12. Одежда, оружие и прочее достояние австралийцев
| «То обстоятельство, что Австралия представляла мало привлекательного для чужих народов, несомненно, было главной причиной этнографической отсталости этой части света». |
Об одежде австралийцев в материальном отношении можно сказать немного, но и немногое, и отрицательное здесь весьма любопытно, так как им обозначается недостаточность их деятельности для своего собственного блага. Средняя и южная части Австралии отличаются особенно суровым и изменчивым климатом, а между тем австралийцев, которые ходят без всякой одежды или, в лучшем случае, прикрываются передником, мы находим не только на тропическом севере, но на западе и на юге. Но и самые бедные и несчастные не забывают расписывать себе тело. Поэтому Мартин мог сказать о западных австралийцах: «То, что они носят, есть скорее украшение, чем одежда».
Самая обыденная часть одежды австралийцев мужчин есть пояс, сплетённый из травы, мочала, человеческих волос или шерсти животного. Он играет роль не столько передника, сколько пояса (см. рис., стр. 344 вверху). Во многих случаях в виде украшения австралиец на севере имеет при себе бумеранг, топор и т. п. В Юго-Восточной Австралии мужчины носили кольцо из собственных волос, по возможности украшенное перьями эму, вокруг тела и туго затягивали его. Здесь он играл роль пояса от голода. Но, так же как в Меланезии и Африке, ему принадлежит некоторое гигиеническое и религиозное значение. Кроме того, имеет большое распространение и плащ из шкур опоссума или собаки. На севере он встречается редко, но к югу от реки Арраусмит уже гораздо чаще. Впрочем, и на суровом западном и южном берегу он попадается далеко не повсеместно. Во многих областях шкуры обрабатываются для этой цели весьма тщательно. В Западной Австралии выбираются более лёгкие шкуры самок кенгуру. Более распространён плащ из шкуры кенгуру с мешком, куда женщины прячут грудных детей. Он обвязывается около шеи или носится с помощью верёвки, надеваемой на лоб. Австралийцы до прибытия европейцев не знали ни сандалий, ни прикрытий головы.
Обычным украшением служит раскрашивание по преимуществу красным, белым и чёрным цветом, то есть теми же самыми, какие мы часто встречаем на щитах и на других предметах. При этом наблюдается известное различие, хотя и не постоянное, между возрастом и полом. Лицо, тело и члены покрываются этим украшением, которое на северо-западном берегу состоит в усиленном натирании живота красной глиной или в подобном намазывании лица, или же в довольно изящном сочетании точек и линий. Юго-восточные австралийцы расписывали себе тело правильными кругами, четырёхугольниками и даже крестами. Красный цвет, вероятно, имел до известной степени священное значение, так как им раскрашивали мёртвых, украшали себя при торжественных плясках, и у некоторых племён он допускался только для более пожилых мужчин, тогда как более молодые обсыпали себе волосы красной землёй. Иногда они скручивают себе волосы с помощью верёвки, всё вместе окрашивают красной краской и [343] прибавляют к тому ещё украшения из перьев эму и какаду, из собачьего хвоста и т. п. (см. рис., стр. 150). Белый цвет у некоторых северных и западных племён считается военным цветом, а на юге — траурным. Белой краской и для танцев расписываются лица или пудрятся волосы. Чёрный считается траурным цветом на западе и на севере. Особенно охотно носят там шейные украшения из перламутровых раковин, зубов, клешней раков, браслеты из волокон растений и ожерелья из кусочков тростника или соломы, нанизанных на бечёвку (см. рис., стр. 98 и 344 внизу). Но более пожилые мужчины, по-видимому, презирают украшения.
Только отдельные племена обходятся без татуировки в виде рубцов на коже. Обыкновенно все более пожилые мужчины племени татуированы; у некоторых племён татуировка совершается при наступлении возраста возмужалости (см. стр. 370). Целым рядом косых длинных рубцов татуируется грудь, кроме того, спина плечи и, реже, тело ниже пояса; лицо никогда не татуируется (см. рис., стр. 150, 347 и 355 вверху). Операция производится куском раковины или стекла и до заживления ран повторяется столько раз, сколько нужно, чтобы появились заметно выступающие рубцы.
