Смерть пришла в летний день, когда над Москвой шумели тёплые грозы. Он умер перед лицом всей полноты жизни, любимой неистово и упрямо, перед лицом сырой листвы, высокого неба, полевых трав, солнца, сверкающего над тучами и лесами.
Он умер перед лицом новой земли – богатой, чистой и прекрасной. Он не должен был сейчас умирать.
Осталось чувство сиротства, саднящее сердце.
Раненому человеку трудно рассказать связно о своём несчастье. Так же трудно сейчас писать о Горьком.
Смерть его ощущается почти так же, как сто лет назад ощущалась смерть Пушкина.
Это – внезапное личное несчастье для каждого, кто любит землю, поэзию жизни и простоту человеческих сердец.
Горький был нашей совестью, честностью, нашим мужеством и любовью. Как нельзя лгать ребёнку, так невозможно было забыть о строгости к себе, чистоте собственных помыслов и правдивости книг, когда судьёй и товарищем был Горький.
Он оставил нам традиции большой литературы, пришедшей из прошлых веков и уходящей в будущее.
Если мы нарушим эти традиции, если мы пренебрежём законами художественной правды, смелости обобщений, проницательности, внутренней писательской свободы, мы никогда не создадим литературы, стоящей на уровне эпохи. Тогда мы, как рабы, зароем талант свой в землю и пройдём над миром той угрюмой и скоро позабытой толпой, о которой говорил Лермонтов.
Горький был непримирим. Он жестоко бил по человеческой тупости, грубости чувств, дикости нравов.
Его жизнь и его старость были завидны и прекрасны.
Он знал высокое счастье никогда не устающей мысли, счастье зоркого глаза, веры в человека, счастье острой памяти и жадности к каждой жизненной мелочи.
Он знал и любил свою родину, и этому чувству мы должны у него учиться – чувству, сжимающему сердце и похожему на материнскую любовь, чувству, заставляющему нас всей силой своих помыслов стремиться к осуществлению весёлого и мудрого существования на земле.
1936
Примечания
Впервые под названием «Завидная жизнь» опубликована в «Литературной газете» 27 июня 1936 г.