29. Американская семья и общество
| «Древнеамериканское общество основывалось больше на родстве, чем на политической связи». |
| Люьис Г. Морган. |
Семья не развилась в Америке в какие-либо своеобразные формы. Те же промежуточные ступени между сожительством полов и патриархальной семьёй, те же остатки состояния материнского права, какие сохранились в Старом Свете и в Австралии, обнаруживаются и в Америке, что может служить убедительным доказательством тесного сродства всего человечества.
Брак у индейцев есть внутреннее дело рода. Полигамия допускается почти повсюду, но малочисленность женщин и трудность прокормления их превращают это установление в привилегию состоятельных лиц и начальников. Марциус полагает, что полигамия преобладает [590] у более сильных южных американцев, как, например, у ботокудов или у племён, живущих в более тёплом климате. Однако винтуны Калифорнии показывают, что увеличивающаяся в скудных условиях тяжесть работы даёт женщине и бо́льшие права, так как тогда по необходимости является моногамия. Поэтому винтуны ищут не столько красивых, сколько сильных и способных к работе женщин. У моногамических ирокезов ограничивающее влияние должна была иметь родовая система. У северо-западного американца редко бывает более двух жён.
Покупка жён почти повсюду заменила более грубые формы заключения брака; высокие цены часто являются затруднением для женитьбы, а у абипонов молодые люди обыкновенно не могут жениться раньше 25, а девушки выйти замуж раньше 19—20 лет. Брачные обряды часто весьма просты, но всё-таки считаются связывающими жениха и невесту, в особенности безмолвный обмен подарков. Похищение женщин в смягчённой форме, когда жених не спрашивает согласия невесты, а по уплате покупной цены прямо уводит её, по-видимому, уже редко встречается. Напротив, формы сопротивления и упорства невесты, которую у абипонов под конец приходится приносить жениху в мешке, местами сохранились и до сих пор. Соглашение между брачующимися существует в большинстве случаев; по свидетельству Мустера, браки тегуэльчей почти всегда основаны на нём. Свадебное торжество чаще всего бывает простой попойкой. У северо-западных американцев оно совпадает с вручением подарков или покупной суммы и сопровождается продолжительными церемониальными речами. Невеста, в свою очередь, делает символический подарок в виде маисовых или банановых плодов; у оджибвеев она за это вновь получает кусок мяса. У абипонов невеста несла в торжественной процессии домашнюю утварь и ткацкий станок в своё новое жилище под одеждой, которую держали над нею её подруги. У племён Ориноко невеста перед заключением брака постится. На Мильбанкском заливе подарки невесте складываются на помосте, поставленном на лодках; богатые устраивают при этом большие празднества. У макахов наречение лодки, так же как и свадебная церемония, заканчивается охотой на кита и метанием гарпунов в ограду нового дома. На границе Канады брачующиеся брали за концы палку в метр длиною и оставались, таким образом, разделёнными на это протяжение; старейший из присутствующих говорил при этом речь и разламывал палку на столько кусков, сколько было свидетелей. Для доказательства способности прокормить семью установлены многие обычаи. Так, у мускочисов желающий вступить в брак должен был построить дом, выжать хлеб, убить дичь на охоте, и женщина только тогда признавала своё обязательство, когда всё это было вручено ей. И у охотничьих народов Северной Америки охотник посылал лучшую добычу девушке, которая, если он ей нравился, отсылала ему часть её сваренною, вместе с мелкими подарками; знаменитому воину, напротив, женщины сами предлагали себя в замужество, символом чего у осагов служило предложение ему маисового колоса. Иногда бывает нужным и вмешательство посредника. У тлинкитов он сперва ведёт переговоры с родителями о покупной цене, затем жених в присутствии родственников приносит подарки и тогда получает невесту. Посредниками служат по преимуществу старые тётки, а у оджибвеев матери жениха и невесты. Цена невесты возрастает вместе с её общественным положением. Приобретение невесты с помощью состязания в бросании деревянных обрубков Марциус описывает у чавантесов Бразилии. Браки заключаются и ради политических целей. Не только у перуанских инков, по свидетельству Гарсиласо, существовал обычай, в силу которого правители отдавали своих родственниц за [591] заслуженных людей, но и в других местах могущественным начальникам соседнего племени не отказывают без веских причин в дочери или даже в нескольких.
Препятствия и облегчения повсюду являются там, где сохранилась семья, основанная на материнском праве, и где ещё держится тотемизм. Здесь род, откуда должна быть избрана жена, определён неоспоримо, и так как он редко бывает многочисленным, то и выбор является ограниченным. С другой стороны, здесь возможны браки, которые для семьи, основанной на отцовском праве, должны считаться немыслимыми: так как дети мужчину, покровительствующего им, видели только в брате матери, то отец мог жениться на родной дочери. Впрочем, этот обычай в Северной Америке почти везде уже исчез. Прочнее оказалось там ужичество (левират). Другая группа родственных браков исходит из эндогамии. У мелких племён, в которых мужчины должны жениться в кругу своего рода, брак между братьями и сёстрами как нельзя более обыкновенен. Его нельзя считать здесь остатком гетеризма, но следует допустить, что он возник вновь под давлением обстоятельств. Марциус высказывает, что нравы бывают тем более чистыми, чем члены племени многочисленнее. Он называет распущенными нравы корунасов и найнумасов, находившихся в его время в периоде угасания. Третьим источником родственных браков является, наконец, обычай предоставлять мать и дочерей военнопленной семьи одному мужчине, что практиковалось и в мирные времена, как, например, у наймасов Гвианы. О караибах Антильских островов мы знаем, что мужчина там мог жениться одновременно на матери и дочери или на двух сёстрах. Отдельно встречающиеся ограничения сношений между тещею и зятем, быть может, сводятся к наивным попыткам устранить такое ненормальное состояние.
