5. Галласы, масаи и вагумы
| «Воинственный, дикий народ, который, соединённый под властью одного вождя, мог бы покорить не только Абиссинию, но и всю Африку». |
| Крапф. |
Подвижные, сильно смешанные народы занимают весь восточный выступ Африки, от северной границы суагелиев до Абиссинии, и заходят во внутреннюю Африку до границы плоскогорья. Из них галласы имели большое влияние на судьбу Абиссинии, и отчасти береговых арабов, и с этой стороны приобрели историческое значение. Географически отделены от галласов родственные им сомалии в северо-восточном углу Африки, масаи[1], распространяющиеся к югу, за 5° ю. ш., и проникшие в самую середину Африки пастушеские народы вагумы и другие родственные им народы, покорившие обширные негрские страны в области озёр — истоков Нила. Они повсюду смешивались с неграми, где соприкасались с ними более продолжительное время, и кроме того, все пастушеские племена Юго-Восточной Африки до самых южных кафров имеют с ними большое этнографическое сходство. Вследствие этого границы их часто трудно бывает определить. Мы понимаем, почему Крапф в ватутах, в области Ньяссы и Танганьики, видел также описываемые народы: на самом деле, влияние их далеко выходит за их пределы. Можно сказать, однако, что настоящие галласские народы лишь временно проникали к югу за широту Мпвапвы и Таборы, хотя их влияние, как мы видели выше, простирается до юго-восточного конца Африки; в то же время на севере магометанские галласы, вдавшиеся клином между Шоа и настоящей Абиссинией, представляют северо-восточную ветвь этого народа на широте Баб-Эль-Мандеба. Племя азабо является здесь самым северным из настоящих галласских племён. Шоги (шого), причисляемые к ним Мунцингером, образуют на северо-восточной границе Абиссинии такую же галласообразную группу, как живущие между Абиссинией и верхним Нилом и некогда подчинённые Египту ланги (ланго), латтуки (латтука), иренги (иренга) и т. п., обитающие до Бени-Шонгула и Фамаки на Голубом Ниле. Скувер, которому мы обязаны последними подробными известиями о них, просто считает их галласами, и действительно они выделяются с чисто этнографической точки зрения на тёмном фоне негров с теми же очертаниями, как настоящие галласы на Джубе. Но вся восточная половина племён верхнего Нила, насколько распространена здесь пастушеская жизнь, проникнута влиянием этих северных галласов и родственных им [170] народов; они незаметно переходят на севере, через посредство аганов, бертатов и т. п., в пастушеские народы Нубии, которые сходны с ними даже в частностях вооружения. В сторону Абиссинии, напротив, разделение, вследствие национального и религиозного контраста, так резко, что именно там народ Лега мы можем признать за один из самых чистых типов большой народности галласов.
Галласы, масаи и родственные им народы не имеют однообразного этнического типа. Их можно наперёд признать смешанным народом ещё с большим правом, чем абиссинцев, с которыми многие из них имеют так много сходства. Общие черты их относятся к этнографическим признакам, связующая сила которых простирается
на север, запад и юг, далеко за их замкнутые области в негрских странах (ср. 2-ю главу этого тома, стр. 96). Гильдебрандт ставил их «между арийцами и африканцами» и писал в земле Сомали: «Хотя я много лет имел дело с этим комплексом народов, мне всегда было трудно узнать с первого взгляда — принадлежит ли известный индивидуум к тёмным арабам-гадрами, сомалиям, галласам, данакилам, беджасам, к масаям, никамбам или м’джаггам».
Женщины, которые высоко ценятся в гаремах и кофейнях Египта и Нубии, под названием абиссинок, часто происходят от благородной галласской крови. И в Занзибаре девушкам-галласкам оказывается предпочтение перед европейками и индусками. «Единственный признак, которым отличается почти каждый член этих пастушеских и разбойничьих племён, состоит во множестве рубцов», — говорит Гаггемахер. Абиссинский или арабский тип, с узким лицом, орлиным носом, тонким ртом, плотно сжатыми губами и курчавыми, мягкими, как шёлк, волосами, встречается бок о бок с тупыми носами, вздутыми губами и широкими скулами, часто в одной и той же семье. Фон дер Деккен находил южных галласов, противоположно неграм, исполинского роста, могущими служить прототипами [171] мужской силы, и при этом довольно стройными. Фишер отмечает у вакуафиев большую худощавость; у масаев он находил людей с европейски приятным выражением лица рядом со зверообразными негрскими лицами. Будучи тёмно-бурого цвета, масаи обладают, однако, более тонким строением, чем негры; благородные фигуры всего чаще можно видеть среди молодых людей. Правда, береговые галласы держатся довольно строго в стороне от иностранцев. Так же как внутри материка, природа страны или безусловное различие в нравах и обычаях отделяет их от негров. Но могучие переселенческие волны оттесняли их не раз внутрь этих народов, даже в исторические времена, и они сами распространялись во все стороны и восприняли большое число негров в свою среду. Поэтому неудивительно, что цвет их тела представляет различные оттенки, от светлого, молочно-кофейного до тёмно-бурого, волосы — от шерстистых до кудрявых, и тип лица — от кавказского до самого «тёмного и безобразного» негрского типа. Но малайский тип, который Лонг желал бы приписать вагумам Уганды, не встречается во всех этих оттенках. У более чистых галласов в цвете кожи преобладает светлый цвет, и, вероятно, даже в Абиссинии можно узнать галласских невольников по их более светлому цвету кожи. Вообще на юге негрского элемента встречается больше, чем на севере. У масаев и вакуафиев преобладает уже тёмно-бурый цвет, редко светлый, между тем как фон дер Деккен даже южных галласов называет лишь весьма мало негрообразными, а самых северных галласов, которые от своих соседей в области верхнего Нила отличаются повсюду более благородным строением, Скувер по светлому цвету кожи ставит выше местных арабов.
Смесью жестокости и великодушия, хищничества и гостеприимства, лживости и мужественности галлас напоминает арабов до эпохи ислама. Магометане волло-галласы, находящиеся в постоянном враждебном соприкосновении с абиссинцами, по описаниям отличаются фанатизмом, вероломством и стремлением к грабежам, а южные галласы язычники — верностью, откровенностью и честностью. Новейшие наблюдатели, как фон дер Деккен и Кинцельбах, были поражены, не найдя у южных галласов приписывавшихся им на берегу дурных свойств и рассказывают, что они производили на них приятное и выгодное впечатление.
Первоначальная одежда повсюду — кусок тонкой чёрной кожи, обёрнутый вокруг бёдер, к которому часто присоединяется накидка для плеч, в лучшем случае плащ из той же материи. Следует видеть влияние торговых сношений в том, что в настоящее время люди с большими претензиями часто обёртывают себя широким куском ткани из хлопка, из верблюжьей или козьей шерсти, причём верхняя часть тела и ноги ниже колен остаются открытыми. Обыкновенно под этой одеждой носят ещё хлопчатобумажную ткань. Женщины употребляют её в виде одежды, которая свешивается от бёдер до лодыжек. Женщины пастушеских галласов носят кожаное платье вокруг бёдер или под только что описанной тогой кожаный передник. Грудь прикрывают они куском ткани, завязанным над левым плечом. Голова остаётся непокрытой, но шерстяная конусообразная шапочка из Абиссинии проникла на север, а замужние женщины сомалиев прикрывают себе голову голубым тюрбаном. Мужчины сомалии втирают себе разведённую известь в волосы, отчего они окрашиваются в красновато-жёлтый цвет. Искусственные причёски галласы и масаи заимствовали у негров. Женщины внутри страны отпускают себе волосы, а у сомалиев заплетают их в маленькие косички до выхода в замужество, а после того прикрывают их; женщины масаев бреют себе [172] голову и уничтожают повсюду волосы на теле. Мужчины галласов магометан, отправляясь на войну, гладко выбривают себе голову, а воины язычники вставляют себе в волосы обильные военные украшения из перьев и носят на плечах леопардовые шкуры (см. рис., стр. 96). Бедные одеваются в невыделанные звериные шкуры. Дублёная козья шкура надевается на плечи во время молитвы. Тело, а у пастушеских галласов и платье, вымазывается овечьим салом; посыпание тела благоуханиями не ослабляет являющихся при этом невыносимых испарений. Об одежде вагумов мы говорим ниже (стр. 190).
