19. Горные племена Юго-Восточной Азии
| «Первичные расы, соответствующие представлениям, какие мы обыкновенно имеем о «дикарях». |
| Г. Ф. Шлагинтвейт. |
От Восточных Гималаев до восточного края Индокитая и от гор, охватывающих среднее течение Иравадди, Салуена и Менама, до глубины китайских провинций Куан-Тунга, Куейчау, Куангси, Сечуана и Юннана живут народы, похожие на монголов или малайцев. При более точном исследовании они оказываются принадлежащими к большому племени таи или шан, распространяющемуся от Манипура до средней части Юннана и от Ассама до Камбоджи; единственным политически самостоятельным членом их являются в настоящее время сиамцы, между тем как предания указывают на существовавшее прежде большое государство таев в Северном Индокитае и в Южном Китае. За исключением кхасиев и палунгов в Ассаме и Бирме, так называемые дикие горные племена близкородственны обитателям соседних долин и равнин, культурные успехи которых не коснулись их или с высоты которых они спустились уже давно. В направлении от запада к востоку членами этой рассеянной группы в Северо-Восточном Ассаме являются аки, дафлы, мирии, бор-аборы, миджии и мишмии, в индийско-бирманской пограничной области — гары (гаро), кхасии и наги (нага), в Бирме от Иравадди до Меконга и от китайской границы до местообитания каренов — настоящие шаны, которые некогда и в Юннане образовали девять государств, и родственные им салунги, наконец, в Юннане лолы и миаои и более мелкие племена, которые из этой провинции сделали наименее китайскую во всём царстве. Сюда же относятся миаотсы в Куейчау и Сечуане и многочисленные мелкие остатки народов в других южных провинциях Китая, а, быть может, также лии и лаосцы в Хайнане, едва ли признаваемые китайцами за коренных обитателей, живущие на плотах танки Куангтунга.
Многие из этих народов некогда имели широкое распространение. Шаны, несомненно, в прежнее время заходили далее на север, как показывают местные названия на их языке в местах обитания какьенов на верхнем Иравадди и Салуене. В Китае пришлый народ, который постепенно наложил на других народов печать объединения и создал таким образом китайский народ, отчасти оттеснил, отчасти покорил и приучил к китайскому языку и нравам этих тибетских, бирманских и сиамских народов. Народы действительно независимые можно найти только в самых неприступных пограничных горах. Они делятся на три главные группы: сифаны или тангуты (ср. выше, стр. 603), тибетский народ на границах Кансу; миаотсы — народ племени таи между провинциями Сечуан и Юннан и Тибетом, и далее в небольшом числе в неприступных местах других южных провинций, и лолы, — бирманский народ в горах Юннана. Китайцы называют лаосцами и лавами маленькие народы на юго-восточной границе Юннана, и к бирманцам также применяют название лава-мин; по-видимому, сюда же принадлежат и лолы. Миаотсы и лолы носят также имена мутса и лан-лан вблизи Киангтунга. Вполне вошли в китайское население линкуинлонги в Гупэ, которые, вероятно, были покорены в IV в. по Р. X. Без сомнения, [681] невозможно определить число народов, которых китайцы не причисляют к своей народности и поэтому не включают в свою перепись. Они не играют уже более никакой политической роли. Местообитания их и теперь ещё стесняют сообщение, так как через них не отваживаются пролагать дороги ни солдаты, ни торговцы. Нельзя считать простой случайностью, что именно южные провинции так часто возмущались против маньчжуров. Большинство их и теперь только платит дань Китаю, который зато даёт им бессильных правителей, довольствуясь формальной покорностью и возможностью эксплуатации с помощью торговли и ростовщичества.
Горные племена в большей части Западного Сечуана находятся на самой верной дороге к тому, чтобы сделаться настоящими китайцами. Многие стали уже носить косу, как знак подчинения Китаю, китайский язык и одежда распространяются всё более и более, и только женщины, как и в других местах, дольше сохраняют свои особенности. Вполне независимыми племенами считаются цандии близ Татсианлу и лутсуи (в числе их 1200 человек, способных носить оружие) близ Атенце, а зависимыми— ятсуи (ятсу), лейсуи и мосы (мосо). Китаизированные племена имеют большее распространение, но границы их всё более и более теряют определённость, так как язык и культура Китая проникают со всех сторон и уничтожают одну особенность за другой. Обучение чтению и письму ведётся с помощью китайской грамоты, и древние бирманские языки лоло быстро вымирают. Смешанные языки из китайского и различных наречий лоло широко распространены. При магометанском возмущении в соседнем Юннане, некоторые племена по проискам китайцев восстали против магометан, и эти последние отступили перед ними раньше, чем перед китайцами. Так как китайцы умели восстановить одно племя против другого, то им удалось покорить некогда столь сильных лейсуев.