Система тотема сохраняется во всей своей силе только у некоторых племенных групп, но обычай брать жену всегда из чужого племени ещё проявляется местами. Так, кенайцы, атнахи и колоши делятся на различные экзогамические роды. Тотемизм достигал особенно высокого развития у древних ирокезов. Каждый народ был разделён у них на восемь родов, которые различались символами (тотем у алгонкинов) волка, медведя, бобра, черепахи, козули, кулика, коршуна и сокола. Одноимённые роды считали себя братьями, связанными кровным родством, и на этом основывалась крепость народного союза. В прежнее время четыре первые рода могли жениться только в пределах четырёх последних, и наоборот; позднее муж и жена должны были, по крайней мере, принадлежать к различным родам. Дети причислялись к роду матери, и вся собственность, все достоинства и права наследовались только по женской линии. То, что в Южной Америке называют сословиями или классами, основывающимися на обменном браке или экзогамии, было тем же самым: у индейцев Гвианы жених вступал в племя невесты. Неравенство возраста супругов встречается часто: молодые люди женятся на пожилых женщинах, а старики на молодых девушках. Наступление старости жены служит для более молодого мужа поводом к новому браку, то есть к полигамии. Рассказы о непрочности супружеского союза, по-видимому, при ближайшем рассмотрении не подтверждаются. Когда бразильские мужья предлагали чужеземцам своих жён, то это были только военнопленные рабыни. Карайясы содержат на общественный счёт некоторых мужчин, которые вступают во временные браки со вдовами, чтобы эти последние не нарушали общего спокойствия. У многих индейских племён наказание за нарушение супружеской верности в прежние времена было весьма суровым.
Число детей обыкновенно бывает невелико, что в [592] моногамических браках зависит уже от продолжительного кормления в течение трёх—четырёх лет, но и в полигамических женщины во время беременности и родов боятся отчуждения мужчины, вследствие чего прибегают к самым различным средствам для изгнания плода. По свидетельству Азары, женщины гуанасов на Парагвае производят детей только с тридцатилетнего возраста. Оставление без помощи и умерщвление новорождённых также встречаются нередко. Умерщвление ребёнка покинутой женой винтуны Калифорнии, считающие ребёнка без отца «собственностью дьявола», находят вполне уместным. Трудные роды у жён конных народов указывает уже Добридгофер. Обычай, в силу которого мужчина после родов жены представляется больным, так называемая «кувада», чрезвычайно распространена в Америке и здесь впервые была ближе изучена. Как только женщина встаёт после родов, мужчина притворяется больным. Он должен лежать иногда целый месяц и питаться только кассавой или маленькими рыбками, пойманными с помощью растения нику; каждое нарушение этого правила наказывается смертью или
порочностью новорождённого. Даже белые некоторых «цивилизованных» местностей на Амазонской реке верят, что ребёнок не может быть здоров, если отец не пролежит несколько дней без всякого дела в гамаке. Женщина с первого времени беременности получает особое помещение, а если возможно, даже целую хижину. Ни один мужчина не должен приближаться к ней или касаться её кушанья. Так делается у винтунов, на берегу Москитов, в Северо-Западной Америке, у тиннехов и у других. После разрешения родильницу часто отводят в паровую баню. У тлинкитов женщина в ожидании родов даже и зимою живёт в снеговой хижине позади дома: это является не грубым удалением её, а благодеянием в сравнении с пребыванием в шумных и дымных семейных хижинах. Ребёнка уже через несколько дней после рождения купают ежедневно в холодной воде, что имеет значение и физического, и духовного очищения. Колыбель, которою ребёнок перестал пользоваться, у квакиулов тщательно заделывается в расщелине скалы, и никто уже не прикасается к ней.
Нельзя сказать с точностью, даётся ли новорождённому имя при обряде посвящения после его рождения или только при наступлении возмужалости. Именами часто бывают названия животных и растений. У караибов при вступлении в брак и жених, и невеста меняют имена; то же мы находим и у бразильцев. Имя часто нарекается знахарем. У тиннехов мать и отец называют себя именем старшего сына.
Обращение с детьми со стороны родителей весьма дружелюбное, хотя они и редко ласкают их; впрочем, они редко подвергают их и телесному наказанию. Маленьких детей по большей части [593] привязывают к доске или к колыбели (см. рис., стр. 592 и 594); колыбель часто бывает красиво разукрашена и обвешена игрушками и амулетами, и мать носит её с собой, куда бы ни шла и чем бы ни занималась. У натчезов, по свидетельству Адейра, мальчиков клали на шкуру пантеры, а девочек на шкуру телёнка буйвола, чтобы к ним мог перейти характер этих животных. Указания на продажу детей отмечаются лишь в единичных случаях.
Мальчики и девочки торжественно вступают в возраст возмужалости. Перед тем девушек держат долгое время в маленькой хижине, что у тлинкитов прежде продолжалось по целому году. Там они получают сперва только воду и должны больше всего избегать видеть огонь и солнце, иначе они подвергаются вечному позору. У макушиев девушка со своим гамаком изгоняется на наружный конец кровли хижины, откуда она может сходить только ночью; в то же время она должна воздерживаться от пищи. Через некоторое время девушка переселяется за маленькую перегородку в самом тёмном углу хижины. Утром она должна варить свою единственную пищу, маниоковую кашу, в своём горшке на особом огне. Только тогда, когда пиаи (колдун) освободит её, она может оставить хижину и выкупаться. По возвращении домой, ночью, лёжа на скамье или на камне, она получает от матери удары тонкими прутьями до крови и должна при этом не испустить ни одного крика. У караибов девушке обжигают волосы и, положив её на камень, пиаи клыками агути проводит ей два глубоких надреза вдоль спины и от одного плеча до другого и натирает их испанским перцем, причём она не должна издать ни одного стона. Затем её кладут со связанными руками в гамак и навешивают на неё амулет из зубов. После трёхдневного поста, её опять кладут на каменную плиту, так, чтобы ноги её не касались земли, и уже с развязанными руками вновь переносят в гамак, где она целый месяц должна питаться сырыми кореньями, хлебом из кассавы и водой. Только после нового повторения этих суровых испытаний девушка принимается в среду женщин. Во многих деревнях существуют священные хижины, где женщины проводят время отдельно в течение периода менструации. У чинуков девушки по наступлении возмужалости ежедневно должны купаться, натирать тело коноплёй и не должны есть ни рыбы, ни ягод. Если они выходят при южном ветре из хижины, то появляется громовая птица и приводит за собой грозу. И в Южной Америке верят, что у такой девушки может сделаться зоб и опухоли, а на женщин, если они в это время пойдут в лес, нападают змеи. У хурисов и туписов девушки до замужества носят хлопчатобумажные нити на руках и на пояснице.