Оружие по всей Австралии, в сущности, одно и то же: копьё, щит, бумеранг, топор и деревянная палица. Вероятно, туземцы мыса Йорк и, быть может, некоторые племена крайнего севера пользуются луком и стрелами (см. рис., стр. 347). Несомненно, стрелы с костяными наконечниками были у обитателей островов Принца Уэльского, но, судя по их украшениям, они вполне принадлежали меланезийской области (см. рис., стр. 348 слева). Вообще, оружие их просто и грубо: австралийцы и в этом отношении стоят ниже своих полинезийских и малайских соседей. Австралийское оружие мало отделано и скудно украшено; это происходит не только от недостатка железа и других металлов, который не мешает развитию украшений у полинезийцев. Австралийцы приближаются более к обитателям Южной Африки, отличающимся крайне небрежною отделкою оружия, хотя они и обладают железом. Главным материалом австралийского оружия повсюду служит дерево; камень и кость употребляются менее, чем этого можно было бы ожидать при недостатке металлов. Хорошо отшлифованного каменного оружия в Австралии вообще нельзя найти и только редко можно встретить искусно обтёсанные кремнёвые наконечники и клинки. В некоторых местностях туземцы заостряют свои копья кремнем или другими камнями и снабжают их зазубринами; в Квинсленде находили даже наконечники копий из горного хрусталя, а в Юго-Западной Австралии из молочного опала. Укрепление в деревянной рукоятке, с помощью лыка и смолы, также принадлежит к отличительным признакам австралийского оружия. [344]
На первом месте должны быть поставлены копья (см. рис., стр. 346). Для них выбираются тонкие стволы эвкалиптов в 2 метра и более длины, которые выпрямляются на огне и несколько обугливаются и заостряются на конце. Это — самая простая форма. Первое усовершенствование заключается в просверливании отверстия для бросания с помощью метательной дощечки. Кроме того, в связке копьеносца бывает обыкновенно несколько копий с зазубринами: обоюдоострый кусочек дерева прикрепляется сухожилиями к концу копья таким образом, что нижний конец его выступает в виде крючка (см. рис., стр. 346, 2-е и 3-е копьё справа). Такие наконечники с зазубринами берут с собою в сумке на охоту (у австралийцев порта Линкольн их запрещается употреблять на войне). Более толстое и короткое копьё, обыкновенно не более 1,5 метров длиною, служит для прокалывания рыб. В Северной Австралии встречается ещё короткое, лёгкое метательное копьё для охоты на мелких животных. Другие копья, напротив, пускаются все с помощью метательной дощечки (воммера, вумера, в Южной Австралии называемой также мидла). Она — длиною в ½ — ⅔ м (на юге она меньше, чем на севере), состоит из твёрдого плоского куска дерева и снабжена на одном конце крючком, а на другом конце укреплён кусок древесной смолы или кусок кварца, или же пучок шерсти опоссума, чтобы воммера не скользила из рук при спускании копья. В Лейденском государственном музее
находится цилиндрическая метательная палка, украшенная на том конце, где её держат рукою, бахромою из человеческих волос, с крючком на другом конце, укреплённым смолою Xanthorrhoea, вероятно, из Северо-Восточной Австралии. Крючок, состоящий обыкновенно из зуба кенгуру, вкладывается в нижнее отверстие копья; метательное дерево и копьё держат пальцами правой руки, и оружие бросается на высоте глаз. Метательная дощечка даёт копью направление и увеличивает, своим действием на подобие рычага, силу толчка. Для удобства внутренняя сторона слегка выдолблена, а наружная закруглена; часто та и другая украшены косыми нарезками. Метательная доска в некоторых местностях запада неизвестна, но зато употребление её достигло и полуострова Йорк. Дальнейшие производные формы копий состоят из лёгкого тростника и твёрдого деревянного наконечника в 0,5 метра длиною, снабжённого зазубринами из кремня.
