ПРИЛОЖЕНИЕ
Письма Валиханова к Г. А. Колпаковскому
Ваше Превосходительство,
Вчера вечером Со-Голдай, Панож с семью товарищами опять приехали в аул султана Тезека. Они привезли лист от нового цзян-цзуна, бывшего тарбагатайского хебе-амбаня (старый цзян-цзун, по словам Со-Голдая, смещён со своего места за самопроизвольное столкновение с русскими в прошлом году и будет судиться в Или); к вашему превосходительству и к султану Тезеку листы эти я посылаю с этим письмом. Со-Голдай приехал навстречу к русским вспомогательным войскам, которые должны, по их ожиданию, прибыть через 15 дней. В Тургене ими заготовлены провизия и разные нужные вещи для наших войск. Я предлагал Голдаю ехать обратно в Кульджу и там ждать известий от вас, так как вы уехали в Омск и, вероятно, не скоро будете в Верное, но он обнаружил решительное желание видеть вас здесь и объявил, что это воля цзян-цзуна.
Положение Кульджи крайне плачевное. Последнее столкновение с инсургентами было 8 дней тому назад. Маньчжуры сначала, по словам киргиза очевидца, успели обратить тунгеней в бегство и взяли три пушки и несколько сот верблюдов, но потом были решительно разбиты хой-хоями и лишились всей своей пехоты. Из 1500 человек чампаней и китайцев вернулись только 300 человек. Сибо и Солоны спаслись бегством без больших потерь. Дунгеней в этом деле убито до 300 чел. и это, кажется, преувеличено. [506]
Кульджа находится в осадном положении. Баяндай ещё не взят. Из Кашгара, говорят, пришёл какой-то ходжа, но это, надо думать, киргизские сказки. Всего более маньчжуры страдают от своих киргизов, которые воруют лошадей, хлеб и почти все в сношениях с инсургентами. Только Башча остался по-прежнему покорнейшим слугой богдоханского величества.
Голдай посылает вашему превосходительству большой поклон и просит по секрету передать вам, что дела их очень плохи.
От Бектаира известий ещё нет.
Донося о сём вашему превосходительству, прошу вас, если можно, облечь моё агентство в официальную форму, чтобы после мне быть полезным вашим сотрудником. Малбай, Мурат-Али и пр. послали сюда к Тезеку письма и спрашивают, можно ли им вернуться и надеяться на милость вашего превосходительства. Им хочется иметь своего манапа и потому я ничего им не сказал, заметил, впрочем, что они могут просить вас обо всех своих нуждах и что они, если просьба их имеет основание, вероятно, будут удовлетворены. Нужно заметить, что все маньчжуры и сибо, бывшие в Верном, получили высшей степени шарики, точно сделали великий подвиг.
С истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорнейший слуга
20 ноября 1864 года.
Тугерен.
Р. S. В числе наград, вышедших киргизам тезековскаго ведения есть золотая медаль и 25 руб. сер. какому-то Усербаю Алабаеву, бывшему в Куртке с г-ном Проценко. Но такого имени между киргизами Адбановскими, бывшими в Куртке, нет, вообще с Проценкой Усербая Алибаева не было. Вследствие этого недоразумения двое Адбанов претендуют на эту награду. Один чола-казак [507] Тордубек-Абдрахманов, другой Тохтарбай Кемебаев. Первый из них был начальником лаучей и служил г-ну Проценко в лагере как служитель, другой ездил с почтой к Адилю, ходил на караул к реке Он-Арча и вообще был на трудных разъездах. Нельзя ли будет разузнать от г-на Проценко, которого он разумел под именем Усербая?
Так как лист цзян-цзуна был, по словам маньчжуров, написан тарапчой, не совсем хорошо знающим их язык и так как в Верном перевод прежнего листа был сделан при их помощи — они просили меня перевести вместе с ними листы цзян-цзуна. Я осмелился поэтому распечатать и сделать перевод. Надеюсь, что ваше превосходительство не будете в претензии за это самоволие.
От великого Дай-Цинского государства, управляющего илийскими провициями цзян-цзуна Минь-сю лист.
Великого Российского государства управляющего провинцией и заведующего делами киргизов и бурутов генералу.
