1501/01

Материал из Enlitera
< 1501(перенаправлено с «1501-chastn-ritorika/01»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Частная риторика
Автор: Николай Фёдорович Кошанский (1781—1831)

Источник: Н. Ф. Кошанский. Частная риторика. — СПб., 1832. Качество: 100%


Отделение I
СЛОВЕСНОСТЬ

Esse eloquentiam non ex artificio

sed artificium ex eloquentia natum.
Cic.

I
Словесность и её отрасли

§1. Язык или дар слова (vox articulata), есть дар свыше, которым творец отличил любимое создание своё от всех бессловесных и благоволил, чтобы человек сам образовал сию способность, руководствуясь нуждами, разумом, природой.

(+1) Примеч. Язык, сей чудесный дар неба, соединяясь и никогда не разлучаясь с другим, божественным даром разума, созвал людей в общества, основал грады, составил науки и служит орудием чистейших, благороднейших, высших наслаждений ума и сердца. «Словесность есть главный орган гения и чувствительности» (Кар.).

§2. Словесность, или литература вообще (literae), есть наука, объемлющая полное знание одного или многих языков и все письменные произведения и писателей.

(+2) М. Н. Муравьёв говорит: «Язык сообразуется всегда со степенью просвещения, которой достиг народ, его употребляющий. Он груб, недостаточен, без красоты и согласия у диких, и заключает столько слов, сколько народ знает нужд и ощущений. Медленно расширяется круг понятий и обогащает язык новыми выражениями. Одни сильные и просвещённые народы говорили прекрасными и обильными языками, которые пережили падение своих народов, увековеченные в книгах великих писателей» (т. III, стр. 169, изд. 1819—1820).

В наше время язык и литература заключают два разных понятия. Язык значит ныне изустное употребление дара слова или, хотя и письменное, но писанное для удовлетворения первой нужды человека сообщать мысли и чувствования другому.

Область языка ограничивают ныне знанием грамоты и, может быть, грамматики, и употреблением безыскусственной прозы — первым, необходимым образованием человека.

Литература значит ныне произведения языка, утверждённые письменами и, может быть, печатанием как для современников, так и для потомства; и притом произведения, удовлетворяющие второй потребности человека — просвещению ума, наслаждению вкуса.

Литература обнимает все словесные науки с их произведениями и писателей с отличительными их достоинствами.

Историю писателей называют иногда особенно: историей литературы, а литературою какой-либо науки или искусства называют собрание сочинений и писателей по той части. Народы дикие имеют язык, но не имеют литературы, а просвещённые по успехам литературы заключают о степени образования народа.

§3. Словесность разделяется на разные отрасли по странам: на восточную, северную, европейскую, азиатскую, американскую; по народам: на еврейскую, греческую, римскую, российскую и пр.; по временам: на древнюю, среднюю, новую и текущую.

(+3) Примеч. Всего любопытнее новое разделение словесности на четыре возраста: младенчество словесности простирается до Гомера; юность её обнимает весь древний мир греков и римлян; зрелый возраст заключается в новом мире со введения христианской веры; преклонные лета её, возраст мудрости, начинается XIX столетием. Характер каждого века словесности соответствует характерам их возрастов человека: младенчество не различает физического с нравственным, юность стремится к физическому, зрелый возраст — к нравственному, а опытная преклонность благоразумно соединяет опять физическое с нравственным. — Сие разделение более остроумно, нежели полезно в наше время; иногда основывают на нём некоторую разность, некоторые тонкости в произведениях, особенно в поэзии древней и новой.

§4. И люди, и народы в юности больше действуют воображением, говорят чувством, движутся удовольствием — в зрелом возрасте больше убеждаются опытом, следуют разуму, [2] ищут пользы; от сего словесность разделяется на две главные существенные отрасли: на поэзию и прозу.

Поэзия в некотором смысле есть юность словесности, а ораторское красноречие, особенно изящная проза, зрелый её возраст.

§5. Пределы сих двух отраслей словесности так темны и слиты между собою, что часто поэзия входит в прозу, а проза в поэзию, но их разность состоит в цели, в характере, в средствах и действии на читателя.

Цель поэзии — удовольствие: пленить, очаровать, возвысить душу ко всему великому и прекрасному, раждая в ней идеи о бесконечности. Цель прозы — польза: научить, убедить и понравиться. Характер поэзии: вымыслы, идеальные создания фантазии. Характер прозы: истинное, полезное, благородное. Средства поэзии: гармония, известные меры, в наше время рифмы и язык новый, живописный, необыкновенный. Средства прозы: убедительность, жар, сила и приятное течение речи. Поэзия действует на воображение и чувства; прозаическое красноречие на разум и волю.

§6. Поэзия — больше дар, нежели искусство. Дар вымышлять своё, идеальное по законам природы, или по стремлению духа, согласно с здравым умом и вкусом. Искусство оживлять вымысел гармонией слова. Она всегда составляет первую и младшую отрасль словесности.