У внутренних галласов часто встречается в виде украшения кольцо из слоновой кости на правом предплечье; на той же руке можно увидеть и многочисленные медные и железные кольца, так как вообще в украшении преследуется по преимуществу масса разных привесок, вес которых у некоторых женщин доходит до 2,5 или до 3 кг. На морском берегу серебро распространено повсюду и пользуется предпочтением. Здесь уже обнаруживается индийское влияние. Украшениями для ушей служат большие серебряные кольца, розетки и цепочки. Внутри страны эти вещи носят из меди, и они часто бывают так тяжелы, что их приходится поддерживать с помощью ремня, надеваемого на макушку. На пальцах, сочленении руки с кистью и предплечье (но не на ногах и не в носу) носят серебряные кольца или пряжки (см. рис. выше и на стр. 173). Галласки внутренней части страны часто, подобно негритянкам, прикрывают всю нижнюю часть руки плотно обмотанной спиральной проволокой. Употребительны также разноцветные бусы и серебряные амулеты на шее. Бусы у внутренних галласов составляют
[К таблице: Оружие и утварь Восточной Африки]
1. Головное украшение (ваньямвезии) 2. Бичи (сомалии) 3. Лобное украшение (вазики) 4. Военное украшение (масаи) 5. Военная маска (вазики) 6, 7. Шейное украшение (ваньямвезии) 8. Шейное украшение (сомалии) 9. Женское украшение (сомалии) 10. Коленный колокольчик (масаи) 11. Ручные повязки (суагелии) 12. Палица для носорога (масаи) 13. Украшения для ног из обезьяньей шкуры (масаи) 14. Сумка с раковинами (сомалии) 15. Черпак (суагелии) |
16. Калебасса для воды (суагелии) 17. Раскрашенный щит (масаи) 18. Меч (масаи) 19. Меч (ватуты) 20. Фляжка для воды (сомалии) 21. Сосуд для коровьего молока (сомалии) 22. Плетёная корзинка (сомалии) 23. Крышка для блюда (Уганда) 24, 25. Фетиш (Ньясса, вайяи) 26. Парик (Уганда) 27, 28, 29. Глиняные сосуды (Уджиджи) 30. Глиняный горшок (Угого) 31. Блюдо с крышкой (сомалии) 32. Циновка (сомалии) |
[173]
до сих пор один из любимых предметов обмена. Сомалии носят на шее кожаную сумочку на ремне со стихом Корана. Мужчина никогда не появляется без оружия, которое бывает всего богаче и разнообразнее у сомалиев, благодаря оживлённым сношениям с арабами; на правой стороне они носят большой нож, вроде кинжала, на левом плече — два копья длиною около двух метров с длинным, почти веслообразным клинком, и на руке — круглый щит из кожи носорога или буйвола (см. рис., стр. 177 и 179). Даже женщины и дети носят оружие. Воины масаев носят овальные щиты из шкур, похожие на зулусские, расписанные яркими красками (см. рис., стр. 96). Ружья и до сих пор ещё распространены в небольшом числе. Лук и стрелы предоставляются людям старого поколения, детям в виде игрушки и покорённым племенам, но в простой восточноафриканской форме находятся ещё в общем употреблении у многих внутренних племён, как, например, у фуга-галласов, юго-восточных масаев и др. Встречаются и отравленные стрелы. За поясом обыкновенно заткнуты кинжал и метательная палица. У южных галласов можно видеть железное ударное кольцо с двумя полулунными лезвиями или шипами длиною в полдюйма; рубцы от ран, нанесённых этим оружием в борьбе или военной пляске, украшают грудь многих мужчин (см. также табл. «Оружие и утварь Восточной Африки»). Весьма своеобразно распространение обрезания, без всякой ясной связи с другими признаками. У северных галласов, вагумов и сродных народов оно не производится, как и всякое другое уродование тела, а у масаев — лишь не вполне. Но оно производится у многих негрских народов, живущих между ними. Обычай сохранения пуповины, которая носится также как фетишеобразное украшение, распространён от сомалиев до восточных ва́виров, а также у вагандов и ваньоров.
В земледельческих работах и в скотоводстве, а также и в промышленности, от которой исходят все эти украшения и оружие, всего усерднее и искуснее галласы на границе Абиссинии и сомалии приморских городов. У западных галласов употребляется простой деревянный плуг, который тащит бык под ярмом. Всего более распространено возделывание дурры. Хлопок возделывается галласами и сомалиями. Галласы в Энарее превосходят шоанцев усердием, с каким они ухаживают за кофейными плантациями, и искусством изготовления художественных кинжалов с рукоятками из слоновой кости, выложенными серебром. К югу от Шоа плантации бананов, окружённые кипарисами, покрывают, наподобие садов, страны соддов и родственных им племён. Искусство плотного плетения, производящее даже дорожные фляжки для молока и для воды, распространено и у галласов. Скувер рассказывает, что водонепроницаемые циновки, сшитые в конусообразной форме, употребляются вместо дождевых зонтиков. Так же развита у них и резьба по дереву. Чисто кочевые племена, [174] напротив, не делают сами почти никакой утвари, а выменивают всё у земледельческих народов на продукты скотоводства. Строго придерживаясь старины, масаи до сих пор ещё носят одежду из кожи, хотя уже целые десятилетия в их страну приходят караваны со всевозможными товарами. Ещё Изенберг говорил вообще о галласах: «Скотоводство у них поставлено лучше, чем у абиссинцев». И среди сомалиев, которые почти все ведут кочевую жизнь, существуют земледельческие группы, и индиго образует предмет вывоза из Бендер Марайи. Вывоз на северном берегу страны Сомали состоит из камеди, благоуханий, индиго, плодов пальмы дум и циновок, торговля находится по большей части в арабских и частью в индусских руках. Южные галласы, масаи и вакуафии в качестве настоящих номадов употребляют только животную пищу и тёплую кровь (в особенности при праздновании полнолуния) или кровь, смешанную с молоком, в виде напитка. Кипятить молоко считается у них преступлением. Воины их презирают всякую растительную пищу и, если они напились молока, то прежде, чем ввести в желудок кровь или мясо, очищают его рвотным средством (см. выше, стр. 131). Приготовление коровьего масла известно лишь в пограничных областях, подвергающихся нубийскому или арабскому влиянию. Стада там так многочисленны, что у многих племен приходится 7—8 штук рогатого скота на каждого. Главную составную часть стад пастушеских народов, от абиссинцев и галласов до вагумов, образует рогатый скот санга (см. рис., стр. 175). Овцы с курдюками также весьма многочисленны. Там разводятся ещё страусы и цибетовые виверры, последние в особенности в Каффе. Для верховой езды употребляются быки, которых седлают и которыми правят с помощью кольца, продетого в носу, а также лошади и мулы, постепенно убывающие от севера к югу, но не верблюды, хотя последние встречаются до Сабаки, а внутри у аруза-галласов. Ослы принимают участие в караванах галласов и сомалиев по преимуществу для перевозки мехов с водою. Охота — любимое занятие галласов. Оружием для неё служит копьё, вероятно, отравленное в известных случаях. Северные галласы почти всегда охотятся верхом на лошади. Масаи предоставляют охоту вандороббам.
И города разделяют непостоянство образа жизни всего народа. Бендер-Марайя, главный город меджертинских сомалиев, в глухое время заключает в своих 200 домах от 600 до 700 жителей, число которых удваивается в торговое время, когда здесь сходятся караваны, нагруженные камедью и другими продуктами из внутренней части страны, и арабские купцы с аравийского берега. Когда в 70-х годах галласы отступили перед сомалиями из Джуба, тотчас же образовалось множество новых поселений на участке Ози-Ламу, так же как и на береговой линии Ози-Малинди. В 1867 г. галласы разрушили поселение на Рас Гомани, а в 1876 г. оно уже вновь было отстроено. В областях, часто опустошаемых войною, на Тане и Сабаки, деревни строятся на мысах и речных островах. Рука об руку с различием оседлой и кочевой жизни, идёт плотное и редкое население. Передвижения со скотом происходят в определённых границах, нарушаемых только хищническими вторжениями, и происходят в зависимости от потребностей стад, так что известная часть страны почти пустеет, а другая в это время переполнена населением. Хижины в виде ульев из согнутых кру́гом ветвей и кож, обмазанных коровьим навозом, весьма непрочны и стоят близко друг к другу, наподобие сот, по кругу, заключающему в себе стадо. Хижины северных галласов из соломы, с острыми, конусообразными крышами, с поперечником в 6 или 7 метров, разделённые внутри тонкими тростниковыми стенками, весьма [175] сходны с хижинами негров на верхнем Ниле. О постройках вагумов мы говорим ниже (на стр. 191).