Палицы (вадди) австралийцев (см. рис., стр. 354), — обыкновенно грубо отделанные дубины, стоящие всего ближе к южноафриканским кирри. [345] Их толстый конец имеет иногда квадратную форму и усажен зубцами наподобие звезды. В некотором видоизменении они встречаются в виде метательных палиц, причём они, вращаясь вокруг толстого конца, попадают в цель, причём образуют переход к бумерангу (см. рис., стр. 349). Сюда принадлежат видди, или вирри, южных австралийцев из молодых стволов эвкалипта, длиною около 0,5 м и толщиною не более большого пальца, снабжённые на одном конце утолщением, а на другом саблевидным изгибом. Их бросают в мелких животных или в начале сражения прежде, чем возьмутся за копья.
Метательная дощечка и метательная палица (нулла) обыкновенно употребляются вместе.
Весьма своеобразным оружием является бумеранг (вагно, кейли, бомеран, см. рис., стр. 349). Австралийцы выделывают его из ветвей Acacia pendula или из другого подобного же растения, причём сырому дереву придаётся желательная кривизна с помощью огня. Как известно, бумеранг, пролетев некоторое расстояние вперёд, возвращается назад по эллипсису и падает в нескольких шагах от того места, откуда его бросили. Если он попадёт в цель, он просто падает на землю. Искусно владеющий этим оружием может придавать ему почти любое направление. Для усиления удара им ударяют плашмя о землю, отчего он отскакивает и поднимается до значительной высоты. Бумерангом туземцы могут убивать птиц или мелких млекопитающих на расстоянии до 200 шагов. На войне это оружие тем опасно, что почти невозможно в ту минуту, когда видишь его в воздухе, определить, куда оно направится или где оно опустится, Самыми искусными метателями [346]
[347]
бумеранга считались племена на реке Маклай, а также на реке Шоэль в Новом Южном Уэльсе. Настоящий бумеранг должен быть выгнут почти под прямым углом и иметь некоторый выгиб на поверхности. Впрочем, он встречается в различных формах. В Южной Австралии бумеранги длинные, тонкие и тяжёлые и употребляются только в рыбной ловле. Они называются здесь вадна и близко подходят к видди. Для войны они делаются больше и менее изогнутыми, чем для охоты на
птиц или для игры, и распространены по преимуществу на востоке. В наших музеях находятся отдельные экземпляры их с вырезанными простыми орнаментами из линий и фигур животных. На крайнем севере бумеранг не употребляется; на юго-западе он почти превратился в игрушку. В Квинсленде употребляют в лесных местах большой деревянный меч, плоский кусок дерева с желобком, к которому прикреплены смолою острые куски камней.
Некогда был столь же распространён на юге и на севере каменный топор (парэ) (см. рис., стр. 348 и 350), который состоял из острого камня, прикреплённого к палке смолою, сухожилиями или лыком;
в камне был вырезан желобок, или просверлено отверстие. Им делались надрезы на гладких и крепких стволах деревьев, на которые затем туземцы влезали с помощью верёвки, обвивавшей ствол. Шлифованные топоры вообще нигде не встречаются (см. стр. 344). Некоторое выглаживание достигалось трением в воде двух каменных клинков друг о друга.
Щиты (см. табл.) служат более для защиты руки и для отражения ударов, чем для прикрытия тела: они более высоки, чем широки, и при этом загнуты. Они поразительно напоминают африканские [348] отражательные щиты с Верхнего Нила. В них весьма характерны орнаменты из косых и змеевидных линий. Лучшие щиты встречаются на севере, а более широкие — в Северном Куинсленде. У пролива Короля Георга щиты вовсе неизвестны.
Переход от оружия к орудию составляет палка для копания (называемая у южных австралийцев «киатта»), жердь в 1,5 метра длины и толщиной в кулак; более толстым заостренным в огне концом её женщины, всегда имеющие ее при себе, выкапывают коренья. В некоторых случаях она может служить и в качестве оружия. На западе деревянное орудие, в виде лотка, употребляется одновременно в качестве лопаты, корзины и блюда.