Письмо ваше я получил и посылаю ответный лист. В письме, посланном от вас, видно, что вы, узнав о бунте илийских хой-хоев от Са-Голдая, посланного нами к вам с просьбой собрать русские войска и привести их для освобождения города от воров, тотчас собрали начальствующих в крае лиц и, посоветовавшись с ними, донесли о нашей просьбе Белому Царю. Затем вы пишете, что когда придёт разрешение от вашего государя, вы с войсками губернатора (?) придёте и тотчас же освободите куру (то есть город). Са-Голдай, благополучно возвратясь, донёс мне о всём и я хорошо понял ваши добрые намерения. Высоко ценя дружбу двух великих государств, я послал к вам навстречу Са-Голдая, чтобы он принял и привёл русские войска.
Если вы придёте и скоро освободите город от хой-хойских воров, вы сделаете дело, которое мы тысячу и [508] тысячу лет будем помнить. Наш народ умеет ценить добро.
Узнав, что построенную вами на Или факторию воры тунгены начали портить, я послал наши войска и спас ваши здания от разрушения. Однако, у хранителей фактории взяты некоторые вещи.
Сообщите секретарю, заведовавшему делами торговцев верхних мест (?), чтобы он по-прежнему занял факторию и открыл бы там торговлю на прежних основаниях. По вышеизложенным причинам лист написан. Царствования Тун-джи 3 года, 11 месяца 28 дня.
Сегодня приехал Ит-бала, который всё время находился при маньчжурском войске. Спешу сообщить вам некоторые подробности последних схваток маньчжуров с тунгенами. Это будет дополнением к показаниям бокачёвского приказчика. Бегство дунганей из Кульджи случилось 9-го числа прошлого месяца. Утром этого числа все кульджинские и соседних местечек хой-хои выступили к Сары-булаку, их подкрепляли таранчи в числе 400 человек под начальством какого-то сарта, которого они называли ходжой. (Впрочем, этот ходжа не из тех, которые претендуют на Кашгар, и надо думать, что он уроженец Или). Китайцы стояли у городских стен и стреляли из пушек и фальконетов. Таранчи, однако ж, занимались более манёврами, чем делом. В рукопашных схватках в этот дань было убито немало тунгеней, но потерю чампаней и хамбыней (китайских солдат) считают до 800 чел. В то время как маньчжуры были отвлечены бесполезной для них стрельбой, жёны и дети дунгеней со всеми своими вещами беспрепятственно выходили из своего предместья. К вечеру, когда последние верблюды тунгеней выступили из города, тунгени стали отступать, оставив для прикрытия отступления до 500 чел. конницы. Но дело этим не кончилось. Чампани, узнав о бегстве дунгеней, бросились в их предместья, думая найти там что-нибудь, но здесь их [509] встретила засада и чампани после кровавого боя бежали, потеряв убитыми до 300 чел.
Дунгени, отступив из Кульджи, стали у каменноугольных копей, в 20 верстах от Кульджи. Таранчи увеличились до 600.
11-го числа маньчжуры, ободрённые бегством врага, выступили из Кульджи для окончательного уничтожения инсургентов. Маньчжуров было 400, хамбыней 300, солонов и сибо левого берега 300, правого берега 800, чампапей 500: К несчастью китайцев, в самом начале сражения дунгени овладели их артиллерией (4 пушками) и захватили все фальконеты (60) и до 200 ружей. Порох китайцы сами уничтожили. Чампани, засевшие в какой-то курган, были сожжены, хамбыни частью перешли к инсургентам, частью были убиты, всего их вернулось человек 10. Поражение было совершенное; начальник китайского войска Чи-джен, солонский Ухурдай и еще два амбаня были убиты. Дунгени преследовали бегущих до самой Кульджи.
В настоящее время дунгени занимаются осадой Баяндая, жёны и дети их в большой мусульманской Кульдже. В Кульдже китайской во́йска считается до 800, между тем как к дунгенам пристали все таранчи с новым своим аким-беком Магзум Зитом. Наш Сотрук тоже соединился с дунгенами и, как говорят, вместе с таранчами думает взять Куджугур; под именем Худжугура известна группа нескольких селений с сибосским населением. Жители его частью перебежали в Кульджу, частью укрепились в одном из этих селений. Начальник сибосцев правого берега, называемый киргизами Ак-Калдай, взят под арест будто бы за сношения с инсургентами и, вероятно, будет казнён. Кара-киргизы и наши кизил-борки совершенно уничтожили калмыков, кочующих на Текесе. Можно положительно сказать, что калмыки лишились решительно всего — жён, детей и всего скота. Киргизы, говорят, не знают, куда девать скот и пленниц. Калмычки попали и на Чилик к Чокан-бию. Это, по моему, не совсем красиво.
