Александра Фёдоровича Керенского я увидел впервые двадцатого декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года в обеденной зале санатория Олила. Нас познакомил присяжный поверенный Зацарёный из Туркестана. О Зацарёном я знал, что он сделал себе обрезание на сороковом году жизни. Великий князь Пётр Николаевич, опальный безумец, сосланный в Ташкент, дорожил дружбой Зацарёного. Великий князь этот ходил по улицам Ташкента нагишом, женился на казачке, ставил свечи перед портретом Вольтера, как перед образом Иисуса Христа, и осушил беспредельные равнины Аму-Дарьи. Зацарёный был ему другом.
Итак — Олила. В десяти километрах от нас сияли синие граниты Гельсингфорса. О, Гельсингфорс, любовь моего сердца! О, небо, текущеее над эспланадой и улетающее, как птица!
Итак — Олила. Северные цветы тлеют в вазах. Оленьи рога распростёрлись на сумрачных плафонах. В обеденной зале пахнет сосной, прохладной грудью графини Тышкевич и шёлковым бельём английских офицеров.
За столом рядом с Керенским сидит учтивый выкрест из департамента полиции. От него направо — норвежец Никкельсен, владелец китобойного судна. Налево — графиня Тышкевич, прекрасная, как Мария-Антуанетта.
Керенский съел три сладких и ушёл со мною в лес. Мимо нас пробежала на лыжах фрекен Кирсти.
Кто это? — спросил Александр Фёдорович.
Это дочь Никкельсена, фрекен Кирсти, — сказал я, — как она хороша…
Потом мы увидели вейку старого Иоганеса.
— Кто это? — спросил Александр Фёдорович.
Это старый Иоганес, — сказал я, — он везёт из Гельсингфорса коньяк и фрукты. Разве вы не знаете кучера Иоганеса?
Я знаю здесь всех, — ответил Керенский, — но я никого не вижу.
— Вы близоруки, Александр Фёдорович?
— Да, я близорук.
— Нужны очки, Александр Фёдорович.
— Никогда.
Тогда я сказал с юношеской живостью:
— Вы не только слепы, вы почти мертвы. Линия, божественная черта, властительница мира, ускользнула от вас навсегда. Мы ходим с вами по саду очарований, в неописуемом финском лесу. До последнего нашего часа мы не узнаем ничего лучшего. И вот вы не видите обледенелых и розовых краёв водопада там, у реки. Плакучая ива, склонившаяся над водопадом, — вы не видите её японской резьбы. Красные стволы сосен осыпаны снегом. Зернистый блеск роится в снегах. Он начинается мертвенной линией, прильнувшей к дереву, и на поверхности, волнистой, как линия Леонардо, увенчан отражением пылающих облаков. А шёлковый чулок фрекен Кирсти и линия её уже зрелой ноги? Купите очки, Александр Фёдорович, заклинаю вас…
— Дитя, — ответил он, — не тратьте пороху. Полтинник за очки, это — единственный полтинник, который я сберегу. Мне не нужна ваша линия, низменная, как действительность. Вы живёте не лучше учителя тригонометрии, а я объят чудесами даже в Клязьме. Зачем мне веснушки на лице фрекен Кирсти, когда я, едва различая её, угадываю в этой девушке всё то, что я хочу угадать? Зачем мне облака на этом чухонском небе, когда я вижу мечущийся океан над моей головой? Зачем мне линии, когда у меня есть цвета? Весь мир для меня — гигантский театр, в котором я единственный зритель без бинокля. Оркестр играет вступление к третьему акту, сцена от меня далеко, как во сне, сердце моё раздувается от восторга, я вижу пурпурный бархат на Джульетте, лиловые шелка па Ромео и ни одной фальшивой бороды… И вы хотите ослепить меня очками за полтинник…
Вечером я уехал в город. О, Гельсингфорс, пристанище моей мечты…
А Александра Фёдоровича я увидел через полгода, в июне семнадцатого года, когда он был верховным главнокомандующим российскими армиями и хозяином наших судеб.
В тот день Троицкий мост был разведён. Путиловские рабочие шли на арсенал. Трамвайные вагоны лежали на улицах плашмя, как издохшие лошади.
Митинг был назначен в Народном доме. Александр Фёдорович произнёс речь о России-матери и жене. Толпа удушала его овчинами своиx страстей. Что увидел в ощетинившихся овчинах он — единственный зритель без бинокля? Не знаю. Но вслед за ним на трибуну взошёл Троцкий, скривил губы и сказал голосом, не оставлявшим никакой надежды:
— Товарищи и братья…
Примечания
Впервые с подзаголовком «Истинное происшествие» в журнале «Красная новь», 1923, № 7, декабрь.