Хотя имущественные различия довольно значительны, но там мало встречается рабов, в качестве служащего класса. Их заменяют ниже стоящие народы, которые живут на известном, ограниченном пространстве (см. стр. 180). Скотоводство, есть основа семьи и государства и в то же время начало политических движений. В этой обширной области, между Шоа и предшествующими ему южными странами с одной, и
Занзибаром, с другой стороны, не существует твёрдой политической власти, несмотря на высоко развитое социальное деление. Мы не будем говорить здесь об охотничьих номадах, которые, как, например, вабоны, не имеют определённых вождей, а признают власть старейшего в их временном поселении. Эти племена немногочисленны и, хотя они часто живут отдельно от племён галласов, сомалиев и пр., но они входят в их организацию в качестве подданных или почти рабов. Мы не придаём никакого значения и отрицательным указаниям, вроде указания командора Гиссинга, будто «ватейты не имеют ни начальников, ни законов», и т. п. Положительным является лишь недостаток какого бы то ни было высшего развития, связывающего народ, несмотря на племенные разделения. Галласы, масаи и отчасти сомалии приближаются в своей организации к республиканской [176] государственной форме более других народов какой-то ни было части Африки. Племя есть основанное на кровном родстве сообщество самостоятельных, независимых мужчин, неравенство которых заключается не в отношении к верховному главе, а в социальной организации; высшее место занимает в нём избранный представитель («гейю», по Изенбергу, и «гейич», по Керстецу). Глава племени должен заботиться об удовлетворении потребностей военного и мирного времени и должен быть человеком мужественным, хитрым и красноречивым. Ещё более помогает ему слава искусного колдуна. Власть его признаётся не более, чем это безусловно необходимо. Когда вера в него проходит, его просто устраняют. Социальное разделение масаев и южных галласов не допускает, чтобы глава племени высоко поднимался над ним. Этот порядок
значительно ограничивает отдельное лицо, но не на пользу всего общества, а к выгоде его класса. Народ разделяется на воинов (моран) и не-воинов (мо́руа), что является в то же время разделением на холостых и женатых: между ними находится переходный класс левеле́, то есть людей, хотя и женатых, но ещё участвующих в войнах. Воины разделяются, в свою очередь, на четыре класса, из которых первый и старейший стоит во главе других, а не-воины — на три класса. У каждого класса есть свой оратор (лейгвенан), который может приобретать большое влияние. Кроме того, в каждом племени в общественных событиях выступают один или несколько колдунов, которые должны посылать племени счастье в войне, охрану от повальных болезней и пр. Фишер называл в качестве самого влиятельного, наиболее сильного своим колдовством и богатого человека во всей стране масаев Мбатиана, с которым даже вакуафии советовались перед отправлением в поход. Очевидно, этот верховный жрец может казаться иногда главою масаев, так же как, с другой стороны, вожди и ораторы различных военных и невоенных классов могут признаваться главами племени. Этим в особенности объясняются указания о существовании пятидесяти «почти независимых друг от друга» галласских племён, двенадцати неуловимых племён южных галласов, восьмидесяти племён меджертинских [177] сомалиев и т. п. Там, где признаётся верховный глава, он, само собою, является и торговым посредником своего племени: никто из его подданных не должен поддерживать торговых сношений с иностранцами. Гейю всегда бывает крупным землевладельцем. Он держит в зависимости от себя сотни семейств, живущих на его земле, и у сомалиев можно чувствовать себя перенесённым в средневековые феодальные
порядки. Крапф нашёл у галласов в Вакаунгу разделение на семь племён, с двумя гейю, одним «большим» и другим «малым», которые избирались вновь каждые семь лет. Ниже их обоих стоят ещё два начальника, называемые «мора», из которых один исполняет приказания большого, а другой — малого гейю, и наряду с ними стоит общественный оратор для народных собраний, «ласкари», так как начальники не говорят сами. До вторжения египтян и галласские племена в Хараре управлялись таким образом, что каждое деление племени подчинялось в течение восьми лет начальнику отчасти наследственному, а отчасти определявшемуся выбором. Он носил титул «боку». В его распоряжении были два [178] чиновника низшей степени, называвшиеся у племен ала «дори» и «раба». Обыкновенно боку начальствовал только в мирных временах и обстоятельствах. Ревуаль слышал о точном разграничении и разделении земельной собственности в горных местностях страны Сомали, доставляющих благоуханные смолы. Кто собирает эти смолы, камедь и т. п. на чужой земле, тот подвергается наказанию. Сомалии платят поземельные повинности султану, между тем как чужеземцы должны платить поголовную подать (ашур).
Так называемые короли магометанских племён сомалиев, иза и гадобурси, носят в виде короны жёлтую кожаную шапку с лучеобразными бороздами, сходящимися к середине. Эта шапка украшена золотой пуговкой и жгутом на конце и обёрнута тюрбаном. Эти короли носят и красную мантию, но власть их не соответствует внешнему блеску. Начальники северных галласов имеют головное украшение в виде диадемы из листовой меди. Упомянутые короли находились в некоторой, хотя и формальной, зависимости от эмира Харарского. Меджертинские сомалии, известное лучше других и самое многочисленное племя сомалиев, имеют общего главу «богхора». Главенство его также может быть названо лишь теоретическим, так как под его властью находится не менее тридцати отделов племени, у каждого из которых есть особый начальник, а также жители прибрежных деревень, которые в качестве морских разбойников почти не признают над собою никакой власти. Сюда же надо отнести и номадов, значительно отличающихся друг от друга вследствие различия их образа жизни. Следы гинекократии, весьма редкой у пастушеских народов, встречаются в семьях правителей вагумов в негрских странах, так же как и женщины-правительницы у галласов. В Уньоро королева-мать пользуется таким же, если не большим, уважением, чем сам король: она живет в собственном городе, имеет министров, чиновников, высших начальников и, кроме того, большие стада рогатого скота. Во время войны прежде всего стараются скрыть её в безопасном месте, потому что взятие её в плен лишит короля всякого уважения в глазах его подданных. Отсутствие политической власти в земле сомалиев возложило на прибрежные племена обязательство заботиться о безопасности рынков. В обоих важнейших торговых местах — Бербере и Булхаре до египетского завладения в 1873 г. управление и присмотр на рынках исполнялись племенами айял-ахмет и айял-юнис, а в Цейле — султаном южных дана́килов с помощью небольшого турецкого гарнизона. Для большей безопасности каждый вновь прибывший купец выбирал себе охранителя из этих племён — «аббана», который в то же время действовал как маклер.
Ведение войны, главной целью которой служит похищение скота, раздел похищенного и заключение мира, составляют важнейшие задачи этих правителей или начальников. У племён, сохранивших воинственный характер, из всего народа выделяются воины, которые не женятся, не курят, не пьют водки и живут на границах и на торговых дорогах. Часто отвращение к войне или, у богатых, равнодушие к приобретению нового скота решает вопрос о вступлении в класс невоинов. Обыкновенно галласы дерутся на войне хорошо и мужественно, но испытывают суеверный страх перед огнестрельным оружием и, как скоро видят, что некоторые из них пали, обращаются в бегство. Новейшие экспедиции показали, насколько преувеличено было высокое мнение о военных доблестях масаев, насколько мало их плотные военные полчища могли противостоять кучке хорошо вооружённых людей, повинующихся начальнику с твёрдой волей. Неудачи, постигавшие торговые караваны арабов, в которых насчитывалось до 2000 мужчин, вооружённых ружьями, и большие экспедиции, вроде Бёртона [179] и фон дер Деккена, повели к преувеличению их силы. Когда враг падёт в битве, труп его обыкновенно подвергается уродованию. Некоторые части его тела жестокие неприятели уносят домой в виде трофеев и хранят их там для того, чтобы сами они и жёны их могли носить их в виде украшения на шее. У некоторых племён число колец из слоновой кости, носимых мужчиной, означает число убитых им врагов, и ни один юноша не считается мужчиной, пока не убьёт чужеземца. Области, по-видимому, разграничиваются незаселёнными пограничными пространствами, которые во многих случаях служат местами обитания подчинённых охотничьих племён. Подобное значение имеет Кикуйю, являющееся прогалиной в лесном кольце, шириною в 40 км, служащем защитой в сторону Найваши. Таким же образом Сотик на юге, востоке и севере окружён лесом, в котором вандороббы охотятся за слонами.