И мальчики перенесением страданий и лишений должны оказаться достойными быть принятыми в число мужчин. У некоторых племён Ориноко им наносятся раны на груди и на руках клыками дикой свиньи или остриём клюва тукана. У макушиев и вапишианов пиаи берёт четырёхугольную сеть из стеблей Calathea, около одной трети метра в поперечнике, втискивает в узкие петли её от 60 до 80 больно кусающихся муравьёв и накладывает эту сеть на обнажённое тело юношей и девушек так, что они подвергаются укусу насекомых. Апалаи и рукуйены пользуются ею и во время приёма чужеземцев: Крево должен был уступить настоянию туземцев и наложить на них эту сеть с муравьями. Кто счастливо выдержал «мараке» (см. стр. 495), в которое иногда вкладываются осы, должен попасть три раза в поставленный за его спиною кружок маленькими шариками из кассавы, перебрасывая их через плечо. Тот же обычай встречается у гварауносов дельты Ориноко. У гуалакиса-хиваров устраивается большое празднество по поводу посвящения трёх- или четырёхлетнего ребёнка в искусство курения: собирается вся семья, глава [594] её восхваляет добродетели и подвиги предков ребенка и выражает надежду, что он будет следовать им; затем ребенку дается зажженная трубка. Трубка обходит весь круг присутствующих, и затем происходит угощение чичей.
Обычай, в силу которого девушки одеты меньше женщин и часто до периода возмужалости ходят без всяких покровов, распространен и в Америке.
Относительно половой нравственности существуют различные воззрения. У мундрукусов холостые молодые люди живут в особых хижинах, а у чавантесов принимаются строгие меры к охранению девушек. Большинство бразильских племён, впрочем, придает мало значения чистоте девушки, как это было и у древних перуанцев. В Северной Америке у гуронов существовала полная распущенность девушек.
Положение женщин не везде можно назвать приниженным. В нормальных условиях прежде всего строго устанавливается разделение труда: если кто-либо требует от мужчины, чтобы он сделал нечто, лежащее на обязанности женщины, или наоборот, то просьба остаётся не исполненной и даже непонятой. У рукуйенов мужчины занимаются не только охотой и рыбной ловлей, предоставляя все домашние и полевые работы женщинам, а на них главным образом лежит возделывание маниока и бананов. Женщины относят плоды, снятые мужчинами, в деревню или принимают охотничью добычу на опушке леса. Они помогают иногда и при гребле, но не при постройке хижин. У гайдахов и других племён северо-запада разделение труда нельзя назвать невыгодным для слабого пола, как это часто бывает внутри материка. Причиною этого является право наследования по матери. Женщина должна заботиться об одежде и приготовлении пищи, но у богатых и воинственных племён эта работа возлагается на рабов. У полуцивилизованных или разложившихся племён мужчины вообще ленивее, чем женщины. И о варварских макушиях говорят, что у них вся полевая работа, от посадки растений до жатвы, приготовление хлеба и напитков, таскание воды и топлива [595] достаётся на долю женщин, не говоря уже об уходе и присмотре за детьми и прядении хлопка для гамаков. Женщины всегда едят отдельно и с благодарностью принимают всё, что оставят им мужчины. Всего тяжелее работа женщин бродячих индейцев.
У североамериканцев работа вообще разделялась так, что война, охота, изготовление жилищ, судов, оружия и утвари составляли обязанность мужчины, а всё остальное — женщины. Мальчики и старики отчасти помогали женщинам в их работах, обработке поля, собирании диких плодов и кореньев, выделке кож и глиняной посуды. У ирокезов всякая полевая или домашняя работа считалась позорной для мужчины. За беспомощных вдов работали, как сообщает Адейр о катаубах, молодые люди. Но у чоктасов, мускочисов и на Огайо мужчины помогали в полевых работах; у натчезов только воины обрабатывали то поле, урожай которого предназначался для празднования жатвы. Надо заметить, что охота вовсе не была удовольствием, поэтому только индианофилы могут выставлять мужчину обременённым меньшей работой. Вообще можно сказать, что, чем народ опускается ниже, тем более тяжести ложится на плечи женщины.
Если при таком разделении труда женщина, которой в воинственных условиях легче охранять саму себя и своё техническое искусство, оказывает большое влияние на культурное развитие (Фон ден Штейнен), то, несомненно, что главная причина иногда действительно выдающегося положения женщины заключается в матриархальной родовой системе. Преобладание её выражалось всего яснее, когда кто-либо чуждый роду желал взять из него жену. Он должен был вступить в союз, иногда долгое время работать на него, не приобретая себе никакой собственности, и часто возвращал себе самостоятельность лишь после рождения первого ребёнка. У ирокезов и других племён с родовым управлением, сахем, или начальник мирного времени, назначался матронами, а у ваяндотов, по Поуэллю, существовало управление из четырёх женщин, которые выбирали начальника из своих сыновей или братьев. Смещение их также было делом женщин или родового собрания, в котором женщины имели право голоса. На обязанности устроительниц празднеств, «хранительниц веры» (Морган), лежал надзор за нравственностью и отправлением религиозных обрядов рода. И в советах по поводу внешних и военных дел женщины говорили сами или выставляли за себя особого оратора; в настоятельных случаях они, независимо от мужчин, собирали совет и посылали вестников с вампумами. Некоторые ограничения, налагавшиеся на них в прежнее время, теперь уже исчезли: там, где женщина может видеть безнаказанно метательные дощечки, как у бакаириев, от неё не скрывают уже и танец в масках.
Понятия о собственности у туземцев Америки выработаны более, чем обыкновенно предполагают. Владению вообще придаётся большое значение, и мерила ценности, способствующие образованию капитала, распространены повсюду. История колонизации Америки показывает, что туземцы, хотя и занимались земледелием лишь мимоходом, умели ценить хорошую землю. Богатство и здесь даёт влияние: гайдахи деньгами покупают расположение своих знахарей. Деньгами можно откупиться и от наказания. Хотя земля племени составляла общую собственность, которая отдельным лицам предоставлялась только на известное время, но нам известно, что каждый чувствует себя собственником наравне с другими, и чужеземцы строго устраняются от права владения. Способ, каким гайдахи поделили между собою архипелаг Шарлотты и при развитии законов наследственности и передачи имущества раздали семьям в виде собственности, создал большие затруднения для проникавших туда европейцев. [596]
Бо́льшая часть индейских племён стоит уже на ступени общинного пользования землёй; вся земля настолько считается общей собственностью, насколько каждый может засаживать и засевать её. Для целей охоты племя делило землю по семьям, и каждый охотник разбивал свою хижину в середине своего участка. Обработанная полевая земля составляла по большей части одно целое: «деревенское поле» ирокезов охватывало иногда несколько сот акров. Полевая работа доставляла известное право на землю, принадлежавшее группе семейств, одной семье или одному лицу, причём первоначальное право племени никогда вполне не устранялось. Там, где женщина почти одна создавала земельное владение путём земледелия, она занимала по отношению к нему выдающееся положение. В переговорах североамериканских племён с правительствами колоний многие документы, которыми уступалась земля, носили женские подписи, что также можно объяснить материнским наследственным правом. Право владения зависело от постоянного пользования собственностью, которую можно было продать и передать по наследству. Тот из никарагуанцев, кто оставлял своё земельное владение, мог, по свидетельству Гомары, отказаться от него лишь в пользу ближайших членов своей семьи. Отдельные жилища составляют частную собственность, а в общих хижинах подпорки у стены указывают границы отдельных очагов. Значение чинамита гватемалтеков и кальпулли ацтеков выясняется уже из их названия, означающего загораживание (соответственного яйи кичесов), тесную связь с почвою. Семья связывалась не только кровным родством, но и общим владением, «Milpa communal», в том виде, в каком оно сохранилось в испанской Америке. При такой системе население никогда не могло достигнуть значительной плотности; там, где оно поддаётся исчислению, как, например, в штате Нью-Йорк, оно ещё не превышало 1/200 нынешнего населения. Знаменитые племена насчитывали в себе сотни по две воинов.
