Из черновых бумаг Чокана Валиханова
Записка № 2
Мусульманство пока не въелось в нашу плоть и кровь. Оно грозит нам разъединением народа в будущем. Между киргизами ещё много таких, которые не знают и имени Магомета и наши шаманы во многих местах степи ещё не утратили своего значения. У нас в степи теперь период двоеверия, как было на Руси во времена преподобного Нестора. Наши книжники также энергично, как книжники древней Руси, преследуют свою народную старину. Под влиянием татарских мулл среднеазиатских ишанов и своих прозелитов нового учения народность наша всё более и более принимает общемусульманский тип. Некоторые султаны и богатые киргизы запирают жён своих в отдельные юрты, как в гаремы. Набожные киргизы начинают ездить в Мекку, а баяны наши вместо народных былин поют мусульманские апокрифы, переложенные в народные стихи. Вообще киргизскому народу предстоит гибельная перспектива достигнуть европейской цивилизации не иначе, как пройдя чрез татарский период, как русские прошли через период византийский. Как ни гадка византийщина, но она всё-таки ввела христианство, элемент бесспорно просветительный. Что же может ожидать свежая и восприимчивая киргизская [195] народность от татарского просвещения, кроме мёртвой схоластики, способной только тормозить развитие мысли и чувства. Мы должны во что бы то ни стало обойти татарский период и правительство должно нам в этом помочь. Для него это также обязательно, как для нас спасение утопающих. Для совершения этого человеколюбивого дела на первый раз следует только снять покровительство над муллами и над идеями ислама и учредить в его округах вместо татарских школ русские. Затем реакция обнаружится сама собою. Было время, когда русское правительство считало распространение европейского просвещения между некоторыми иноплеменными народами своими почему-то не выгодным для себя. По крайней мере такой политики держалась она и в отношении кавказских мусульман и киргизов. Горцы и киргизы не допускались в кадетских корпусах в специальные классы и где преподаются военные науки. Закон этот теперь отменён, следовательно, признан ложным. По нашему мнению Шамили и Абделкадеры могут являться только в странах мусульманского образования. Только истинное знание даёт спасительный дух сомнения и только оно научает его ценить жизнь и материальное благосостояние. С того времени как правительство Соединённых Штатов стало цивилизовывать ирокезов, гриков, шактоусов и других краснокожих, индейские воины почти в этой стране прекратились. В Соединённых Штатах с 1858 года основано 162 школы для индейцев и образован индейский фонд для вспомоществования диким, желающим принять оседлость.
Ислам не может помогать русскому и всякому другому христианскому правительству, на преданность татарского продажного духовенства рассчитывать нельзя. Факт этот становится соблазнительно ясным, если принять во внимание отложение крымских татар во время кампании 1854 года. Казанские татары расположены к России столько же, сколько и крымские. Распространению в Средней Азии и в Китае нелепой басни о том, что султан раздаёт короны европейским государям, что русские платили Блистательной Порте [196] дань и пр., мы обязаны казанским татарам. Эти несчастные фанатики смотрят на султана так же глупо, как католики на папу и не понимают, что нынешние наместники Халифов столько же похожи на Солеймана и Амурата, как святейший отец Пий на Григория VII и Инокентия IV. Татары в старое время, когда ислам на берегах Волги не был в такой силе, как теперь, служили России и на ратном поле, и в земском деле. Царь Шигалей командовал русскими войсками во время Ливонской войны, а царь Пётр казанский был земским царём во время опричнины. По мере распространения ультра-мусульманского направления участие татар в государственном деле русского царства заметно слабеет. При Петре татары пристают к партии недовольных. В наше время татарские князья и мурзы служат приказчиками у своих единоверцев, а если и вступают в государственную службу, то не иначе, как в земскую полицию и, вероятно, потому, что здесь можно некоторым образом подвизаться за веру. Словом, со времени присоединения Казани и Астрахани к царству русскому, значит, в продолжение 300 с лишком лет, не дали своему отечеству хоть сколько-нибудь известного деятеля. Нет никакого сомнения, что причиною отчуждения татар от русских и причиною всех плачевых явлений был магометанский пуританизм, другой причины не могло быть.