Всего более связи и самостоятельного значения эти народы сохранили в Северном Индокитае. Там живут многообразные народы шан, от долины Ассама до Камбоджи и от Манипура до Юннана, в пограничной области Китая, Бирмы и Сиама, в виде многочисленных мелких племён, под властью правителей (тсаубвов), которые находятся в более или менее формальной зависимости от одного из соседних государств. Большая часть этой области, граничащей на востоке верхним Меконгом, а на севере, западе и юге — тремя названными царствами, находится номинально под властью Бирмы: это — «провинция Лаос» старинных географов. Племена Юго-Западного Юннана подчинены Китаю, а другая часть их причисляется к Сиаму. Культурный уровень этих раздробленных, разбросанных по недоступным горам остатков народов не совсем низок и некогда был ещё выше. Часть промышленности и торговли Индокитая находится в их руках. Шаны возделывают хлопок, который доставляется в Бирму, а палунги возделывают чай. Кьянгхунг вывозит большие количества чая в Китай; страна красных каренов (которых не надо смешивать с каренскими народами Тенассерима) обработана на обширном протяжении от дна долин до горных вершин, склонам долин придана форма террас, как и в Китае, и дороги перекрещивают страну во всех направлениях. Существует замечательная легенда, будто красные карены происходят от отряда китайских войск, который на этом месте проспал выступление других отрядов и, таким образом, остался в горах. Китайское влияние, деятельно проявлявшееся в культуре этих горных народов, хотя бы только путём торговли и сношений, у некоторых обнаруживается с такой же силой, как в других местах у полунезависимых народов Юннана и Сечуана. Кьянгхунг, правда, платит дань Бирме, но более подчинён Китаю: у высших сословий там преобладают китайский язык, одежда и обычаи. Здесь китайцы держат целую толпу чиновников и, кроме [682] дани серебром и грузами чая, которые могут поднять приблизительно 560 мулов, взимают ещё подать, распределяемую согласно урожаю. Торный китайский торговый путь в Северный Сиам проходит через эту область. В городе Кьянгхунге дворец тсаубвы построен и украшен в китайском вкусе.
Не все эти горные племена представляют лишь вытесненных коренных обитателей — во всяком случае ни одно из них не может быть названо исключительно таковым. В Индокитае, так же как и в Китае, к ним примешивались многие политические и социальные отбросы. В Китае по закону определяется вознаграждение для «диких», которые выдадут бежавших к ним китайцев. Предание некоторых индокитайских племён, будто они представляют оставшуюся часть китайского войска или происходят из Южного Китая, во многих случаях не совсем неосновательно: в шанские мелкие государства Кьянгхунг и Кьянгтунг пантайское восстание в Юннане доставило несколько тысяч обитателей этой провинции. Пайи, на юго-восточной границе Юннана с Бхамо, считаются смесью туземных шанов, или лаосов, с поселившимися здесь около 500 лет тому назад китайцами. Пайи менее окитаились, чем более чистые шаны Бхамо, которые говорят на юннанском наречии и в настоящее время составляют три небольшие княжества под верховной властью Китая. Эти народы, наконец, много раз перемещались и в своей области. Племя микир кхассиев, как рассказывают, переселилось в Ассам из более южных местообитаний, близ Качара. Миссионер Гессельмейер считает аков шанским народом, который из Индокитая, в соседстве горной цепи Паткой, передвинулся в область кхассиев и гаров, оттуда на равнину, и наконец, в угол между Бутаном и рекою Бароли. Арийские примеси в языке гаро указывают на более тесные отношения гаров к народам равнины. Утверждают, что моны в Пегу своим языком поразительно напоминают колов гор Виндья, и Фэйр полагает, что «почти все» названия их местностей имеют дравидский характер.