Не должно полагать поэзии в мере, в рифмах, в отборных и смелых выражениях, в жару чувств и языке страстей; сии качества служат ей только украшением и не всегда для истинной поэзии необходимы. Часто в прозе бывает поэзия, а в стихах ещё чаще — проза. Теория поэзии имеет свои правила, которые увидим после.

§7. Изящная проза — больше искусство, нежели дар. Искусство силою образованного ума и даром опытного слова действовать на разум, волю и страсти людей. Дар собственным чувством воспламенять страсти и увлекать других [3] за собою. Проза составляет вторую важнейшую и полезнейшую отрасль словесности.

Теория прозы содержится в частной риторике.

§8. Частная риторика (видели в общей) есть руководство к познанию всех родов и видов прозы. Она изъясняет содержание, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки каждого сочинения, показывая притом лучшие, образцовые творения и важнейших писателей в каждом роде.

Частная риторика основывается на правилах общей и обнимает словесность одного или многих народов. Как общая так и частная риторика составляют науку, постоянную для всех языков, но каждый народ имеет свои особые произведения, своих писателей.

II
Словесность у греков и римлян

§9. Судьба словесности неразлучна с судьбою народа. Она возвышается с могуществом его и благоденствием и падает с его падением. Везде поэзия предшествует красноречию прозы; везде образцы являются прежде правил.

§10. Нет нужды искать колыбели красноречия на Востоке у ассирийцев, египтян и финикийцев. Без сомнения, древнейшие памятники словесности, нам известной, — поэзия еврейская. Но Грецию можно почесть местом рождения красноречия. Греки за сто лет до войны Троянской пели гимны божествам своим и со времён героических употребляли красноречие в советах политических и военных.

Греция ничего не имеет древнее гимнов Орфеевых, может быть, принесённых им из Фракии, [4] и поэм, ему приписываемых. За восемьдесят лет до войны Троянской Орфей — так гласит предание — участвовал в плавании аргонавтов за золотым руном в Колхиду и описал сие плавание в исторической поэме. За 1000 лет до Р. X. во время осады Трои герои Гомеровы говорят речи в советах и сражениях. Нет сомнения, что сии речи вымышлены Гомером, но они показывают существовавший тогда обычай употреблять красноречие.

§11. По разрушении Трои Греция приняла новый вид и устремилась к образованию. За 400 лет до Р. X. Эмпедокл первый учил изустно правилам красноречия. Ученики его Каракс и Тизиас распространили сие учение письменно. Но гораздо прежде их Греция имела ораторов: Перикла, Солона, Фаларида, Эзопа, Фемистокла, Алкивиада, Клеона, Критиаса, Ферамена и других, коих речи подали повод Эмпедоклу к составлению некоторых правил.

Сии великие ораторы не знали правил и никогда не учились в школе. Но навык и необходимость говорить часто пред народом и пламенное стремление ко всему великому и высокому давали силу их красноречию, коего превосходные черты сохранены для нас Фукидидом.

§12. Знаменитый наставник Александра, философ Аристотель, положивший начало всем наукам, особенно философским, основал и утвердил науку словесности, составив правила пиитики и риторики, которыми и доныне пользуется потомство.

Пиитика Аристотеля дошла до нас не вся, а только часть её. Риторика его состоит в трёх книгах: первая рассуждает о свойстве и разделении риторики; вторая — о нравах и страстях; третья — о сочинении и наружных видах речи. За ним следовали Горгий, учитель Исократа, Антифон, Феофраст, Молон и другие, но их риторики не дошли до нас. В позднейшее время софисты овладели теорией и практикою красноречия.

§13. Красноречие в Греции разделяется на три важнейшие периода. Первый начинается с [5] героических времен и продолжается до смерти Перикла; второй — от Перикла до Александра; третий — от Александра до утраты свободы.

В первом периоде не было ещё правил, но были образцы и сильные побуждения к красноречию; во втором и образцы, и правила доведены до высшей степени совершенства; в третьем красноречие склонилось к упадку от утончений софистических и утраты вкуса. В Греции особенно процветало красноречие политическое.

§14. Рим воинственный и суровый долго не хотел любить ничего изящного; равнодушно слушал гимны жрецов салийских при Нуме и думал только о победах и завоеваниях. Tu regere imperio populos Romane memento. Virg.

§15. Продолжительный период от основания Рима до конца первой Пунической войны был бесплоден в отношении к словесности. Тогда римляне все искусства — кроме войны, земледелия и законодательства — считали созданными для рабов (artes serviles).

По изгнании Тарквиния Гордого законоведец Папирий трудился над составлением законов. Вскоре отправлено посольство в Афины, коего следствием были законы двенадцати таблиц. События отечества хранились в книгах жрецов; они были писаны стихами и петы в дни празднеств. Первый римлянин, писавший прозою летописи Рима, был Фобий Пиктор.