Нередко встречаем мы следы заботы о бедных, что исходит скорее из опасения общей нужды, чем из сострадания. С этою целью у некоторых племён были запасные амбары, а у черокисов «житница начальника»; к добровольно собранному запасу на случай нужды имел доступ каждый, запасы которого истощились, который принимал у себя людей из другого племени, отправлялся в поход или хотел поддержать нуждающиеся соседние племена. У ирокезов были общественные запасы маиса, сушёного мяса и вампумов. Всего чаще сохранялся избыток зернового хлеба; гуроны хранили его под крышами, тензы — в плетёных корзинах или исполинских тыквах.
И у американцев общество основано на системе тотемов, родов, различающихся между собою символами животных и растений. Нам будет достаточно одного примера. Два знатнейшие рода тлинкитов — роды волка и ворона; к ним примыкают роды медведя, кита, лосося и лягушки. Мужчина из рода ворона может жениться только на девушке из рода волка; дети принадлежат к роду матери и наследуют дяде и с материнской стороны. Таким образом, семейное имущество сохраняется всегда в одном и том же роде. Поэтому племянник должен жениться на вдове своего дяди, хотя бы уже и был женат. Местами, впрочем, материнское право уже нарушается, и всего чаще наследованием приобретённого мужчиною. У оджибвеев существует резко выраженное право наследования по отцу. Новорождённый ребёнок может быть передан для воспитания и сестре отца, когда считается нужным усилить племя этого последнего. Патрономические окончания означают сына или деда; так, у гоахиросов озера Маракаибо встречаются названия дед царя коршунов, сын ягуара и пр. Обозначения тотемов вполне заменяют наши фамильные имена, но, кроме того, у каждого есть другое имя [597] или даже несколько имён, а у мужчин военные звания и т. д. Раздроблением двух первых родов образуются вторичные роды, которые с течением времени путём экзогамии могут сделаться корнем новой группы. По Гатчету, тотемические роды криков или мускокисов, сперва в Элебеме и Георгии, а теперь в Индейской территории, равняются 20, а тинне, по Петито, — даже 28. Во Флориде деление на тотемы также было глубоко проведено, даже ещё более, чем в северной части Северной Америки, но рядом с ним существовала кастовая система, основанная на строго эндогамических принципах. Там, где она не выражена с полною ясностью, о существовании её можно заключить из деления племен на 2, 4 и 8 частей (два рода всегда связывались между собою попарно) или из преданий. До настоящего времени в одежде обитателей некоторых деревень в Гватемале можно заметить мелкие различия, в которых Штоль видит остатки обозначения тотемов.
Рабство было в употреблении у всех индейцев, но только богатые и, быть может, только знатные, владели рабами. Эти последние были по большей части военнопленные, но у чинуков случалось, что мужчины проигрывали свою свободу. Рабы носили обрезанные волосы, не должны были сплющивать головы своих детей, назначались для человеческих жертвоприношений и после смерти выбрасывались в море или в лес. Грубое обращение с ними было обычным, но работа их не была отяготительной, и в известных обстоятельствах они могли получить свободу. Рабыни отдавались в наём белым для проституции. В 1878 году цена раба у гайдахов равнялась 200 одеялам (Даусон). У настоящих охотничьих народов Северо-Восточной Америки рабы попадались редко; даже ирокезы не порабощали соседних врагов, а покупали людей из племени паунисов, принадлежавших к западным народам. Военнопленных принимали в среду племени, женили и считали своими, хотя и неполноправными. В силу права наследования по матери, они занимали положение низшее, чем их дети, так как не принадлежали ни к какому роду. Мужчины в женском платье, по-видимому, встречаются во всех племенах Северной Америки. По словам Маркетта, у иллинойсов и надовессиев они должны были ходить на войну только с палицами. У манданов и мёнитарриев они исполняли все домашние работы женщин. Они не должны были участвовать в песнях, которые пелись во время игр и плясок в честь калиомэ. На совете голоса их выслушивались, как и голоса остальных; у северо-западных американцев они стоят близко к жрецам. У гуайкурусов Бразилии, напротив, они назывались «кудинасами», скопцами, и не пользовались уважением.
Движение рабства направлялось от более слабых племён к более сильным. Целые роды и племена находились друг к другу в отношениях господ к подчинённым. Так, по Добрицгоферу, некогда жившие в Парагвае чанасы признавались большим и трудолюбивым народом мбаясов своими властителями. Из трёх племён полуостровов Маракаибо гоахиросы берут к себе в услужение членов племени косинов. Мы находим культурный симбиоз между искусными в техническом отношении и подвинувшимися в земледелии аруаками и сильными, но грубыми и необразованными караибами. Это явление служит основою значительной части этнографии Южной Америки. Без сомнения, и на севере существовали народы с более развитым земледелием, которые не занимались военным делом. Там, где война наполняла всю жизнь с короткими перерывами, должен был во многих отношениях происходить регресс. Предание ирокезов, будто они до прибытия в нынешний штат Нью-Йорк обрабатывали почву близ Монреаля и со своей жатвы давали дань алгонкинам, участвуя за это в их охотничьей добыче, вполне достойно внимания. Быть может, делавары, когда Пенн [598] заключал с ними договор в 1682 г., находились в таком же отношении к ирокезам: они не могли самостоятельно ни вести войны, ни распорядиться своей землёю.