Описания физического строения этих народов у большинства наблюдателей не выходят за пределы общего монголоидного характера. Кавказские черты у бирманских каренов (серые глаза у палунгов) и негроидные черты у аков Ассама и т. п., указываются лишь отдельными наблюдениями. Лушаям приписывается сходство с малайцами. Подвижность и рассеяние обуславливают сильные смешения. Не замкнутые в политическом и географическом отношениях, подверженные самым разнообразным влияниям, эти народы не имели возможности выработать прочный, единый тип. Вообще, у них можно отметить более светлый, у миаотсов даже светло-жёлтый цвет кожи, коренастое, крепкое строение, прямые волосы и честный, открытый характер. Мужчины мужественнее и свободнее китайцев и сиамцев, женщины, уже вследствие своих не изуродованных ног, подвижнее и деятельнее, чем китаянки. В экономическом отношении они отличаются цветущим земледелием и оживлённой промышленностью, в общественном — первобытным способом заключения брака и малайским образом жизни, в политическом — раздробленностью, в умственном — представлениями, близкими к первичной вере в души и почитанию предков.
Племена, живущие на жарких и сырых Восточных Гималаях, по одежде значительно отличаются от племён соседних с одетыми китайцами и индокитайцами. Они носят кусок ткани, прикрывающий их спереди, часто усаженный раковинами, а женщины — висящую на двух шнурках длинную медную дощечку, сходную с тем, что мы находим у альфуров (см. т. I, стр. 395 и 429); в Ассаме многочисленные пластинки своим бряцанием уже издалека возвещают приближение [683] женщины. Девушки носят эти необходимые украшения на обнажённом теле, а женщины прикрывают их небольшой юбкой. Название Линтеа, какое носит одно из племён гаров, быть может, справедливо сводится к слову «обнаженный». В прохладное время года и в более пожилом возрасте верхняя часть тела прикрывается шерстяным одеялом или узкой курткой без рукавов; у микиров, сходных с кхассиями, она делается из бумажной материи с красными полосами и по обоим концам обшита бахромой. Аки Восточного Ассама носят вокруг тела и бёдер платки с длинной бахромой. Женщины нагов, из которых иные носят также медные пластинки и, кроме того, обёртывают нижнюю часть тела куском ткани, доходящим от пояса до колен, прикрывая такой же тканью и грудь. Шаны Северной Бирмы носят полный бирманский костюм, так же как миаои и родичи их в Китае — китайский. Здесь выделяется ещё один отдел палунгов как «носящих шаровары»; точно также нагов делят на обнажённых и одетых. По ту сторону китайской границы широко распространённые миаои носят или вполне китайский, или сходный с китайским костюм — короткие куртки с узкими рукавами и широкие шаровары. Они предпочитают тёмно-синий и чёрный, а шаны — яркие цвета. Только в больших городах Юннана можно найти китайское однообразие внешности, тогда как внутри страны господствует пёстрое разнообразие. Оригинален костюм их женщин, юбки которых делаются со многими складками, вследствие чего на них идёт много материи; они тяжело, не сгибаясь, опускаются до колен. Ноги обвиваются красными и белыми узорчатыми материями, часто до несоразмерного объёма. Женщины носят куртку с узкими рукавами и оригинальный передник с помочами. Костюм «чёрных» женщин миаоев более нравится европейскому глазу. Юбки делаются с узкими складками и доходят до лодыжек; к подолу пришивается вышитая кайма. Голова обёрнута повязкой из чёрной шерстяной материи. Куртки — короткие и с красивыми шёлковыми вышивками около кистей рук и украшениями на шве рукавов. Три группы лушаев — лушаи, сукты и пои — различаются между собою способом скручивания волос на темени или на затылке. У всех этих племён мы находим шляпы из луба, противоположно тибетской шапке и тюрбану индусов и народов Западных Гималаев.
Обильные украшения отличают их от соседей более богатых золотыми и серебряными украшениями. Не только племена Восточных Гималаев носят ожерелья из зубов и сушёных плодов и медные кольца на руках и на ногах, часто покрывающие половину конечностей. Женщины носят на руках и на ногах нередко ещё более массивные кольца, чем мужчины. Мужчины нагов вкладывают в уши пучки и розетки выбеленного хлопка, от которых нити свешиваются на шею, а на войне — украшения из перьев и иногда ещё фантастические шлемы. У сингфоев ушные кружки́, выложенные чёрным деревом, достигают больших размеров и оттягивают ухо до плеча. Они носят на шее большую раковину на хлопчатобумажной тесьме. У миаоев оба пола носят серебряные кольца в ушах почти до плеч, некоторые — браслеты и многие, кроме того, три или четыре серебряные кольца вокруг шеи.