§16. Римляне почти против воли учились у греков. Первый грамматик у них был грек Кратес, родом из Маллоса. Потом Люций Плоций прославился по сей части и первый на латинском языке учил риторике; за ним следовали: Галл, Отацилий Пилит и др. В позднейшее время Квинтилиан в превосходном «Наставлении ораторам» (de Institutione oratoria, где, впрочем, многое взял из Аристотеля) поддерживал падающее красноречие римлян. [6]

Творение Квинтилиана считается превосходнейшею риторикою древних; оно в двенадцати книгах. Квинтилиан образует совершенного оратора, берёт его из колыбели и ведёт до могилы. Риторика его отличается от всех прочих искусством слога и вкусом.

§17. В начале римляне так предубеждены были против красноречия, что в 593 году от основания Рима[1] изгнали всех учителей сего искусства определением сената, которое подтверждено снова в 663 году. Виною сего предрассудка было превратное понятие о красноречии и злоупотребления софистов, но скоро оно сделалось занятием отпущенников (ars libertorum, liberalis) и после 2-й Пунической войны разлилось по всем состояниям народа.

К сему содействовали: 1) частые сношения их с побеждёнными этрусками, жителями великой Греции и Сицилии, кои были образованнее римлян; 2) долгое пребывание в Риме в виде послов трёх греческих философов: Карнеада, Диогена и Критолая, — кои, вопреки усилию Катона, не позволявшего им жить долго в Риме, пробудили охоту к красноречию; и, наконец, 3) чтение греческих ораторов и слушание их в Афинах.

§18. Вечер их республики и утро монархии были самым цветущим веком словесности. В Риме особенно процветало красноречие судебное. Слосесность римская разделяется на четыре века: а) Золотой начинается со второй Пунической войны и кончится смертью Августа; б) Серебряный простирается от Августа до Трояна; в) Медный — от Трояна до разрушения Рима готами; г) Железный — от разрушения Рима до восстановления наук в Европе. — Достоинством металла ценится достоинство словесности!

Римляне всегда были подражателями греков, но они подражали не рабски: везде виден их собственный гений. Словесность римская при Августе достигла такого совершенства, что по всей справедливости занимает первое место после греческой. [7]

III
Словесность у новейших и в России

§19. Наконец, Великая империя пала и развалинами покрыла всю Европу. Дикие народы нахлынули, как волны, и погасили науки, искусства и словесность. Настал мрак Средних веков...

Тут скрывается от нас Древний мир, и начинается новый. Всё изменяется. Истинная религия даёт другое направление человечеству, и кажется, будто народы переходят из одного возраста в другой.

§20. Долго чёрная туча носилась и волновалась над Европою. Свет истинной веры, блистая в мирных обителях иноков, ещё озарял некоторые останки наук и словесности. Но скоро вдохновенный глас Пустынника раздался в сердцах воинов креста и подвигнул всю Европу на освобождение Гроба Господня.

В сие время не один Пётр Пустынник, но и другие служители алтарей с необыкновенным красноречием возбуждали на брань святую, но их красноречие было дар природы, вдохновение веры, а не плоды учения, которого ещё не было в Европе.

§21. После крестовых походов Европа принимает новый вид: образуются новые державы, успокоенные народы стремятся к мирным занятиям, искры художеств, наук и словесности возникают на древнем пепелище и возжигают просвещение сперва в Италии, потом и в других странах Европы.

И в том же порядке, то есть сперва являются изящные искусства. — Язычество требовало скульптуры для кумиров, и скульптура их достигла такого совершенства, какого новейшие не достигали. — Христианская религия требовала живописи, которая не только превзошла древнюю, но и достигла такого совершенства (в конце XV и в начале XVI века), какого едва ли достигает ныне. [8]

§22. Ничто столько не содействовало к возрождению искусств, наук и словесности, как открытие и распространение древних рукописей. Они показали собранные веками истины и быстро разлили в Европе успехи словесности.

Величайшие мужи своего века занимались открытием и изъяснением древних рукописей: Петрарка, Гаспарини, Поджий, Беатус Ренач, Алоизий Моценик, Сикар и многие другие. Труды их для восстановления наук неимоверны, бессмертны.

§23. Сначала является поэзия в новом виде (с рифмами) и в новом направлении, потом повествование (и оно изобретает новый способ писать — прозу), далее ораторское красноречие и учёные сочинения. Главнейший род красноречия у новеших нравственный, или духовный. В некоторых державах являются следы красноречия политического и судебного, например в Англии и Франции.