Знатоки жизни индейцев утверждают, что труднее всего понять правление индейского племени. Правда, запутанная смесь деспотизма, олигархии, демократии и гинекократии на этой ступени свойственна всему человечеству, но нечто своеобразное заключается в отношении к военному делу и в сильном выражении системы тотема. Во многих случаях должность начальника наследственна; в северной части Южной Америки наследник его уже в детском возрасте пользуется почестями начальника. Это достоинство достигается также женитьбой на дочери начальника. Но в настоящее время должность эта по большей части сохраняет только стремление к наследственности. История указывает достаточно случаев, когда начальник достигал этого положения только благодаря своим способностям. Как рассказывают об арауканцах, они выбирали военачальником того, кто мог всего дальше пронести на плече длинное бревно.
Здесь нередко бывают и революции, в особенности с тех пор, как под влиянием белых разрушилось прежнее единство. Второстепенные начальники мелких групп при увеличении числа своих приверженцев вступают в состязание за преобладание в племени. Начальник и его помощник, оба подвергаются возможности измены, но каждый становится неприкосновенным с той минуты, когда он вступает в круг хижин другой племенной группы с намерением присоединиться к ней. Несправедливый приказ начальника ведёт даже к массовым выселениям из среды племени. Если «привычка к властвованию» часто допускает для начальников короткую расправу с оппозицией, то, наоборот, начальник команчей Сантана не пережил того, когда он после слишком поспешного заключения мира в Вашингтоне был смещён и покинут всеми.
Чем племя воинственнее, тем авторитет начальника выше. Принц Видский справедливо отвергает применение заимствованного, по-видимому, из высшего государственного порядка выражения «кацик» для индейского начальника; это караибское слово уже Гомара применяет к вест-индским «королям», власть которых едва ли превышала власть ботокудского начальника. С другой стороны, хозяйственные способности часто бывают важнее для процветания индейского племени, чем военная доблесть. Таким путём могли создаваться такие сооружения, как курганы, поэтому, так как там никогда не существовало настоящей деспотической власти, мы можем признать обитателей этой области за непосредственных потомков строителей курганов. Просторная хижина, обширные поля, обильная пища, угощения и семейное имущество содействовали также увеличению влияния.
Начальника поддерживает и исполнение должности судьи. Он наказывает преступления, и все ожидают от него быстроты действий, если только он уверен в молчаливом согласии народного собрания. Но он всё-таки не может обойтись без помощи исполнительной организации. Кроме того, месть и противодействие партий вмешиваются в юрисдикцию начальника. У карайясов начальник судит только мужчин, а жена его — женщин. Преступления против личности вызывали кровавую месть, от которой можно было откупиться, если мстители были дальними родственниками потерпевшего и принадлежали к тому же племени; по большей части она должна быть исполнена в определённый срок. Если преступниками оказывались члены другого племени, то это почти неизбежно вело к войне. Многие истязания военнопленных сводились к кровавой мести. У некоторых племён были места, где преступник
[599] мог считать себя в безопасности: такое значение имела хижина начальника или столб посреди деревни. Воровство, редко случавшееся в среде племени, по большей части наказывалось начальником. У инков, караибов, арауканцев и дарьенских племён полагалась за него смертная казнь; в Никарагуа вор присуждался к рабству до возмещения похищенного.
Реже, чем в Африке и Полинезии, должность начальника имеет тесную связь с религией. При этом следует иметь в виду, что вера и суеверие увеличивались с каждой высшей ступенью общественного быта, и начальники сами собою легче находили желающих услужить им, чем простые люди. Начальники калосов получали такое же поклонение, как боги, и вступали в личное совещание с богами. Новое направление в Америке делает тщетные попытки к тому, чтобы видеть в быстро распавшихся культурах западного плоскогорья экзотические растения, посаженные на демократической почве; монархическая система здесь, как и в других местах, естественно имела теократическое развитие. Вообще, и у культурных народов древней Америки правители были ответственными государственными чиновниками. Тот, кого испанцы называли королём (el rey), был только первым в совете племени.
Североамериканские народы распадались на мирную и воинственную половины, что отчасти было разделением труда, а отчасти кастовым делением. Мирные кланы должны были довольствоваться лишь растительной пищей, пока они не входили в сношения с воинами относительно обмена у них мяса. В церемониях, предшествовавших военной экспедиции, заместителями мирной партии в военном деле были представители партии военной. Во всём этом ясно выражается, что деление на тотемы не затрагивается этим политическим делением, удерживаясь в племени как чисто общественное разграничение.
Оно является дальнейшим развитием привилегированного положения, военных каст, часто распадающихся, в свою очередь, на отделы. У племён Миссури все мужчины племени составляли шесть отрядов, соответственно известному возрасту; при этом они различались ещё названиями животных и внешними знаками, в чём можно видеть проявление тотемической системы. У каждого отряда есть свои особые пляски и песни; женщины, принадлежавшие к племени, также делились на отряды. Так как можно было купить себе право перехода из низшего в высший отряд, то эти учреждения способствовали уравнению имущества. Но могло также случиться, что такое мирное племя отделялось от воинственного; этим объясняется, почему племена винтунов, тиен-тиены и гуги, связанные между собой экзогамией, не брали скальпов.
Без всяких начальников обходятся только приниженные, раздробленные племена или опирающиеся на европейцев. Так, вульвасы жили рассеянными группами по две или по три хижины. В североамериканских резервациях, напротив, начальники часто держались во главе в качестве кузнецов, учителей, помощников миссионеров и образцовых земледельцев или скотоводов.
Кроме естественных признаков власти, силы, роста, а по возможности и тучности, начальник мало отличался своей внешностью. Перья и другие украшения в волосах обозначали победоносные битвы, убитых врагов; у черноногих признаками военной касты служили плоские деревянные палицы, обвешанные копытами бизонов. В Южной Америке, по-видимому, прежде, чем европейцы ввели почётные жезлы, у мундрукусов были скипетрообразные резные палки, булавы или жезлы, покрытые перьями, а у кранов — топоры с короткой рукояткой (см. рис., стр. 526 и 531). При этом часто встречалось украшение на лбу в виде розетки из пёстрых перьев, а также диадемы из чешуй алигатора. [600] Васконсельос рассказывает, что знаком достоинства служили когтеобразные ногти. На груди носили пластинки из раковин, нефрита и других материалов, в виде рога луны, иногда столь тонкой работы, что при ударе они издавали ясный звук (звучащие пластинки), что напоминает грудные пластинки полинезийцев.