Правовые порядки у галласов таковы, каковы они бывают у разбойничьих и пастушеских народов: они просты и жестоки. Убийцу
выдают родственникам убитого, которые могут делать с ним всё, что хотят. Если у убитого нет родственников, убийцу передают королю, который приказывает умертвить его тем же орудием, каким совершено убийство. Вор, пойманный на месте преступления, должен уплатить вдвойне стоимость украденного имущества. Если он украл лишь для утоления голода, то его отпускают на свободу. Вор, пойманный на деле на базаре, приводится в середину толпы, и его совершенно раздевают. Затем несколько человек водят его по всему рынку, обращаясь к толпе с требованием — бить пойманного бичами и кулаками. Когда галласы дают клятву, они вырывают яму, втыкают туда несколько копий и восклицают: «если клятва наша окажется ложной, пусть нас бросят в эту яму». Или клянущийся должен вычистить листьями известного растения хлев своего скота и сказать при этом: «Как я удаляю эту нечистоту, так пусть Вака вычистит (то есть уничтожит) моё имя и мой дом, если я говорю неправду». (Ср. также выше, стр. 70). Племя абеджо, по убеждению галласов, погибло потому, что их родоначальник дал ложную клятву (Крапф). Кровное родство соблюдается свято.
Положение женщины нельзя назвать приниженным. Молодая девушка, так же как и юноша при наступлении возмужалости отделяется от других вместе со своими сверстницами. В это время совершается и обрезание (см. стр. 173). Затем они живут, он — в качестве воина, а она — его подруги, свободной, дикой жизнью, вдали от родителей и семей, в круг которых они возвращаются лишь тогда, когда юноша перестаёт быть воином. Отчуждение молодых девушек [180] от мужчин встречается лишь там, где усилилось магометанское влияние. Относительно покупки жён сообщения путешественников ничего не говорят нам. Когда галласы женятся, женщина получает приданое от своего отца. Расходясь со своим мужем, она приданое это оставляет ему. Это вполне противоположно обычаю, господствующему у негров. Абадула, или старшина деревни, освящает браки. После смерти мужа вдова его должна выйти за его брата. Полигамия распространена среди богатых.
Общественные отношения галласов приобретают своеобразное усложнение, благодаря известным группам чуждых элементов, примешанных к ним и, по-видимому, уже тесно смешавшихся с ними. Рядом с храбрыми, хищническими галласами живут трусливые, мирно поддерживающие своё существование вапокомы, отличающиеся смирением перед гордыми галласами: властелину нужно, чтобы слуги его были вблизи его. Это правило в поразительной степени напоминает социальное деление южных арабов. С сомалиями живут ахдамы, служащие им и платящие им дань, с другими законами, профессиями и привычками. Мы не можем сказать с уверенностью — отличаются ли эти племена парий какими-либо физическими различиями от своих властителей. Своим социальным положением, но не расовыми признаками, они напоминают бушменов и народов-пигмеев. Вандороббов Куст хотел отнести к бушменам, но мы знаем от Гёнеля, что они говорят по-масайски, так же как их властители. Ещё ниже ахдамов стоят тумалоды. Это — этническая смесь, составившаяся из всех племён этой страны и рабов соседних земель, занимающаяся в то же время кузнечным ремеслом. Они платят дань тому племени, в котором живут, и подчинены его правосудию. Ни один свободный сомалий не войдёт в кузницу и не приветствует кузнеца пожатием руки; никто из них не берёт себе жён из этого племени и не отдаёт туда своих дочерей. Тумалоды распространены по всей стране. Все они кузнецы, и неизвестно ни одного примера, чтобы кто-либо из них отказался от этого ремесла. Ещё ниже их и беднее рами, охотники сомалиев, которым не позволяется охотиться на лошади. На войне они служат в качестве наёмников. Они стреляют лёгкими длинными отравленными стрелами из луков, из набакового дерева, с тетивами из верблюжьих сухожилий. Племена или касты кузнецов иногда пользуются полунезависимостью и оказывают влияние на торговые сношения. У масаев всегда имеются, по Гёнелю, по крайней мере, две дюжины кузнецов (элькононо), рассеянных в больших кралях. Но Ликононо, средоточие зависящего от вакуафов племени кузнецов благодаря кузнечным товарам принадлежит к числу наиболее посещаемых торговых мест. И в северной области галласов, сьенетьи, о которых говорит Скувер, имеют значение изолированного горного населения страны Лега, колонии ткачей и кузнецов; во всяком случае, они — единственные ткачи и кузнецы в этой стране. Для охотничьих народов галласов и масаев (вабони, вассаниэ, вандороббо и т. п.) нельзя указать никаких определённых мест обитания, так как они постоянно меняют их; впрочем, некоторые местности, по-видимому, принадлежат им уже потому, что они тесно связаны с границами их властителей.
К юго-западу от Берберы и к югу от 10° с. ш. лежит богатая дичью местность Гербатир, постоянное место обитания подчинённого охотничьего народа Рами. Цыганами сомалийской земли являются ииберы, которые, вероятно, переселившись из Аравии, ходят целыми семьями, выпрашивая милостыню, с места на место, не смея входить в дом или даже за ограду жилища сомалия и прикасаться к какой-либо из [181] принадлежащих ему вещей. Сомалии ценят их лечебное искусство, смотрят на их фокусы и танцы и не отказывают им в еде или питье. И в этой области существует сказание о карликах, так как там общественные условия в достаточной мере могли дать начало несчастному, выродившемуся от подчинения народу, развившемуся в социальную расу. Среди земледельческого народа Суку к западу от Баринго живут, как слышал Фишер, карлики в пещерах. Томсон находил пещеры к северо-востоку от Кавирондо, но без карликов. О пигмеях Каффы была уже речь в томе I.
На реках страны масаев, галласов и сомалиев, в оазисе Аусса страны Афар обедневшие ветви этих народов занимаются земледелием. Они пользуются общим презрением. Настоящий масай, галлас и вакуафи ценит, пока он воин, только животную пищу. Первые относятся к последним так же, как обитатели оазисов Боргу к тедам или жители Бильмы к туарегам, с той разницей, что они ещё бессильнее. То обстоятельство, что они не истреблены, показывает, что господствующие народы пожелали сохранить их для себя. Земледельцы вакуафы
в Нгурумане, земледельцы того же племени в области у озёр Най-ваши и Баринго, прежде обитавшейся вакуафами, а теперь покорённой масаями, и галласы, поселившиеся близ Такаунгу, принадлежат к этим опустившимся племенам.
Галласы примешивают к легенде о своём происхождении элементы мифологические и перешедшие к ним от арабов. Они называют себя потомками Волаба и рассказывают, что перешли через широкое водное пространство прежде, чем вступили в своё нынешнее место обитания. Или они выводят своё происхождение от Исава. Когда сомалии первым обитателем своей страны называют сына Ноя, то здесь выступают уже исторические элементы, связывающие Восточную Африку с Аравией. У сомалиев мы находим царей Савских в качестве верховных правителей, и сомалии любят — со времени своего обращения в ислам — считать себя настоящими арабами, уверяя, что их родоначальник Дарод был сыном великого Измаила Джеберти, покровителя Сомалийской страны, погребённого между Меккой и Джеддой. Ещё в настоящее время сомалии уверяют, что некоторые дома Мекки построены их прародителем. Дарод прибыл чудесным образом после того, как он был покинут в пустыне, на сомалийский берег, женился на пастушке и распространил учение Магомета. С этим полумифическим представителем арабского переселения в особенности стремилась связать себя северная группа сомалиев — меджертины. Они отрицают всякое предположение происхождения их от галласов. Многократно повторяется история об арабах, попавших в эту страну вследствие кораблекрушения и давших начало тому или другому племени, так как они женились на местных девушках. Их можно найти и в виде местных святых, как, например, Исаака Бен Ахмета из Гадрамаута, в котором [182] многие племена видят своего родоначальника. Это — всё арабские ветви на галласском стволе. Тому же соответствуют и многочисленные арабские слова в восточных сомалийских и галласских диалектах и постоянно оживлённое, по преимуществу зависящее от арабов, сообщение между гаванями сомалийского берега и Южной Аравии. С некоторым подобием исторической правды сомалии рассказывают, что двести лет спустя после Геджры произошло первое большое арабское переселение, хотя уже и прежде арабы в качестве купцов жили на берегу. Другое сказание говорит о переселении парсов в 500 г. по Р. X., которые взяли в свои руки торговлю всей страны. Им приписывают множество рассеянных по стране могильных памятников, развалин укреплённых поселений, водопроводов, цистерн и искусственных скалистых пещер. Нельзя сомневаться и во влиянии индусов. Вполне достоверно, что когда Васко да Гама со своими португальцами прибыл на сомалийский берег, господство какого-то ревностного магометанина простиралось от мыса Гвардафуй до Таджурры в царстве Адаль.