И у нас в степи все благодетельные меры правительства, все выгоды новых учреждений не приносят ожидаемых результатов именно вследствие того, что они парализуются возрастающим религиозным изуверством. Киргизы наши теперь более чуждаются русского просвещения и русского братства, чем прежде. О вреде мусульманского изуверства и вообще всякого религиозного фанатизма на социальное развитие народов, после всего сказанного нами выше, мы считаем излишним распространяться. Известно, что и в Европе преобладение теологического духа проявлялось в народном развитии самым бедственным образом.
В последнее время сибирское начальство, кажется, начало сознавать ошибочность прежней покровительственной [197] системы в отношении ислама. В этом также утверждает нас одна важная мера, принятая в 1862 году областным начальством в отношении киргизов, принявших христианство. В учреждениях об управлении сибирскими киргизами было узаконено, чтобы крещёных киргизов записывать в мещанское и казачье сословие, если они того пожелают, или не оставлять их в степи, на прежних инородческих правах, но до 1861 года всех крещёных киргизов записывали в мещане и в казаки, вероятно, для того, чтобы удалить их от прежней среды и тем самым дать им возможность укрепиться на лоне новой веры. Мера эта похвальная в христианском смысле, в политическом отношении была величайшей ошибкой, ибо пример крестившихся киргизов, с удалением их из степи, делался для киргизского народа беспоследственным. Мы не имеем никаких данных о числе киргизов, принявших православие со времени основания внешних округов, но надо думать, что число это было не незначительно. В некоторых казачьих станицах почти половина населения состоит из крещёных киргизов, например, в Ямышевской, Чистой и в некоторых других. В 1861 году или в 1862 году, хорошо не помним, областное начальство в первый раз дозволило некоторым крещёным киргизам оставаться в степи на прежних инородческих правах. Мера эта, по нашему мнению, должна в будущем принесть немаловажную пользу киргизскому народу. Киргизы до сих пор думали, что сделаться христианином, значит сделаться казаком или мещанином. Теперь же, вследствие совместного житья и смешанных браков, религиозная вражда будет смягчаться и крещение не будет, как прежде, разрывать родственных связей.
Приняв такую важную меру в интересах христианства, областное правление должно было принять вместе с тем и репрессивные меры в отношении ислама, ибо без этого невозможен успех христианства. Мы далеки от того, чтоб советовать русскому правительству вводить в степи христианство каким бы то ни было энергичным путём, точно также [198] не предлагаем ему преследовать ислам, подобные крутые меры ведут всегда к противным результатам. Христианство, вводимое между инородцами сибирскими через наших миссионеров и священников, по свидетельству компетентных людей, идёт крайне неуспешно и, что всего важнее, оказывает на народ не совсем благодетельное влияние. Остяки убегают от православия в леса и так боятся проповедников русской веры, что скорее обращаются в ислам, чем в православие. Кастрен говорит, что остяки потому только не селятся по берегам Оби, богатой рыбою, что боятся русской веры и русских миссионеров. Ещё князь Щербатов говорил, что инородцы жаловались ему на бесчеловечие и мздоимство попов своих, кои только грабить и мучить их приезжают («Очерки Сибири», Библиотека для чтения, октябрь 1862 года).
Гонение придаёт преследуемой вере, как замечено не раз, ещё больше энергии и жизненности. Русский раскол представляет в этом отношении поучительный пример. Но мы просим и требуем, чтобы правительство не покровительствовало религии, враждебной всякому знанию, и не вводило бы насильственно в степь теологических законов, основанных на страхе и побоях. В силу представленных нами аргументов, достаточно рельефных, для пользы киргизского народа и в интересе самого правительства, по нашему мнению, необходимо принять теперь же, по примеру оренбургского начальства, систематические меры, чтоб остановить дальнейшее развитие ислама между киргизами нашей области и чтобы ослабить, а если можно совершенно устранить вредное влияние татарских мулл и среднеазиатских святошей, тем более, что представляется правительству прекрасный случай сделать важный шаг на этом пути, уничтожив действие мусульманских законов в нашей области, согласно желанию самого киргизского народа. Затруднения при исполнении этой меры не может быть, ибо брак у магометан не есть таинство, а есть частный договор.