Примечание. Начало просвещения в Греции и возрождение его в Европе, без сомнения, в подробностях различны. Но в целом являют разительное сходство!.. Там предшествуют образованию времена героические; здесь века рыцарские. Там по гласу чести все области Греции восстают, соединяются и стремятся к великому подвигу разрушению Трои; здесь по гласу веры вся Европа приходит в движение, соединяется под знаменем креста и спешит на святой подвиг — освобождение Иерусалима. Там воспевают героев рапсодисты; здесь поют рыцарей трубадуры и романисты (romancier). Там по разрушении Трои вся Греция изменяется; здесь по освобождении Иерусалима вся Европа принимает вид новый. Там вскоре начинается просвещение, или, может быть, возжигается угасшее в Египте; здесь также вскоре возрождается оно, как Феникс из пепла. Наконец, оба великие события воспеты двумя величайшими поэтами, Гомером и Тассом.

(4+) Как будто в доказательство, что просвещение — подобно солнцу в природе — восходит и скрывается от одинаковых причин и одинаковым образом, и что баснь Сизиф с камнем, вечно поднимаемым и низвергающимся, не мечта, но действительное изображение усилий человечества.

§24. Под конец IX века (862) Отечество наше принимает бытие и победами возвещает новое имя своё и силу Восточной империи. [9] Может быть, подвиги Рюрика, Аскольда, Олега, Игоря и Святослава воспеты баянами, но песни их умолкли в отдалении...

Единственные памятники сих времён: договоры Олега (912), Игоря (945) и драгоценный пример красноречия — речь Святослава, сохранены для нас летописцем. Они показывают силу нашу в то время и следы общественной жизни.

§25. Начало просвещения в России положено Владимиром. С принятием истинной веры (988) приняли мы от греков и письмена, и начала искусств, и некоторое образование слова. Восточная империя, угасая, возжигала просвещение в России.

Памятники сего времени: переводы священных книг, «Русская правда» (1019), Нестор (1111), следы красноречия в поучениях пастырей церкви, в поучении Мономаха и, наконец, следы оригинальной поэзии в «Слове о полку Игоря» (см. Ист. гос. рос., т. I., стр. 247 и след. и т. III, стр. 213 и след., изд. 1816 года.)

§26. С нашествием татар всё угасло в России. Остатки просвещения хранились в обителях иноков, занимавшихся летописями и учением веры. С началом единовластия (Иоанн III) воссияла новая заря просвещения в России, явились некоторые пособия, училища, правила и книгопечатание.

Книгопечатание введено в Россию в 1553 году. Первая грамматика эллино-славянская издана в 1591 году во Львове. В 1596 издана в Вильне грамматика Зизанием. В 1619 году издана грамматика Мелетием Смотрицким. — В 1627 году издан славянский словарь Памвою Бериндою, и прежде его был краткий словарь Зизаниев. К сему времени относят древние народные песни.

§27. С восшествием на престол дома Романовых умножились средства и училища. Век Петра открыл нам просвещение Европы. Век Елизаветы познакомил нас с словесностью европейцев. Век Екатерины ознаменован [10] вкусом. Век Александра и Николая ставит нас наряду с просвещеннёйшими народами.

Язык наш в самом начале много заимствовал от греческого, далее принял несколько слов татарских. В XVI веке служил ему образцом польский. Со времён Петра вошло в него много слов немецких, особенно голландских. Со времён Елизаветы образовался он по примеру немецкого и французского.

§28. Словесность наша, кажется мне, приличнее всего может делиться на три периода: на древнейшую — от Рюрика до Iоанна III, на среднюю — от Иоанна до Петра и новую — от Петра до Николая. Характер первого периода — введение письмён, переводы с греческого и некоторые образцы; второго — введение книгопечатания и некоторые правила языка; третьего — введение гражданской грамоты, правила и образцы во всех родах словесности.

Изящная словесность собственно начинается в третьем периоде, который разделяют между собою два гения: Ломоносов и Карамзин. Первый показал нам поэзию и ораторское красноречие; второй открыл русским изящную прозу. И тот, и другой имели сильное влияние на писателей своего века, и оба оказали бессмертные услуги нашей словесности.

Карамзин говорит: «Разделяя слог наш на эпохи, первую должно начать с Кантемира, вторую — с Ломоносова, третью — с переводов славяно-русских г-на Елагина и его многочисленных подражателей, а четвёртую — с нашего времени, в которое образуется приятность слога».

IV
Истинное красноречие и мнимое

§29. Будущий писатель должен иметь верное понятие о красноречии, следственно, должен знать, что красноречие бывает истинное и мнимое.

(+5) Скажут: быть красноречивым значит уметь доказывать, уметь действовать на разум, волю и страсти, уметь достигать своей цели. Согласимся на время, но спросим: что значит уметь?.. и достаточно ли для истинного красноречия достигать только цели, какова бы, впрочем, она ни была?.. [11]

§30. Есть люди, кои полагают красноречие в громких словах и выражениях и думают, что быть красноречивым, значит блистать риторическими украшениями, и чем высокопарнее, тем, кажется им, красноречивее. Они мало заботятся о мыслях и их расположении и хотят действовать на разум, волю и страсти тропами и фигурами. Они ошибаются.