Арабское происхождение, быт может, ещё сильнее выступает в сказаниях дана́килов. В них не только признаётся тесное общение с Йеменом, но предание говорит ещё определённее об арабском переселении, чем в сомалийской земле. Некоторые племена выводят своё происхождение из Йемена, а гадаремы — из Гадрамаута. Они сидели на Красном море, занимали Таджурру, Вайлуль, Рахеиту и Адаль и проникли оттуда к северу, в их нынешние места обитания. Дана́килы, северную границу которых составляет бассейн Аррхо, находились прежде в зависимых отношениях к великому шейху Мекки, через посредство наиба в Аркико. Когда они после покорения египтянами Джедды и Мекки подпали под власть египтян в Массове, «они удержали нечто вроде дружеской деловой зависимости» от меккского шерифа и в меньшей степени — от турецкого губернатора города.
Галласы внутренней страны остались незатронутыми этими влияниями. И они рассказывают о переселениях и примешивают туда мифологию, но для нас они принадлежат к народам, внезапно появляющимся на исторической сцене, которые, после того, как они образовали могучие исторические волны, точно утомлённые, скрываются в какое-нибудь незаметное место. По, сказаниям галласов, они переселились в своё нынешнее местопребывание лет около трёхсот тому назад. В факте переселения никто не сомневается: даже их имя говорит за него. Уже Брюс упоминает о предании галласов, что они до переселения жили глубоко внутри материка и оттуда проложили себе путь через большие озёра. Лудольф даже с точностью указывает 1537 год как такой, когда галласы вторглись в Абиссинию из страны бариев.
Исторической стороной земли галласов является Абиссиния. Здесь они, лет около трёхсот тому назад, вдвинулись, наподобие клина, в древнее царство между Гондаром и Шоа и сделались чрезвычайно важным историческим фактором. Они окружают Абиссинию от запада до юго-востока в виде самого опасного врага. Но там, где они достигают берега, их политическое и культурное состояния покрыты густым лаком заносного арабского элемента. Единственный открытый в высшей мере для сношения с цивилизованным миром северный берег, настоящий сомалийский берег, для поверхностного наблюдателя кажется лишь отражением Омана или Гаурана. Мало того, и самих сомалиев можно считать всего вернее прибрежной формой великого галласского народа, в которой благодаря арабскому влиянию произошло такое же новообразование в нравах, стремлениях и даже в языке, как у суагелиев или у так называемых арабов страны Восточного Нила. Этому предположению не противоречит смертельная вражда, разделяющая галласов и [183] сомалиев, так как и племена сомалиев живут в постоянных раздорах. К сожалению, нам недостаёт собственных показаний галласов. Мы не знаем, как и когда галласы освоились с маленькими лошадками, которые с ордами конных галласов уже в наше время перешли за экватор. У всех галласов распространено арабское название лошади «фарас». А между тем это — важнейшее по своим последствиям событие их новейшей истории. Сравнительное языкознание со временем, быть может, более будет в состоянии, чем теперь, просветить нас относительно вопросов, которые предание не разрешает даже намёком. Уже в настоящее время оно показывает нам, как основной факт истории великого племени галласов, что оно находится в широкой взаимной связи с хамитами нильской области и Восточной Африки, что только семитический клин народов геез нарушает эту связь и что сомалийский язык менее близко стоит к данакильскому, чем к галласскому. На этой основе мы, быть может, признаем галласов как народную группу, центр тяжести которой некогда лежал гораздо севернее, чем теперь, даже к северу, а, быть может, и к западу от Абиссинии, и история которого, рассматриваемая в целом, выказывает как главную черту непреодолимое распространение к югу, уже целые столетия происходившее при тех же обстоятельствах, как у вагумов, масаев и вакуафов. Возвраты к северу не исключаются в этом движении волн. Масаи, вероятно, только в последние десятилетия проникли за линию Пангани-Угого к северу и отбросили назад вакуафов, стремившихся к югу. Те и другие тем сильнее старались протесниться к югу.
Самое могущественное племя галласов — борани, или бевораны (беворана), имя которых знал уже Лобо. Его область простирается от нижнего Джуба до Абаи и Хаваша и в страну Конзо, а на западе ограничивается травянистой страной Серо или Серто («Запрещённая земля»), вероятно, безлюдной пограничной полосой, от негров шиллукского племени. Борании распадаются на чистый пастушеский народ йа́, на северо-западе, и йал (йаб?), который отчасти занимается земледелием. Бараретты (вардаи) также имеют притязание на кровное родство с бораниями.
Ближе всего к ним стоят арузы (арузи). Пинчард описывает галласов-арузи (аро́ози, арузиа) как могущественное племя, глава которых На-Риа-Кхару живет в резиденции, состоящей из двадцати прилегающих друг к другу деревень. На севере их область простирается до Хаваша, на западе — до озера Цувай. Их не следует смешивать с аро́озами Уекфильда, от которых они отделены Герирой и в то же время отделены Джубом от бораниев. Эти ароозы называются родоначальным племенем всех галласов. Торговля их направляется главным образом к Джубу. Рядом с арузами живёт племя иту-галласов, которое на северной границе всего галласского народа, на южном берегу Хаваша, соприкасается с афарами.
Сабы, или раганвины, — также довольно крупный народ, занимающий большое пространство между нижними течениями Вебби и Джуба. Его уже нельзя назвать чистыми галласами. Кинцельбах приписывает его происхождение отцам сомалиям и матерям рабыням, между тем как сомалии не считают его принадлежащим к ним. Двенадцать южных галласских племён Крапфа разделяются только различиями, которые, по Фишеру, идут не далее различий суагелиев от ламусов, малиндов или момбасов. Галласы-бараретты жили по обоим берегам Сабаки. К ним примыкает племя вассаниэ, весьма сходное с галласами, но в то же время подчинённое им. Оно живёт от правого берега Сабаки на границе вакамбов, до верхней Таны. На Тане оно занимается земледелием, но в остальной части области ведёт образ жизни галласов. [184] Далее, в этой южной области сходны с галласами живущие к северу от Ози, в стране вапокомов и за пределами Виту — вабоны, а ещё севернее — ватуи (ватуа); те и другие — кочевые охотники, живущие скудно, но по языку напоминающие более галласов, чем негров.
Другой, по внешнему виду цыганообразный, пастушеский народ, в стадах которого появляются уже лошади и верблюды, а в языке которого встречается множество сомалийских слов, — рандили (рандиле) в восточной части области Самбуру. В низинах, на северном конце озера Рудольфа, живут решиаты, земледельцы и пастухи, которые ежегодно, при разливах озера, переносят свои жилища на возвышенности; они более негроподобны и по виду, и по языку. Женщины их просверливают нижнюю губу и носят кожаные короткие юбки со множеством складок. К востоку от решиатов живут в горах аммары, в стране, богатой железом, из которой вывозится оружие и весьма употребительные здесь, как и в странах верхнего Нила, железные украшения. На северном конце озера Стефании живут марлехи, занимающиеся торговлей. Все эти народы и более мелкие, которых известны только имена, примыкают на востоке к бораниям, находясь с ними в лингвистическом родстве; в торговом отношении они, по-видимому, связаны с сомалиями.