Народное собрание в больших племенах и союзах состояло из старших в роде, а у более мелких обнимало, по-видимому, всех свободных и совершеннолетних лиц племени, способных носить оружие. У ирокезов молодые воины и женщины составляли собственные собрания, которые посредством послов сносились с советом воинов. У североамериканцев неизбежной принадлежностью собрания был костёр, разведённый посередине его. Южноамериканцы охотнее всего сходились на свои совещания при наступлении ночи и при свете факелов. При
этом курили табак и пили опьяняющие напитки; у абипонов решения постановлялись даже в состоянии опьянения, но всё-таки с точностью исполнялись. По указанию Доджа, народное собрание в общественной жизни индейцев имело выдающееся значение как во внутренних, так и во внешних делах. Баллотировка не употреблялась; решение постановлялось голосованием, вследствие чего оратор имел большое влияние, в особенности у ирокезов. Важные предметы совещания содержались в строгой тайне; лица, хорошо знающие индейцев, признаются, что даже от самых развитых индейцев об этом мало можно было узнать что-либо хотя с некоторою определённостью. Огромным уважением пользовались старики, которым вместе с сохранением и толкованием вампума (см. стр. 503 и рис., стр. 601), вверялись и предания племени.
Наряду с начальником и народным собранием пользуется влиянием совет охотников племени, который собственные дела судит и решает без всякой апелляции. Додж называет его желудком индейского племени, причём роль головы принадлежит начальнику, а сердца — народному собранию. Так как притязания желудка настоятельнее, чем сердца или мозга, то влияние этого союза часто бывает более глубоким, чем влияние начальника и народного собрания. Он заключает в себе более молодых начальников, охотников и воинов, то есть всю мужскую рабочую силу племени, добывающую пищу и [601] доставляющую защиту. Деревня находится под их присмотром; они определяют место стоянки и сторожевые посты, отыскивают места для охоты и организуют эту последнюю; с того времени, как количество дичи уменьшилось, они заботятся о её охранении. У тиннехов перевес охотников уменьшает власть начальника до простого организатора охоты и путешествующего торговца, который под конец был устранён Компанией Гудзонова залива. Охота, продолжающаяся несколько дней под управлением начальников, встречается и у бразильцев; у других племён, по крайней мере, назначение времени охоты входит в число обязанностей начальника.
Помимо больших культурных стран не выработалось ничего похожего на большие завоевательные государственные образования. Конфедерации составлялись на время с целью войны и грабежа или для защиты против сильнейших, и обыкновенно лишь между родственными племенами. Единственным крупным исключением является союз ирокезов, основанный на прочном договоре, но связь между «пятью нациями» была главным образом семейною; принятые позднее в этот союз тускароры не сделались его полноправными членами, и попытка поддержать присоединением других племён ослабевающую силу ирокезов всегда оканчивалась неудачей. Союз отавов на Верхнем озере обнимал также лишь три родственных между собою племени. В больших группах, как у чинуков, существовали только деревенские общины. И быт тлинкитов был патриархальный и общинный, который поддерживался общим согласием и строгим соблюдением обычаев, причём начальники пользовались лишь небольшим влиянием. У нутков начальнику предоставляется только формальное главенство. Нередко случалось, что полураспавшиеся племена присоединялись к другим, как, например, миссурисы к отусам.
Раздробление вызывает множество мелких враждебных отношений. Чаще всего между частями одного и того же народа бывают самые жестокие столкновения. Вовсе не сильные племена ботокудов находятся все во вражде с соседями, которая доходит до того, что малалии и маронисы могли держаться только потому, что отдались под покровительство христианских священников и властей. На реках Гвианы эти распри значительно стесняют сообщение. Дороги, ведущие в деревни, заграждаются острыми сваями, прикрытыми землёю.
Без всяких формальностей и с изменчивым числом участников предпринимаются простые походы с целью грабежа. Напротив, к войнам, хотя они и весьма часты, всегда тщательно подготавливаются; во всяком случае, более многочисленные племена имеют всегда особую военную касту. Разведчики достигают высокой степени находчивости, искусства приспособления и притворства, в особенности североамериканские. После их возвращения за курением табака и напитками совет решает [602] вопрос о войне. Если нет полной уверенности в победе, то за оружие никогда не берутся (Добрицгофер). Война там, где не предполагается простой грабёж, объявляется посредством символов (стрел или копий, бросаемых на неприятельскую область или втыкаемых на границе её в землю) или послов. На войну созывают звуками труб (см. рис., стр. 600) или барабанов, выражающими иногда целые сигналы определённым последованием тонов. У мундрукусов, так же как у ирокезов, каждый помощник начальника принимает на себя обязанность идти с войском, вырезая зарубку на принесённой ему палке. В Северной Америке существует обычай выкапывать из земли топор, покрытый памятными иероглифами, и с плясками носить его кругом; вероятно, это — символ, имеющий сходство с бразильской тамараной с короткой
рукояткой и буту караибов, играющий роль военного знамени и знака достоинства военачальника. Во время похода разведчики беспрерывно заняты своим делом. Лагерь разбивается в защищённых местах и охраняется передовыми постами; в нём, смотря по разделениям народа, соблюдается деление по родам. Часто поход совершается только по ночам. Костров разводится как можно больше, чтобы ввести врага в заблуждение относительно численности нападающих.
Перед большими походами целого воинственного народа, которые в Северной Америке происходят только летом, несколько дней посвящается танцам (см. табл. «Военный танец сиу») и церемониям. Необходимыми участниками их являются знахари. На четвёртый день воины выступают двумя правильными колоннами. У осагов Северной Америки так называемый поход «священной сумки» является, очевидно, уже утратившим первоначальный смысл обычая мести или искупления, в котором лишь немногие принимают участие. Человек, поражённый горем, вымазывает себе лицо землёю, приходит в деревню и выбирает кого-либо, желающего услужить ему; тот строит ему поблизости хижину, где первый живёт в уединении. Вскоре после того он посылает своего слугу найти двух знаменоносцев; затем [603] приглашаются воины, и военная экспедиция начинается. Если враг будет убит, то честь убийства его всегда приписывается организатору похода, которому принадлежит и скальп убитого. Возвращение происходит с большой поспешностью. Прежде, чем войти в дом, трофеи и скальп привязываются к шесту и в них стреляют до четырёх раз. В других случаях мелкие столкновения между родами одного и того же племени разрешались с помощью кольев и дубин.