В Кульдже чувствуется большой недостаток съестных [510] припасов, ибо тунгени сожгли все хлебные запасы и угнали весь скот городской, даже маньчжурам не оставили и свиней. Цзян-цзун на все солонские городки наложил по 100 капов пшеницы.
Сегодня приехал (несколько часов тому назад, и я сейчас только узнал) в аул к Тезеку один таранча, прежде живший в его ауле. Он привёз верные известия о дунгенах, ибо он послан от таранчинских беков к султану Тезеку, чтобы узнать, можно ли им послать посольство к русским властям. Он рассказывает, что ходжа их называется Сеид-Ахмет-хан, он уроженец Маргилана и лет пять как приехал в Илю. По его словам, все хамбыни пристали к мусульманскей инсурекции и это верно. Из Кашгара и Аксу они ждут помощи. Цзян-цзун им предлагал мир, но они не приняли. Баян-дай, как он полагает, теперь должен быть взят. В самом деле, что прикажете делать, если инсургенты пришлют посольство? Если они будут, например, просить нашего подданства? Уведомьте поскорее. Войсками командуют у инсургентов: китайцами — Джун-тань, тунгенами — Па-ту-за и таранчами — Садыр.
Так как в настоящее время производятся беспрерывные реформы и преобразования, то нет основания думать, чтобы киргизская степь осталась забытою. Вероятно, ваше превосходительство, позаботитесь о вашей орде, которая, надо признаться, находится в самом незавидном положении. Во время пребывания в орде мне удалось узнать кое-что неизвестное вам и могущее быть вам очень полезным при ваших соображениях. Я буду говорить откровенно, так как это останется между нами.
Со времени вступления вашего в управление ордой вы были постоянно заняты походами против киргизов и защитой границ, внутреннее родовое управление ордой оставалось по-прежнему и в этом отношении было сделано очень мало. А родовое народное управление орды представляет ужасный хаос и крайнее безобразие.
1. Адбаны. Племя это беднее других и держимся более [511] старых порядков. Султан здесь управляет только своими туленгутами, которых правда очень много, и управляет ими, как плантатор неграми. Для адбанов, кочующих за Илей, он почти не имеет влияния, Алим-кул и Ширбек зависят от него, как вассалы от барона: по временам приезжают на поклон, принимают хорошо его ясаулов и только. Словом, султан считает себя владельцем, а не чиновником русского правительства, каким он есть в действительности.
2. Джелаиры. Управление в джелаирах представляет диаметральную противоположность с управлением в адбанах. Джелаирские султаны, волостные и пр., похожи на наезжих сибирских чиновников, которые приезжают только затем, чтобы постоять и потом уехать. Между джелаирскими родоправителями существует круговая порука, чтобы грабить народ. Я знаю наверно, что эти господа научают татар и пр. подать просьбу в Алматы и потом, получив бумагу из Верного, пугают своих киргиз и берут тогузами, одну — Султан-Гази, другую — Тынги, третью— Кимбар и пр. Подводы в этом роде назад не возвращаются — продаются, и деньги разделяются между вышеупомянутыми лицами. Плата за подводы подвергается той же участи. Вообще поборам нет счёта.
3. В дулатах несколько лучше, хотя султан их считается слабым. Там много богатых и влиятельных киргизов, которые могут в случае надобности дать султану отпор.