Постройка хижин у австралийцев при их бродячем образе жизни может быть только весьма несовершенной, поэтому на севере она стоит на высшей ступени, чем на юге. Племена на восточном берегу Спенсерова залива втыкают в землю несколько ветвей для защиты от ветра, зимою они плетут себе хижины в виде ниш и иногда покрывают их корою. Перед хижиной горит огонь. Так как семья, возвращаясь после странствований на место стоянки, сперва разводит огонь и уже затем строит себе кров, то огонь вообще представляет настоящее средоточие семейной жизни. Так, у южных австралийцев словом «вурли» прежде всего называется огонь и затем, в более обширном смысле, хижина или жилище, то есть очаг. Упомянутые заслоны от ветра встречаются близ Рубукской бухты. Там часто выкапывают также в земле яму, где могут поместиться двое, прикрываясь косо положенными заслонами. Всего хуже жили туземцы Нового Южного Уэльса, которые только в сырую и холодную погоду пользовались плохо сплетённой стенкой. До прибытия европейцев едва ли какая-нибудь страна заключала столько пещерных жителей, как Австралия. На восточном берегу Винцентова залива строились, впрочем, и дома на сваях. Там, где туземцы благодаря временному избытку питательных веществ рассчитывали оставаться дольше, они строили и прочные хижины. В Средней Австралии большое число их, в связи с множеством тропинок, придают стране вид большей обитаемости. В Восточной и Средней Австралии хижина имеет форму острой крыши, поставленной на землю, длиною до 4 метров, шириною [349]
до 2-х, и весьма низкой, сплетённой из ветвей, покрытой эвкалиптовой корой и имеющей вход с одной стороны. В Западной Австралии она имеет дугообразное отверстие, около метра высоты, и так узка, что мужчина не может там вытянуться. Этот род хижин, правда, лёгкой, [350] но до некоторой степени устойчивой постройки, встречался внутри материка, затем у залива Карпентария, у Ганноверской бухты и в других местах. Помещения в них так мало, что три лица, сидя на корточках и плотно прижавшись друг к другу, едва находят там место. С ними сходны хижины в Земле Согласия, где в то же время жили и в пещерах. Они ставились отдельно или маленькими деревнями, по пятнадцать и более, под естественным прикрытием, вроде дюны, холма или куста (см. рис., стр, 326 и табл. «Австралийская семья из Нового Южного Уэльса»).
В Северной и Северо-Западной Австралии в размерах и тщательности
постройки хижин как будто замечается папуасское влияние. Дома в рост человека, вмещающие до десяти человек, построенные из свай и обмазанные глиной, придают деревне совершенно иной вид и характер прочности, организованности и крепости, вместо случайности. У Рокингемской бухты стояли посреди деревни четыре очага, а на конце её особенно большая хижина, в 6 метров длиною, 4 метра высотою и 2 метра шириною. Там находились оружие, оригинальный щит, окрашенный красною краской, мечи, лесы и пр. Это имело вид общественного дома по меланезийскому образцу.
Замкнутость и отсталость австралийского населения характеризуется его судоходством. Большинство береговых жителей вообще ничего не знает о нём. На северо-западном берегу попадаются только жалкие плоты из мангровых ветвей. Там, где встречаются лодки, они во всей южной половине Австралии — не что иное, как грубо построенные челноки из коры, с вёслами в 0,5 м длиною. Местные жители, впрочем, проезжают на них смело и искусно целые мили по морю. [351] Даже у порта Эссингтона местной лодкой является челнок из коры. Кора эвкалипта разделяется на широкие длинные полосы, которые кладутся на землю, и по бокам, и на конце их заворачивают для просушки и придают им желательную форму, связывая их верёвками и нагружая камнями. В свежем виде эти челноки легки, и ими нетрудно управлять (см. рис., стр. 353), но они скоро начинают гнить. В северной части Нового Южного Уэльса и далее к северу можно встретить древесные стволы, выдолбленные с помощью огня. Кук
видел на полуострове Йорк лодки этого рода, в 4 метра длиною, с аутригером и длинными плоскими вёслами. Ещё более длинные, до 10 метров длиною, с двойными аутригерами, они выменивают на северо-западном берегу у малайцев на черепаховые щиты и трепангов. Нам ничего неизвестно о более отдалённых путешествиях, предпринимавшихся австралийцами на их судах. Бо́льшая часть островов у южного и восточного берега, даже лежащие так близко, как остров Кенгуру, были необитаемы. Челнок из коры, настоящее орудие австралийского судоходства, предназначается только для рыбной ловли, но в тех случаях, когда они разводили огонь на таких колеблющихся узких челноках, это, быть может, служило признаком более дальней отлучки с суши.