Это называется декламация. Она не заслуживает имени красноречия, ибо холодна для слушателей и тягостна для самого декламатора, но часто поддерживается мыслью будущих успехов, а иногда мечтою жалкого самолюбия.

§31. Иные думают: быть красноречивым значит уметь выражать мысли необыкновенным образом, и чем темнее, тем, кажется им, глубокомысленнее, и, следственно, красноречивее. Они мучают себя — жаль видеть! — усиливаясь сказать так, как никто не говорит то, что почти все знают.

Ничто столько не унижает писателя, как сие заблуждение. Оно показывает ложный вкус и превратное понятие о красноречии и случается с немногими мнимо философствующими писателями. Ни декламация, ни сей странный способ писать не достигают цели и не могут назваться красноречием.

§32. Красноречие всегда имеет два признака: силу чувств и убедительность.

(+6) Красноречие всегда имеет три признака: сила чувств, убедительность и желание общего блага. Первые два могут быть и в красноречии мнимом, последний существеенно отличает истинное красноречие.

С каждым из сих признаков красноречие больше или меньше достигает цели. Сила чувств и убедительность предполагают и все достоинства слога, но желение общего блага должно быть всегда их целью. Если ж не оно движет пером писателя, а под видом его страсти — ужасно!.. «Отвергайте обманчивую прелесть, стольо часто заражающую дар слова». Бессмертные слова Александра I в речи 15 марта 1818 года.

§33. Сила чувствкрасноречие сердца — есть такое живое ощущение истины, такое сильное участие оратора в предлагаемом деле, что он, сам увлекаясь, увлекает и слушателей за собою.

(+7) Феофан после первых слов над гробом Петра не мог удержать слёз — и всё в храме зарыдало. — Цесарь слушает Цицерона и роняет из рук смертный приговор Лигария. — Антоний, требуя мщения, открывает окровавленную одежду Цесаря, и римляне содрогаются. — Марфа (в повести Карамзина), возбуждая ужас к рабству, бросает цепи, и народ терзает их... Сила чувства всегда производит ораторские движения.

§34. Убедительностькрасноречие ума — есть такая неотразимая сила и приятность убеждений, что мы против чаяния, против воли совсем неожиданно соглашаемся с мыслями автора. — Если красноречие ума соединится [12] с красноречием сердца, то нет почти сил им противиться.

(+8) Древние софисты и философы XVIII века вводили в заблуждение силою чувств и убедительностью, и, может быть, никто столько не соединял красноречие ума с красноречием сердца, как Ж. Ж. Руссо. — Были ли они красноречивы? Без сомнения. Но их красноречие есть мнимое, а не истинное и тем опаснейшее, чем труднее видеть змею под цветами.

Желание общего блага. Красноречие добродетели есть тот существенный признак, по которому узнаётся истинное красноречие, и отличается от мнимого. Пламенное желание добра, стремление к сей цели — вот благородный предмет истинного красноречия, достойный добродетели!

Красноречие ума и сердца могут заблуждаться, но красноречие добродетели как самая добродетель, как прекрасное (само по себе), остаётся истинным, неизменным для всех веков и народов. Кто умножил хотя одною полезною истиною счастье людей, приблизил их хотя на один шаг к добродетели, тот истинно красноречив. Заметим, что и мнимое красноречие желает казаться истинным, и, представляя вредное, хочет доказать, будто оно полезно. Так порок иногда принимает на себя вид добродетели.

§35. Истинное красноречие равно может быть и в прозе, и в стихах. Демосфен в разительных речах против Филиппа, Жуковский в незабвенном «Певце во стане русских воинов» равно красноречивы, равно достигают цели, спасительной для Отечества.

Мы ещё помним Москву в плену и в пламени, помним, как юные защитники, рыдая при виде горящей столицы, взывали с певцом:

Внимай нам, вечный мститель!
За гибель — гибель, брань — за брань,
И казнь тебе, губитель!..

кричали:

И жизнь и смерть — всё пополам!

и утешались приветами:

О други! Смерть не всё возмёт.
Есть жизнь и за могилой!..

Вот истинное красноречие, оживлявшее воинов в 1812 году.

(+9) Можно ли назвать истинным красноречием то, которое предлагает мысли, полезные для блага людей, но не имеет ни силы чувств, ни убедительности? Не знаю... но чувствую, что в нём есть основание истинного красноречия.

Много есть сочинений, уважаемых современниками и потомством единственно за добрую цель их, за прекрасное желание блага Отечеству или всем людям.

Истинно красноречивым может назваться тот, кто соединил красноречие ума и сердца с красноречием добродетели.