Если военнопленных не хотели обращать в рабство, их приносили в жертву кровавой мести или суеверию. При этом североамериканские индейцы племени зайца и мексиканцы клали пленников на спину, пропускали им острый кол через живот, вскрывали грудь кремнёвым ножом, вырывали сердце и отдавали его женщинам, которые его съедали. Даже и пленные, предназначенные к усыновлению, часто перед тем подвергались большим истязаниям и оскорблениям или должны были посредством единоборства или выдерживания ударов розгами доказывать свою силу и выносливость. Существовали, впрочем, более мягкие условия мира. Шарльвуа рассказывает о заключении мира у утагамисов, причём они обещали своим врагам выдать столько рабов, сколько они убили у них воинов. Подчинённых народов называли женщинами, даже старухами; они никому не могли запретить доступа в их страну и уплачивали дань красиво вырезанными луками и стрелами. Трубка мира считалась не только скреплением мирного договора, но и символом покорности.
Войны часто захватывают обширные области и, хотя они приносили с собой опустошения, но в то же время содействовали приведению народов в движение и в соприкосновение друг с другом. Военные дороги ирокезов Нью-Йоркской области доходили до Миссисипи, а манданов — до промежуточной местности между Пембиной и Скалистыми горами. Вытеснения военной силой были самым обычным делом. В течение одного поколения омаги из нынешнего Сент-Луиса были передвинуты в Бельвю (Небраско), к ломкам трубочного камня, в резервацию Понки, в Понку, в место, называемое теперь Омером, к реке Элькгорн, к Республиканской реке и, наконец, в отведённую для них резервацию. Можно ли сказать, что здесь они будут оставлены в покое?
Память о великих воинах долго окружается почётом. Племена, отдалившиеся далеко друг от друга, сходятся в каком-либо пункте для подобных воспоминаний, что мы видим у мирных пимов и у отпавшего от них воинственного племени. У многих племён есть места соединения, которые поддерживают их связь: так, широко разбросанные винтуны имеют свою Мекку в долине Коттонвуда. Подобные области часто служили исходными точками переселения народа, рассеянные члены которого впоследствии сходились вновь у своей колыбели. И в других местах племена, расселённые на огромных пространствах, сохраняют связь между собой, как мы это видим у пурисов Эпириту Санто и Минаса.
Скальпирование находится в безусловной связи с почитанием черепов. Кожа головы сохранялась посредством высушивания, натягивалась на обруч и составляла вместе с черепом главное украшение хижины воина и места собрания. Даякский обычай добывания голов был некогда распространён в значительной части Северной и Южной Америки; ему соответствует до известной степени и то, что канадцы называли впоследствии faire coup; и здесь ему предшествовали пост, молитва и курение священной трубки. В Северном Перу и в Катамарке черепа препарировались точно так же, как в настоящее время у хиваросов: мозг и кости удалялись, и кожа черепа и лица наполнялась горячими камнями, пока череп не сжимался до величины головы [604] маленькой обезьяны. По рассказам, в долине Кауки и Дарьена человеческие кожи сохранялись в высушенном виде; у чипчасов скелеты военных вождей носили впереди войска, а панчесы вешали головы убитых врагов на своих дверях ради украшения. Мундрукус считает обязанностью по отношению к своему народу отрубить голову бедного, слабого парентинина везде, где он его встретит, чтобы сделать из неё трофей (см. рис. сбоку).
Воины по ремеслу, освободившаяся от всех связей военная каста племени «indios bravos», которые легко узнаются по тому уединению, каким они окружают себя добровольно, рассеяны по всем странам Америки. Эпизод из истории пимов бросает яркий свет на их происхождение, зависящее от раздробления племени. В Северной Америке команчи и апачи живут в постоянной вражде с давно осевшими племенами Аризоны и Новой Мексики, которые стреляют их, как диких зверей. Поэтому пимы считали воина апача нечистым — тот, кто убьет его, удаляется от других и лишь по совершении известных обрядов может опять войти в общение со своими соплеменниками. Знакомство с европейскими лошадьми и оружием всего более содействовало возникновению таких народов. Туземные охотники за невольниками, вооружённые по-европейски, предпринимают в области пограничной Бразилии и Колумбии хищнические экспедиции по рекам, нападают на племена, вооружённые одними луками, оказывающих сопротивление умерщвляют, а остальных отправляют к работорговцам на бразильскую сторону. Белые поселенцы в Новой Мексике и Аризоне удовлетворяли таким образом свою потребность в прислуге. Полуевропейским видоизменением indio bravo можно считать gaucho malo пампасов, имеющего видовое сродство с самыми грубыми степными народами или венгерскими конными пастухами и сделавшего дальнейший шаг превращением из наездника в разбойника и убийцу.
Взгляд индейца, весьма острый в узком горизонте, по-видимому, теряет эту остроту, когда хочет охватить более широко племенные интересы, насколько они определяются точно установленной границей. Отсюда происходит неясность понятий его о протяжении его страны. Соединённые Штаты должны были приобретать земли нынешнего Иллинойса два раза, а отчасти даже три раза, заключив для этого 14 договоров. Для распространения области племени за пределы земли, которая может считаться своею [605] благодаря обработке, и ближайшей окружающей её полосы, может служить практической мерой лишь распространение местности для охоты. Хотя и существуют предания и договоры относительно границ, которые при содействии колдуна отмечаются лоскутками, кусками древесной коры и корзинами или примыкают к горам, рекам и большим деревьям, но, с другой стороны, существует правило, что если народ не пользуется своей охотничьей областью, то ею завладевает другой. С большой вероятностью в новейшее время часть южноамериканских
изваяний на скалах была истолкована как пограничные знаки. Завладение и колонизация Америки европейскими державами произошли при фактическом отрицании какого бы то ни было права владения индейцев; даже при громадных переменах во владении землёй, которые повёл за собой мир между Англией и юными Соединёнными Штатами, не возникало никакого сомнения об единственном праве белых и на неизвестные им области. Тем не менее справедливая оценка этих отношений должна была привести к сознанию, что индейцам принадлежит право на землю как прежним обитателям её. Вследствие этого, с 1789 г., в президентство Вашингтона, были заключены договоры с самыми различными союзами индейцев. Но одновременно с этим отношения племён, живущих в пределах Соединённых Штатов, были [606] установлены таким образом, что они вовсе не считались чуждыми народами, а как «domestic depends nations». Испанцы и португальцы поступали последовательнее и человечнее, когда они просто поставили индейцев под опеку церкви в качестве людей с неполным разумом — «gente sin razon».