Прежде было основание церемониться с киргизскою властью, теперь же, когда границы наши закреплены, можно положить конец их самоуправству и произволу и дать почувствовать им, что они не владельцы, а чиновники и что правительству нужен народ, а не султаны, ибо математически 100 вернее, полезнее, чем 10. По моему мнению, этого можно достигнуть, только подчинив формальным выборам должность султанов и управителей: ослабить аристократический элемент и поднять и дать значение суду биев. В Большой орде суд биев не существует, дела решаются по капризу властей. [512]
В Дикокаменной орде аристократического элемента не существовало исторически, точно также, как и централизации родового управления. Там каждый род управлялся своим бием. Случалось, правда, что некоторые манапы, сильные родовичами, успевали приобретать главенство, как Урман и Бурумбай, хотя это было насилие, но люди эти имели несомненные достоинства, один — храбрость, а другой — замечательный ум. Мы же, назначив ничтожного и известного лживостью Сарынбека в звание ага-манапа, случайное явление возвели в постоянное достоинство. Это уже само по себе ошибка. Пользы от ага-манапа мы положительно не имеем и, поддерживая его значение, мы вредим самим себе, отталкиваем от себя народ и вооружаем против себя других манапов: Мурад-Али, Боли-Карай и пр. ушли не от нас, а от Сарымбека. Кроме того, Сарым-бек постоянною ложью от имени русского правительства возбуждает недоверие в народе к нам. Этот господин продавал чирикам русские чины, то есть русские бумаги — это факт. Сверх того, ни один абсолютный восточный монарх не делает таких насилий, как он. У него содержится одна женщина, известная под именем подводной бабы, если так можно выразиться; он ею угощает приезжих казаков и других лиц и она взята так же, как берут в подводы верблюдов и лошадей. Эти немногие факты говорят сами за себя.
Я полагаю, что в Дикокаменной орде надо поддерживать древний порядок управления, чтобы каждый род управлялся своим бием. Тогда будет между ними соревнование, чтобы отличиться одному перед другим. Прошу у вашего превосходительства снисхождения, что я решился написать о том, о чём вы меня вовсе не просили. Как киргиз я не мог удержаться, чтобы не сказать несколько слов относительно моих страждущих земляков. С истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть в. п. покорный слуга
[513]
P.S. Бек Таир завтра выезжает отсюда. Что касается до писем, посланных с Измаилом, я должен сказать, что они все были мной запечатаны моею печатью с литерами М. В. точно так же, как и настоящее письмо.
Сегодня приехал в аул Тезека казак Павел Богдашин, остававшийся до сих пор в Кульдже. Так как все торговцы, поселённые китайским начальством в нашей фактории, бежали, то и Богдашин последовал их примеру.
Торговцы принуждены были к бегству постоянными требованиями китайских властей — то лошадей, то верблюдов. В последний раз маньчжуры потребовали 300 лошадей, и когда торговцы отказались от дачи такого большого числа лошадей, цзян-цзун объявил, что он возьмёт от них силой. Тогда ночью все обитатели фактории бежали, оставив всё своё имущество и товары. Едва торговцы вышли из фактории, как конур-бурковский Башчи-Башча со 100 человеками напали на факторию и ограбили всё дочиста. Впрочем, и прежде в начале восстания таранчи немного пограбили в консульском доме, но взято было немного. На другой день Башча нагнал караван и требовал выдачи Богдашина, но семипалатинский ташкентец Осман не дал. Этот же Осман дал казаку лошадь и во всё время нахождения Богдашина в Кульдже оказывал ему покровительство и помощь. Китайское начальство взяло от Богдашина под расписку всё железо, бывшее в фактории.
Киргизы, бывшие под протекцией китайцев, сделались теперь заклятыми врагами своих патронов и грабят маньчжуров и солонов, где только можно. Кезен-Кара напал даже на один солонский городок, угнал до ста лошадей, но сам потерпел потерю с лихвой: до 5 человек его киргизов пали от солонских стрел.
Голдай всё ещё живёт у Тезека и не едет, что хотите.
Сейчас получено ещё известие. Цзян-цзун послал погоню за караулом и особенно за Богдашиным, чтобы [514] вернуть его, но посланные солоны не догнали каравана и вернулись в Турген.
Если китайцам будет дана помощь, то с известием об этом в Кульджу надеюсь, ваше превосходительство, пошлёте меня.
Пожелав вам всего хорошего и успеха в ваших начинаниях, с истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга.