Мы любим мечты и в поэзии, и в прозе, если они невинны, и, приводя нас в восхищение, облегчают на минуту существенные горести. — Но мечты мнимого красноречия, влекущие в заблуждение, возмущающие покой людей, равно пагубны как в стихах, так и в прозе. Сенат римский два раза изгонял из своего града учителя красноречия; Людовик XVIII вынужен был закрыть кафедру словесности, ибо политические мысли всё ещё были предметом красноречия... Но в наше время и в нашем отечестве, кажется, в такие мечты впадали разве только молодые поэты по неопытности и тем давали повод обвинять поэзию, но прозаические писатели наши знают вред мнимого красноречия и с любовью стремятся к истинному.

V
Вкус. Гений. Талант. Способности писателя

§36. Вкус (sensus recti pulchrique. Quint.) «неизъясним для ума», — сказал Карамзин; «есть знание приличий», — говорит Лагарп; — есть какое-то лёгкое, эфирное, неприкосновенное для нас чувство приятности или неприятности при виде красот или безобразий в натуре и в искусствах.

Если вкус физический неизъясним, как же изъяснить нравственный? Но мы очень хорошо отличаем сладкое от горького, запах розы от дыхания полыни, чувствуя в то же время удовольствие или отвращение. Не так ли и вкус нравственный различает все степени красот и безобразий чувством приятного или неприятного? — Знаем также, что вкус физический дан всем, но иногда теряется и портится — неужели и нравственный?.. [13]

§З7. Не определяя вкуса, взглянем на его свойства и действия: 1) вкус врождён всем людям, хотя в разных степенях; 2) он различен до бесконечности, как самые физиономии; 3) здравый вкус, как здравый разум, один у всех людей; 4) он беспрестанно стремится к совершенству и требует пищи; 5) вкус раскрывается прежде разума, ещё в детстве и 6) имеет сильное влияние на образ жизни, мыслей и поступков.

Примеч. Из первого следует, что вкус не есть удел немногих, но свойствен всем, как способность говорить и думать. Из второго — что о вкусе никогда спорить не должно. Из третьего — что он следует общим началам, имеет свою теорию и, кажется, может составить науку, подобно логике, риторике, поэзии. Из четвёртого — что скука есть недостаток деятельности для вкуса. Из пятого — что он требует верного направления, иначе увлекает молодых людей в крайности: в энтузиазм и сентиментальность. Из шестого — что образование вкуса необходимо при воспитании.

§38. Вкус должен быть освещаем разумом, как природа — лучами солнца. В союзе с разумом вкус становится верным, здравым и достигает утончения и разборчивости.

Утончение вкуса состоит в лёгкости замечать такие красоты и недостатки, которые для обыкновенных глаз неприметны, и зависит от утончения способности чувствовать. (Но излишнее утончение здравому вкусу противно.) Разборчивость есть следствие счастливого соединения разума со вкусом. Разборчивый вкус не обманывается мнимыми красотами, определяет истинную цену каждой, различает их степени, свойства, действия, показывает, откуда каждая заимствует свою волшебную силу, и сам чувствует впечатление сих красот живо, сильно, но не больше и не меньше надлежащего.

(+10) Тонкий и разборчивый вкус, довольствующийся наслаждением прекрасного в природе и в искусствах, можно назвать бездейственным: он производит любителей искусства и критиков. Но тот же вкус, стремящийся сам создать своё прекрасное, идеальное, называется творческим: он производит гениев, таланты и способности.

§З9. Гений (Ingenium, quod nobis ingenitum est).

(+11) Гений (Ingenium, quod nobis ingenitum est) даёт нам такое высокое понятие о творческой силе ума, о высших способностях души, что я и определить его не смею. — Может быть, он есть частица божества, дерзающая в бренном подражать всемогущему.

Древние под именем гения воображали себе духа-хранителя места и даров человека. Новейшие под сим словом разумеют счастливое соединение всех способностей и сил души в возможном совершенстве...

Под сим словом разумеют счастливое соединение всех способностей и сил души в [14] возможном совершенстве. Гений заметен по необыкновенному воображению, проницательности ума, твёрдости рассудка и непреодолимому стремлению к деятельности. Все силы его сосредотачиваются в изобретательности, которою отличается он от умов обыкновенных. — Вкус без гения бывает, но гений без вкуса быть не может или будет чудовище. Бывают гении наук, искусств, войны и пр., но всеобъемлющий гений чрезвычайно редок, например, Пётр I.

§40. Талантом, дарованием, даром, (Diues vena. Hor.) называют сильное и счастливое воображение, соединённое с здравым умом и вкусом. — «Прекрасный союз дарования с искусством заключён в колыбели человечества; они братья, хотя и не близнецы» (Кар.).

Может быть, талант есть часть гения, полугений или тот же гений в низжей степени, с меньшими силами. Ему потребно больше образования, больше искусства. Его творения пленяют нас, но не поражают удивлением.