Помимо севера, подвергавшегося малайскому влиянию, австралийцы первоначально не были знакомы с рыбной ловлей посредством удочки, но у них были копья в 4 метра длиною с костяными наконечниками (см. рис., стр. 346) для этой ловли, а у многих, кроме того, сети из травы или из корней ситника. Этот материал женщины должны жевать, пока он не сделается гибким. Мужчины плетут его с помощью палки, вместо крючка. Сетями они ловят не только рыб, но и водяных птиц. Сети, вероятно, встречаются не у всех береговых племён. Туземцы порта Линкольн ловили рыбу в мелкой воде руками и сучьями, а также и копьями. Сушёная рыба сохранялась упакованною в коре; слизняки морской и пресной воды поедаются во множестве, но их никогда не едят сырыми: даже на берегу Северной Австралии можно видеть настоящие кьёккенмединги.
Охота производится на всех млекопитающих, от кенгуру до мыши, и на всех птиц, от казуара (эму) до самого мелкого крапивника, а также на змей и всех пресмыкающихся. Она состоит в том, что к дичи тихо подкрадываются и затем бросают в неё копьём или бумерангом. Внимание животного отвлекается шумом с другой стороны. При больших охотах на крупных зверей, в особенности на кенгуру зимою, когда животному трудно бежать по мягкой земле, животных подгоняют к охотникам посредством огня. Пещерные животные выкуриваются оттуда дымом. Охотники, обмениваясь знаками, избегают всякого шума. Копьё с пучком из перьев, воткнутое вертикально в землю, указывает скрывающуюся дичь; указательный палец, которому придаётся прыгающее движение, служит указанием кенгуру, три вытянутые пальца при среднем опущенном — эму, вытянутые большие пальцы — опоссума, вся вытянутая рука ребром — рыбы. Австралийцы не любят охотиться при лунном свете. Собаки мало приносят им пользы, так как не могут ни хорошо искать, ни приносить дичь и не в состоянии преследовать эму и кенгуру. Охотники стараются подкрепить себя унаследованными от предков волшебными заклинаниями, которые они быстро бормочут, пускаясь в преследование животного. Эти заговоры известны [352] только взрослым мужчинам. Им доверяются и правила, часто выражающиеся изречениями, касающимися распределения добычи охоты и пользования ею. У туземцев порта Линкольн убитых взрослых самцов
животных должны есть мужчины, взрослых самок — женщины, а молодых животных — юноши; обыкновенную сумчатую крысу могут есть все. Валлаби и двух видов бандикута не должны есть ни женщины, ни молодые люди — для первых это приносит вред их правильным очищениям, а у последних волосы отрастают не любимого чёрного, а [353] серовато-жёлтого цвета. Напротив, ящерицы способствуют созреванию девушек, а змеи — плодовитости женщины. Как и многие «отцовские обычаи», эти обычаи с течением времени исчезли. Собаки, которые первоначально были только динго, по большей части смешались теперь с европейскими породами. Их хорошо содержат, даже, в случае необходимости, в детском возрасте кормят женским молоком, и едят. Австралия никогда не была так богата дичью, как Северная Америка, и вооружение австралийцев весьма плохо, поэтому охота требует напряжения и лишений и вынуждает к частым вредным в культурном отношении переменам места. Она бывает всего труднее и в то же время всего необходимее в тёплое и сухое время, когда растительная пища попадается в скудном количестве.