Вероятно, причиной, побудившей правительство дела о браках и разводах предоставить муллам, был грубый [199] обычай киргиз отдавать дочерей своих в замужество в слишком юных летах и большею частью без их согласия, Киргизы сговаривали детей своих иногда в колыбели. Нам кажется, что обычай этот мог быть изменён и без участия мусульманского духовенства, следовало только предписать старшим султанам и управителям под страхом ответственности иметь строгое наблюдение, дабы киргизы не выдавали дочерей ранее таких-то лет, дабы отцы не принуждали своих сыновей и дочерей вступать в брак без личного их согласия и пр. Полицейский надзор и дух времени сделали бы своё дело, но, конечно, не скоро. Баснословное количество жалоб, поступающих и теперь по брачным делам, указывают, что мусульманский шариат был совершенно бессилен против укоренившегося обычая. Пользуясь возникшим вопросом о духовном суде, можно было бы предпринять коренные реформы в духовном управлении нашей степи.
1) Отделить киргизскую степь от ведомства оренбургского муфтия, как народ, различествующий от татар по исповеданию веры, и назначить особого областного ахуна, который бы состоял, подобно советнику, от киргизов при общем присутствии областного правления.
2) Утверждать в звании мулл только коренных киргизов или киргизских хожей, если будут настоятельные просьбы о том со стороны народа.
3) Не назначать мулл более одного в округе, а должность указных в волостях упразднить.
4) Не дозволять ишанам и ходжам, приезжающим из Средней Азии и татарским семинаристам жить в кочевьях киргизов без определённых занятий, и иметь строгое наблюдение, дабы они не образовали между киргизами дервишеских и мистических обществ, подобно тем, которые существуют теперь в баян-аульском и каркаралинском отрядах.
Но против такого зла, как ислам, недостаточно одних палиативных мер. Отнятие судейских прав не лишит мулл того влияния, которое они будут иметь как священники. Кроме мулл у нас, много и других вредных [200] шарлатанов. Мы говорим о татарах и среднеазиатах, которые занимаются медицинскою практикою. Если б они пользовали доверчивых киргизов безвредными травками, заговорами и амулетами, подобно русским знахарям и лекаркам, мы не стали бы о них и говорить. Но дело в том, что господа эти лечат не иначе, как на смерть; от всех грудных болезней употребляют они чилибуху, а иногда и сулему, от сифилитических болезней дают ртуть и киноварь в такой ужасной дозе, что больные большею частью отравляются. Кровопускание делают всем и каждому без всякой причины потому только, что Мохаммед заповедал это в Коране. Наконец, в самом народе нашем таится много тёмных предрассудков и вредных обычаев. Вытравление плода, выдавливание его в последний период беременности, убийство дитяти после рождения у нас в общественном мнении преступлениями не считается. Оттого по статистическим источникам преступления эти между киргизами не значатся. Но мы бы мало согрешили против правды, если б сказали, что половина совершеннолетних киргизских девиц, способных к плодотворению не раз были преступны в детоубийстве. Обычай этот тем более ужасен, что прелюбодеяние в девичьем состоянии у киргизов не составляет большего порока и не приносит грешной такого позора и бесчестия, как в обществах европейских. А что делают киргизы с роженицами? Вследствие ли ранних и излишних половых наслаждений или по узкости таза, что, вероятно, происходит от постоянной верховой езды, роды у киргизок бывают большею частью трудные. Киргизы же ненормальные роды приписывают наваждению злого духа и потому бьют, пугают рожениц, тянут им язык. Понятно, что при таких диких понятиях и, наконец, при совершенном отсутствии акушерок и бабок много беременных женщин умирают от родов или побоев. Много гибнет народу от тифа, от простуды, от сифилиса и других болезней оттого только, что некому подать больным разумную медицинскую помощь. У нас полагается один доктор на округ и, кажется, для того только, чтобы писать медицинские [201] свидетельства и рассекать трупы. Доктора эти обязаны прививать киргизам оспу, но киргизы боятся их более, чем остяки священника. На доктора киргизы смотрят, как на чиновника, и пользы от него не ждут. От оспопрививания убегают или откупаются.