Татуировка употребительна у большинства этих народов; она служит у нагов особым знаком для каждого племени. Всего более она развита в Юннане и на северной окраине Бирмы и Сиама. Воины нагов татуируют себе лицо, как маори, а кхайены Аракана татуировку женщин объясняют тем, что ею хотели испугать монголов, когда они потребовали в виде дани молодых девушек племени. Скручивание волос в узел на затылке считается общим признаком племён Восточных Гималаев. Разукрашивание этого узла лентами и перьями [684] принадлежит к праздничному наряду; из него у кхассиев образуется уже коса, которая у горных племён Китая свидетельствует о политическом и культурном сближении с господствующим народом.
У аков преобладают большие луки с отравленными стрелами, так же как у чинов, знаменитых охотников за тиграми, на бирманско-китайской границе; шаны Тонгсана, к востоку от Салуена, пользуются также луком с отравленными стрелами, и то же самое сообщают о племени Ва, по-видимому, предающемуся людоедству, на верхнем Меконге. Щит, меч, копьё и секира составляют вооружение нагов. У копья длинное железное остриё; его нельзя ни к чему прислонять: оно должно стоять всегда свободно и вертикально, ввиду чего нижний конец снабжён железным остриём. «Дао», служащий одновременно боевой секирой и топором для рубки леса, наги носят сзади за поясом. Сингфои и какьены носят длинный меч на коротком ремне под мышкою. Ножны прикрывают только спинку, остриё и одну широкую сторону. Щит имеет почти длину человеческого роста и ширину от 50 до 60 см. Рамка его состоит из бамбука и обтягивается снаружи кожей дикого животного с шерстью; верхние концы украшены перьями и т. п. Шаны выделывают фитильные ружья, и какьены, покупающие их, умеют даже изготовлять порох.
Между тем как кхассии лишь недостаточно пользуются своей землёй, плодородной для риса, и гары каждые три года разрыхляют новый участок земли простой мотыгой для возделывания риса, хлопка и проса, шаны в Северной Бирме разводят чай и хлопок, а лилуны Куантунга — опиум для торговли. Скотоводство здесь развито поразительно мало в сравнении с Западными Гималаями и Гиндукушом. Это зависит отчасти от системы китайского мелкого хозяйства, а отчасти от буддийских влияний. Яйцами пользуются для предсказаний, для чего их бросают на пол, и по «цветным кругам» угадывают будущее. Жевание бетеля распространено у восточных гималайских племён. Там любят рисовую водку, а у чинбонов и родственных им племён китайско-бирманской границы — пиво собственного приготовления. Юннанские миаои, противоположно китайцам, пьют его в большом количестве. Мужчина за столом постоянно наполняет им свой кубок и передает его по очереди каждому гостю. За вином они поют песни, всегда по двое. Курение опиума быстро распространилось среди горных племён Китая. Маргари называет куэчоуских миаотсов «безнадёжно погружёнными в курение опиума».
Бирманские шаны недаром были всегда ближайшими соседями и подчинёнными самых искусных работников Индокитая. У китайцев они научились лакировочным работам и выдуванию стекла; влияние этих последних сказывается и в архитектуре шанских городов, каковы Лабонг и Хиенгмай, или Цимме. Железные изделия шанов попадают даже в Китай. Лавы, живущие на верхнем Меконге, доставляют китайцам большие количества хлопка, железа и олова. Кхассии выделывают, по-видимому, превосходную сталь из магнитного железняка. Миаои и шаны изготовляют на вертикально повешенных ткацких станках все ткани, нужные для дома. Палунги в Северной Бирме, возделывающие чай, по рассказам искусные ткачи и кузнецы. Аборы доставляют в Судью мускус и сильный яд для стрел. Значительная часть торговли Юннана находится в руках китайских и бирманских шанов, перевозящих товары через горы караванами на лошадях (ср. стр. 672). В Восточных Гималаях преобладает меновая торговля, тогда как шаны — настоящие купцы по китайскому образцу; шаны хопетики, называемые так потому, что они усвоили себе китайские нравы, известны до самого Рангуна.
Большая часть этих народов живёт в свайных [685] постройках. Хижины большинства народов Восточных Гималаев стоят на сваях или жердях, и тот же способ постройки мы видим в Северном Индокитае, хотя и в меньшем распространении. Он господствует в долине Иравадди. У народов Восточного Гималая существует особый дом для холостых, где спит мужская молодёжь деревни, и семейный дом в 20 метров и более длиною и вполовину менее шириною — одно помещение с отдельными спальнями. Дома правителей гаров имеют длину до 80 метров; кровля их опирается на резные столбы. Строительным материалом по преимуществу служит бамбук. Охрану своих жилищ они ищут в возвышенном положении, в ограждении палисадами и в потайных входах.