Граница между галласами и сомалиями постоянно изменялась, насколько это нам известно. Галласы и сомалии относятся враждебно друг к другу, как масаи к вакуафам, и, соответственно этому, непрочны и их пограничные отношения. Ещё во времена Бреннера, Джуб мог считаться границей между сомалиями и галласами, но уже с 1870 г. эта граница отодвинулась до Таны. Ози, Тана и область вапокомов, которые Фишер в 1877 г. указывал как границу, причём к западу от места обитания вапокомов существует связь между южными галласами и галласами-борани, в сущности служат границей и до сих пор. В последние годы движение, по-видимому, направилось более к западу, к озеру Рудольфа.
В лингвистическом отношении тесно связанные с галласскими народами, в географическом и этнографическом, напротив, примыкающие к нильским неграм, и в особенности к шулиям, а к галласам относящиеся так же, как оседлые вакуафы к кочевым, ланги (ланго, или вакиди), вдающиеся с юго-востока, образуют лишь небольшие островки народов в качестве отпрысков великой семьи кочевых пастушеских народов Восточной Экваториальной Африки. На востоке они сами ведут кочевую жизнь; в Узоге они живут уже в крепких деревнях, почти образующих городки. Самое большое из их государств называется Умиро. Языки латтуков, иренгов, аккаров — все составляют диалекты группы ланго, которая, со своей стороны, принадлежит к галласским языкам. В представителях их, впрочем, такая большая примесь негрской крови, что они сами кажутся темнее шулиев, не говоря уже о ваньорах. Высокие, стройные (средняя величина тела, по указанию Эмина паши, 1,70—1,75 м), с удлинённым лицом, открытым взглядом, воинственные, ревниво отстаивающие свою независимость, они на своей западной границе свободно и отчасти враждебно относятся даже к сильным государствам вагумов. Они отличаются головным убором с широкими [185] крыльями и украшениями из каури, ценность которых сильно убывает с приближением к Нилу. Среди шулиев живут латтуки (латтука), замкнувшиеся в горах к востоку от Ладо́, богатые пастухи и земледельцы в больших многолюдных деревнях (в самой большой из них — Таранголе заключается 4000 хижин), вокруг которых расставлена стража на высоких местах. С ними сходны их соседи оббы (оббо). По преданию латтуков, прежнею областью обитания их был Джебель Кильямин, к северо-востоку от их нынешнего местопребывания. Лирии (лириа), некогда своими хищническими экспедициями славившиеся до Бехра и Кири, представляют собою вдвинувшуюся ветвь бариев, находящуюся в родственных отношениях с вакуафами.
Сомалии — ветвь галласских народов, наиболее затронутая чуждыми влияниями и смешанная с чуждыми элементами. По своему положению они должны были находиться в тесных сношениях с Аравией, особенно тесно примкнули к исламу и посвятили себя береговой торговле и мореплаванию по арабскому образцу. Бо́льшая часть их — резко выраженная прибрежная народная форма, но большинство сомалиев — пастухи, мало отличающиеся от галласского типа. В прежнее время они, вероятно, более уклонялись от него, чем в нынешнее, так как внутри страны, в особенности в обитаемой ныне галласами области Харар, они были самостоятельнее. Тогда в этой стране процветала более высокая культура: развалины городов говорят о более густом населении и более развитом земледелии, с искусственным орошением. Так как сомалии оттеснены галласами к востоку, то существуют вместе с тем и такие группы сомалиев, которые, подобно масаям, предпринимают организованные хищнические походы за скотом и слоновою костью в области галласов и масаев. Чекки собрал в Энарее сведения о южных странах, принадлежащих к тем странам, куда сомалии совершают свои походы, распространяющиеся до Лейкипии. В диалектическом отношении сомалии мало различаются между собой. Среди живущих на северном берегу можно назвать самых западных — эйсов (эйса); во внутренней части страны выступает племенная группа огаде́нов, на севере — хавийев, считающая себя лучшею и старейшею из сомалиев.
Афары, или дана́килы, распадаются, как и их южные соседи, на внутреннюю (пастушескую) группу и на береговых жителей. Кроме того, насчитывается ещё несколько главных племён и многочисленные патриархальные группы семейств. Среди береговых жителей, как и среди пастухов, существует высшее сословие, называющее себя «красными людьми», и подчинённое, или «белые люди». Там нет настоящего городского населения. Из торговых местечек берега, Эд состоит из сотни хижин, двух каменных мечетей и двух молитвенных домов. Отсюда шейх на пяти самбуках (открытых барках) ведёт торговлю с Йеменом.
Масаи как средоточие своего места обитания занимают пространство между Килиманджаро и Кенией; они составляют западный и северо-западный отдел этих пастушеских племён. Если считать вместе с Томсоном вакуафов лишь за один из кланов масаев, область распространения первых должна быть расширена на запад до Укереве. Так как лингвистические сходства позволяют признать лангов и латтуков верхнего Нила за переходную форму от масаев к бариям и динкам, то область народов, родственных масаям, простирается до прежних мест обитания шиллуков, границею которых некогда была страна, где ныне находится Хартум. К востоку граница масаев имеет изменчивый [186] характер вследствие оседлого, более плотного земледельческого и торгового населения, в зависимости от положения и характера береговой полосы. Вход в страну самостоятельных, хищнических масаев лежит на западном склоне Килиманджаро. Они часто прорываются через эти ворота, что доказывается, между прочим, фактом, указанным И. М. Гильдебрандтом в 1877 г.: он находил, что набеги ойгобов (масаев, или вакуафов) простирались до окрестностей Момбаса, где войска Занзибарского султана не решались выступать против них в открытом поле. Поэтому границу вообще можно провести от верхнего Пангани, вокруг северного подножия Килиманджаро до Кимангельи и по западному подножию Кении, в общем, на 85° 40′ в. д. Масаи давно уже распространялись более и более к югу. Ранее им принадлежала только полоса между правым берегом Пангани и Угого, и отсюда они вытеснили вакуафов к западу; из последних лишь некоторые племена перешли к земледелию и остались в прежней области, а кочевые по большей части были оттеснены в область между Самбуру, Баринго и Кенией; небольшая часть их кочевала к востоку от Укереве, а другую Фишер встретил у масаев на Найваше. Некоторые оказались в рассеянном виде в Кикуйю. Гёнель определяет как северную границу масаев линию, проведённую от устья Гуассо Наро́к к Гуассо Ниро, к юго-западу. Самые южные, передовые посты масаев представляют вагумбы (вагумба), которые пасут свои стада в Угого, переходя за караванную дорогу из Мпвапвы в Табору. Численность их незначительна, и воинственная организация слаба (немцам стоило небольшого труда выгнать их). Четырёхугольные хижины их из хвороста, с промежутками, заделанными коровьим навозом, также имеют жалкий вид. Даже у Таборы они пасут стада арабов. Нравы их, так же как и имя, по-видимому, указывают, что вагумы, кочующие далее к западу, не могут быть резко отделены от масаев, что оба понятия совпадают друг с другом. Уже Ливингстон собирал в Уджиджи от арабов и их рабов слова языка масаев, имея в виду в последние годы своей жизни проникнуть в ту область, которую Фишер и Томсон исследовали двенадцать лет спустя. На севере мы находим, однако, народы, родственные масаям в лингвистическом и отчасти бытовом отношении, также в пастушеских, но отчасти и земледельческих, плотнее скученных и менее воинственных бариях и динках. Мы рассмотрим их вместе с другими обитателями верхнего Нила в 9-й главе.