§41. Счастлив писатель, если небо в минуту рождения благословило его вкусом, гением или талантом и наделило чувствительностью, которая одна только имеет силу приводить нас в умиление.

(+12) Умилительное (само по себе) есть союз истины и красоты, очаровывающий нас трогательным благом, и всегда напоминающий о благе бесконечном. Например, сострадание. Но в какой степени желать автору чувствительности?.. Если столько, чтобы каждое творение его очаровывало нас и приводило в умиление, то сия чувствительность может быть опасна собственному его сердцу... Что же делать слабому смертному?.. Вооружить чувствительную душу свою твёрдостью... «Чувствительность может быть без дарования, но дарование без чувствительности не бывает» (Кар.).

§42. Писатель должен иметь образованный ум и сердце, должен основательно знать многие науки, чтобы понимать благо человечества, не заблуждаться в мнении о пользе людей и уметь находить средство к достижению оной.

Писателю необходимо основательное знание языка и правил его искусства как средства; необходимо знание философии для здравых и основательных суждений; истории для подтверждения примерами; нравственности для направления к благой цели; естественных наук для убеждения законами природы и пр., и пр. [15]

§43. Писатель должен знать нравы своего народа и страсти людей, ибо его писания должны действовать на современников и потомство.

(+13) Под словом нравы (ἤϑοι, mores) древние разумели не обычаи страны, не нравы оратора или слушателей, но то, что мы разумеем под словом дух времени, то есть все желания, опасения, надежды и ожидания современников. И в сём отношении они вымыслили баснь Сфинкса, предполагающего загадки. Сколько сочинений было и у них, и у нас, которые не разгадали сих загадок и поглощены Сфинксом!.. А под словом страсти (πὰϑοι, affectus) означали глубокое знание сердца человеческого — самую труднейшую и полезнейшую из всех наук опыта.

§44. Но важнейшая, необходимая способность писателя, начало и заключение всех прочих, без которой нет истинного красноречия, есть доброта его души, проникнутой верою; на ней основывается желание общего блага — красноречие добродетели.

(+14) Батюшков говорит: «Любовь и нежное благоволение к человечеству дадут прелесть его малейшему выражению, и писатель поддержит достоинство человека на высочайшей степени». Квинтилиан решительно сказал: «Nemo bonus Orator, nisi vir probus». А Карамзин повторил за ним: «Я уверен, что злой человек хорошим писателем быть не может».

VI
Происхождение письма — правил и всех родов прозы

§45. Человек в юности был поэтом. Словесность в колыбели соединялась с музыкою и пением. Величие творца, красоты создания, сильные чувства, великие события, самая нравственность и философия предлагаемы были в мере, для пения... мера и пение облегчали память и передавали мысли, чувства и события отдалённейшему потомству.

Справедливо заключают, что первые философы, моралисты, законодатели и учители рода человеческого были поэты. Они украшали истину цветами вымыслов и предлагали правила в мере стихов для того, вероятно, чтобы пленить воображение и удобнее напечатлеть в памяти. Ибо искусство писать было редко и малоизвестно.

§46. Изобретение письма (scriptura) было следствием образования языка. Оно гораздо позднее. До изобретения его употребляли памятники: столбы, кучи камней, насыпи, и «старец, указывая юноше на высокую могилу, повествовал о делах лежащего в ней героя» (Кар.).

(+15) Или употребляли знаки: так, Иденфирс, царь скифский, послал Дарию, далеко зашедшему в Скифию, птицу, мышь, лягушку и пять стрел. Это значило: если персы не обратятся в птицу и не улетят, или в мышь и не зароются в землю, или в лягушку и не станут прыгать по болотам, то им не избегнуть скифских стрел. [16]

§47. Первый шаг к изобретению письма было простое изображение предметов. Так мексиканцы донесли царю Монтесуме о прибытии испанцев, изобразив флот испанский в картине. Но отвлечённые предметы не изображаются, для сего взяли символы, то есть подобия. Например, глаз значил провидение, круг — вечность, лук со стрелою — войну, лестница у стены — осаду и пр.

Аллегорическое и символическое изображение предметов подвергалось переменам, сокращениям и произвольным знакам. Отсюда иероглифы и письмо китайцев.

(+16) Так, на одном египетском храме найден иероглиф: «младенец — старец — орёл — рыба — змея». Сии пять слов читают: входящий и выходящий (то есть в храм и из храма) помни, что бог не любит вражды.

§48. Второй шаг к письму было изображение не предметов, но одинаковых звуков голоса, складов (syllabaria). Сие изображение приписывают браминам. Наконец, изобрели несколько букв — величайшее и благодетельнейшее открытие для человечества. — Но эпоха изобретения и изобретатель не известны.