Здесь повсюду можно проследить процесс вытеснения. Мантсы, живущие в Сечуане вблизи Нган-Шуна, вытеснены лишь лет 20 тому назад из многих долин на самые высокие места гор, где деревни их лепятся между скалами, как орлиные гнёзда. Гораздо ниже мы находим многочисленные развалины новейшего происхождения и в непосредственной близости их китайскую деревню — красноречивый знак вытеснения. Но когда в Южном Китае, вследствие восстаний 50-х и 60-х годов, города превратились в деревни, миаотсы спустились со своих гор и мирно жили среди развалин на своих прежних местах. Смешение с китайцами есть также молчаливое условие, дающее возможность туземцам остаться в старых местах обитания, но оно происходит лишь медленно. Такое смешение представляют конгкиатсы близ Нган-Шуна, но они, так же как и мантсы, далеко держатся от китайцев. Тем не менее, с течением времени происходило, без сомнения, достаточно смешений; история [686] Китая, исполненная волнений, разбрасывала эти народы и их победителей, перемешивая их друг с другом, по всем направлениям. В Маньчжурии и теперь ещё можно узнать потомков переселённых из Юннана бунтовщиков: отсюда происходят «магометанские маньчжуры». Многое, что само по себе не имеет большого значения — дикий взгляд обитателей Куейчоу, который Маргари встречал у формозцев, демократическое настроение Сечуана, непокорность жителей Юннана, раздробленных на многочисленные кланы, даже яркие цвета в костюмах Юннана показывают влияние, какому подвергался китайский элемент, столь разнообразный в других местах. На самом деле там, где чуждые элементы давно уже поглощены, легенды сохранили воспоминания о диких народах, обитавших некогда в лесах и горах.
Сочетание первобытных нравов представляет семейная жизнь племён Восточных Гималаев. Общение обоих полов до брака вполне свободно. Брак определяется свободным выбором, который у гаров исходит, по-видимому, от девушки, и заключение брака сопровождается принесением в жертву курицы жрецом и празднеством. Зажиточные люди живут в полигамии. Относительно аков известно, что у них делаются подарки родителям невесты. Нарушение супружеской верности строго наказывается. У аков наследуют сыновья, которые должны содержать женскую половину семьи; у гаров, напротив, господствует ясно выраженное право наследования по женской линии. И у кхассиев муж вступает в дом и род своей жены, к которому принадлежат все дети без исключения. Если брак сопровождается рождением детей, то первенца формально дарят родителям мужа, а второго ребёнка — родителям жены. Муж должен лет семь, а иногда и до десяти, прожить в доме своего тестя; по истечении этого времени ему предоставляется, если он захочет, вернуться в дом своего отца. Положение женщин есть положение усердных работниц в доме и в поле. И у «диких» Куангтунга юноши и девушки знакомятся без всяких посредников, в особенности на ярмарках, устраиваемых в новый год на дворах храмов, как в Тибете.
Наги, мелкие племена которых считаются сотнями, могут служить типом политической раздробленности. Маленькое племя миджиев распадается на десять отделов, со столькими же начальниками. Война, в особенности ради кровавой мести, составляет обыденное событие. Символом объявления её у нагов служат ружейная пуля (в прежнее время — наконечник копья), обугленный кусок дерева и испанский перец: это означает главное оружие, пожар, страдание и раскаяние, и не посылается непосредственно, а передаётся из одной деревни в другую (ср. т. I, стр. 434). В Сечуане насчитывают восемнадцать племён миаотсов и столько же племён мантсов от Юннана до крайнего севера Сечуана. Все они находятся под властью собственных правителей или правительниц, получающих доходы в виде работы и полевых плодов. С миниатюрным правителем Киангхунга, зависящим от Китая и Бирмы, находятся в союзе ещё двенадцать мелких шанских государств. Такое раздробление может оказывать лишь местное политическое влияние, вроде преграждения горного прохода и т. п. Оно сделалось необходимым вследствие пагубной охоты за невольниками, а у нагов — вследствие человеческих жертв, что устраняло возможность всякого доверия, и далее, вследствие поощрения соседними державами, в особенности Китаем. Всё ещё многочисленное первичное население округа Линшана, в провинции Куангтунг, прежде имело даже республиканское правление. Каждые сто человек составляли сотню с избранным начальником, и все сотники повиновались начальнику племени. Другие куангтунские племена подчинялись всегда местным чиновникам, утверждавшимся императором.