27 декабря
Я имел честь послать к вам в Омск три письма (одно с листом от китайского начальства), но ответа до сих пор ещё нет. Со-Голдай всё ещё здесь, ждёт вас, как еврей мессию. Вообще, все илийские маньчжуры уповают на нас и от нас только чают избавления. Впрочем, по полученному сейчас известию из Кульджи, инсургенты, очевидно, утомились. Маньчжурам удалось их разбить наголову в окрестностях самой Кульджи (20 числа дня 12 месяца по китайскому стилю, сегодня 28). В этом деле убито до 400 человек хой-хоев и таранчей и взято много оружия: ружей, копий и сабель. Эта неудача нанесла хой-хоям такой нравственный удар, от которого они едва ли поправятся. Дело в том, что хой-хои не в ладу с таранчами, которые составляли большинство инсургентов, последние начинают тайно сноситься с цзян-цзуном, который обещал им совершенное прощение. Говорят также, что у восставших нет ни зерна пороха, а провизии у них давно не было. Тунгени думают снять осаду Баяндая и перейти на правый берег Или и взять сибосский городок Хиджугур. По крайней мере, так писали они киргизам в своих прокламациях. Снятие осады Баяндая и, наконец, то, что тунгени стали просить помощи у наших киргизов, бывших в прошлом году под китайской протекцией, положительно доказывает, что инсурекция приходит к концу. Если [515] инсуртенты будут стеснены в Или, они, говорят, думают уйти на другой пункт в Аксу или Кашгар. В последнее время тунгени успели своими эмиссарами и прокламациями взволновать большую часть приилийских родов адбанов и всех бугинцев. Башчи-Джузен, Саурук, словом, все Чаджи, Джарты и Конурборки явно пристали к дунгенам и дают им лошадей и джигитов; Джетен-Дур-Султан, Кезен-Кара ещё колеблются; преданными нам остаются только Чормак и Ходжмамбет. Богинцы тоже портятся, не говоря о тех головорезах, которые на Текесе. Сарынбек, говорят, только и говорит о ходжах-святоборцах, Бек-Таир остался им недоволен, так как Ага-Минон совершенно отказался собрать киргизский барантованный скот.
Киргизы все заговорили о настающих годах мусульманского величия, от тунгеней они чего-то ждут, на бухарцев тоже полагают большие надежды.
Я не знаю правительственных видов и начертаний, но своим казацким умом рассуждаю так: если нам нужен Ташкент и вообще если мы думаем утвердить прочно наше влияние на Среднюю Азию, нам следует во что бы то ни было поколотить бухарцев и уничтожить навсегда авторитет этих торгашей, затем надлежало бы победоносно пройти в недра центральной Азии, как писал некогда г-н Проценко. Случай к тому представился теперь через просьбу китайцев о помощи. Мы бы в нынешнее лето дошли вместе с китайцами до Кашгара и стали бы угрожать Кокану с тыла, между тем, как черняевцы ударили бы со стороны Ташкента. Наконец, мы бы могли приобрести без хлопот целую область в Средней Азии, именно, этот знаменитый Кашгар, которым когда-то ещё так недавно бредили наши дипломаты. Голдай говорил мне, что цзян-цзун готов уступить нам Кашгар и ещё четыре города в этой провинции, так как сохранение этих городов стоит им очень дорого и пользы никакой не приносит.
При сём посылаю два листа, присланные от цзян-цзуна, одно на ваше имя, а другое на имя «ваших сибирских генералов». [516]
Лист от цзян-цзуна я перевёл при помощи Са-Голдая и, соображаясь с маньчжурским текстом, так как пакет я сам (должен) был подпороть. Надеюсь, ваше превосходительство, не будете за это на меня сердиться и в Омске нужно было бы обращаться к переводчику.
Перевод листа цзян-цзуна: «Великого Дай-Цинского государства Илийских провинций цзян-цзуна лист.
Великого Российского государства генералу, находящемуся в Алматах, посланное для скорейшего прихода русских войск. Прежде сего вследствие войны тунгеней и сартов (хойзя), то есть таранчей, мы несколько раз посылали письма, прося у Великой державы (России) войска для истребления и избиения воров вместе с нашими войсками, и, кроме того, послали трёх наших чиновников на пограничные караулы для встречи вас, но известий о приходе регулярных войск Высокой державы до сих пор нет и мы находимся в чрезвычайном нетерпении.
