два глаза на передней стороне, напоминающие барки мёртвых Озириса, считаются необходимыми, так же как и изображения богини судоходства. На своих речных судах китайцы устраиваются весьма уютно. Красивая резьба украшает джонки снаружи, и в каютах с роскошным убранством можно видеть нарумяненных и разряженных женщин, которые забавляют своих детей или курят, ходя взад и вперёд. [725] Вечером на реке, вроде Янцзы или Сикианга, искрятся и сверкают огни и фейерверки посредине воды и раздаются песни и игра на струнных инструментах с джонки с местами для курителей опиума, парикмахерами, с актрисами и всевозможной роскошью.
Северный китаец совершает более значительные поездки в повозке, запряжённой несколькими мулами гусем и проезжает в день от 45 до 65 километров. Повозка — двухколёсная с деревянной осью, без пружин; сиденье иногда обтягивается в виде полукружия бумажной тканью. В таком экипаже всякое положение неудобно, кроме того, какое принимают китайцы, сидя с крестообразно поджатыми ногами. Тачки с высоким колесом имеют по обеим сторонам сиденья, из которых каждое занимается одним путешественником; эти тележки особенно употребительны в гористых местностях. Защиту от дождя и солнца представляет навес из какой-нибудь ткани. Обыкновенно такая тачка двигается двумя людьми, из которых один подталкивает, а другой тянет её. Работа их, при благоприятном ветре, облегчается парусом. На юге, и в особенности в Шанхае, всё более и более прививается японская двухколёсная джинрикиша (см. ниже, стр. 741). Зимой по каналам, покрытым льдом, возят большие низкие сани (топаи), которые проводник сзади быстро толкает вперёд шестом, обитым железом. Обязанности извозчиков во всём Северном Китае и далеко на юге исполняют окитаившиеся монголы, которые лучше умеют обходиться с лошадьми и мулами, чем китайцы.
Несмотря на большие преимущества европейской торговли, громадное китайское население до сих пор ещё потребляет по преимуществу произведения местной промышленности. Трудно сказать, однако, долго ли ещё китайский ремесленник, несмотря на свою трезвость, умелость и выносливость, в состоянии будет выносить конкуренцию с фабриками, число которых в настоящее время постоянно увеличивается на его родине. Китайская промышленная деятельность страдает отсутствием крупного производства в такой же степени, как и китайское земледелие. У китайцев мало распространены машины, сберегающие человеческие силы. Их остроумие и изобретательность занимались почти исключительно мелкими усовершенствованиями в ручных ремёслах и т. п. Это объясняется отчасти тем, что свойства их характера и привычки весьма облегчают дешёвое применение рабочих сил и что время не имеет для них почти никакой цены. Вероятно, они, как некогда в Европе, противопоставили бы введению крупных машин отеческие соображения о благе народа. Если бы в Китае промышленность сосредоточилась в ремесленном производстве, то при этом сохранилось бы большое преимущество постоянного упражнения в своём искусстве и, вследствие этого, процветание художественной промышленности, которое могло бы даже на Европу подействовать возбуждающим образом.
Горное дело и добывание металлов стоят гораздо ниже обработки их. Успехи Китая в этой области вовсе не находятся в прямом отношении к его культурному возрасту. Немецкое горное дело в Гарце и Рудных горах, насколько оно выступает в свете истории, стоит выше китайского в настоящее время. Даже в добыче металлов берёт везде верх ручная работа. Впрочем, китайское железо превосходно и при одинаковых ценах предпочитается европейскому. Даже и там, как, например, на Бангке, Малакке, Борнео и пр., где китайцы выступают на чужой земле в качестве предпринимателей разработки рудников, производство их мелкое и ведётся мелкими приёмами. В Калифорнии они с успехом ещё раз перерывали своими руками пласт, который калифорнийцы оставляли без внимания как невыгодный для их машин. Страна, в которой все ветви первичного производства не заходят далеко [726]вглубь, несмотря на древность своей культуры и численность своего населения, говорящих о преклонном возрасте, должна считаться почти девственной в промышленном отношении. Добыча соли в больших размерах производится на восточном берегу Киангсу под присмотром мандарина высокого ранга.