Народные имена подчиняются самым различным мотивам — странам света, вождям, телесным признакам или отличительным титулам.
Для придания торжественности мирным сношениям служит множество церемоний. Ойямпии в обращении между собою так часто употребляют слово банаре́ — друг, что соседи называют их этим именем. У них, так же как у рукуйенов, начальник подаёт дружественному гостю почётный напиток; у родственных им апалайев и многих североамериканцев место последнего заступает табак. Величайшая честь, какую можно оказать гостю, состоит в том, что ему позволяют сделать несколько затяжек из закуренной сигары. У племени ипуринов страх перед подкрадывающимися привидениями является причиною того, что посетители вторгаются в деревню с воинственным криком и встречаются с притворной враждебностью. При многолюдных встречах оживлённая беседа не выказывает ничего похожего на предполагаемую угрюмость в характере индейцев. Они отличаются большим любопытством; даже самое незначительное происшествие заставляет их спешить в чужие поселения, чтобы узнать, в чём дело. Гостеприимство находится в большом почёте, но угощение бывает действительно обильным лишь в том случае, когда есть уверенность, что за него будет отплачено таким же образом. От приглашений к совместной еде не следует отказываться. Северо-западные племена и чилоты, приближаясь к какому-либо дружественному берегу, запевают песни, на которые им отвечают также песнями. Обычаи, соблюдаемые при еде в Старом Свете, повторяются в Америке без изменения: так, например, не позволяется смотреть на людей, когда они едят. В Северной Америке пиршества, в которых участники состязаются между собой, напоминают «яростное обжорство», указываемое Библией как привычка языческих племён, причём и у индейцев преследовались суеверные цели.
Весьма многочисленны и разнообразны праздники, которыми справляются важные периоды в жизни, в работе или в природе. Индеец-акомас радуется, когда при зимнем солнцестоянии дневное светило достигает низшего положения и диск опирается на известные скалы. Там радуются и летнему солнцестоянию, и каждой перемене луны; когда маис посажен, пшеница сжата и снопы после жатвы убраны, все веселятся и пляшут. Каждое рождение и свадьба служат поводом к веселью. Зимою пляшут каждую неделю, иногда по несколько дней подряд. Но когда кончается власть жёлтого зимнего солнца и господство на небе переходит к «зелёному» летнему солнцу, пляски прекращаются, и сказочники умолкают. Тогда гремучая змея выползает из своей норы, и горе тому, кто скажет неправду. Многие празднества имеют религиозный характер. Обыкновенные праздники заключаются в угощении гостей, которые выражают свою признательность плясками. Устроители празднеств следят за порядком, и гонцы торжественно приглашают на них. Кушанья гостям, сидящим вокруг огня, прямо вкладываются в рот друзьями хозяина; то, что осталось не съеденным, должно быть взято с собою. На северо-западе гайдахи справляют праздник после окончания лова лососей, после того как их начальник и знахарь, одетый в медвежью шкуру и древесную кору, вступит в лесу в общение с духами. У нутков сценические представления воспроизводят целые охоты, [607] сражения, движения тюленей и других животных. У тлинкитов в заключение праздничного танца один из пляшущих произносит речь, на которую отвечает кто-либо из зрителей. У менее зажиточных и менее развитых в социальном отношении племён юга, как, например, у чинуков, празднества справляются проще — без гонцов, приглашений и торжественных игр. Гостям раздаются подарки с песнями и тщательным соблюдением разрядов их по общественному положению. Так как при этом оказывают помощь в постройке дома, резьбе и т. п.,
то у гайдахов этот обычай является основным хозяйственным учреждением. Часто всё движимое и излишнее имущество раздаётся и выменивается (см. выше, стр. 245). Во внутренней части Северной Америки индейцы Гудзонова залива, гуроны, алгонкины и племена к западу от Миссисипи праздновали сбор первых плодов или всходы маиса. Этому празднику предшествовало двухдневное воздержание от пищи и от сношения с женщинами и потребление «чёрного напитка» из Ilex Cassine. На третий день ели утром, и при солнечном закате, при общей торжественной тишине, жрец добывал трением огонь, который очищал присутствующих от всех преступлений, кроме убийства. Его ставили в глиняном горшке на жертвенник, на который жрец возливал «чёрный напиток» и возлагал новые полевые плоды, смазанные медвежьим жиром, для духа огня. Тогда каждая хозяйка получала новый огонь для [608] приготовления кушаний, и затем мужчины на месте собрания, а женщины и дети в своих хижинах, весело проводили время, и очистившиеся обитатели соседних деревень с пением и плясками посещали друг друга.
Принадлежность танцев, кроме раскрашивания и обвешивания себя побрякушками, составляет богатый аппарат искусно вырезанных масок, которые прикрепляются перед лицом или надеваются на голову. Некоторые из них представляют человеческие лица с волосами, бородами и бровями, другие — головы орлов и буревестников, волков, оленей и дельфинов; обыкновенно они значительно больше естественной величины. Часто они бывают раскрашены или обсыпаны пластинками слюды. Нередко надевают на голову даже большие резные куски дерева, например, переднюю часть лодки! Маски из мягкого дерева в Северо-Западной Америке вырезаны весьма твёрдою рукой и прекрасно отполированы. В них ясно выступает расовый характер, свидетельствуя о точном подражании природе. Животные маски и фигуры, сплетённые из лыка, живо напоминающие меланезийские типы, встречаются в Северо-Западной и в Южной Америке (см. рис., стр. 494, 564 и 607).
У южноамериканцев спиртные напитки играют на праздниках видную роль; эти последние нередко обращаются в простые угощения пайвари. Легко понять, что они обыкновенно оканчиваются опьянением, так как участники проводят целые дни в шумных плясках. Чилийские индейцы тянут вино, лёжа, из ямы, обтянутой овечьей шкурой. И у воинственных абипонов и их соседей ни одно общественное дело не решается без спиртных напитков. Наклонность к последним здесь является роковою. Ни в одной стране мира, за исключением, быть может, Новой Зеландии, они не действуют столь губительным образом: регресс целых племён Северной Америки остановился лишь тогда, когда торговля водкой была подвергнута контролю. Однако, несмотря на все меры предосторожности, спиртные напитки и теперь ещё играют гибельную роль в жизни индейцев. Их вредное действие перевешивает всё хорошее, что внесли туда европейцы. Оно же в сущности обрекает индейцев, даже и там, где они возвратили себе свободу, на полную пассивность в экономическом и политическом отношении.