Между тем наши войска имели дело с ворами, и воры, придя в слабость, бежали и укрылись в город Кульджу (мусульманский город в 40 верстах от Кульджи) и, оттуда выходя в разные стороны, делали грабежи и посылали своих людей в окрестные земли для возмущения и к Тезеку с серебром и чаем, чтобы расстроить согласие двух наших государств, но Тезек, находясь в повиновении у вашей Высокой Державы, не внял злым наветам их.
12-го месяца 19-го и 20-го числа воры тунгени наступили на лагерь наших войск, наши воины, победив их, убили стрелами до 400 с лишним человек, но истребить и уничтожить их логовище в Кульдже мы находим грудным, чтобы, в случае неудачи, не было ещё больших бедствий. Вашему великому государству не чужды законы и обычаи и вы должны нам сочувствовать. Эти восставшие воры в один час забыли милости и попечения Срединной империи, делаемые им в продолжение ста лет и причинили нам много зол. Мы думаем, что и ваше высокое правительство, узнав о сих злодеяниях воров, должно прийти в немалый гнев. Много лет как наши две высокие державы находятся в неразрывном [517] согласии. Будучи близки, как язык к зубам, нашим государствам нельзя быть равнодушными к бедствиям друг друга.
Отсюда мы послали эчже-ку-хафина (чин) Сабитуна (маньчжурское имя Са-Голдая) к Тезеку, чтобы ожидать там прихода войск Высокой Державы, а ку-цзяйда (чин) Чжа-Чжури (имя) послали в Турген также к вам навстречу.
По сим причинам, посылая спешно этот лист к высокому генералу, прошу по получении этого письма как можно быстро привести русские войска в Или и потом, соединившись с нашими войсками, разбить воров, и успокоив страну, покрыть себя доброй славой.
Ещё. Один русский, сарты иностранные и кашгарские купцы, находившиеся в вашей торговой фактории в одну ночь, по неизвестной причине бежали из фактории и неизвестно где теперь находятся. В ту же ночь, на рассвете (в час пятого джина), киргизы вместе с тунгенами вошли в факторию и ограбили находившиеся там вещи и товары и укрылись неизвестно куда. Остался один старик сарт с женой. На другой день мы собрали оставшиеся вещи и, взяв их в город, поручили надзору старика-сарта, чтобы он после был обличителем. Для охранения фактории мы назначили особый караул из наших войск. Было бы очень хорошо, если бы секретарь по-прежнему занял факторию и открыл бы торговлю.
По сим причинам послан лист. Тунчжи пятый год царствования, 12-го месяца 24-го дня».
Слышно от китайцев, что в Урумчи пришли халхасцы под начальством Цзун-Вана, рождённого от китайской принцессы, но от больших снегов они не могут до весны прийти в Или. В какой степени всё это справедливо, ведает Голубое Небо.
С истинным почтением имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга
[518]
P.S. Ваше превосходительство оказали бы большую милость, если бы привезли мне несколько ящиков сигар гаванских от Терехова и один так называемый пробный ящик.
Сегодня получил письмо от Бектаира, которое при сём посылаю. Садык-бек, о котором он пишет, есть родоначальник кара-киргизовского племени Турайгыр-кипчак и был прежде правителем города Таш-Малыка и имел от китайского правительства красный шарик. Надо заметить, что ташмалыкские киргизы были единственные буруты, бывшие в непосредственном китайском подданстве. Предки Садык-бека служили китайцам ещё при завоевании Восточного Туркестана и за усердие были пожалованы наследственными правителями города Таш-Малыка, Кашгарской округи.
Другое лицо, упоминаемое им, именно Бузрук-хан-ходжа или тюре есть единственный сын Джангер-ходжи, который в 1825 году произвёл большое восстание в Малой Бухарии и был потом, пойманный, казнён в Пекине. Ходжи этот пользовался, как я мог заметить в бытность мою в Кашгаре, большим уважением народа и на него полагали туркестанцы большие надежды.
Что касается до тунгенского восстания, то ничего важного в последнее время не совершилось. Тунгени три раза подходили к Кульдже и всякий раз были выгоняемы с уроном. Но тем не менее, впрочем, китайцы ждут от нас помощи и Соголдай всё ещё живёт у Тезека.
Искренне поздравляю ваше превосходительство с новым назначением и желаю вам на новом месте заслужить ещё больше славы и чести.
С истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга
30 января 1865 г.