Австралийцы предпочитают животную пищу растительной, но вынуждены по большей части довольствоваться последней. При недостатке какой бы то ни было глиняной посуды приготовление пищи, естественно, должно быть весьма ограниченным. Варка пищи над
огнём неупотребительна. Кухонная утварь, встречающаяся на крайнем севере, не могла быть туземною. Горшки и чашки из раковин, черепа, щиты черепах, скреплённые смолою и меха из кожи многих мелких животных не допускают нагревания на огне. Мясо приготавливается поджариванием на открытом огне или на углях. Там известен и полинезийский обычай — парить мясо в раскалённых ямах: на Верхнем Гленелге они делались круглыми, вымащивались и составляли общую собственность племени. После мяса едят плоды и коренья в виде десерта. Австралийцы любят мёд из цветов Banksia и Xanthorrhoea (травяное дерево) и маннообразную камедь эвкалипта (Peppermint Gum), из которой они нагреванием воды приготовляют сладкий напиток. Там едят также камедь с эвкалипта и других растений. Австралийцы не едят безразлично всё съедобное и отказываются есть многое из того, что едят европейцы, как, например, некоторых рыб, слизняков и грибы. Но в них не возбуждают никакого отвращения клещи, гнилые яйца и содержимое внутренностей убитых на охоте животных; и из растительного царства они заимствуют такую пищу, которую мы не станем есть уже из-за её дурного вкуса и недостаточной питательности. Впрочем, Ширманн у австралийцев порта Линкольн видел, что они только некоторые коренья ели сырыми, все прочие поджаривались в золе, и затем с них снималась кожа. Многие плоды собираются в незрелом состоянии и затем поджариваются на огне. Таковы в Южной Австралии, в особенности, каркалла, плод одного из видов кактуса, и бобы рондо, привлекающие к песчаным холмам Слифордской бухты ежегодно множество посетителей, которые иногда из-за них вступают в борьбу между собою. Влияние пищи на народную численность бывает [354] весьма глубоким. Дети не в состоянии есть твёрдых и вязких корней и ягод прежде, чем у них не вырастет бо́льшая часть зубов. Уже этим отчасти объясняется большая смертность детей.
Мы мало знаем о вкусовых веществах австралийцев. Во многих местах европейцы не находили никаких опьяняющих напитков. Мы имеем только одно показание о чём-либо подобном, указание Брэйма на медовое вино туземцев Нового Южного Уэльса. Нельзя сказать с достоверностью, что они знакомы были с курением табака ещё до прибытия европейцев. Довольно оригинальный способ курения мы находим на мысе Йорк — бамбуковая трубка длиною в руку и толщиною от 2 до 3 футов наполняется табачным дымом, и каждый делает из неё затяжку по очереди. Это напоминает подобный же обычай в Новой Гвинее (см. стр. 255). Можно сказать с уверенностью, что туземцы известные части наркотических растений то жевали, то курили, то нюхали, но, за исключением Eugenia, мы не знали ни одного из этих растений. В первый раз Шомбург в 1881 г. описал листья растения Duboisia Pituri, которые в сухом виде курят или жуют, и которые по своим свойствам близки к опиуму и табаку, занимая середину между ними. Они составляют внутри страны, где растут, предмет значительной торговли. Некоторым племенам известны сильнодействующие ядовитые растения. Нариньерии, не знающие никаких растительных ядов, отравляют своё оружие гниющими веществами.
Людоедство австралийцев имеет несколько причин, но его всё-таки нельзя назвать всеобщим: некоторые племена чувствуют к нему отвращение. Нариньерии на Нижнем Мёррее выставляли главным мотивом своей ненависти против мерканиев то, что те крали жирных людей и съедали их: муж, жена которого славилась полнотою, неохотно отпускал её в ту сторону. Каннибализм прекратился в округах, обитаемых европейцами, но в голодные времена и здесь встречались случаи людоедства. В Центральной Австралии оно находится в полном ходу, вероятно, вследствие недостатка дичи. Когда дерево бунга-бунга (Araucaria Bidwilli Hook) в Куинсленде приносит в изобилии свои мучнистые плоды, образуются запасы в большем количестве, чем нужно для племени, и к [355] потреблению их допускаются чужие племена. После того как прибывшие туда туземцы некоторое время питаются исключительно растительной пищей, они чувствуют, по-видимому, непреодолимую потребность в мясе и убивают, не имея права охотиться там, одного из своих. Но чаще всего причиной каннибализма бывает война. Жир на сердце и почках
убитых съедается, чтобы приобрести храбрость врага. С той же целью на севере берут с собой голову врага и съедают глаза и мясо щёк, затем череп бросают вверх и вниз во время плясок с усиленными телодвижениями и, наконец, подвешивают его на жердь. Употребление австралийцами у озёр Александры и Альберта человеческих черепов в виде сосудов для питья также напоминает о людоедстве. Каждая женщина прежде сама приготовляла такой сосуд, очищая и обкуривая череп. Колдуны уверяют, что они должны есть
человеческое мясо. В Квинсленде мужчины съедают известные части трупа молодой женщины или девушки для доказательства своего родства или привязанности к ней, будучи при этом вымазаны белой краской. Среди племён Центральной Австралии труп съедают для того, чтобы он не служил причиной дальнейшей печали. У дайериев прежде всего у могилы производится испытание с целью открыть, кем была причинена смерть, затем мясо отделяется от костей, распределяется между всеми и съедается, но при этом соблюдаются определённые правила: только матери должны съедать своих детей, а не отцы, и сыновья не должны есть своих родителей.