Письмо было известно в самое отдалённое время. О нём упоминается в Библии (Исход, гл. 17. ст. 14; гл. 24, ст. 4; гл. 34, ст. 27 и 28.). Греки и римляне приписывали сие изобретение финикийцам: Тауту, Кадму, Эвандру (Плиний Hist. Nat. LVC, 12. Лукан Phars. LIII, v. 220) Сперва писали на камнях, металле, дереве, коре, листьях папира, навощённых дощечках и пр. и употребляли резец, стиль, тростник, и пр. Направление письма было во все стороны: сверху вниз и наоборот, от правой к левой попеременно (браздами) и пр.

Сходство всех европейских букв показывает, что источник их один и тот же. Буквы обыкновенно изображаются для зрения, но могут быть изображаемы для осязания (например, выпуклая печать для слепых, или навязывание разных узелков, означающих разные буквы, на древесных лычках) и для слуха, то есть известная нота означает известную букву. Так можно говорить на инструментах.

§49. Люди несравненно прежде говорили, нежели знали правила, по коим говорят. Прежде были образцы поэзии и красноречия, нежели составили [17] им правила. Гений всегда производил сам собою и озарял мрак пустыни. Вкус наблюдал полёты гения и что находил в них согласного с натурою и разумом, то обращал в правила для неопытных. (Esse eloquentiam non ex artificio, sed artificium ex eloquentia natum. Cic.)

Греки из наблюдений составили правила языка и словесности. Они примечали, как слова в известных случаях изменяются — этимология; как соединяются для составления мыслей — синтаксис; как пишутся — орфография; и как произносятся — просодия. Сии наблюдения обратились в правила и составили грамматику. Таким же образом из наблюдений составились правила поэзии и риторики.

§50. С распространением искусства писать, открылось удобство соообщать мысли отсутствующим. Может быть, первое употребление сего искусства обращено было на памятники и на письма. Начало писем должно быть современно искусству писать.

Необходимость сообщать мысли отсутствующим есть потребность первого рода и вначале не составляла изящного искусства, но усовершенствование писем ныне достигло степени изящных произведений.

§51. Изустные поэтические предания, украшенные и возвышенные чудесным, переходили из рода в род и сохраняли память событий. Но опытные мужи начали отделять вымыслы от истины, чудесные украшения от действительных событий и положили начало повествованию, летописям, истории.

Повествования — исключая письма — самый древний род прозы. Он произошёл от поэзии и следовал за нею. Греки, после Орфея и Гомера, не имеют ничего древнее «Истории» Геродота. Римские, даже поэты Энний и Невий, писали историю Рима стихами, но их летописец Фабий Пиктор древнее всех прозаиков. У нас после баянов, перевода церковных книг и некоторых узаконений, нет ничего древнее Нестора. [18]

§52. Историки, повествуя о великих мужах и их подвигах, передавали и речи их обдуманные, обработанные. Пример историков, неравнодушных к красотам слога, возбудил внимание греков и заставил их обрабатывать свои народные речи, подал повод к ораторскому красноречию.

Так Демосфен — предание гласит — дважды переписывал «Историю» Фукидида и знал её наизусть, готовясь быть оратором.

§53. Распространение философии и способ Сократов учить сей науке подали повод к разговорам. Они по происхождению позднее, а по употреблению в наше время реже первых трёх родов прозы.

§54. Наконец, с умножением знаний, с распространением наук, с началом догматической критики явились учёные сочинения и книги, которые, распространив пределы прозы и обняв всё, не подходящее к первым четырём родам её, заключили все сочинения прозы.

(+17) Примеч. 1. Многие разделяют все прозаические сочинения по предмету и по форме, но всякому предмету можно дать всякую форму. Иные следуют естественному ходу прозы в том порядке, в каком, вероятно, явились все роды её один за другим. Но удобнейшая метода учения требует начинать легчайшим и постепенно переходить к труднейшему. Следуя сему правилу, частная риторика моя показывает: 1) письма, 2) разговоры, 3) повествование, 4) ораторство, 5) учёность, поставив себе правилом рассматривать: а) содержание, или предмет каждого сочинения; б) цель его; в) удобнейшее расположение или форму; г) главнейшие достоинства и недостатки; д) если род прозы — исчислять его виды; е) если вид — показывать лучшие сочинения и главнейших писателей.

Примеч. 2. При указании писателей начинал я с греков и римлян: они служат основанием. Всё сказанное об них едва ли составит один лист и почти не увеличивает книжки. — У новых народов ограничивался я одними именами славнейших писателей: всякая подробность вывела бы меня за границу моего начертания. При указании творений отечественных я должен был — при всей краткости — ограничиться только важнейшими и жалею душевно, что не мог говорить о многих писателях достойных, но утешаюсь мыслью, что об них узнают сами будущие соперники их, услышав от почтеннейших наставников или от молвы народной. Дополнять до современности есть дело преподавателя.

* * *

Примечания

  1. 160 год до Р. Х.
Содержание