В восточноазиатских царствах мы не видим рабочего класса в европейском смысле. Семья, сильная патриархальной связью, пополняемая усыновлениями, защищаемая законами и обычаями, образует рабочий организм, тем более понижаемый недостаточной заработной платой, что крупные производства во всех областях составляют редкое явление. Мы знаем и в Японии, насколько тесно слуги примыкают к семьям, насколько те и другие делят радости и горе. Европейцы в тамошнем положении слуг нашли вновь идеальные патриархальные отношения, которые у нас по большей части живут только в предании. Относительно Китая мы можем указать закон, что домашние рабыни должны быть там выдаваемы замуж, и их нельзя против воли совершенно разлучать с семьями. Все согласны в том, что заработная плата в Китае чрезвычайно низка. Заработок работницы в среднем равняется половине мужского заработка, а между тем ею производится почти половина работы при сборе хлопка и чая.
Повсюду в Восточной Азии общераспространённое применение ручного труда благоприятствовало художественной выработке произведений промышленности. Художественные промыслы в настоящем смысле этого слова в Европе никогда не имели такого применения, как здесь. Достаточно припомнить фарфоровые и лаковые изделия. Восточноазиатская художественная промышленность обрабатывает с особенной охотой редкие и трудные материалы. Самые тонкие сорта черепахи китайские торговцы вывозят преимущественно с Целебеса. Там оплачивают высокой ценой и некоторые редкие окрашивания её и умеют сгибать, связывать, раскрашивать и золотить её, как нигде в Европе. Другой высоко ценимый материал представляет нефрит, который находят на южном и северном склоне Куэнлуня, в Памире и на южном притоке Ярканд-Дарьи, Раскем-Дарье, и только в 1891 г. нашли между Куку-Нором и Наншанем. В Сучоу имеются большие мастерские для работ из нефрита. О лучшем сорте китайцы говорят, что он в сорок раз дороже своего веса золота. Так же, как сердолик и аметист, и твёрдый камень с удивительным терпением перерабатывается в мелкие скульптурные вещи. Из блестящей белой массы замочных частей раковины Tridacna вырезаются статуэтки, которые очень ценятся в наших музеях как работы из халцедона. Слоновая кость и рог носорога находят весьма большое применение. Восточноазиатская эмаль до сих пор ещё не выделывается в Европе. Работы, насчитывающие столетия, кажутся сделанными только недавно. Прежде главным местом их производства считался Кантон, но теперь известно, что небольшие местечки в Хайнане (в Хойхау находятся не менее двадцати серебряников) работают ещё лучше. Только в одном Амое сотни резчиков трудятся над миниатюрными изделиями из плодовых косточек и т. д.
Современная промышленность Китая не стоит уже на прежней высоте. Художника и изобретателя никто уже не поощряет, как в старое время. Потребности растут, а благосостояние не увеличивается в соответствии с ними. Там не замечается избытка, оплодотворяющего искусство. Сюда присоединяется западная конкуренция с её дешевыми и худшими продуктами, действующими разлагающим образом на народный вкус. Даже в значительной хлопчатобумажной промышленности Шантунга пряжей и тканьём занимаются по большей части семьи земледельцев. Немногие посвящают этому занятию всё своё время; земледельцы ткут зимою, а летом поставляют свои товары на рынок. Поэтому [727] английские хлопчатобумажные товары дешевле местных повсюду, где области производства хлопка не так близки, чтобы дешёвая добыча и, быть может, собственная посадка могли покрывать разницу. Даже фарфоровая промышленность не производит теперь таких превосходных изделий, как это было ещё при Киенлунге. И в шёлкоткацком промысле, так же как и в обработке хлопка, господствует домашняя промышленность, или работа ведётся мастером с несколькими помощниками. К сожалению, именно крайне важное шелководство служит главным источником, из которого правительство извлекает добавочные поборы, как только наступает оскудение казны: тогда повышают произвольно транзитные пошлины на шёлк-сырец. Невозможно вычислить, что, кроме того, вымогается от человека, обогатившегося усердной, крупной работой: прибыль тем тщательнее утаивается, чем она больше.