Вода в этой стране засухи является весьма ценной и нередко вызывает столкновения между женщинами. Искусство отыскивания источников достигает там высокого развития. Суррогатом воды для утоления жажды и охлаждения считается покрытие живота землёю. Описания путешествий по Западной Австралии упоминают и о вырытых колодцах. [356]
Едва ли можно говорить о земледелии австралийцев, так как наблюдались лишь незначительные следы его. На островах Принца Уэльского, на северо-востоке, внутри материка найдено было возделывание корня яма. Во время своего путешествия от Гантомской бухты до Гутт-Райвера Грей видел полосу плодородной земли шириною более трёх английских миль, представлявшую насаждение варрана (Dioscorea) и буквально пронизанную отверстиями для семян. Запрещения выкапывать питательные растения, приносящие семена, после их отцветания, представляет лишь необходимость, обуславливаемую угрозой голода. Отсюда ещё остаётся большой шаг до умножения и сохранения растений с помощью возделывания.
В жизни австралийцев остаётся немного места для промышленной деятельности. Правда, неравное распространение сырого материала вызывает местами разделение труда: племена Аделаиды, в области которых было много дичи, были искуснее в изготовлении одеял или плащей из меха, чем обитатели порта Линкольн. Тому же содействует и унаследованная техническая ловкость. В пределах одного племени отдельные семьи выделывают вещи, для которых имеется достаточно сырого материала, причём одни выделывают циновки, другие — оружие, и обмениваются между собою этими продуктами. Но по большей части всё производится там, где и когда это нужно. Продукты скудны в отдельных областях и однообразны, так как эти области выказывают очень мало оригинальности. Из первобытных промыслов в Австралии отсутствуют изготовление горшков, шлифовка каменного оружия и всё, имеющее связь с земледелием и скотоводством.
Обработка кож производится посредством растягивания, [357] выскабливания и трения (см. рис., стр. 356 и табл. «Австралийская семья из Нового Южного Уэльса»). Кожи сшиваются жилами из хвоста кенгуру, причём в них прокалываются отверстия заострённой костью. Так как дубление кож там неизвестно, то туземцы тщательно оберегают свои плащи от сырости. Искусство плетения применяется в особенности к плетению сетей, причём австралийцы употребляют тот же приём, как и наши рыбаки, когда они плетут простые сети. В циновках австралийцы не проявляют ничего выдающегося — лучшими и даже превосходными можно назвать их корзины (см. рис., стр. 355).
Стремление к украшению в Австралии никогда не доходило до такого развития, чтобы служить причиною торговли, как у африканцев, охотников до бус и каури. Попытки завязать с австралийцами торговлю бусами оканчивались неблагоприятно. Ограничением торговли с их стороны служил недостаток местных произведений для обмена: туземцы не умели отделять золото, рабы в достаточной степени доставлялись соседними областями, поэтому главные приманки первобытных сношений были весьма ограниченными. То обстоятельство, что Австралия представляла мало привлекательности для чужих народов, несомненно, было главной причиной забвения, которому подверглись открытия XVI и XVII веков, и этнографической отсталости всего материка. Впрочем, внутри Австралии некоторые племена ведут между собою незначительную торговлю, а на севере туземцы через посредство промежуточных племён выменивают щиты и другие предметы на охру. Женщины часто покупаются и продаются. Из всех приготовляемых самими австралийцами предметов торговли оружие всего более заслуживает упоминания. Предмет продажи составляют и шкуры для одежды и циновок. В Западной Австралии существует даже слово для обозначения рынка или ярмарки.