Ещё до того времени, когда европейские экспедиции прошли поперёк области масаев, убавив их военной славы, основанной скорее на дерзости, чем на смелости, а всего более на страхе, внушённом соседям, масаи вследствие повальной болезни скота значительно пошли назад, что случилось приблизительно лет около двадцати перед тем и поколебало основы их своеобразной жизни. Овцы, служившие прежде только пищею женщин, теперь требовались повсюду, так как они оказались не поддающимися моровой язве. Похищение рогатого скота, составлявшее главный мотив их экспедиций, потеряло свою заманчивость. «Вообще, всё идёт вниз у этого интересного народа» (фон Гёнель), который с замечательным упорством, в силу своей замкнутой организации, держался в стороне от чуждых, разлагающих влияний. Немного лет тому назад одежда из козьих шкур не была ещё вытеснена хлопчатобумажной тканью, и оригинальное военное вооружение не уступило ещё места огнестрельному оружию. Они, впрочем, мало развили в себе технического умения, предоставляли железные работы элькононам, а щиты и луки покупали у вандороббов и найберов, поэтому, по всей вероятности, они вскоре перестанут быть одним из самых своеобразных народов Африки. Повсюду, где представлялась возможность, они, подобно вагумам запада, стада которых были уничтожены той же моровой язвой незадолго до прибытия Эмина паши и Штульмана, поневоле обращались к земледелию. [187]
Вакуафы (мбаравуи), рассеянное, по большей части оседлое племя, родственное масаям, некогда жили тою же пастушескою жизнью, пока сила их не была сломлена в борьбе с масаями. Тогда некоторое число их отделов направилось к западу и северу, чтобы после потери своих стад посвятить себя там земледелию. В середине 70-х годов дело дошло до новой войны, в которой северные вакуафы, лейкопы, были разбиты масаями наголову. В настоящее время встречаются вакуафы, которые вообще сходны с масаями, но выказывают следы более бедственной и скудной жизни, а при известных обстоятельствах становятся такими же дерзкими и ещё более вероломными, на Килиманджаро, на Меру в верхнем Аруше, в б́ольших количествах на Баринго в Лейкипии, в области Гуассо Нгишу, под именем вакикуйев и бургенеджей. Это — северные родичи масаев, кочующие в области Самбуру, к востоку от озера Рудольфа, до 5° с. ш., и связанные известным образом с барава-сомалиями. От них они заимствовали грубую ткань из овечьей шерсти для своих плащеобразных накидок, а женщины их, так же как и у масаев, носят кожаные плащи.
Группа неимущих членов этого племени, под именем эльмоло, занимается рыбной ловлей в озере Рудольфа, и многочисленных женщин бургенеджей можно найти в добровольном рабстве у соседних племён. И суки, живущие между 0° 50′ и 1° 50′ с. ш. в области того же имени, и соседние нанди и камассии (камассия) принадлежат к группе масаев, и между ними также встречаются скотоводы и оседлые. Одежда их (из кожи) кажется более бедною; у них замечается просверливание нижней губы, в которой они носят медные пластинки длиною в 15 см, в краях ушей их торчит медная проволока, волосы их склеиваются глиной и носятся в виде естественной сетки из волос. Среди прочего оружия выдаётся ручное кольцо с лезвиями вроде ножей. Всё это напоминает нильские народы, кочующие и живущие к северо-западу отсюда. Наконец, к ним примыкают обитающие к западу от озера Рудольфа до 5° с. ш. турканасы (туркана́), или эльгумы, появившиеся в своих нынешних местах обитания с запада лет около шестидесяти тому назад. Это — резко выраженный негрский народ, у которого совпадение с негрскими племенами, проявляющееся уже у суков, сходных в физическом отношении с масаями, доходит до такой степени, что их хочется отнести вполне к бариям или, ещё более, к шулиям. Более сильное и широкое строение, более тёмный цвет, шерстистые волосы, торчащее украшение из железной проволоки на шее, привешенная к нижней губе медная пластинка, головные покрышки из сбитых войлоком человеческих волос, украшенных каури, кожаный браслет на верхней части руки, украшенный иногда коровьим хвостом, головная скамейка, которую они повсюду носят с собою, и отсутствие лука — всё это признаки негров с верхнего Нила. Но они отличаются от последних несовершенством своих жилищ, представляющих несколько сучьев, воткнутых в землю. В их стадах мы уже находим верблюдов в довольно большом числе. Совершенно сходны с ними живущие западнее карамойосы (карамойо́) и живущие к северу до́ньоры (до́ньоро), женщины которых вставляют в нижнюю губу большие куски бычьего рога, что придаёт им отталкивающий вид. Начиная от турканасов, стеклянные бусы становятся редкими и заменяются бусами из скорлупы страусовых яиц.
Наиболее западные ветви галласов в экваториальной области, которые мы называем общим именем вагумов (вагума), приобрели особое значение господством над богатыми странами и даровитыми негрскими народами в области озёр, служащих истоками Нила. Мы опять коснёмся их там, а здесь только взглянем на них в связи [188] с их ближайшими родичами. В их географическом положении, физическом строении, характере и образе жизни ясно замечается связь с галласами, которая, несмотря на недостающую до сих пор лингвистическую подкладку, бросалась в глаза всем наблюдателям, от Спика до Эмина паши и Баумана. Часто приходится слышать о противоположности этих рас, более светлокожих и более благородного строения, с одной стороны, и негров, над которыми они господствуют, с другой. «Мы почувствовали и увидали тотчас же, — говорил уже Спик, описывая своё первое вступление в хижину Руманики, заменявшую дворец, — что мы находились в присутствии людей в высшей степени несходных
с обыкновенными классами туземцев в соседних округах. У них были красивые овальные лица, большие глаза и высокие носы; казалось, в их жилах течёт лучшая кровь Абиссинии». Именно, население Карагве заключает в себе чисто негрские элементы, и его оживлённость и шумность резко отличались от сдержанности (Спик называет её флегматичностью) вагумов. Замечательно, что сами вагумы не придают главного значения своей светлой коже, узким лицам, прямым носам и пр., но с аристократической причудливостью считают расовым и сословным признаком лишь большие, далеко отстоящие уши. Повсюду замечаемое, отличительное для женщин более светлое окрашивание кожи является здесь, по-видимому, более, чем социальным признаком, так как тёмная масса населения стремится иметь жён со светлой окраской. Гарем Мтезы заключал самых красивых светлых вагумок, и Уильсон подтверждает, что начальники вагандов предпочтительно выбирали себе жён из числа вагумок. Всего более желательными считались женщины племён тору, нколе и руанда, проникших всего далее на запад, как самые светлые и стройные. У вагумов женщины занимают высшее положение, чем у негров, и бережно охраняются мужьями, что, конечно, должно было затруднять смешение. Масса вагандов и теперь ещё не была бы настоящим негрским племенем, с «тёмно-шоколадным цветом кожи и короткими шерстистыми волосами», если бы оба народа в качестве земледельцев и пастухов, покорённых и покорителей, презираемых и почитаемых, не стояли в резкой противоположности друг к другу, несмотря на отношения, связывающие их высшие классы. В этом изолированном положении они представляют типичное явление, которое везде легко отличить. Даже и тогда, когда Стэнли не мог обозначить с точностью своеобразный молочный сосуд Кавалли (см. рис. выше) как молочный сосуд вагумов, достаточно было присутствия кочевых пастухов со стадами рогатого скота и господствующим положением в стране, чтобы сходство этих пастухов в стране к западу от озера Альберта с вагумами на восточном берегу оказалось вне всякого сомнения. «Правда, они живут в стране ва́виров, но не в их деревнях, обменивают произведения своих стад на хлеб и овощи земледельцев, но отдают своих дочерей только прирождённому мгуме». То есть, мы видим здесь такое же отношение, как в [189] Уганде, Уньоро и пр., что видно также из жалобы начальника ва́виров на высокомерное обращение этих вагумов.
Собственные предания вагумов и зачатки истории Уганды и Уньоро, известные нам, через все баснословные видоизменения темы показывают, что предположение происхождения от светлокожих людей столь же постоянно в этих преданиях, как и происхождение с севера, северо-востока или востока. Это не исключает, конечно, странных уклонений в этих преданиях. В семье властителей Уньоро господствует убеждение, что их предки были наполовину белые, наполовину чёрные, и что Африка некогда принадлежала белым; они считают себя остатком этих белых. Поэтому они думали, когда первые европейцы, Спик и Грант, приближались к Уньоро, что это были белые, желавшие вновь завладеть страною; тому же верованию Бауман обязан триумфальным вступлением своим в Урунди. Замечательно также, что властители Уньоро называют себя «вавиту», то есть людьми из страны Виту, которую они предполагают на севере. Эмин паша слышал также в Уньоро следующий рассказ об истории этих стран: «Уньоро некогда составляла вместе с Угандой, Усогой, Удду и Карагве большую страну, в которой обитали вичвезии. Тогда с северо-востока пришли в большом числе светлокожие люди, людоеды (валиабанту). Когда они переправились через Нил, вичвезии бежали. В местности Матьюмэ, которое и теперь ещё можно найти к юго-востоку от Мруди, пришельцы собрались и разделились на две группы, из которых одна проникла в Уганду, а другая в Уньоро. Остаток вичвезиев был обращён в рабство. Пришельцы называли себя вавиту (люди из Виту), между тем как туземцы называли их также вагума (люди с севера), в Уганде — валинди, в Карагве — вагинда. Они были пастухи, и остались ими до сих пор, а вичвезии были, как тогда, так и теперь, земледельцами. Там, где пришельцы воздерживались от смешения, они и теперь ещё белые, а там, где они смешивались с вичвезиями, произошла светлокожая смешанная раса, теперь ещё по преимуществу встречающаяся в этих странах; чистые вичвезии, цвет которых совершенно чёрный, и в настояще время ходят по всей стране в качестве странствующих певцов и колдунов. Название вичвези в Уньоро до сих пор ещё имеет одинаковое значение с крепостным».