Промыслы и в Восточной Азии сосредотачиваются предпочтительно в отдельных местах или ограниченных округах. Это естественно для металлического, стеклянного и фарфорового производства или для шерстяной и войлочной промышленности, сосредотачивающейся главным образом в пограничной полосе вблизи Монголии и Тибета, так как она связана с сырым материалом ограниченного происхождения. Большие заводы для плетения корзин в провинции Шантунг вывозят их массами в Северную Америку; из Шихиана, на верхнем течении р. Хан, вероятно, половина Китая снабжается ими. Стеклянные заводы Шантунга распространяют свои изделия по всему Китаю. Когда до эпохи притеснений и преследований в Маниле жило китайцев ещё более, чем теперь, выделывавшиеся ими во множестве дешёвые башмаки составляли предмет вывоза в Мексику.
Способность китайцев к торговле поразительна, что можно уже видеть из цветущего положения торговых сношений внутри империи; отдельные провинции создают особый тип прирождённых купцов, составляющих плотный, постоянно усиливающийся союз благодаря землячеству, родственным связям и сходству образа мыслей и намерений. В Маньчжурии торговцы из Шенси и Шанси от разносчика до банкира отличаются, в сравнении с другими китайцами, большой лёгкостью в усвоении чуждых языков. Сиантан (провинция Хунан) представляет главное место Китая для денежных дел, находящихся преимущественно в руках жителей Шанси. Торговля опиумом производится большей частью кантонцами, так же как и чайная торговля, хотя Кантон уже перестал быть чайным рынком Китая. Некоторые банкирские дома в Тайкухиене распределили свои филиальные учреждения по всей империи. Мы видим также в Ханкоу, большом рынке Янцзы Кианга, табачную торговлю в руках переселенцев из Фукиана и торговлю тканями в руках уроженцев Чекианга. Подвижности этих торговцев, по большей части не имеющих семьи и земельной собственности, отчасти приписывают успех в борьбе их с европейскими конкурентами. Для китайца вовсе не затруднительно перейти от какой-либо другой человеческой деятельности к торговле, так как торговый дух глубоко таится в крови этого народа. Путешественники удивляются множеству мелочных лавок, украшающих в Китае каждый самый жалкий посёлок. Большое число правильно повторяющихся базаров содействует тому, что стремление к торговле не терпит затруднений. Многие города и без того имеют вид больших рынков (ср. стр. 721), и в каждом из них можно найти улицы, занятые одними лавками. Разносчики составляют большое и влиятельное сообщество. Во всех странах китайцы выказывают те же наклонности. Дикий батак собирает камфору, даяк и альфур выкапывают золото и алмазы, обитатель Сулу ныряет за жемчугом, малаец выискивает на своём скалистом [728] берегу съедобные ласточкины гнёзда, делает сборы мускатного ореха и гвоздики, ловит трепанг и агар-агар, бугис перевозит в качестве торговца и судовщика эти товары из гавани в гавань, суматранец возделывает перец для половины мира, яванец изготовляет различные изящные вещи, — а китаец всем этим разнообразным видам деятельности придаёт импульс и движение своими более высокими потребностями, своим умственным развитием и капиталом. Во множестве частей Восточной, Южной и внутренней Азии китайский купец является пионером культуры и в то же время деятельным представителем общих интересов своих соотечественников. В Сиаме многочисленность их вносит оживление, чуждое апатичному населению Сиама. «У них есть, — говорит Бастиан, — ещё то преимущество, что в их лавках можно достать многие предметы роскоши, о которых никогда не думал туземный купец». В отчёте кохинхинского губернатора в конце 70-х годов мы читаем: «Китайцы, как прежде, так и теперь, полезны для нас; они воздержны, сильны, понятливы и трудолюбивы».
В течение истории выработалось многое, поддерживающее этот дух торговли. Игра детей начинается с монет, чисел, цифр, и они поразительно рано выказывают знакомство с предметами мелочной торговли. Грандиозные и тонкие мошенничества китайских торговцев составляют предмет обыденных разговоров на улицах. Плотность населения способствует взаимному соприкосновению отдельных лиц и вызывает тысячи подсобных заработков, которыми всего легче завладевает мелкая торговля. Кроме того, мелочному торгу содействует и крайне дробное деление монет и крайне высокие проценты. «Благодаря сапекам, в Китае торгуют необычайными мелочами». В Китае известны бумажные деньги, но у неё нет другой монеты, кроме мелкой, отлитой из бронзы. Находящиеся в обращении серебряные слитки взвешиваются, и на них накладывается штемпель фирмы. Бесчисленные банки содействуют торговле и кредиту. Из слов и письменных знаков можно заключить, что в Китае и Японии раковины некогда заменяли деньги.