По аналогии исторических народных движений в соседних областях галласов и их родичей, мы можем предположить, что воинственные пастушеские народы восточноафриканского плоскогорья из своих мест обитания совершали походы с целью грабежа и похищения невольников, общеупотребительные у всех воинственных африканцев, к западу, югу и северу, и что при этом более молодые и предприимчивые члены семейств властителей отделялись от родного племени и основывали собственные царства. Мы можем допустить, вместе со Спиком, что сперва галласы возникли непосредственно к югу от абиссинцев, а затем сомалии, причём самая южная ветвь распространилась до Джуба, но отступила при нападении на Момбас внутрь страны, перешла там через Нил и спустилась в богатые пастбища Большой Ньянцы. Там были покорены земледельческие туземцы и было основано большое царство Киттара, которое распалось вскоре на нынешние царства вагумов. Быть может, в последние десятилетия произошло новое распространение их к западу и к югу. Во всяком случае, мы имеем свидетельства о проникновении из Уньоро и распространении языка киньоро до Узинии и Руанды. То же самое говорят и предания. Одно из царств, происшедших от Уньоро, по-видимому, простиралось от Усуи до Руанды ещё на памяти ныне живущих людей. Вагумы в странах к западу от озера Альберта походят во всех частностях на уньорских вагумов. [190] Тамошние вагумы, как говорят, вышли со своими стадами ещё несколько поколений тому назад из страны Уньоро. Они сами и их стада подвергались постоянным изменениям благодаря войне и грабежу. На пространстве 50 кв. миль Эмин паша исчисляет количество рогатого скота в четыре тысячи. Начальник Кавалли, например, в то время, когда у него находился Стэнли, имел только 80 штук скота. Показание начальников вагумов, будто их подданные земледельцы и их соседи, негрский народ вавиры, лишь после них и с их разрешения переселились сюда, не заслуживает внимания. То, что большие передвижения продолжаются и до сих пор, мы можем заключить из замечания Стэнли относительно равнины между Русесе и Катвэ, у южного подножия Рувенсори: безмолвие этой равнины есть последствие выселения племени в большом размере. Слух о существовании белых людей в горах Гамбаррагары в своей основе имеет, без сомнения, этих светло-бурых пастухов. Распространение вагумов к югу ещё не вполне установлено, так как сходство их в отношении образа жизни с масаями затрудняет более точные определения. Узиндья, самое южное из царств, основанных вагумами, достигающее почти 3° южной широты, ещё вовсе не составляет южную границу этого народа. Ватузии в Уге на Танганьике, которые пасут свои стада в Уньямвези и в качестве пастухов служат арабам Таборы, несомненно, вагумы. Если их народное имя подверглось изменению, то они всё-таки, как в Карагве, называют своих властителей вагиндами. Точно так же вапоки из Фипы, на озере Риква, причисляются к вагумам. Население на юге там вполне походит на ваньямвезиев, а на гористом севере оно сильнее и деятельнее. Оно управляется двумя вагумскими начальниками, и кочевые скотоводы того же племени передвигаются по всей стране. Но мелкие начальники их — потомки тех, кто царствовали здесь до вторжения вагумов. В Уньоро Спик узнал впервые от вагумов о существовании на востоке этой страны племени, которое питается только мясом и молоком. Это указывает на лангов или соседние с ними народы.
Характерную часть одежды вагумов составляет чёрная дублёная кожа рогатого скота; кроме того, они носят многочисленные кольца на голени, браслеты из жёлтой или красной меди и несколько амулетов. Женщины даже на западе носили плащи, составленные из ромбических кусочков шкуры, и, кроме того, кусок материи из коры на голове; более полное одеяние вагандов и ближайших к ним племён (см. т. I, стр. 93), по всей вероятности, должно быть приписано их влиянию. Даже и пастухи вооружены копьями во время пастьбы скота. Вагумы во многом следуют местным обычаям. Так, в Уньоро они выбивают нижние резцы и не делают этого в Уганде и Карагве. В Уньоро они употребляют на войне только копьё, а в Карагве отличаются искусством стрельбы из лука, достигающего размеров до 2 метров; в Уньоро встречаются луки формы верхнего Нила. На сваях, служивших подпорками хижины брата короля, Спик видел целую коллекцию висевших там луков в величину человеческого роста и среди них — пучки копий с наконечниками из железа или руды (меди?), наподобие ассагаев.
Произведения земледелия и промышленности по большей части вымениваются у оседлых соседей. Впрочем, и утварь самих вагумов (см. рис., стр. 188) выказывает известное искусство в резьбе по дереву. Обработка металлов у них, по-видимому, не в употреблении и ни к чему не применяется, за исключением их превосходных больших железных наконечников копий, снабжённых желобком для стока крови. На западе оригинальные серпообразные ножи они заимствовали от негров. Одностороннее, почти страстное отношение к скотоводству (порода их рогатого скота [191] есть порода санга, см. рис., стр. 175) по сущности и форме таково же, как у галласов. В Уганде и Уньоро оно также тесно сплетается с высшими интересами государства. Руманика обладал знаменитым стадом рогатого скота, исчислявшимся тысячами голов, на реке Китангуле, молоко которого служило главной пищей. Спик рисует оригинальную семейную картину из жизни знатных лиц в Карагве при своём посещении одного из старших братьев Руманики, как тот в качестве заботливого отца с прутом в руках наблюдал за тем, чтобы его шестнадцатилетняя дочь (с приятными чертами лица, но с телом круглым, как шар) достаточно напилась молока. Во многих отношениях вагумы там, где они находятся в меньшинстве, как здесь в негрских странах, примыкают к местным обычаям, но менее всего нечистотою жилищ, связанною с их положением пастухов. Опрятность и порядок соблюдаются в Уганде прежде всего. Описание Эмина жилища вагума: «Высокая ограда из терновника окружает множество полукруглых хижин для людей и скота; кругом всё грязно, но внутренность хижин содержится в большой чистоте», — вполне напоминает хижины альпийских пастухов. Даже хижины начальников напоминают там другие хижины и отличаются только величиною и несколько большим количеством содержащегося в них оружия. Для временных стоянок служит кожа, натянутая на деревянные колья. Как пастухи они, естественно, отличаются всего более способом питания. Молоко составляет главную пищу, а коровье масло употребляется для натирания тела. Потребление пива и здесь, как и в других местах внутри материка, так значительно, что во многих странах пьянство составляет общее и частое явление. Король пользуется более крепким пивом, чем его подданные, и угощает им своих гостей. В то же время предписание, в силу которого кабрега в Уньоро должен есть только мясо тёмно-бурых телят с белой звёздочкой на лбу, показывает, что он всё-таки остаётся пастушеским царём.
Примечания
- ↑ Название галласов обозначает, по Крапфу, переселенцев, а в устах арабов — вообще неверных, варваров. Они сами называют себя орма, или оромо́ (Крапф), что значит — люди, мужчины, дети человека. Изенберг во время своего продолжительного пребывания в Цейле и окрестностях её не мог узнать смысла слова сомалии; новейшие путешественники пытались с сомнительным успехом придать этому слову значение Сом-али, то есть потомки или страна Али. И. М. Гильденбрандт выводит слово масаи от masa (обладание). Ойгоб, или орлойгоб, название, каким они и вакуафии обозначают себя, значит то же, что сильный властитель. Наконец, вакуафи выводится от слова kafi на языке кисуагели, что значит — лодочное весло, так как их копья с широким клинком имеют форму вёсел.